Золотой век моего порабощения

— И к главным новостям, — вещал звонкий голос женщины, что снималась в местных новостях, — в районе девяти часов вечера произошло убийство на N-ной улице, где проживала семья, состоящая из двух мужчин и одного единственного сына девятнадцати лет. Двух мужчин нашли лежащими в прихожей. По рассказам самого потерпевшего, он в тот день гулял с лучшим другом. Время смерти по мнению медицинского эксперта семь часов вечера и пятнадцать минут…       В ресторан зашли двое мужчин в дорогих костюмах. Их вид производил личностей довольно состоятельных и холодных, как в принципе и принято считать расчётливых бизнесменов.       Один был высок, статен, красив, с смуглым и серьезным лицом, серебристые волосы блестели в свете люстр, на правой щеке красовался беловатый шрам. На мощном теле сидел черный дорогой костюм. От него веяло альфой. Его острый аромат заполнил помещение, что некоторые в ресторане сразу обернулись. Но, завидев его холодный оскал, тут же отворачивались обратно, продолжая беседовать между собой.       Второй был чуть ниже, но шире в плечах. Волосы цвета топлёного шоколада были зачёсаны на одну сторону, что выглядело весьма солидно. Тёмно-серый костюм дополнял образ вроде бы жизнерадостного человека, но на его лице все та же стальная безразличность. — Ты уверен, что это тот ресторан? — Спросил нежный омежий голос, но с заметной строгой интонацией взрослого человека. Для такого человека, как он, довольно удивительно иметь такой сладковато-горький голосок, но омеги на то и омеги. Он немного прижимался к высокому мужчине, будто боялся чего-то. — Милый, Хосок — не Хосок, если он не встретит нас в своем любимом ресторане, где он постоянно цепляет одиноких омег, что нередко приходят сюда без пары, все такие чистые и невинные, - грубый голос долетел до уха омеги - мужчина специально взял его под руку и наклонился, чтобы никто не услышал их. — Ты прав, «невинность» и «чистота» одинаковые понятия для Хосока, - мужчины обогнули ещё несколько столиков, подходя к одному, где сидел ещё один мужчина, флиртуя с одной омегой, от которой исходил резкий запах духов и ее природного запаха диких фиалок. Сочетание конечно не самое лучшее, но тому, кто флиртовал с омегой, явно нравился этот смешанный запах. Причем духи, по видимому, были очень дорогими.       Как только мужчина заметил их, он сразу же шепнул что-то на ухо омеге, которая рассмеялась и быстренько решила покинуть столик, вальяжно помахивая изящными кошачьими бедрами, сверкая глазами на одного из двух пришедших мужчин. — Надо же, — голос мужчины за столиком был другим. Более активным, в нем читалось участие и заинтересованность, неподдельное любопытство и интерес. Он обводил глазами широкоплечего омегу, что посматривал по сторонам, держась за одну руку высокого мужчины, — Намджун, ты пришел со своей потенциальной омегой?       Он рассмеялся, а высокий мужчина скривился. Видимо он не первый раз терпит этот смех, поэтому стойко держится, чтобы не стереть эту улыбку с радостного лица опасного убийцы. С виду и не скажешь: черные волосы были причудливо растрёпаны, но от этого он не становился хуже, нет, только желанней и красивее. Темный костюм облегал его фигуру с немалыми мышцами, что были наработаны в процессе тренировок. Небольшие ямочки возле уголков рта и вечно сияющий кокетливый взгляд недоромантика. — Закрой рот, Чон, мы приехали по твоей инициативе, - высокий мужчина, чье имя было Намджун, сел за столик, тут же поправляя красный галстук и, закончив с этим занятием, посмотрел на дорогие серебристые часы, — у меня скоро заказ будет. Выкладывай. —…Отпечатков убийца не оставил, что опять вводит полицию в заблуждение… — Тупые скоты, они не понимают, что профессионалы не оставляют следов, — усмехнулся Чон, делая глоток дорогого Шото Шеваль сорок седьмого года, — тут такое дело, Агуст снова уезжает в Лос-Анджелес, там идёт поставка нового оружия, ну, ты понимаешь. — И что ты с этого хочешь? — Он оставил тебя за главного, придется поработать у него на фирме пару недель, а потом он вернётся, — Хосок сложил руки на груди, оглядывая помещение, закусил тонкую розовую губу. — Этого ещё не хватало, — не вытерпел омега, искривляя лицо в недовольном выражении, — я ещё смирился с этими вашими заскоками в мафии, но терпеть отсутствие любимого мужчины я не намерен. Он совсем с ума сошел?!       