***
Себастьян, не боясь смотреть в глаза этому созданию, постепенно шёл к нужной теме. Хины удивились, что человек так быстро нашёл с ним общий язык. Обычно это было присуще тем, кто исторически привык к компании лери, кто уже с детства знакомился с ними и хорошо знал повадки «войлочных» друзей. Ну, или недругов. — Получается, тебе надо остановить редкомаха? Увести его отсюда подальше? — в итоге сказал прочнокрылый, уже стоя на ногах перед охотником. Он теперь смотрел просто как робот, ожидающий команды. Все нужные данные для задания он получил. — Да. — Готово. Но только потом, когда я вылечусь, — неожиданно ответил строитель и тут же переключился из спокойного слушателя вновь в дикаря. По-птичьи двигая головой, он оглядел помещение, отчего секретарь немного испугался. Другой ихх встал рядом, чтобы в случае чего ответить лери разделочным кинжалом. Лишь Себастьян оставался таким же, как и несколько минут назад, и оказался прав в этом безмолвном разногласии, хоть сильнее всех хотел втащить существу, все старания над которым прошли даром. Было бессмысленно обижаться на того, кого во всей Радонии считали неразумным. Птах обошёл по периметру всю комнату, оглядев каждую турбинку, задержав и внимание на Тучке, почёсывающей ногтями свои уцелевшие участки шкуры. Только после тщательного изучения комнаты крылатый отправился наверх по лестнице, а уже там на то место, где впервые за столько лет своей жизни вновь заговорил. «Кажется, ушёл он», — проговорил один неслышимый голос. Крутой потолок над резервуаром, освещаемый глазами лери, еле заметно мерцал. «Да, по звукам слышно, — ответил голосу другой. — Но я не могла с ним связаться. Думала, это был один из тебя, тот, который глухонемой на приёмник. Но звучание, конечно, не то, совсем не то». «Там что, вправду был я? Я мог щебетать, как люди, верно?» «Да, говорил на их языке ты умело. Прямо, как тот лекарь. Он тут был, вылечил меня и тебя навестил. Я так за него рада — у него задание. А я тут… лежу, раненая». «Мне бы тоже задание. Чтоб размяться наконец, — немного взгрустнул водохлёб, — Как ты думаешь, а я могу научиться говорить ртом? А не только пить и пускать пар». «Я не знаю, как он это делал… Давай не будем мечтать, а попробуем позвать на помощь. Сколько здесь эйло?» «Пять эйло: четыре меня и одна хвостатка. Но и меня здесь было пять. Как-то один я стал слишком стар, но лекарь не пришёл забрать мой карат, и однажды я лопнул, в очередной раз загружая желудок. Затем того меня забрали люди, и с тех пор себя я не видел. Да, я бы хотел, чтобы остальным мне помог кто-то, но я так долго здесь жил, что мне важнее говорить с тобой, чем спасаться. Я жил грустно, я не мог говорить с кем-то кроме себя, смотреть на красивые виды, пока вода уходит из боков. И ещё на мне лежит кто-то прямо сейчас!» «Можешь его убрать? Я попробую сделать кое-что. Я освобожу себя и тебя, если меня услышит лекарь. Тот, щебечущий лекарь… наверное, он поблизости. Я боюсь, что отвлеку его от дел, но у нас нет выбора…» «Так ты можешь вернуть всё, как было?.. А-а, но… Нельзя же так сделать! Я не мог этого! Я с трудом верю, что есть хвостатка, что есть лекарь. Я не слышал этих слов достаточно долго, чтобы забыть о них». «Спокойно, спокойно. Если ты вчетвером вернёшься в стаю, то быстро всё освоишь». «Знаешь, от твоих слов уже захотелось отсюда выбраться, даже аппетит спал. Надо уходить налегке, а то я не смогу отсюда выйти. Там коридор, и я всё ещё помню, что он мне маловат…» «Не отвлекай меня! Я обрела связь и, мне кажется, лекарь меня