Контрибуция

Эктор накрыл себя и пленного одеялом, размеренно продолжал поглаживания — спина, бок, плечо, но не спускался ниже пояса. Тони доверительно жался к нему. Возбуждение схлынуло, но не то чтобы Эктор намеревался отказываться от заявленного плана на вечер. Но раз уж разговорились… теперь ему было над чем подумать и чем крыть откровения суланца. — У меня был… похожий эпизод в юности, — произнес он, непривычно растягивая слова. Это не было его любимой темой для разговоров. Но то, как суланец удивленно распахнул свои очаровательные голубые глазки, определенно того стоило. — Нежелательное внимание со стороны старшего, по возрасту и по званию. Сначала он предложил мне по-хорошему, я отказался, тоже достаточно вежливо. Но он не успокоился на этом: продолжал домогаться, подкарауливал… Правда, мне тогда было семнадцать, относительно сознательный возраст. Я мог сопротивляться, дать отпор. И я четко понимал, что то, что он пытается сделать — незаконно. — Как ты поступил? — тихо спросил Тони. Он почему-то не сомневался, что Эктор легко решил эту проблему. Просто не мог воспринимать своего хозяина как жертву, даже со скидкой на возраст. — Донес на него в политотдел. Там заинтересовались, начали копать… Выяснились несколько менее безобидных эпизодов, я был не единственным, кто от него натерпелся. Как видишь, уроды есть везде. — Что с ним сделали? — при упоминании политотдела суланец непроизвольно вздрогнул. Ассоциации были неприятные. — Не знаю, — небрежно бросил Эктор. Но губы чуть тронула улыбка. Как минимум предположения о судьбе обидчика у него явно были, причем приятные. — Я его больше не видел и очень этому рад. — Ты не пытался выяснить? — усомнился Тони. Эктор с его дотошностью не смог бы пустить все на самотек. — Было не до того. Закончил обучение, потом сразу война, год просидел в плену, когда вернулся… — Погоди, ты был в плену? — Тони тут же вскинулся, приподнялся на локте, требовательно заглядывая в лицо хозяину. — Как? Когда? — В составе колонны снабжения, когда мы пересекали… Но суланец не дослушал, он уже посчитал. — Закончил обучение; значит, в восемнадцать, это четырнадцать лет назад, то есть в пятьдесят шестом году, это Девятидневная война, так? — зачастил невнятно и припечатал уже совершенно уверенно, почти обличительно: — Ты был в плену в Сулане! — Да, — спокойно подтвердил Эктор и чуть улыбнулся. — Знакомая история, не находишь? — Почему… почему ты раньше не сказал? Тони все никак не мог уложить это в голове. На Острове он как-то спрашивал у аккерийца, бывал ли тот в Сулане — была отличная возможность поделиться такой немаловажной деталью ранней биографии. Но Эктор то ли соврал, то ли отвертелся чем-то неопределенным. — А зачем? Раньше у этой информации не было шанса улучшить наши отношения. Эктор мягко попробовал уложить пленного в прежнюю позу, головой на свое плечо (уж очень хорошо тот лежал минуту назад), но парень не дался. Аккериец моментально понял, что сейчас будет; худое тело пленного под его руками знакомо напряглось, закаменело, предвещая истерику. — И… что теперь? — отчаянно выпалил Тони. — Ты поэтому ведь меня..? — не договорил, захлебнулся на вдохе. — Отыграться решил? Эктор почувствовал, что злится. Очень. Даром что обещал не бить — но тут прям захотелось. Вмазать разок, не сильно, для прояснения сознания… Вот только вряд ли это поможет. — Да! — рыкнул аккериец, усилием воли переводя агрессию в вербальное русло. — Именно поэтому! Обожаю отыгрываться на пленных, особенно заморенных младших лейтенантиках вроде тебя! Я ведь именно этим, по-твоему, занимаюсь, да? Мучаю тебя, издеваюсь, а, еще собираюсь изнасиловать, само собой… Может, было бы лучше с другим хозяином, а? Тони предсказуемо реагировал на окрики, резкий тон в свой адрес — обычно просто жмурился и зажимался весь, словно ожидал побоев. Ну и как можно злиться на него такого, если себя только что поймал на той же мысли? Эктор несильно сжал его пальцы. Все в порядке, никакой угрозы. Тони рискнул приоткрыть глаза. — Нет. Не лучше. Прости, — произнес он тихо, быстро облизнув побелевшие губы. «Он не думает так обо мне на самом деле, — напомнил себе Эктор, гася внутри гневную вспышку. — Это какая-то защитная реакция, как в тот раз, когда заговорили про Матиаса. Он знает, что на самом деле все не так, но все равно говорит эти вещи, чтобы проверить меня. Или