Контрибуция

Следующие десять дней после известия о смерти Корсы Тони провел на нервах и без средств связи. Матиас давал ему читать то, что писали в сети об этом деле, но информация была противоречивая, никто ничего толком не знал. Единогласны неофициальные источники были только в том, что раком Корса не болел. Один из анонимных источников даже слил в сеть медицинскую карту покойного генерала (неизвестно, подлинную или нет). — Если это не болезнь, значит, деньги, — сказал Матиас. — Все-таки доворовался. Странно, что так поздно. — У вас всем коррупционерам артерию вскрывают? — спросил Тони. — Нет, это привилегия. Для тех, за кем стоит влиятельный клан или высокий покровитель. Или для тех, кто был полезен правящей семье, политотделу, избранному кругу. Все непросто. Я в свое время принял решение в это все не лезть. — А Эктор? — Без понятия. Год назад я бы сказал — точно нет. Он живет строго по средствам. Ты, пожалуй, самая дорогая его покупка за последние годы, если не считать поездок в столицу. Даже недвижимость не брал, жил в служебке или в казарме… Но сейчас — не знаю, во что он влез и почему. Вот приедет, расспросишь у него, что и как. Вскоре Эктор позвонил и сказал, что приедет десятого августа. Тони в ответ только пробормотал «угу, да, жду очень». Больше ничего не сказал. — Да что ты ссышь?! Решил выложить все — так давай. Не убьет же он тебя! — успокоил Матиас в своей обычной манере. Но потом проникся его подавленным состоянием и пообещал: — Я буду рядом. Все будет хорошо. Матиас не понимал, чего Тони так переживает. А тот чувствовал примерно то же, что и в первые дни после лагеря. Не знал, чего ждать, и боялся всего. Просто чувствовал, что все уже изменилось (хоть Эктор еще и не знает об измене), что «как раньше» больше не будет. В эти дни (от известия о смерти Корсы до приезда Эктора) Тони с Матиасом больше не спал. Аккериец и не настаивал, всё — значит всё, в повседневном общении абсолютно ничего не изменилось. А Тони мог думать только о предстоящей встрече с Эктором. Что он сделает? Как отреагирует? Кого обвинит — любовника или друга? Или обоих? Матиас совершенно не выказывал беспокойства по этому поводу. Но он по жизни так себя вел… На счет «не убьет» Тони и сам знал: во-первых, это незаконно, во-вторых… ну просто не убьет и все. Но может сделать много чего другого. Вечером девятого Тони собрал свою сумку. А утром приехал Эктор. Тони, едва увидев в окно машину, наотрез отказался спускаться и встречать любовника. — Охереть! Реально будешь тут сидеть?! А еще офицер! По документам, — презрительно бросил Матиас. — Ладно, сам с ним поговорю. Он планировал совсем по-другому все сделать. Сначала поприветствовать друга, как положено, посидеть, пообщаться, а потом уже, когда Эктор немного подрассалабится, вываливать новости. Если уж суланцу так неймется во всем признаться… Но котенок мало того что молчать с каменным лицом не умеет, еще и бремя первого тяжелого разговора перевалил на другого! «Плата за перепих с малолетками», — напомнил себе Матиас (к малолеткам он с недавнего времени относил всех, кто моложе двадцати пяти) и пошел открывать дверь. Пленный сидел в своей комнате и со все возрастающим страхом прислушивался к происходящему на первом этаже, но толком ничего было не разобрать. Разговаривали мужчины не на повышенных тонах. Минут через семь Матиас поднялся к пленному. О том, как прошел разговор с другом, свидетельствовала красная ссадина на левой скуле. — Короче… бери сумку, иди в машину. Я ему сказал, что два раза только было. Один раз я тебя, потому что тебе было грустно. Другой раз — ты меня, потому что… мне было грустно. — Он злится? — шепотом спросил пленный. — Ну… — аккериец приложил руку к левой стороне лица, которая уже начинала опухать. — Расстроен, пожалуй. Когда Тони спустился, его ждало своего рода дежавю: Эктор выглядел точно так же, как и восемь месяцев назад, когда приехал забирать Тони из лагеря — угрюмый, небритый, в помятой гражданской одежде. Пленный не успел ничего сказать, хозяин жестом велел ему заткнуться и бросил короткое: «в машину». Сзади Матиас бормотал на прощанье: «ну ладно, пока» и «еще раз извини» — последнее явно Эктору. Тони не оборачиваясь проследовал до автомобиля, закинул назад сумку, сел на переднее. Он