Контрибуция

Через несколько дней после приезда, когда порез на ноге почти полностью затянулся и швы перестали беспокоить, Эктор решил заняться спортом. Он давно этого не делал и был недоволен собой. Во время службы он обычно занимался в тренажерном зале по часу пять дней в неделю. Этого хватало, чтобы держать себя в форме (и, что важно, входило в понятие рабочего времени). Но зимой, в месяцы отпуска, ему обыкновенно бывало лень. Он валялся, ел, глазел сериалы, читал книжки, иногда пил и нехотя куда-то выбирался, а из физических упражнений оставалась только расчистка снега перед служебным жильем-куполом и незапоминающийся перепих с кем-то, кто за это брал оплату. Последний отпуск подзатянулся настолько, что уже перестал походить на отпуск. Эктор начал наворачивать круги вокруг озера. В длину оно было чуть больше километра, в ширину — метров семьсот. Но пробежав трусцой всего один круг, Эктор понял, что запыхался. Это было очень неприятное открытие. Так он себя еще не запускал. Чертыхнувшись и отдышавшись, Эктор сделал еще два круга вдоль берега, но уже быстрым шагом. А потом прогресс пошел быстро. Три круга каждое утро, не слишком рано, а когда немного распогодится и сойдет туман, если есть настроение — то еще три вечером. Тони бегать было не интересно. У него была другая идея — забраться на озовую гряду, окружавшую долину полукругом, чтобы проверить, не ловит ли там сеть. Не с первой попытки, но ему это удалось. Он даже прошел метров пятьдесят по насыпи, следя за сигналами комма, а потом съехал вниз в самом пологом месте. Шею не свернул, ни разу даже не перевернулся, но в ботинки и штанины набилась комками серая суглинистая земля. — Ты где был? — встретил его Эктор, когда суланец весь грязный притащился обратно. — На озу лазил. Хотел проверить, не удастся ли там сигнал поймать. — И как? — Никак. — Ясно, на ледник только не лезь. Следующей целью был одинокий невысокий голец на краю долины. Несмотря на кажущуюся простоту, попытки взобраться на него заняли неделю. Тони не ставил себе цель достичь вершины как можно скорее и во что бы то ни стало, к тому же старался не повредить и не слишком испачкать одежду. Поэтому он пробовал заходить то с одной, то с другой стороны, ища наиболее подходящий склон и маршрут, и если не получалось, то возвращался в домик. Один раз он ухватился рукой за ствол карликовой сосны, но тот оказался совершенно сухим и разломился у основания. Тони упал и проехался на спине несколько метров вниз по склону. Хорошо еще, что не ударился головой об один из множества торчащих камней и твердых выступов. После этого сказал себе: «ну нахер» и на три дня оставил попытки. Но потом скука и желание отправить, если повезет, хотя бы одно сообщение матери, взяли верх, и Тони полез снова. Надежды его оправдались, на самой вершине гольца коммуникатор ожил, поймав слабый и прерывающийся сигнал. Тони отправил матери лаконичное сообщение: «я в горах у ледника, все хорошо, связи нет, люблю тебя» и, убедившись, что оно доставлено, начал спуск. — У меня получилось! — торжествующе возвестил он, добравшись до дома. — Мама теперь в курсе, почему я не звоню. — Отлично, молодец, — Эктор даже улыбнулся, глядя как парень чуть не скачет от радости. Через неделю Старина Ходд, как и обещал, приехал проверить гостей и подвезти кое-что из припасов, среди которых оказался здоровенный шмат сырого мяса, упакованный в бумагу и целлофан. Ходд как раз возвращался с забойного стана местных оленеводов, нагруженный свежей олениной, и решил поделиться. То ли обычаи этого требовали, то ли просто решил продемонстрировать симпатию. — Что теперь с этим делать? — спросил Тони у Эктора. — Ты умеешь готовить оленя? — Энтони, солнце, я похож на человека, который умеет готовить? Я слышал, что местные вырубают камеры в леднике и кладут туда мясо или даже целую тушу. Так оно сохраняется годами. Потом промерзшее мясо режут тонкими ломтиками и едят без термической обработки. — Все-все, понял! Значит, отварить. После обрезки и уварки мяса все равно получилось столько, что пришлось есть его два дня на обед и ужин, даже когда уже не лезло. — Слушай, а Старина Ходд — все-таки нормальный мужик, — проникновенно заключил как-то раз Тони, когда было настроение поболтать. — Мне он сначала показался очень странным. Как думаешь, он язычник? — С чего ты взял? В горном поясе всегда было единобожие. — Ну, эта его цветная косичка, амулеты, деньги для мертвых… — Ну не без этого… Тони думал, что «деньги для мертвых» — что-то вроде защиты от злых сил. Он один раз подлез под крыльцо с фонариком, увидел, что там лежит какая-то квадратная