слышит! Позову первого свободного. Если повезёт, он сможет добраться до этого места. Или хотя бы поможет советом». «А мне что-то делать? У меня нет антенн, люди не оставили. Без крыльев тоже, их очень жалко». «Мне тоже трудно, поверь, но сейчас нужно успокоиться. Не строй квадраты, лучше убери всех людей подальше, насколько можешь. Или отвлеки. На всякий случай. Чтобы лекарь не подумал чего-то не того». «Эй, а как же испарить всю воду?» «Сдуешься. Раз в жизни можно и потерпеть». «Жаль, конечно. Я бы повалялся ещё. Скажи лекарю, если я буду упрямиться… Но я готов. Почти». Ирланду так бы и спал дальше на мягкой туше, прогревающей всё его тело. Треугольнички с бархатными сторонами были хорошей подстилкой, баюкало и мерное бурление где-то в недрах существа, пока то не начало шевелиться. Водохлёб предупредительно похлопал себе по бокам, чтобы эти волны дошли до хина. Затем сильнее, и уже вздрагивала вся туша. «Если я случайно раздавлю кого-нибудь из них, меня могут наказать. Оставят без воды очень надолго. Что делать? Это существо не уходит». «Пусть лекарь его снимет. Я ему всё рассказала, что знаю». «Нет, постой… Тут ко мне подошли». «Слышу я». — Вот, не лежится тебе спокойно, бочка ненасытная, — секретарь взял эйло за руку и царапнул шкурку рукава. «Оно повреждает, мне неприятно. Но за что? Я же ничего не делал». — Да что возиться с ним? Давайте на другого его переложим, — другой ихх посмотрел на соседнюю турбинку, которая была вдвое меньше. Но и та начинала шевелиться, так же беспокойно, как и первая. — Блин, твари. Вы ж без антенн, кто вами двигает? — голос всё больше становился тревожным. — Да они взбесились, — согласился человек, глядя, какими активными вмиг стали лери. Все, кроме Тучки. Бескрылые распускали хвосты, переворачивались с брюха на спину, кто мог это сделать, и обратно. Будто пытались выбраться после долгих лет бездействия. И конечно, об рину позаботились прежде всего, забрав его с туши. Этот, самый мясистый эйло, будучи ещё не в силах подвинуть своё грузное тело, топорщил веерный хвост, раскрытый от растянутой шкуры, и просто переставлял руки с ногами, но в итоге успокоился и прижал их к себе. А другие существа уже испытывали самый настоящий страх, ведь этого они точно не ожидали. Себастьян отвёл всех в самый дальний угол, но, что делать дальше, не знал никто. Все просто ждали чего-то, сгрудились в кучу. Даже не обменивались словами. И так всё было ясно. Гарпуны вряд ли помогут, если все водохлёбы разом высвободятся из своих ячеек и захотят отомстить тем, кто заключил их здесь. А там наверху попытки разобраться с эйло выглядели бы ещё более смехотворно. Всё грохотало, да так, что мужчина проклинал свои уши, не похожие на хиньи колоски, которым всё было нипочём. Судя по звукам, улицы наводнял хлам, и, возможно, если уцелеет подвал, то выбраться из него будет трудно. Может, поэтому так волновались турбинки. Все хотели жить, но они ничего не могли поделать с этим. Чуть ли не родные братья сейчас могли завалить их беспомощные тела железным мусором. Никто о них и не узнал бы, не услышал. И тогда выжили бы лишь те, кто сумел подняться в воздух на своих крыльях, на том, что радонийцы считали проклятием. Это было бы иронично, не будь это так пугающе. Где-то были дома тех, кто зажался сейчас в этом углу. А возможно уже на их руинах, где-то там наверху, копошились неумолимые «птицы», как падальщики, ищущие последний уцелевший клочок, чтобы его уничтожить. Ирланду не проронил ни слова. Он пока совсем ничего не понимал, но страх топорщил его гриву