Контрибуция

За последующий остаток дня Тони, как и ожидал Эктор, успел как следует накрутиться. Нервничал, ожидая вечера, поминутно смотрел на часы (Эктор несколько дней назад по его просьбе вывел циферблат на электронную панель в стене). Хотя, если подумать, чего ему было так уж бояться? Ни секс, ни близость с Эктором ему не в новинку, что такого страшного может случиться вечером? Вряд ли аккериец снова обойдется с ним, как в первый день после лагеря, скорее наоборот, постарается загладить вину, исправить прошлое негативное впечатление. Значит, будет не больно. А при определенном настрое у пленного и усилиях со стороны хозяина, может быть даже хорошо, причем обоим. Тони теперь гораздо меньше боялся Эктора, чем в самом начале, почти перестал шарахаться от неожиданных прикосновений, прикрывать голову при каждом резком движении в свою сторону. Позволял себе капризничать и пререкаться, хотя с оглядкой на реакцию, конечно. Но в ожидании вечера волновался так, будто это был его первый секс в жизни. Со своей невинностью Тони таскался до семнадцати, главным образом из-за нерешительности: недостатка в потенциальных партнерах не было. Взрослых он боялся, парни-сверстники отсеивались, как только понимали, что «сразу и без затей» здесь не выйдет. Но потребности есть потребности, не говоря уже о влиянии окружения, где все уже давно и со всеми, и Тони свою нерешительность все-таки преодолел, предварительно напившись и в итоге так и не поняв всеобщего воодушевления по поводу этого процесса. Справиться со страхом получилось, но торопливая подростковая неловкость и болезненные ощущения сквозь алкогольный дурман никуда не делись. Словом, впечатления остались смешанные и не сказать, что слишком приятные. И теперь Тони интуитивно ждал боли и неловкости, как в первый раз. Усугубляло все поведение Эктора: тот будто нарочно вел себя, как ни в чем не бывало. Звал по имени (полным, всегда полным именем, так больше нравилось), дотрагивался невзначай, за обедом, передавая чашку, и потом, когда лежали и смотрели сериал. Эктор чуть пододвинулся, уронил голову ему на плечо, явно напрашиваясь, чтобы его погладили. — Уже вечер? — Тони отпрянул, панически метнулся взглядом к циферблату на стене. — Хм, нет вроде бы… А что? — аккериец даже удивления подпустил в голос, почти натурально, как будто это Тони что-то запланировал на вечер, а ему не сообщил. — Н-ничего. Про себя Тони решил, что «вечер» наступит в девять часов. Удобнее было мандражировать вокруг конкретной цифры. В восемь он закрылся в санблоке и проторчал там почти час, подготовился, еще раз перебрал хозяйские таблетки, но принимать ничего не стал. Потом вернулся к Эктору. Тот убрал комм, в котором залипал последние пару часов, но переходить к активным действиям не торопился. — У тебя не найдется чего-нибудь выпить? — с надеждой спросил Тони. С алкоголем все было легче. Надеялся, что прозвучит игриво — вечер, пара бокалов для настроения… романтика, как на Острове. Но получилось нервно, как обычно. Эктор не пил с тех пор, как забрал его из лагеря. И кроме солидного количества пустых бутылок, уже утилизированных, другого алкоголя Тони в его доме не видел, но был еще подвал, забитый всякой всячиной, в том числе продуктами впрок. Тони надеялся, что что-нибудь все-таки найдется. Эктор тяжело посмотрел на него. Тони покраснел, опустил глаза. «Отлично, думает, что я хочу напиться, чтобы ничего не чувствовать или вообще отключиться. Наверное, это обидно. Черт!» — Здесь так тоскливо, если одному, — заговорил вдруг аккериец. — Особенно зимой. А отпуск у меня в основном зимой. Сначала отсыпаешься, смотришь сериалы, книжки читаешь, отдыхаешь от людей. А через неделю уже выть хочется, — голос его звучал глухо и в самом деле тоскливо, так что Тони живо представил, что стало бы с его собственной психикой, если бы его закрыли в таком вот домике одного хотя бы на неделю. Аккерийским военным стоило бы посочувствовать. Тони уже давно размышлял над тем, что в таком жилище (и шире: в такой стране) человек не может быть счастлив. А Эктор продолжал: — Иногда пригласишь кого-нибудь, но это надо, чтобы близко жил и отпуск в одно время. А у меня и так друзей не много. Хорошо, с Матиасом почти всегда совпадает, но все равно… Полгода мечтаешь об отпуске, месяц-полтора отдыхаешь, а потом ждешь, когда уже опять на службу. Выпивка у нас дорогая, но без нее совсем никак. Так что, боюсь, я уже выпил все, что было, а жалованье теперь только в конце месяца. — Я понял. Извини. Тони на всякий случай опустил голову. Хозяин притронулся к нему, положил ладонь на запястье, погладил большим пальцем, повел выше. Тони развернул предплечье чувствительной внутренней