спровоцировать». — Ладно, — вздохнул аккериец, — слушай. Я год провел в тюрьме. Ваше правительство отказывалось признать нас военнопленными, потому что официально Аккрей не вступал в войну; мне грозило от трех до шести лет за незаконное пересечение границы, но наши в итоге разобрались с этим и вытащили нас. Не было никаких злоупотреблений, если тебя это беспокоит. Был спортзал, книжки… я неплохо подтянул суланский, чему рад до сих пор. В целом, не самый плохой год в моей жизни. — Что может быть хуже, чем плен, тюрьма? — недоверчиво протянул Тони. — Много чего. Кхадарская граница, например, — по лицу аккерийца мелькнула тень от явно неприятных воспоминаний. Куда более неприятных, чем все, о чем он упоминал до этого. — Но в восемнадцать мне и правда казалось, что потерять целый год — трагедия. — Ты должен ненавидеть суланцев, — пряча глаза, произнес Тони. — Кто сказал, что должен? — резковато возразил хозяин. — Вопреки распространенному мнению, ксенофобия крайне мало представлена в нашей государственной идеологии. Я ровно отношусь к большинству суланцев, — он замолчал, потом потянулся поцеловать пленного в лоб и прибавил после небольшой паузы: — Естественно, кроме тебя. Ты мне очень нравишься и очень важен для меня. Тони почти физически ощутил, как тяжело аккерийцу далось подобрать последние слова. Неуклюжее и неловкое признание, но на большее тот вряд ли способен. Но спасибо хотя бы на том, что не стал задвигать про любовь. Этого Тони бы точно не выдержал и наделал бы глупостей, опять. Немного полежали рядом, молча. Затем последовал предсказуемый вопрос: — Ты ненавидишь аккерийцев? Меня тоже? Первая часть прозвучала полуутвердительно, вторая — настороженно, как будто Эктору действительно был важен ответ. — Тебя — нет, — подумав, честно ответил Тони. — Хорошо, — аккериец заметно приободрился. — Матиаса? Он тебе сделал что-то плохое? — Нет. — Того парня с твоего курса? Тони не сразу сообразил, кого хозяин имеет в виду, а догадавшись, воскликнул: — Филипа?! Нет! Он вообще в Сулане с двух лет живет! Ой… — он осекся от внезапного беспокойства, — Эктор, а что теперь с ним будет? — С твоим однокурсником? Не знаю. Ничего, наверное. Ну, в смысле, на общих основаниях. Он же гражданин Сулана наверняка. Вот к родителям его могут быть вопросы… Хотя, семнадцать лет прошло, если не военные, там уже все сроки давности прошли. Не волнуйся. Потом как-нибудь могу повыяснять. — Угу. Тони с Филипом не то чтобы дружил; так — общались периодически в компании как сокурсники. И упомянул он этого парня в разговоре с Эктором всего один раз и мельком, когда зашла речь об эмиграции. Родители Филипа бежали из родной страны в один из «закрытых» периодов. На суланско-аккерийской границе всегда все было непросто, открытой она бывала, в среднем, год-два на декаду, причем препоны устанавливала именно аккерийская сторона. Это, а также то обстоятельство, что из десяти незаконных пересечений границы восемь были из Аккрея в Сулан, а не наоборот, свидетельствовало, по мнению Тони, о превосходстве Сулана во всех социальных сферах. Тони так и заявил Эктору как-то раз, во время пьяного обострения чувства национальной гордости. Подобные эпизоды за время их совместного отдыха на Острове мелькали раза два-три. Было очень великодушно со стороны аккерийца не припоминать пленному ни одного из них. — Значит, выяснили: ты ненавидишь всех аккерийцев, кроме тех, с кем спишь, с кем дружишь и кто ничего тебе не сделал, — подытожил Эктор. — Ничего страшного не вижу в такой позиции. Тем более, в твоем положении. У меня самого, как видишь, все обошлось без последствий, но я понимаю чувства, о которых ты говоришь. «Для него это обычная ситуация, — запоздало понял Тони. — Иметь пленных, рабов. Самому попадать в плен. Воевать. Нехорошо, но… у него такой образ жизни. Он правда не видит ничего страшного в том, что было с ним и что происходит сейчас». И на счет «понимаю твои чувства» пленный тоже сомневался, но предпочел отмолчаться. Аккериец, не дождавшись ни возражений, ни позитивного подкрепления в ответ на свои слова, решил продолжить: — С тобой делают что-то неправильное, а ты в этот момент теряешь контроль, становишься беспомощным… Я, наверное, никогда не пойму, зачем тринадцатилетние идут в гости к незнакомцам или зачем некоторые правительства начинают войны ради рейтингов, — он поморщился брезгливо, но