знал, что Эктор не будет устраивать сцен и выяснения отношений в дороге. Он любитель отложенных реакций и наказаний — потерпит до дома. Правда, вряд ли успокоится за это время; что-что, а накручивать себя аккериец умел ничуть не хуже своего любовника. Ехали молча; хозяин смотрел на дорогу, пленный — в окно, стараясь лишний раз не провоцировать и морально готовясь к основному разговору, дома. Но где-то через час Эктор не выдержал: — И когда? — спросил резко. — Что? — Трахнулся с ним когда первый раз? — Какая теперь разница? Это… несерьезно было. Пару раз просто… ну, от одиночества. — Просто интересно: через сколько у тебя ноги раздвигаются со скуки? Сначала Тони собирался гасить конфликт и подстраиваться, но теперь сам начал злиться. Эктора не было три гребаных месяца. Это не недельку-другую потерпеть без секса, это дохрена как долго! И ладно бы он хотя бы старался поддерживать отношения на расстоянии: звонил бы, слал фото, просто был на связи и давал бы партнеру знать, что все по-прежнему, что сам скучает-ждет-не изменяет, вот это все… Тогда другое дело! Но этого практически не было. Тони не со скуки переспал с новым хозяином, а потому понятия не имел, нужен ли еще Эктору и что будет дальше. Потому что не привык и не умел подолгу обходиться без эмоциональной и физической близости. А Эктор как будто считал, что в его отсутствие у Тони жизнь останавливается и все потребности отключаются! — Не хочешь сначала рассказать, чем сам занимался в столице? — огрызнулся Тони. — И почему у тебя теперь другая фамилия? — Какое это имеет отношение к тому, что ты переспал с моим лучшим другом?! Чем я занимался — не твое дело, но уж точно не блядками и не развлечениями. — А, ну извини тогда: получается, ты святой, а я вероломно предал твое доверие, когда ты меня на три месяца скинул на передержку, как гребаное домашнее животное… Сказав это, пленный опять отвернулся к окну. Он понимал, что аккериец обижен и зол, но считал себя в праве испытывать ровно те же чувства. Какое-то время больше не разговаривали; но потом Тони заметил, что Эктор везет его не домой. Аккерийские дороги все были практически одинаковые — прямые и пустые, рассекающие бескрайние хвойные леса. Но между военным поселком, где жил Эктор, и местом службы Матиаса не было железнодорожных разъездов. — Куда мы едем? — спросил пленный настороженно. Хозяин не ответил, явно нарочно; знал, что тот первым делом подумает про лагерь. Тони психанул и начал дергать ручку автомобиля со своей стороны. Хотя та и была заблокирована, аккериец резко дал по тормозам и рыкнул, уже не сдерживаясь: — Сиди, блядь, смирно, иначе я тебя прямо здесь выкину нахрен! — Скажи, куда ты меня везешь. — В новый дом. Недалеко уже, километров сто осталось. Тони оставил в покое ручку и откинулся на спинку кресла, немного успокоившись. С чего он решил, что Эктор должен возвращаться в свое служебное жилье? Перед отъездом в столицу тот согласовывал перевод на новое место службы. Сначала предполагалось, что это будет тот же населенный пункт, где служил Матиас. Но потом случилась столица, повышение и, видимо, новое назначение. «Интересно, у них должность наследуется или типа того?» — подумал Тони, но задать вопрос вслух не решился, чтобы не выбесить хозяина еще сильнее. Эктор теперь полковник. Это совсем другой статус и уровень доходов. Наверняка и другие обязанности. Раньше Эктор большую часть года жил в казарме на территории воинской части, а теперь разжился недвижимостью. Наконец, доехали до города. Все аккерийские населенные пункты в равнинной части страны были похожи друг на друга — от пятидесяти до ста пятидесяти тысяч жителей, центр — по регулярной планировке, окраины и частный сектор — как попало, с примерно одинаковым набором инфраструктуры и общественных локаций. Скучно, но прилично. Эктор зарулил к дому. Это был двухэтажный коттедж, но не типичный для Аккрея, а гораздо больше и дороже, практически особняк. Тони сразу, еще снаружи, понял, что жилище это принадлежало до недавнего времени Корсе. У покойного генерала, в отличие от Эктора, был вкус. Пускай и несколько своеобразный. Интерьер впечатлял — лаконичный, брутальный и стильный. Серые, бетонного цвета стены и потолок, паркет из темного дерева на полу. Выпирающие, ничем