и поджимал брюшко. Троллейбусорог говорил, что лери никогда не причинит лери вреда. Похоже, всё-таки скоро будут исключения… «Идёт! Идёт!» Хины вздрогнули, услышав с лестницы шаги. Лёгкие и непринуждённые, они точно принадлежали крылатому существу. Он сам вскоре вышел, показавшись на глаза. Его привлекало всё здесь, особенно собратья, на которых было нельзя взглянуть без шестигранников. Но это же тот самый эйло. Тот же цвет глаз, стелющиеся плащом крылья, «медицинский набор» на затылке и характерные повадки. И оранжевый платок… Осмелившись, рину вышел из укрытия, радостно попискивая: — Ветерок… Он выглядел как щенок или котёнок, дождавшийся хозяина. Иххов это насторожило ещё больше, и один из них снова взялся пастью за хвост Ирланду, предупредив его. «Ветер» с интересом рассмотрел существо, как будто увидел его впервые. Но лери его интересовали гораздо больше и он направился к ним, игнорируя всех тех, с кем былой лекарь обязательно бы поздоровался. Но теперь он был совершенно нем. — Неужели это… Джеспер? — тревожно прошептал Себастьян.***
Голос?! И с чего возник образ этого эйло в голове? Высокий, мощный и какой-то медный даже. Джеспер не имел ни малейшего понятия, что бы это значило. — Слушай лучше не меня, а редкомаха, — продолжала вещать спокойная речь, — тогда ты быстро найдёшь своё место. «Человеку» удалось вырулить и отвести своё тело подальше от стаи. Йохансен планировал в медленном потоке, держась руками за голову, в которой и раздался этот загадочный голос. — Никто не может здесь говорить со мной, — тараторил себе лекарь. — Приёмник шалит. Ты справишься, Джес, тебе всего лишь показалось. Лети туда! И он понял, что эйфория дикости наконец отступила, так, что можно было распознать собственные слова. — Нет, гляди, что он творит, — раздался внезапно уже второй голос, принадлежавший, по образам, большому медлительному и ртутному «птаху». — Звуки странные издаёт, а нас не слышит. Если с головой чего не то, так на земле надо было оставаться. — Да я тоже таким страдал, когда с детьми жил. Может, проводим его? — добавил тот же голос, что услышал Джеспер впервые. — Эй, вы… Где вы?! — выкрикивал лекарь в пространство, надеясь обнаружить говорящих лери. В стае были даже такие, как и он? Ведь лишь трезвый разум был способен победить мнимые голоса, которым здесь просто неоткуда было взяться. А если нет, то хотя бы отделить то, что мерещится, от реальности. Но нет… крылатый ясно слышал голоса, доносящиеся от стаи. Голоса-песни, голоса-трели. Но они были так сложны, что проносились целыми композициями сотни «инструментов», а не простыми песенками. Летящие переговаривались друг с другом, и каждую мысль почтальон мог разобрать отчётливо. Как необычно и радостно… Как красиво! Чья-то рука тронула волосы, перебрав их и тут же пропав. Сизошкурый тотчас встрепенулся, начав осматриваться в поисках того, кто это сделал. И на это среагировал второй голос: — Ну хотя бы звуки он слышит. Давай, отгоняй его крыльями. Джеспер повернул голову набок, чтоб не мешали перы — наверху уже никого не было. Но почтальон шарахнулся в сторону от чего-то большого слева, да так, что чуть не врезался в другого пернатого, хлопнувшего стальными крыльями. Первым, на кого уставился во все глаза мелкокрылый, оказалось какое-то сказочное существо со светло-розовой, отливающей васильковым, полосатой шкурой и размашистыми огромными крыльями и хвостом. Йохансену понадобилось время, чтобы сообразить, что это всего лишь один из видов лери… — Вот так, он уже отходит, — турбинкоподобный эйло