поймал взгляд пленного и быстро исправился, — но я понимаю, что ты здесь не виноват. Я вижу, что тебе плохо, и понимаю теперь, почему. Это вопрос контроля и безопасности. Тебе необходимо иметь власть над ситуацией, всегда иметь решающий голос. Сейчас у тебя отобрали такую возможность — не я, обрати внимание! — и тебе сразу кажется, что ты не в безопасности и с тобой хотят сделать что-то плохое. Хотя это не так. Ты же со мной. Последние слова аккериец выдохнул тепло и томно, подминая-обнимая пленного, целуя в шею и оглаживая. — Ты собираешься сейчас меня трахать? — замерев в кольце его рук, безнадежно спросил Тони. — Хотелось бы, да. — Не надо. Я… не хочу сейчас. Мне будет очень плохо, если ты меня заставишь, — чуть срывающимся голосом, но спокойно и внятно, как от него и требовалось, произнес пленный. — Не буду значит, — легко согласился Эктор. — Заставлять. Но предложить можно? Тони не понял, что это значит, но догадался, что трахать его все-таки будут. Эктор опять поцеловал его, теперь в губы, глубоко, но без грубости. Он вообще действовал достаточно деликатно (что, разумеется, не отменяло самого факта принуждения). Тони зажмурился, как в прошлый раз, и снова попытался настроиться на нужный лад. Не столько для собственного удовольствия, сколько для хозяина — чем быстрее тот получит свое, тем быстрее все закончится и его оставят в покое, правда? У него не укладывалось в голове, как Эктор может снова делать с ним это, после того, как они так поговорили, после всего, что Тони ему рассказал. Но у того, похоже, все замечательно укладывалось. Аккериец на секунду оторвался от любовника, чтобы достать с полки тюбик с лубрикантом. Тони всхлипнул, потому что было еще рано — он еще толком не возбудился, даже не расслабился. — Тише-тише, — тут же успокаивающе зашептал Эктор, снова принимая его в объятия. Смазку пока отложил на край кровати. — Остановишь в любой момент. Но дай хоть шанс тебя заинтересовать? Утром у меня ведь получилось. «Ага, остановишь в любой момент, только не сейчас, и потом тоже не надо», — желчно подумал Тони, но хозяин не дал развить эту мысль; принялся ласкать настойчивее, не переставая при этом говорить — какой Тони красивый, какой нежный, как приятно быть с ним… Положительный эффект от этого был. Тони никогда не отрицал, что Эктор — внимательный и умелый любовник, с ним бывало очень хорошо. — Помнишь наш первый секс? На Острове, — словно уловив его мысли, теплым, ласкающим шепотом напомнил аккериец. — «Сулан возраст согласия»? — мстительно подколол Тони. Он знал, что Эктор о другом, просто не мог удержаться. До дела у них дошло на второй день знакомства, в гостиничном номере — Тони, уже полностью раздетый, валялся на спине, облизывал губы и трогал себя, а Эктор, одной рукой стягивая шорты, второй набирал запрос в коммуникаторе. Тони взбеленился настолько, что у него перегорело всякое желание трахаться, моментально. Возмутило недоверие к его словам, ну и выбранный момент, естественно. — Нет, не этот, — если Эктор и смутился, то ничем, кроме легкого смешка этого не выдал. — Потом, на пляже. Помнишь, как тебе понравилось, ты говорил, что хотел бы, чтобы я был у тебя первым… Тони много чего говорил под влиянием момента, да и впечатлить его тогда было довольно легко. — Как бы это было? — спросил он, поддерживая «игру». — Будь ты первым? — Нежно и не торопясь — как тебе нужно, — томно промурлыкал Эктор. — Я бы подготовил тебя, помог расслабиться… я знаю, что ты волнуешься в начале, не торопил бы тебя… Ты позволишь? Доверишься мне еще раз? — Только не больно… — пискнул Тони, позволяя. — Подвинься чуть-чуть… да, на край, вот так, умница. Эктор подтянул его к изножью кровати, приподнял под бедра, вынуждая согнуть и раздвинуть ноги, а сам опустился на пол, на колени. Едва Тони подумал, что тут очень не помешает подушка под задницу, как партнер подсунул под него свернутое одеяло. Тони чувствовал себя открытым и беспомощным, ему все еще было немного боязно, но и сладко тоже, уже самому хотелось, чтобы хозяин сделал что-то существеннее поглаживаний. Цепочка коротких поцелуев по внутренней поверхности бедра, прямо к паху, ощущалась продолжением прелюдии, но Тони правда не догадывался, что Эктор собирается делать, пока тот не взял его член в рот. Пленный не то охнул, не то вскрикнул, сперва больше от неожиданности: Эктор и раньше делал