Контрибуция

Море было по-прежнему теплым, но уже каким-то некурортным: поверхность рябила от ветра, со дна поднималась взвесь и всякие водоросли, отчего вода у берега была мутноватой. Желающих купаться было немного, но ни Тони, ни Матиаса это особо не смущало. — Какой же кайф жить у моря! — поделился впечатлениями Тони. — И не говори… Только если это теплое море, а не как у нас — плюс двенадцать летом, три-четыре зимой. Я как-то провел несколько месяцев в Раналла́ — это портовый город, на северо-западе от Гобрина. Было лето, но на пляж как-то не тянуло. — Как тебя туда занесло? Матиас ценил в жизни комфорт, даже больше, чем социальный статус, продвижение по службе и прочие сверхценные в аккерийском обществе вещи. Он бы и в горный пояс по своей воле не сунулся, не то что севернее Гобрина! — Инари туда отправили по служебным делам, что-то связанное с эмбарго или санкциями, точно не помню. Я не особо просился, уже немного представлял, что это за место, что никакого веселья там не будет… Но Инари, видимо, думал, что я буду ему изменять, так что взял меня с собой. — А ты изменял? — полюбопытствовал Тони. Не смог удержаться, уж очень он любил расспрашивать о бывших связях своих любовников. — Ну было, один раз, — поведал Матиас. — Всего один? — удивился Тони. Он был уверен, что Матиас не создан для моногамии. Хоть он и не жаловался на жизнь с приемным отцом, но вряд ли отказывал себе в сторонних развлечениях во время этих отношений. — Ну, Раналла правда унылый рабочий город, грязный, всегда ледяной ветер, нет солнца… Ничего не располагало к любовным утехам, так, разок перепихнулся с парнем-курьером и все. — А, один раз за ту поездку! А я-то имел в виду в принципе, за время ваших отношений… На это аккериец усмехнулся и ничего не стал отвечать. Погода тем временем портилась, солнце скрылось, ветер задул сильнее и захлопали листья баллатанов. — Как-то неуютно становится, идем, — предложил Матиас. — Где будем обедать, есть предпочтения? Я немного устал от морепродуктов, если честно… Напомни, ты ешь свинину? — Не-а. — Ясно, значит, год в Аккрее пролетел зря… Они уже выходили с пляжа, как вдруг Тони резко остановился. Он увидел на одном из бамбуковых шезлонгов оставленные кем-то из отдыхающих вещи — рюкзак и пару полотенец. — Чего залип? — поторопил Матиас. — Да не улетят они, пошли. — Ты знаешь, что это за цифры? — спросил Тони, указывая на шеврон, красующийся на рюкзаке. Вещи, вне всякого сомнения, принадлежали суланцу. — Тридцать три? Какой-то символ? — Ага, символ. Реваншистов. Победа тридцать третьего года. Типа повторим, как тогда. Аккериец сразу понял, о чем речь. Не перестал улыбаться, но в голосе явственно скользнули презрительно-иронические нотки: — Ну, если у вас осталось лишних сто тысяч человек с докризисных времен, то повторите, почему нет… — А им плевать на то, что в тот раз воевали по сути остатками последнего докризисного поколения! Ну-ка дай сюда. Тони забрал у ничего не подозревающего аккерийца наполовину допитую бутылку местного шипучего пива и вылил содержимое на рюкзак и полотенца. Был бы хозяин рядом, в морду бы плеснул, не сдержался… — Взял и вылил мое пиво, — осуждающе прокомментировал выходку Матиас. — Еще и соотечественнику испортил шмотки. — Да потому что нехрен лепить! — окончательно вспылил Тони. — Где все эти реваншисты были в ноябре?! — Купишь новое мне. — Ладно, валим.