махнул своей рукой, казавшейся просто спичкой на фоне его жирной туши. — Ты особо не размахивай, а то полоснёшь по кому-нибудь ненароком. — Я слежу, не переживай, — ответил длиннопёр, как Туман называл всех стайных птах — строителей. Но этот «крылатый муравей» был здесь один. Хотя ничего не приковывало его к своему ряду. Легко было заметить, что эйло поменьше летали ближе к центру стаи, а тому, на которого взглянул ещё раз лекарь, самое место было бы с краю. Это была не турбинка. Это была полноценная большая «турбина»! Просто цистерна с крыльями, «лапками» и небольшой головой на длинной шее. Тело держалось в прочной шкуре, лоснившейся на свету глаз сородичей. Располагаясь зигзагом, широкие полосы на ней образовывали галки по сторонам туши. Поджатые ноги, нет, задние лапы, могли похвастать длинными птичьими пальцами. Более-менее они вписывались во внешний вид гиганта. А руки… зачем этой химере были нужны настолько похожие конечности? И ещё такая голова. Джеспер уже не чувствовал себя самым ужасным порождением «зловещей долины». И всё это ещё могло как-то летать. Вообще ужас! Махал широкими крыльями гигант довольно часто, каждый взмах с усилием держал тяжёлое тело. Если сателлита можно было сравнить с самолётом, то здесь был целый вертолёт. И всё равно, хоть в этом мире были более щадящие условия для таких полётов, но в такое верилось с трудом. И как на земле такой эйло вставал на свои тоненькие лапки? Но было интереснее узнать, что у него внутри занимало так много места. Ответ напросился сам, как только Джеспер считал имя «цистерны».***
«Освободи водохлёба и меня. Мы сами уйти не можем, все сильно ранены». Приподняв и вновь опустив антенны, молчаливый пернатый врач подошёл к одной из туш и опустился на колени близ её головы, которую скрывала металлическая стенка. Теперь уже нет. Ловкими движениями лезвия скользнули по замку, с громким лязгом вывернув его и превратив в острые куски. Водохлёб опомнился не сразу. Ещё несколько секунд он светил глазами в воду, прежде, чем лекарь с щелчками расцепил перы-переходники с проводов. Он притянул за них голову эйло, изогнув его шею колесом. Врач промигал ему что-то глазами, после чего бережно отпустил. И разбухшая туша пришла в движение. Задирая хвост, грузный эйло прополз немного задом, и всё это сделал в первую очередь для того, чтобы рассмотреть своё собственное тело. Даже свобода не была так соблазнительна для него сейчас, как вид собственного «желудка в шкуре». Печалило лишь отсутствие крыльев и своя неповоротливость, это помешало бы уйти отсюда. Но последнее сейчас было возможно исправить. Лекарь ещё раз взялся за голову эйло, подняв её над водоёмом, и раскрыл ему рот, куда тотчас же запустил пару мгновенно затупившихся лезвий. Ещё немного, и наружу из глотки существа, как из шланга, вырвался поток тёмной воды. Под сильным давлением она покидала свой резервуар. Сквозь зубы жидкость разлеталась мелкими капельками, покрывающими глаза турбинки. Вода возвращалась обратно в нишу-поилку, в то время как объём лери стал заметно уменьшаться. Треугольники на шкуре всё узились, пока не сомкнулись своими же краями, исчезли. Лекарь оставил немного пищи этому несчастному, чтобы ему хватило на первое время. Оставаясь полноватым, почти, как Ричард в то же время, водохлёб приподнялся и, как птица, лёг на полу, вытянув цилиндрическое тело и подняв длинную шею. «Как я счастлив, не передать словами, — промигал он. — Как хорошо. Я видел себя! А я могу уйти отсюда? Теперь да?» Остальные просто наблюдали за этим, как