Контрибуция

Хотя разговор о Питере прервался весьма приятным образом, тема для Тони не была закрыта. Он хотел узнать подробности расставания Матиаса с его прежним рабом. И не только из любопытства, а чтобы понимать, на что может рассчитывать сам. Поэтому, дождавшись подходящего момента, он снова вернулся к своим расспросам. — Матиас, я вот чего не понимаю: ты сказал, что Питер к тебе в конце концов привык, что у вас было обоюдно все и вы даже ролями менялись… Так что потом случилось? Почему ты от него отказался? Аккериец глубоко вздохнул и заговорил медленно, подбирая слова и выражения: — Потому что… мы пришли к форме сожительства, которая устраивала его, но перестала устраивать меня. Я говорил, что собирался его приручить… была у меня такая фантазия. Добиться его доверия, чтобы научить его получать кайф от секса, как все. Но в итоге это все равно был «секс по договору». Ему это не нравилось по-настоящему, даже если он испытывал оргазм. В активной роли ему было повеселее, чем в пассивной, но… ненамного. Я думаю, ему в принципе не подходит секс с мужчиной. Вот просто не его. Меня, к примеру, никогда не влекло к женщинам, совсем. — Меня тоже, — вставил Тони. — Ну вот. А у него — наоборот. Бедняга, конечно. Надеюсь, ему дальше в жизни повезет, найдет себе того, кто ему нужен… В общем, я начал уставать от секса без эмоций, без желания с его стороны. И решил, что ему будет лучше у Инари. Или хотя бы не хуже... Инари — сложный человек, но он не плохой хозяин. Я сказал ему, что парень — классный массажист, но в постели его использовать — не лучшая идея. «То есть, просто надоело. Пока надо было совращать, уговаривать, преодолевать сопротивление — было интересно, а как только парень окончательно свыкся со своим положением, сразу стало пресно и скучно. Но хотя бы честно в этом признается». — Ты жалеешь, что купил его? — спросил Тони. — Нет, с чего бы? Все было путем, никакой трагедии. Я получил новый опыт, он — тоже. Уж точно для него было лучше ложиться в постель с одним адекватным мужчиной, чем каждый день обслуживать хрен пойми кого в дешевом борделе. Тони хотел было прокомментировать правомерность употребления слова «адекватный» в данной ситуации, но прикусил язык. Матиаса надо оценивать в сравнении с другими представителями его социального круга, на фоне остальных аккерийских военных он вполне себе лапочка. — Я пока жил с Эктором, все время себе это повторял, — проговорил Тони. Матиас удивленно поднял брови, как бы говоря: «Да? А ты-то с чего?» Он как будто был уверен, что нынешний статус Тони никак не влияет на его отношения с Эктором — любовники и любовники, как на Острове. — Тебя в любом случае не продали бы в бордель, — заметил Матиас. — Во-первых, ты офицер. Офицеров всегда стараются в частные руки пристроить, если нет прямого указания поступить иначе. Во-вторых, на твоем досье пометка «склонен к неповиновению и аутоагрессии» жирным красным шрифтом горела. Второе для Тони сюрпризом не было, в лагере в первые недели он и правда начудил. А вот первое… почему Эктор ни разу ему этого не сказал?! Например, в самом начале, когда Тони страдал паническими атаками и накручивал себя мыслями о том, что могло с ним произойти, но не произошло — вот тогда у Эктора была хорошая возможность успокоить его хотя бы на этот счет. — Что ж, это радует… — пробормотал пленный. А потом все-таки решился. Дальше уже некуда откладывать. — Матиас, как ты думаешь, что будет, когда Эктор вернется? — В каком смысле: что будет? — аккериец весьма натурально изображал идиота. «Специально так делает, чтобы я психанул, и он мог отвертеться от разговора» — подумал Тони. — Мы с тобой трахаемся, пока Эктор в столице, — терпеливо напомнил он. — Что будет, когда он приедет за мной? Мы ему скажем? — А ты ему еще не сказал? — без особой надежды поинтересовался Матиас. Мысль о том, что он