стороной, делая прикосновение более интимным. Эктор понял, наклонился, чтобы коснуться уже губами, повторить языком линии вен. Разделся и лег пленный сам. Эктор, тоже освободившись от одежды, устроился сверху, оседлал его бедра. — Уговор помнишь? — наклонившись, спросил тихонько, целуя в уголок губ. — Который? — заморгав, уточнил пленный. — Если что-то не так, говори сразу. Тони кивнул. Ему уже было «не так», но он молчал, закрыв глаза, вытянув руки вдоль тела и позволяя аккерийцу делать, что тому вздумается. Все ведь нормально, разве нет? Эктор не торопится, деликатничает, следит за реакцией… «Не сразу, так в процессе» — так он обещал. От точных и нежных прикосновений к чувствительным местечкам по телу проходила мелкая электрическая дрожь, вроде щекотки и покалывания одновременно. — Все-таки решил отдаться, как девственница на поругание? — шепотом поинтересовался Эктор, чуть прикусывая его мочку. — Хотя самому хочется. Тебя же уже повело, едва я притронулся. Уже и губку прикусываешь, и глазки заблестели… А признаться и самому поучаствовать — что? Стыдно? Вряд ли; ты, когда в настроении, сам и не такое вытворяешь… Может, просто вредничаешь? — Да… да пошел ты! — зло выплюнул Тони. В глазах защипало от слез. — Трахай уже быстрее, еби, как хочешь, и отвали! Он заерзал под аккерийцем, перевернулся на живот, сцепив пальцы на затылке. Плевать, потерпит, не сахарный. В прошлый раз как-то выдержал, не умер ведь, и в этот раз выдержит. Хуже уже точно не будет. И плевать, что закрыта дверь, под рукой нет комма и нельзя просто сказать «нет» и уйти… Хамить только, наверное, не надо было… Но Эктор, хочется верить, все-таки не такой мудак, чтобы отыграться таким паскудным способом, сделать больно специально, правда? Тони прикусил простыню. Плечи ломко вздрагивали. Эктор оглядел его, выругался по-аккерийски и слез, вытянулся рядом. — Как с тобой сложно, — вздохнул он, впрочем, беззлобно. Сложности аккерийца привлекали. На Острове Энтони тоже дался не сразу, сперва пару дней устраивал представления с «не хочу» и «передумал», провоцировал. У Эктора были сомнения на счет заявленного возраста (суланец выглядел младше) и подозрение, что мальчик ему встретился совсем без опыта по этой части. Можно было отступиться от него, такого проблемного, выбрать другого — вокруг было полно веселых и на все согласных, за подарки или за так. Но Эктору глянулся именно этот. Не отступился, не давил лишнего, обхаживал, отгонял Матиаса с его пошлыми шуточками и в итоге получил желаемое. Желаемое не разочаровало. Девственником Энтони не был, но оказался и не слишком искушенным, приятно узким внутри и очень отзывчивым на ласки. Многое было ему в новинку, но он соглашался попробовать почти все, что предлагал старший партнер, кроме минета и эротических фото. Эктору было обидно, что суланец абсолютно ничего не делает, чтобы вернуть их отношения в прежнее обоюдно-приятное русло. Хотя это в его же собственных интересах! Эктор готов был и подождать, сколько необходимо (ждал ведь неделю), и поухаживать, и поуговаривать, если партнеру это нужно. Хотя необходимости особой не видел — секс ведь уже был, причем не раз. Но если бы Тони внятно и по-хорошему попросил, Эктор бы пошел ему навстречу. Но к истерическим выкрикам, которыми пленный его удостоил, прислушиваться не стал. Если сейчас разложить и отыметь, как хочется (пусть пленный и сам напрашивается), это немногим будет отличаться от прошлого паскудного раза. Да и хотелось на самом деле другого. Аккериец осторожно погладил любовника по напряженной спине, потерся щекой о вздрагивающее острое плечико. Потом развернул пленного лицом к себе. Тот уже чуть успокоился, поняв, что прямо сейчас ничего ужасного с ним делать не собираются. — Опять предлагаешь мне заняться телепатией? — спросил Эктор. — А как же уговор? «А ты думал, легко трахать травмированных?» — мрачно и про себя поехидствовал Тони. — Меня трогали. Не в лагере, раньше, — произнес он, едва разлепляя губы и прикрыв тыльной стороной ладони глаза. — Наши? — тяжело уронил Эктор. — Нет, дома еще… Мне тринадцать было. Эктор был четвертым человеком, кому Тони решился рассказать, после мамы, психолога и еще одного бывшего, Дэрека, с которым было все серьезно. Как Тони и ожидал, лицо аккерийца вытянулось, а взгляд опасно потяжелел. Возраст согласия в Аккрее и Сулане различался на пять лет, соответственно существенно различалось и отношение к связям с несовершеннолетними. Несмотря на то, что Эктор, как и большинство мужчин, находил определенную привлекательность в сексе с юным, неопытным и (если уж совсем честно) зависимым партнером, мысль о совращении или, тем более, изнасиловании ребенка не вызывала