эйло, так и радонийцы. — Это не он, — прошептал кто-то из последних. — Эх, если бы какая другая ксола носила платки. Точно Джеспер… только уже вряд ли тот, которого мы видели вчера. Кое-кто всё-таки вышел из убежища и мелкими шажками подбежал к длиннокрылому существу, уже приступившему к следующим эйло. От прикосновения к своей шкурке телендорский «Джеспер» насторожился и распростёр крылья, будто заслонившись от своего друга. Или просто обознавшегося незнакомца? — Это смело, Ветер. Но не забывайся, пожалуйста… Ответь мне, подай знак, давай по-доброму, — прочирикал встревоженный рину, который, с одной стороны, был рад возвращению пернатого, но, с другой, чем-то насторожен. Хвост ходил ходуном. И как только фермер коснулся мордочкой сизого приятного войлока, то отдёрнул голову назад. Он отошёл подальше, а инстинкт прижимал к земле, заставляя прятать уязвимое брюхо. Рину подождал, пока его друг закончит со своим делом, и тогда снова подошёл, потёрся об ногу. Реакция только огорчила. Ирланду не на шутку перепугался, когда увидел пятигранники, сами со страхом взирающие на неизвестное им существо. Лекарь приподнял напряжённые крылья и пятился, его перы сами собой приготовились защитить своего хозяина. И всё без всяких слов, лери открывал рот разве что от удивления. Он ещё и защищал турбинку, откатив её на несколько шагов подальше, где бескрылый сам пристроился в уголке. Живая бочка хотела что-то сказать — пыталась поймать взгляд того, кто его выручил. Лекарь был пока слишком занят. Но маленькое создание не отставало, зрачками вырисовывая в своих глазах перетекающие фигуры. — Я твой друг, Ветер, — уже скромнее, теряя надежду, проговорил маленький хин и прилёг на пол снова. — Не узнаёшь? Стоило Ирланду подняться и шагнуть в сторону «друга», тот ещё больше проявил недоверие. — Ну очнись ты! — нервно крикнул хин прямо во взъерошенный клубок перьев и металла перед собой. — Не видишь, что ты дичаешь?! Стоило произнести это, кто-то взял его за хвост. Чтобы не случилось непоправимое. Макара боязно, сам топорща гриву и кисточку хвоста, оттаскивал фермера подальше. Ирланду понял и сам пошёл к остальным, а успокоившегося лерского доктора подёргал за хвост кто-то другой. Пребывая ещё в шоке, эйло резко оглянулся, но его зрачки успокоились, когда он увидел тушу водохлёба позади. «Не бойся, они ушли. Сейчас я тебя сдую», — лекарь похлопал по боку турбинки и даже ласково приобнял её. Просто он хотел её успокоить, даже не смотря на восьмигранники, которые видел перед собой. Он желал быть сильным защитником, даже если им нужно было притворяться. «Нет-нет, глянь. То мелкое диковатое существо не опасно. И то, побольше, и то, похожее на нас, тоже, — перечислил их бескрылый по тем признакам, которые были понятны собратьям. — Я не помню, чтобы они причиняли мне вред, но я слышал их голоса. Значит, они тут были. Им до меня нет дела, не волнуйся». «Их я не видел, уж извини. Откуда мне знать? Пойди к водоёму, давай не будем терять время». Туша снова двинулась, перетаскивая себя к открытому барьеру. Лери боязно прижимал к себе голову, когда снова видел это место, и даже чувствовал щелчки в голове. Даже то, что трепетный лерский защитник, словно родитель, находился рядом и следил за всем вокруг, не снимало этой боязни. «Ну так, расскажи, как ты лишился крыльев», — взяв под мышку голову водохлёба, лекарь запустил перы тому в рот, чтобы разжать глотку. «Это сделало что-то, о чём не знает никто из меня. Каждый раз, когда я впервые наклонялся к этой воде, над моей шеей что-то опускалось, и