***

Первые дни отпуска все было отлично, даже о противной влажности Тони довольно быстро забыл. Секс, сон до обеда, пляж, алкоголь и свежие морепродукты — именно то, что надо, чтобы кайфануть и сбросить наконец-то напряжение. Казалось, все превосходно. Но на четвертый день Тони все-таки сорвался. После нескольких коктейлей и двух оргазмов, ревел как сучка, уткнувшись лицом в подушку и взбивая ногами и без того смятое покрывало: — Я не могу без него, я скучаю по Эктору! — Я тоже, котенок, — Матиас сочувственно гладил его по спинке. — Хочешь, позвоним ему и расскажем о нашей печали? Тони резко приподнялся, вытер глаза тыльной стороной ладони. — Я же сказал: «скучаю», а не «я долбоеб»! Ему не надо знать, что мы встречались. Ты же понимаешь. — Я вот чего не понимаю: вы все еще в отношениях или как? Я же спрашивал, свободен ли ты, специально, чтоб мне снова не прилетело по морде. — Мы расстались. Официально. Я последний раз видел его в ноябре, когда он отвез меня в фильтрационку. С тех пор мы не общались, даже не созванивались. — Та-а-к, — кивнул аккериец. — Но ты скучаешь, маленький. — Очень! Тони снова плюхнулся лицом в подушку. Плакал он редко (существенно реже, чем истерил), так что слезы больше не шли, только щипало глаза. — Он ведь предлагал мне остаться. Статус аутера, учеба, работа, даже мою мать готов был привезти в Аккрей, только бы я согласился остаться с ним после плена. И брак бы предложил, только понимал, что я не готов… — Брак? — Матиас не смог скрыть ни удивления, ни сомнения. — Ты уверен? Это очень серьезно… — Да уверен я! — вскинулся Тони. Он сел на постели, подобрав под себя ноги, и со злой решимостью смотрел на Матиаса. — Я отказался. И после этого он уехал с Корсой в столицу и случилось… ну, то, что случилось дальше. Он, наверное, решил, что раз со мной не светит, то зачем отказываться от шанса продвинуться по службе и еще и получить наследство? Я думал, что он вообще решил от меня отказаться. Что отдаст обратно в лагерь. Или что похуже… — Так, где-то на этом моменте, помнится, ты и оказался в моей постели… — Да. Я тогда до смерти боялся лагеря. Рассчитывал, что если Эктор откажется от меня, то останусь с тобой до конца плена. Получается, я тебя использовал… Извини. — Почаще бы хорошенькие мальчики использовали меня подобным образом, — хохотнул Матиас. — Совершенно ничего не имею против. — Нет… правда, прости меня. Ты позвал меня на отдых, мы отлично проводим время, секс с тобой — просто замечательный, а я устраиваю… — …«Вечер памяти Эктора». Ничего-ничего, продолжай, — снисходительно позволил аккериец. Все эти откровения его не задевали, скорее забавляли. — Я же вижу, что тебе очень надо выговориться. Я только вот чего не понимаю: если ты так запал на Эктора в итоге, почему не остался? Старший офицер, полковник — весьма неплохая партия. Если Эктор и правда готов был предложить тебе гражданский союз, то у тебя могло бы быть весьма приятное и обеспеченное будущее в Аккрее. Зачем было возвращаться? — Хотел домой, к маме, к привычной жизни, — просто ответил Тони. Это же очевидно. Его так грубо оторвали от всего, что составляло его беззаботное подростковое бытие — от матери, учебы, первых серьезных отношений; бросили сначала на бессмысленную войну, потом лагерь и рабство… Тони думал только о том, чтобы это все поскорее закончилось, а не о перспективах брака с аккерийским офицером. — И что, опять все плохо? — спросил Матиас. — С Суланом что-то происходит. — В каком смысле? — Что-то нездоровое. Я уже не уверен, что хочу там оставаться. — Та-а-к, — аккериец посерьезнел. — И что, полезете снова? Будет новая война? Матиасу очень не хотелось воевать. Он, будучи военным всю свою жизнь и дослужившись до звания подполковника, участия в боевых действиях принципиально избегал. Но если новая война будет действительно как в тридцать третьем, если Сулан, почти втрое превосходящий Аккрей по численности населения, проведет всеобщую мобилизацию, то отсидеться в тылу вряд ли получится. — Без понятия. Кризисная группа правительства сдает полномочия тридцатого июня. Первого июля выборы в Сенат. Все будет зависеть от того, какая партия победит. По предварительным опросам, у реваншистов около тридцати процентов. У сторонников антикризисных реформ — столько же. Но за несколько месяцев все может сильно измениться. — Да уж. Я всегда считал, что наша политика — это грязь и бардак, но нашим хотя бы хватает мозгов не допускать народ до управления государством. Военным виднее, когда можно и нужно начинать войну, а не гражданским. — Год назад я бы спорил с тобой до хрипоты, — улыбнулся Тони. — Как можно жить без демократии… — До хрипоты надо кой-чем другим заниматься, а споры — занятие чаще всего бессмысленное. Поэтому демократы его так любят. Иди сюда. Аккериец потянул любовника к себе. — Серьезно? Я думал, я тебе отбил желание трахаться разговорами про Эктора и политику! — Еще чего! — засмеялся Матиас. — Хочешь поколебать мою эрекцию — попросись замуж.