не сглаженные острые углы и минимум отделки и декора. Абсолютно холодное помещение, безотносительно температуры внутри. Мебель массивная и тоже темная, но ровно в том количестве, чтобы не перегружать и без того тяжелое пространство. Вроде бы ничего особенного, но видно, что работал дизайнер, причем тяготеющий к модному в начале века «индустриальному стилю». Полному превращению гостиной в подобие здоровенной тюремной камеры вида «бетонный мешок» мешали огромные панорамные окна со светоотражающим покрытием. Показать кому — не поверят, что в таком доме жил коррумпированный офицер, скорее уж — экстравагантный представитель богемы. — Ух ты, — вслух подумал Тони, едва переступив порог. Ему такое нравилось. Не именно индустриальный стиль, а вообще — когда человек, оформляющий интерьер, знает, что делает. Даже если результат будет сильно на любителя. Но долго оценивать виды нового жилища ему не дали. Пленный излишне оптимистично полагал, что самая неприятная часть воссоединения с партнером уже пройдена. Что Эктор уже выпустил свой гнев и агрессию наружу — когда вмазал по морде лучшему другу, обвинил любовника в блядстве и завуалированно припугнул лагерем. Вроде бы все. Тони успел настроиться на стадию «угрюмого оттаивания»; сначала максимум раздражения и минимум слов и физической близости, потом — наоборот. В итоге — примирительный секс; и все будет как раньше, до расставания. Но в действительности аккериец был в совсем другом состоянии. Он не остывал и не думал над своим отношением, пока вез пленного в новый дом, а молча кипел и сдерживался, представляя, что сделает с ним позже. Кроме того, Тони, который сам успел отвыкнуть от близости с Эктором и переключиться на другого партнера, не понимал, насколько тот соскучился за эти месяцы по нему, по его телу. Настолько, что даже обида и боль от измены не перебивали желание. Эктор без предупреждения сгреб Тони за шкирку и подтащил к стоящему в центре столу. — Давай, снимай все. Давно хотел разложить тебя на столе. Этот точно выдержит. Да, на таком даже прыгать можно, видно, что даже не шелохнется! Только Тони был не в восторге от такой перспективы. — Погоди, не надо! — выкрикнул он. — Что такое? Уже натрахался на сегодня? — ядовито осведомился Эктор. — А я, как видишь, еще нет. Так что потерпишь. — Не надо, Эктор, пожалуйста! Давай не так. Ты сейчас злишься и хочешь меня наказать. Это не секс! Естественно, его скулеж возымел не больше эффекта, чем обычно. Аккериец сорвал с него одежду, бросил грудью на столешницу и засадил — сходу, без смазки и прелюдии. Тони вскрикнул от резкой боли, из глаз брызнули слезы. С ним никогда раньше так не обращались, никогда его партнеры не причиняли ему боль намеренно, даже Эктор — до этого момента. Это в самом деле больше напоминало экзекуцию, нежели обычный секс. Эктор драл его грубо, в процессе приговаривая: — Сучонок. А мне сцены устраивал: «не могу с другими», «не могу, когда со мной как с рабом»… Матиас даже по именам не вспомнит, кого ебал в том году. Ему на всех и на все наплевать. Он собственного раба своему папику-садисту перепродал, а ты на что рассчитывал вообще? Тони ничего не отвечал и не сопротивлялся, только терпел. С каждым толчком край столешницы больно впивался ему в низ живота. Он прикусил себе губу с внутренней стороны и привкус крови смешивался с горечью от подкатывающей тошноты. Это уже не были игры в принуждение и наказание, которые Эктор устраивал ему раньше и в которых Тони рано или поздно откликался и сам получал удовольствие. В этот раз аккериец хотел сделать своему партнеру плохо. И у него прекрасно получалось. Когда Эктор закончил и отпустил его, Тони аккуратно повернулся, дрожащими руками подобрал и натянул свою одежду. Больно, унизительно, мерзко, но вроде не смертельно. По взгляду хозяина, следившего за его движениями, Тони понял, что тот сам чувствует себя не намного лучше. — Ну как? Самому понравилось? — изобразив презрительную усмешку, спросил пленный. — Теперь так будет?! Голос прозвучал резко и звонко, на грани истерики — оно и понятно. Но если хозяин намеревался его повоспитывать таким образом, пускай видит, что нихрена из этого не выйдет. Эктор ничего не ответил. С каменным лицом развернулся и вышел из дома. Даже дверь не стал запирать.