в нем ничего, кроме отвращения и негодования. — Только трогали, больше ничего… не успели, — поспешно добавил пленный. — Но испугался я здорово. И до сих пор… иногда. Эктор взял его за руку, сжал, без слов поощряя к продолжению. История, в общем, была глупая и довольно обычная. Сцепился с мальчишками в парке (теперь уже не помнил из-за чего), ему разбили губу. Шел домой, злой и расстроенный, и случайно задел мужчину, который говорил по комму. Извинился, хотел пойти дальше. Тот удержал за локоть. Спросил, как зовут и что случилось. Тони рассказал. Потом поговорили; новый знакомый (представился Мартином) утешающе погладил по спине, угостил кофейной пастилой в карамели и пригласил к себе. — Зачем пошел? — не удержался Эктор. — Если он уже в парке начал руки распускать? — Интересно было, ясно? — буркнул в ответ Тони. Аккериец явно пытался натянуть его историю на собственные реалии, поэтому решил, что Тони — такой малолетний идиот, что не догадался, зачем его зазывают в гости и чего на самом деле хотят. Все он понимал. Поэтому и пошел. Оправдываться перед хозяином Тони не собирался, но все-таки попробовал объяснить: — У нас нормально к этому относятся. Наоборот, здорово считается пораньше попробовать... — Ясно. Дальше что было? Ряд подробностей Тони опустил, потому что Эктор явно плохо реагировал на них: кривился, скрипел зубами, даже стояк почти спал. Рассказы о том, как его любовника шесть лет назад раздевал и лапал на диване другой мужчина, аккерийца явно не возбуждали. — Я думал, что контролирую ситуацию, понимаешь? Что если не понравится, просто скажу «нет» и уйду. — Что пошло не так? — Пришел его партнер. Вернулся с работы, посмотрел на нас… так спокойно, знаешь, как будто каждый день у них какой-нибудь мальчик. Как будто они так и договаривались. И этот, второй, закрыл дверь на ключ-карту. То есть ни изнутри, ни снаружи не открыть без нее, а карту убрал к себе. Вот тогда я испугался. У Тони пересохло во рту, язык и губы занемели, двигались с трудом. Он еще больше сжался, попытался подтянуть под себя ноги. Эктор, чуть поколебавшись, все же обнял его, прижал к себе, стараясь ободрить и успокоить. Сопротивления это не вызвало. Пленный продолжил: — Они стали трогать меня вдвоем и обсуждать, как будут меня трахать — куда сначала и кто первый. Меня не спрашивали, просто между собой говорили и смотрели тоже друг на друга. Я стал повторять, что хочу уйти, но они не отпускали. Только стали говорить, что мне понравится, что все это делают в моем возрасте, и чтобы я не боялся… Тони опять передернуло, он замолчал. — И что ты сделал? — Я сказал, что мне нужно предупредить маму, что я задержусь. И… у меня опять закровила губа, я взял комм и вышел в ванную, оттуда позвонил матери и попросил меня забрать. Она приехала минут через пятнадцать. — Им что-то было за это? — хмуро поинтересовался Эктор. — Нет, ничего… Мама сначала хотела вызвать полицию, из-за ссадины. Но я сказал, что меня ударили мальчишки в парке. И мы просто поехали домой. Им бы все равно ничего не было, они ничего не нарушили, не били, не угрожали… Мартин проверил у меня документы… ну, перед тем, как полез мне под одежду, убедился, что уже можно. Последнюю фразу аккериец никак не прокомментировал, только чуть покраснел и закусил губу. На Острове, на второй день знакомства с Тони, он сам заглядывал в его документы примерно с той же целью: убедиться, что тот не врет на счет возраста и не будет никаких неприятных правовых последствий, когда дойдет до близкого контакта. Тони об этой «проверке» не знал, аккериец влез в его вещи тайком и, конечно, не собирался теперь в этом признаваться. Если подумать, что-то такое, слегка настораживающее, пробивалось в поведении Энтони уже тогда, на Острове, только Эктор не обращал внимания. Но теперь припомнились, как парень нервничал в присутствии Матиаса (абсолютно беспричинно, тот после одной настойчивой просьбы друга вел себя по отношению к суланцу очень корректно) и как психанул, когда Эктор просто поинтересовался на счет возраста согласия в Сулане… Если бы знал, что у мальчика такие ассоциации, не провоцировал бы лишний раз… — Так… я тебе напоминаю кого-то из тех уродов? Поэтому ведь решил рассказать? — сухо, старательно выжав из вопроса всякое выражение, спросил Эктор. Тони испуганно подобрался. — Нет! Не ты! — воскликнул поспешно. — Наоборот, я до тебя вообще взрослых… в смысле, кому лет тридцать-сорок, боялся. Теперь уже не так… Просто… сама ситуация, понимаешь? Аккериец серьезно кивнул. — Понимаю. Ну, тогда, полагаю, все не безнадежно. Над сложившейся ситуацией можно работать, — он ободряюще улыбнулся пленному. «Во всяком случае, над твоим к ней отношением».