поступил как мудак, когда начал спать с любовником своего лучшего друга, к Матиасу, конечно, тоже пробивалась. Но ввиду свойственной ему инфантильной легкомысленности он ловко умудрялся ее игнорировать, вплоть до прямо заданного суланцем вопроса. Матиасу очень хотелось, чтобы Эктор и Тони выясняли свои отношения сами, без претензий к нему. Это ведь у них друг с другом были какие-то договоренности, от Матиаса требовалось только приютить парня у себя, приглядывать за ним и не обижать самому. — А с чего мне говорить Эктору, что я трахаюсь с его лучшим другом?! — закричал пленный. Матиас закатил глаза, мимикой как бы говоря «разве я виноват, что у вас не свободные отношения?» Потом серьезно сказал: — Есть два варианта. Либо ты Эктору и дальше ничего не рассказываешь — если уверен, что сможешь скрыть и не расколешься за пять минут. Но имей в виду, если он меня прямо спросит, я врать не буду. Расскажу все как было. И второй вариант — если понимаешь, что скрыть все-таки не сможешь. Тогда лучше сказать как можно раньше. Вот, например, сегодня. Я его знаю подольше тебя… лет на двадцать. Он мужик вспыльчивый, но отходит быстро. Пусть лучше в столице еще узнает, будет больше времени успокоиться. Тони с самого начала понимал, что скрыть измену у него не получится. Эктор прекрасно его знает, видит, когда он пытается что-то скрыть. (Вспомнить хотя бы тот случай с антидепрессантами, которые Тони тайком получил от Ричарда и спрятал в подвале). Эктор догадается обо всем как только утащит Тони в койку (а это, зная его, произойдет прямо с порога, в качестве приветствия), а может и еще раньше — просто по его лицу, реакции на возвращение любовника. — Если он откажется от меня, что тогда? — спросил Тони. — Да не откажется! Что ты истеришь? Он и не с такими… — Матиас вовремя проглотил слово «шлюха», — полигамными ребятами встречался. Матиас сам был довольно свободных взглядов и не видел ничего страшного в том, чтобы перепихнуться на стороне, даже формально находясь в постоянных отношениях. Он изменял Инари, когда жил в его доме, а потом изредка занимался с ним сексом «по старой памяти», когда у генерала были уже новые мальчики. И ничего особо зазорного в этом не видел. Эктор позиционировал себя иначе — как строгого собственника и приверженца традиционных форм партнерства, что не мешало и ему периодически впутываться в отношения с людьми, категорически не подходящими для моногамии. Суланец об этом может и не знать; но Матиас хорошо помнил период, когда Эктор жил фактически в любовном треугольнике: он сам, его любовник и половина политотдела. — Матиас, мне нужна гарантия, что если Эктор не захочет или не сможет меня забрать, то я смогу остаться здесь, с тобой, до конца срока, — твердо сказал Тони. Матиас ему обязан, черт побери! Хотя бы это! — Что меня не вернут в лагерь, не продадут кому-нибудь еще. Ты можешь мне это пообещать? Еще три месяца. Ты знаешь, я не буду тебя напрягать. — Ты? Не будешь напрягать? — съязвил Матиас, но увидев выражение лица пленного, тут же исправился: — Хорошо-хорошо! Обещаю. Слово офицера. Только следи за формулировкой: если Эктор от тебя откажется. Тони кивнул, взял комм и пошел наверх, в свою комнату. Он уже решил, что нужно признаться, но еще не собрался с силами для этого. Позвонить или написать сообщение? Позвонить честнее, правильнее. Сказать голосом и прямо. Сообщение — проще, но как-то трусливее. Тони самого бросали по комму — Дэрек, как только Тони сообщил ему, что попал под призыв. Неприятное ощущение, хотя сам разрыв отношений и не был для парня неожиданностью. Тони боялся Эктора. Его агрессии, вспышек гнева. Но именно поэтому совет Матиаса сообщить как можно раньше казался разумным. Тони начал набирать сообщение: «Эктор, я переспал с Матиасом». Посмотрел, исправил на «мы переспали». Еще подумал и дописал «извини». Формулировка его