коробочка, но доставать ее не стал. Деньги так деньги, значит, так положено. А потом пришел мертвец. После того, как Эктор рассказал о камерах хранения внутри ледника, Тони от нечего делать стал бродить вдоль самой ледяной кромки и рассматривать, нет ли там чего. Домик, похоже, часто снимали альпинисты — то и дело попадались характерные бороздки в толще льда, оставленные их снаряжением. И вдруг Тони увидел нечто непонятное: круглое, коричневого цвета, торчащее изо льда в полутора метрах над землей. Суланец подошел ближе и с ужасом понял, что это голова ледяной мумии. Все остальное тело было намертво вморожено в толщу льда. По виду невозможно было определить, насколько старый это труп. Волосы, кожа и даже глазные яблоки были на месте, но кожа ссохлась и потемнела, приобрела бежево-коричневый оттенок, а нос и губы и вовсе почернели. Он мог пролежать во льду и пять, и двести лет. Тони сломя голову бросился в домик. — Эктор! — заорал с порога. — Там труп в леднике! И я тебе клянусь, его вчера там не было! Тот отреагировал очень спокойно, как будто это совершенно обыденное явление. — Ты же знаешь, где лежат деньги. Достань одну монету и положи ему в рот. Он, наверное, задолжал при жизни. — Почему я?! — взвыл Тони. — Ты местный, аккериец! Ты знаешь все эти долбаные обычаи, сам суй ему монеты в рот! Я к нему не прикоснусь — у него зубы сжаты! Тони смотрел на мертвую голову всего несколько секунд, а в памяти отпечатались два ряда белых зубов — целых, без зазора и щербинки — меж сморщенных черных губ. — Потому что он явно попросил тебя. Ты же его нашел. «Долбаный горный пояс… долбаный ледник! Да чтоб я еще хоть раз к нему подошел!», — бормотал суланец себе под нос для самоуспокоения. Ситуацию усугубляло то, что был уже вечер. Не совсем стемнело, но уже сумерки, так что надо сделать дело поскорее. В ночи с фонариком Тони бы к трупу точно не пошел. Квадратная коробочка под крыльцом оказалась жестяной упаковкой из-под фруктовых леденцов, с разноцветными бабочками на крышке. Тони ожидал чего-то совсем другого — какой-нибудь древний сосуд, покрытый письменами или сакральными знаками… А Старина Ходд, похоже, просто доел конфеты и решил приспособить красивую яркую коробочку к делу. Внутри лежали пять золотых монет. Тони взял одну и направился к покойнику. Тот был на том же месте, изо льда по-прежнему выглядывала только голова, мутные глаза были открыты и устремлены к вершине ледника, но рот поменял вид — зубы теперь были разомкнуты, являя черный провал в сантиметр шириной. — Хочешь монету, да? — зачем-то спросил у мертвеца Тони. — Бери, но чтобы тебя тут к утру не было, хорошо? Он осторожно поместил золотой кругляш в приоткрытый рот, где тот беззвучно скрылся, проваливаясь глубже, к нёбу. Не дожидаясь, пока мертвец сглотнет или закроет рот, Тони со всех ног припустил обратно к домику, не оборачиваясь. Эктор ждал на крыльце, издалека наблюдая за его манипуляциями. Тони буквально влетел в его объятия. — Твою мать! Ну что за стремная дичь?! Эктор тихо смеялся, заводя его в дом. Тони потребовал закрыть входную дверь на засов, после чего заявил, что спать будет внизу, с Эктором, а наружу ночью не будет выходить даже поссать. Его напугал не столько сам труп, сколько то, что тот появился непонятно откуда. Уж за десять дней его бы заметили, если бы он и раньше там торчал. Тони не верил в мистику и не считал себя суеверным, но от мысли о шастающих туда-сюда мертвяках у него волосы на затылке шевелились. — Это все движение льда, да? — вслух убеждал себя суланец. — Ледник подтаивает снизу, пласты льда приходят в движение, а где-то наверняка образуются полости, соединяющие трещины. Так его сюда и принесло. Может, до сегодняшнего дня он был присыпан снегом и ледяной крошкой? Эктор поглаживал любовника, лаская и успокаивая, и со всем соглашался. — Я трупов-то за всю войну почти не видел, — захлебываясь на вздохе, частил Тони. — Ну, в тот день только, когда меня в плен взяли. И то… мельком. Видел, в одного парня попали, он упал лицом вниз и остался лежать. И машину потом видел, сгоревшую. С людьми. Эктор вообще-то не собирался развивать дальше «трупную» тему — еще ведь ужинать. Но от последней фразы его триггернуло, вопрос вырвался сам: — Сгоревших видел? — Нет. Запах почувствовал. Сгоревших людей. А… а ты видел? Аккериец непроизвольно дернул головой в сторону, словно отгонял от себя какую-то мысль или воспоминание. Базовое движение; выражение крайнего неудовольствия, досады или отвращения. — Я в эту войну вообще в боестолкновениях не участвовал, — заверил поспешно. — То в штабе, то в резерве… — А не в эту?