я не мог выбраться, мог только пить и испарять. После этого мне срезало крылья, замотало чем-то мягким ладони, из-за чего я не мог ничего впитать, чтобы вернуть их. Лишения заменили мне тем, что скрепили разрядку с проводами, я мог в любое время отдавать энергию. И поначалу… да, я был счастлив, всё было замечательно. А через несколько лет мне надоели эти условия. Играть, общаться с лери я здесь не мог, разве только со мной, — «похудевший» эйло вытер рот от влаги, когда лекарь с ним закончил. — Спасибо, дружок, что вытащил меня отсюда. Ещё немного, и я бы перестал даже работать, до того мне наскучило любимое дело. Представляешь?» Он начал разминаться после долгой лёжки, а безмолвный гость, посматривая на органических созданий, думал, что может и вправду не стоило так беспокоиться за водохлёбов. Он хотел пойти высвобождать других, но его внимание сосредоточилось на небольшом ручейке воды, текущим вниз с лестницы. «Так, подождите пока. Скажи себе другим», — оглянулся врач, предупредив бескрылых. И пошёл наверх, по этому следу. Не ему одному было интересно, откуда бежал этот поток. — Я щас, — шепнул быстро секретарь и выскочил из убежища. Он как можно быстрее добрался до ниши, где находился большой ползунок с ручкой. Схватив ручку зубами, ихх продвинул голову вперёд. Ему давалось это с трудом, но установка как раз была рассчитана на существ с сильной шеей и пастью. Отдышавшись, завропод побрёл обратно бесшумным шагом, обходя любопытных освобождённых турбинок. Те впервые за столько лет видели такое интересное создание. Ихх немного подразнил водохлёбов, что-то пропищав им и поглядывая на то, как они зашевелились. — Уже до трубы добрались, козлы, — сообщил он своим, когда достиг укромного угла. — Как бы не закоротило.***
— Обращаюсь к ртутнобрюху. Это ты издаёшь сигнал? — не отрывая взгляд от больших квадратных глаз, сизошкурый пустил пару простых слов со своих антенн. — Всё ясно, — ловко подлетел ближе прочнокрылый переливчатый эйло, и Йохансена будто подхватила воздушная волна. Почти не махая крыльями, он чувствовал себя лёгким бумажным самолётиком, которому для полёта нужно было только чуть-чуть водить хвостом. Всё остальное делал мощный поток ветра, тянущийся с края огромной стаи. Справа летел строитель. Хоть он был небольшим, однако его взмахи лекарь чувствовал прекрасно. Стальные перья свистели по воздуху. Но не стоило терять время, рассматривая этих двоих. Мелкокрылый решительно вылетел вперёд, намереваясь двинуться к стае… И тут же кто-то прочно схватил его за пояс, как Туман когда-то держал птенца, желая выучить его полёту. Строитель прижал худого лекаря к себе, как будто летя с ним в обнимку. И из этой мёртвой хватки тоже не представлялось возможным выбраться без жертв. Пойманный сизый птах понуро сложил крылья, дожидаясь чего-то. Говорить что-либо он пока не осмеливался. Стеснялся. «Ну и что я им скажу? Наверное. Наверное… Эх, тупая моя… тупой мой карат. Конечно Туман-Голубок-Редкомах оградил себя от меня. Я так глупо попался. О чём я думал, когда летел сюда?» И вдруг в голове снова зазвенел всё тот же первый голос, раздававшийся совсем рядом: — Молоденький этот дружок ещё слишком: пуглив, не образован, возможно, не развился ещё. Агх, ну сдалось редкомаху брать в стаю кого попало. Моя очередь лететь скоро, я ведь не успею малыша до земли проводить. Вдруг он вернётся? Не поймёт же ничего! Будет тут, как заноза, болтаться, ещё и столкнёт кого-нибудь! — Это, редкомах и не брал кого попало. Может дружок неуверен просто, — ртутнобрюх опустил