устроила, но отправить он так и не решился. Ни в этот день, ни на следующий. А потом Эктор позвонил сам. Было около полуночи, Тони был один у себя в комнате, залипал в комм перед сном, поэтому ответил сразу. — Здравствуй, Энтони. Ты как? Я давно не звонил. — Хорошо… А ты? — Тони насторожило, что голос хозяина звучал не просто устало, а напряженно и подавленно. — Нормально, просто… не важно. Не хотел тебя грузить перед сном, извини. Просто собирался сказать, что я скоро вернусь, через неделю или две, и… все будет по-другому. Гораздо лучше, чем было. Я тебе обещаю. Язык вроде не заплетается, выговаривает слова четко, но речь бессвязная, прерывающаяся. — Эктор, ты что, пьян? — Немного выпил, а что? Уже иду спать. Просто соскучился очень, решил позвонить… Хотел сказать тебе, чтобы ты не переживал. Все будет хорошо. У меня все под контролем, я позабочусь о тебе… о нас. Ты меня слышишь, Энтони? — Да, слышу. Что ж, отличный момент, чтобы сказать правду. Эктор звонит сам, немного пьян, несет всякую дичь — чем не повод заодно и в измене признаться? Но Тони так и не смог. «Что-то случилось, он звонит, потому что ему тяжело. Не надо сейчас ему добавлять. Это нехорошо». Пленному пришлось слушать хозяина еще минут пять, ощущая при этом стыд и неловкость. Потом они попрощались. Тони еще долго лежал, не мог заснуть, пытаясь переварить, что это вообще было. Мелькнула мысль сходить к Матиасу (тот наверняка тоже еще не спал), просто чтобы с кем-то побыть. Но Тони последние дни избегал физических контактов с ним; с того разговора, в котором выбил себе гарантии на случай разрыва с Эктором. «Он приедет через неделю или две… еще есть время. Лучше скажу, когда он закончит свои дела в столице и с Корсой. Сейчас ему, похоже, не до моих интрижек… Может статься, не мне одному есть, в чем признаваться». Прошло еще несколько дней. У Матиаса был выходной, он в гостиной смотрел кино и пил пиво, а Тони в своей комнате работал над заказом. Все было как обычно, поэтому пленный чуть не подскочил от резкого крика хозяина, раздавшегося с первого этажа: — Тони! Сюда, быстро! Обычно Матиас не кричал, а писал сообщения, даже если пленный был в соседней комнате. Тони метнулся вниз. Аккериец был бледен и очень взволнован. Даже, пожалуй, напуган. В руке держал комм. — Эктор тебе звонил? — спросил он быстро. — Говорил что-то? Что угодно. — Э-эм, звонил, я собирался ему сказать, но… в общем, нет. Мы просто поболтали. Что случилось? — Подойди сюда. Читай. Он сунул пленному свой комм, на котором был открыт «Вестник»: «В ночь на 1 августа в столице скончался генерал Илор Корса. Причина смерти — острый гуморальный приступ. Известно, что последние годы генерал боролся с тяжелым онкологическим заболеванием. Траурные мероприятия состоятся в полдень 2 августа на Площади Лавров». — Что это значит? — ошарашенно спросил Тони. Смысл новости он понял, но… какого черта? — Что столица — хреновый город для жизни, вот что! Поэтому я туда и не езжу, — процедил Матиас. — Где твой комм? Дай сюда. С этого момента — никаких звонков и сообщений, ни Эктору, ни матери. Понял? Тони беспрекословно отдал ему комм. (А Матиас, оказывается, умеет говорить приказным тоном! Кто бы мог подумать…) — Я видел людей, у которых рак. Корса выглядел здоровым, как бык. И что такое «гуморальный приступ»? — растеряно проговорил Тони. — Редкая аккерийская болезнь — смертельная кровопотеря, вызываемая повреждением артерии. Болеют только высшие офицеры и изредка члены правящей семьи. — А что с Эктором? — Без понятия. Я сам это выясню. Ты сейчас сиди и не отсвечивай. Подождем новостей из неофициальных источников, они поспевают чуть позже, но обычно не такие сдержанные. Я пока кое-кому позвоню... И, наверное, прогуляюсь до части. Аккериец встал и пошел наверх переодеваться, уже на лестнице бросив недовольное: — Блядские игры... ненавижу!