для него такое (всегда по собственной инициативе), но чтобы захотел повторить теперь — не равному, не свободному, а рабу… даже поверить было сложно! Аккериец с чмокающим звуком выпустил его головку и нарочно медленно провел языком по стволу, явно наслаждаясь и процессом, и эффектом. Тони застонал, выгибаясь в лопатках, заметал головой. Ему не сосали бог знает сколько времени, да еще так умело и с энтузиазмом… А от осознания кто это делает, мозг грозил не то расплавиться, не то взорваться фейерверком. Эктор старательно вылизывал его член по всей длине, периодически вбирал глубоко, не забывая одновременно ласкать пальцами мошонку и промежность. В какой-то момент Тони, не удержавшись, вскинул бедра, толкаясь глубже в горячее доступное горло, хоть и помнил, что так делать нельзя. Эктор тут же прервался, бросил сердито и резко: — Так, я делаю тебе приятно, а ты не трахаешь меня в рот, это ясно? Он все сделает сам, только без подстегиваний в виде толчков или рук на затылке — этого он очень не любил. — Прости-прости… — взмолился мальчишка с неподдельным раскаянием, — продолжай, пожалуйста. Эктор продолжил, скользя упруго сомкнутыми губами вверх-вниз, и одновременно протолкнул в любовника скользкий от смазки палец, сразу нащупывая нужное чувствительное местечко. Тони вскрикнул от интенсивности ощущений и закусил ребро ладони, стараясь сдержаться, но потом сообразил, что это ни к чему, можно хоть голос срывать — никто, кроме хозяина, все равно не услышит. Все, что с ним делали, казалось безупречно правильным и нужным в ту самую минуту. Минет и стимуляция простаты прекрасны сами по себе, а в сочетании производили и вовсе умопомрачительный эффект. Тони не заметил момент, когда в него втиснулся второй палец, просто стало вдруг еще плотнее и приятнее, как будто именно этого и не хватало для полного кайфа. Парень скулил, выгибался, комкал простыни и все-таки умудрялся держать в голове, для чего хозяин его разогревает. — Все, сейчас кончу… — задыхаясь, предупредил он. Но Эктор вместо того, чтобы остановиться, наоборот ускорился, работая ртом и массируя внутри в едином ритме, пока мальчишка не выплеснулся. Глотать аккериец не стал (от стресса, скверного питания и лагерных препаратов здорово горчило), неаккуратно сплюнул, вытер припухшие от усилий губы и забрался на кровать, к пленному. Обнял, ловя и разделяя сладкую послеоргазменную дрожь и приятную слабость, потянулся поцеловать (суланец обычно не брезговал). Но вместо ожидаемого «спасибо», а еще лучше благодарственных нежностей, Энтони выдал возмущенное: — Ну и нахрена? — Что нахрена? — Дал мне кончить! Теперь же больно будет! — Больно будет что? — откровенно забавляясь, поинтересовался Эктор. — А… не волнуйся об этом, я уже сам справился. Тони удивленно распахнул глаза, бросил быстрый взгляд вниз, на его пах, словно не поверил словам. — Почему? В смысле… зачем? Ты же мог… Конечно, Эктор мог в любом случае. Мог поставить его на колени, запихнуть член в глотку, потом нагнуть и отодрать сзади — и еще разное, в любых позах и комбинациях, на что фантазии хватит. Имел право как хозяин. Но если уж решил действовать по-хорошему, без насилия, почему не воспользовался возможностью, почему не взял, когда пленный был готов, и согласен и ждал этого? Тони не понимал совершенно. — Захотелось сегодня вот так, — аккериец безмятежно и блаженно улыбался. — Но если тебе хочется члена, дай мне минут двадцать и… — Нет, я уже без сил. Вообще, — поспешил заверить Тони (совершенно искренне). И прибавил, будто сомневаясь: — Правда все уже? — Все-все… Я в санблок ненадолго, укройся пока. Эктор оставил его на пару минут, требующихся, чтобы по-быстрому привести себя в порядок, Тони слегка дрожащими руками развернул одеяло, закутался, окончательно приходя в себя. Эктор вернулся, лег рядом. Серьезно констатировал: — Тебе надо больше фруктов есть, кстати. Только натуральных. — Тебе, значит, тоже, — лениво отозвался пленный. — Однозначно… через две недели начислят жалованье, смогу позаботиться о тебе как следует… Поболтали еще немного ни о чем, потом Тони начал дремать. Время было еще детское, но парень явно утомился. Эктор гладил его по светлой макушке, почти уверенный, что этой ночью обойдется без приступов. И наклонившись для поцелуя, прошептал уже засыпающему пленному: — Видишь? Ничего плохого не случается, если довериться мне.