голову, начав изучать Джеспера наощупь, весьма необычным пером. — Выглядит нормально, посмотри. Гибкий шланг, растущий меж антенн на затылке существа, блестел звеньями, а венчался он какой-то кистью. Или, скорее, изящной клешнёй. Её четыре длинных лепестка, сложенные в бутон, разомкнулись, а затем прошлись по лицу и груди «молодого» эйло, перебрали его перы, как пальцы, и собрались обратно. Парусокрылый обернул свою «руку» вокруг шеи. Видимо, чтобы не мешалась в полёте. — Угу, понял. Но надо вернуть его с небес на землю. Объяснить, что это задание не для новичков, — пел строитель, отдаляясь от стаи с лекарем в руках. Ртутонос, как называли того эйло хины, полетел следом. Крылатые обменивались фразами, взяв курс на руины, всё отдаляясь от стаи и напевая «наивному малышу» простенькие песенки. И было немного забавно осознавать, смотря на здоровенного парусокрыла, что он так тоненько пищал, как маленькая птичка. И только сейчас, через эти простые сигналы, до Йохансена наконец дошло — всё, что он сейчас слышал, ему вовсе не показалось. Антенны доносили до него неслышимые человеческому уху голоса лери, настолько стремительные, что вряд ли бы кто другой успевал бы их прочесть. Голос стаи — как на ладони, приёмник разделял каждый диалог и каждое слово в бурном потоке общения. Ещё недавно немые существа настолько подробно и живо говорили, что, казалось, это невозможно, как полёт того ртутного «бочонка». «Может, и я так могу? Я раньше точно не понимал этого. И неужели Тучка говорила со мной как с ребёнком?!» Тут прояснилась ещё одна истина: вожак сплетал все разумы, пропускал через себя сигналы, и, заодно, переводил всё для всех. Такой подход мог помочь крылатым новичкам освоиться в этом непростом мире. Редкомах был на тот момент чем-то вроде сервера, подключившего к своему приёмнику больше тысячи крылатых. Одним из них как раз и был тот маленький птенец… «Надо же, Туман. Туманчик. Как же ты был непрост. Если бы знали в Радонии, какой ты. Раньше я тебя использовал, а теперь ты всё-таки подчинил меня своей чёртовой песней. Ты просто телендорская машина, игрушка Виндоверы… Хм, как и я». Какое-то необычное чувство охватило сизошкурого. Он смотрел на город, ощущая его просто большой свалкой, но и о людях он тоже помнил. Своё тело: он помнил, каким оно могло быть, как у людей, тёплое, требующее твёрдой различной еды, это была история, которую не выкинуть. А тут была холодная кровь, плотная шкура и текущий по телу ток. Тут была другая реальность. Дул в лицо ветер, полётом можно было не только достигать цели, им можно было наслаждаться. Голос звучал, и свой и электронный. Никому не принадлежала эта пташка, и даже своего большекрылого воспитателя она не обязана была слушать до последней ноты. «Лекарь» и «человек», может, просто вышли на компромисс? Джеспер не ощущал своего былого раздвоения. Был только он сам теперь. Он один, а те двое, кажется, слились с ним воедино в какой-то незримый момент. У лери тоже была душа, у человека — инстинкты. «Надо всего лишь собрать мысли, и тогда я достучусь до них. Вот так… Вот… Ну…» — Этот я в порядке! — сказал Джеспер доходчиво, вооружившись знаниями корнотеку. — Растерялся просто. С каждым мной бывает! Он чувствовал себя ребёнком, который сказал своё первое осознанное слово. Но, кажется, его отлично поняли! — Смотри-ка! Заговорил! — радостно пропел ртутнобрюх. — Не сигналит, как птенец! — Да он и не птенец вовсе! — отозвался длиннопёр, «имя» которого уже прочитал лекарь. Этим почва была прощупана. — Я, ну, немного птенец. В смысле, я подросток. Кое-что уже понимаю и хотел влиться в ваш дружный коллектив, так сказать, — продолжил Джеспер, смелее перебирая фразы у себя в голове. — Как тут можно к редкомаху пробраться? Просто у меня, вот досада, одна проблема, — хитрил он, — никак не могу его песню поймать. Мне бы взглядом, что ли, с ним встретиться. — Ты что! Не надо пока, — заставив лекаря поворчать про себя, толстый эйло вскинул антенны, ненадолго ослабив клешню на своей шее. — Ты прямо как маленький. Он очень занят, на его антеннах сейчас все эти эйло, — он обвёл взглядом край огромной стаи, — и только благодаря этому мы так умело летаем все вместе. Если песня закончится прямо сейчас, это будет просто кошмар! — Хм, тогда мне бы просто найти здесь своё место. За компанию поработаю в паре с кем-нибудь, как начинающий. Но сам я тут не разберусь, так что мне требуется чья-то помощь. Например, ваша, — эйло посмотрел на обоих, те, кажется, не возражали. — Ну что, сложилась картинка? — Нет, всё-таки странно, что ты его не слышишь, а нас на ура! — сильные руки прочнокрылого наконец выпустили хрупкую птаху в свободный полёт, а сам лери продолжил. — Я не дружок, но точно знаю, что такого просто не бывает. Ты мне об этом рассказывал, кстати говоря. Мелкокрылый встряхнулся, уверенно расправив опахала, как только почувствовал воздушную подушку под собой. Выровняв полёт, он ловко выскочил меж собеседников, которые разворачивались обратно: — Значит, есть исключения, иначе бы я не столкнулся с этим. Вылечил бы, но все дружки… другие я сейчас заняты, что я поделаю, — и указал пальцем на себя. — Понял я, понял, — ответил строитель, лязгнув металлическими лентами за головой. — Не грусти, эта огромная свалка не останется без моего многочисленного внимания. Полетишь со мной, поищешь раненых в округе. — Но позволь уточнить, это не совсем свалка — здесь внизу очень много детёнышей, и я боюсь, как бы вы их не повредили своими заданиями… Или они вас… — Ты к кому обращаешься во множественном числе? — удивился медный лери. — Длиннопёр — это я. Меня есть много особей, но это всё я один. «Да уж, люди не справятся с этим роем одного "тебя", что говорить о других. А если справятся, то жертвы будут катастрофическими. Кого жалеть, кого жалеть…» Тем временем тройка облетела стаю вокруг, двигаясь в воздушном потоке. Другие крылатые постепенно удалялись друг от друга, чтобы освободить дорогу таким же, кто летел сейчас справа от Йохансена. И одновременно с этим раздался голос, образно, как из громкоговорителя: — Первый путь длиннопёра, заготовь обломки верхнего яруса с территории, которую я тебе указал, — под эту трель на город медленно спланировала сотня-другая бронированных строителей. — Мне пора, — смотрел на собратьев оставшийся в небе птах и тоже начал снижаться, — Знаешь, дружок-пирожок, если редкомах так сказал — значит, так и надо. О детёнышах я позабочусь. Мы с ними аккуратно обходимся и хламом не завалим. — Мы? Кто это «вы»? Ты здесь один, — передразнил сизошкурый зная, что у него было достаточно на это времени. — Мы, он имел в виду, — подхватил ртутнобрюх, — все лери всех имён. Например, он и я. Даже, если никто мне в приёмник не отозвался, я всё равно под своё брюшко гляжу, чтобы не сесть на вас случайно. И всегда я слежу за тем, что происходит вокруг, особенно внизу. Всегда!.. Ай! — раздалось вместе со звонким стуком, видимо, по шкуре. Трепыхнувшийся внизу прочнокрыл задрал голову наверх, и в стёклышко ударила блестящая капля, которая тут же скатилась, как горошина. Затем ещё и ещё…