Намджун тут же развернулся к шатену, закрывая его рот рукой, предупредительно смотря ему в глаза, на которых были линзы карамельного цвета, что скрывали его выявленную с рождения гетерохромию. Хосок присвистнул. — А любимый-то с характером. — Детка, если ты сейчас не закроешь свой ротик, его заткну я в туалете местного заведения. Ты меня понял? — Мужчина получил заметный кивок со стороны шатена. Он еле заметно улыбнулся, обнажая одну ямочку, но потом придал лицу прежнее выражение. — Умный мальчик. Он повернулся к Хосоку. — Хорошо, Чон, я возьму его кампанию на несколько недель и… — Ваши пожелания в заказе? — Джун не успел договорить как рядом с их столиком появился официант-бета, который был одет в белую рубашку, поверх нее был черный жилет, снизу были черные брюки, а на предплечье висел белоснежный платок, другую руку ин специально завел за спину. — Слабоалкогольный коктейль Джин тоник, пожалуйста, — произнес омега, мило улыбаясь официанту, что стоял с невозмутимым лицом. — А в…— но официанта снова перебил омега. — А моему спутнику вино Каберне Совиньон сорок первого года, пожалуйста, — омега краем глаза посмотрел на Джуна, улыбаясь своей маленькой победе, но одним местом он все же чувствовал — эта ночь будет жаркой. — Как скажете.       Официант ушел, а омега развернулся обратно, наблюдая, как одна эмоция на лице любимого сменяется другой. Хосок, сидевший напротив, застыл с отвисшей челюстью. Он знал, что Джун не любит неповиновения или ослушания, он всегда требовал немедленное исполнение его прихотей и желаний.       Но буря миновала, стоило только Джуну сказать не его голосом: — Спасибо, милый, ты такой самостоятельный, — он подозрительно сладко улыбался, что было не свойственно его железной выдержке и характеру.       Хосок успокоился только тогда, когда понял, что это все маленькая, но хитрая игра умного и холодного человека, что этой омеге, кем бы он ни был самому Намджуну, не поздоровится это уже совершенно точно. Мужчина наклонился к уху омеги и прошептал: — Ты доигрался, Джин-ни, сегодня ночью ты не вылезешь из спальни живым, — он говорил с жарким придыханием, а напоследок вообще лизнул ухо омеги, что тут же залился пунцовой краской, подступившей к лицу. — Все решено, Хосок. До возвращения Агуста - мы с Джином приглянем за его кампанией. — Я им доволен на самом деле, — возгордился Хосок, отпивая вино, — быть боссом самой крупной мафии во всем Сеуле, так еще и содержать огромную кампанию. Он хорош. — Поддержка статуса — это первое правило всех мафиози. Если это не тупой баран какой-нибудь, то вполне можно считать этого человека гением, — Намджун скверно рассмеялся, обнимая за талию омегу, — что-то еще, Хосок? Хосок стал серьезнее. — Да, у нас появились подражатели. Смелые ребята, хочу тебе сказать. Ни отпечатков, ни следов, все предельно чисто, будто сам дьявол натворил. — Ты достал информацию? — Еще нет, но все скрыто, хер доберешься. Новости смотрел? Так вот, убили семью одного пацана. Ни улик, ни следов, ни отпечатков. Эти твари орудуют где-то совсем рядом. Надо подловить и устроить допрос с пристрастием, сукам. — Тебе кажется, что они могут рано или поздно нас сдать? — Джун напрягся. Он не раз сталкивался с подражателями их дела, но они быстро находились в самых неожиданных местах, а иногда они их ловили и во время своего «кровавого» дела, расспрашивая их, а потом убивая, под аккомпанемент их выкриков и хрипов из сломанных грудных клеток. — Подставляю свой зад на это. Я уверен. — С Хосоком шутки плохи. Хитер, остроумен, когда надо - весел, как клоун или сумасшедший. Но он слыл близким другом их босса, что постоянно доверял ему все дела кампании и ее управление. Но в этот раз планы поменялись. У Хосока дел до чертовой горы Эверест, а свободен более менее только Джун. — Ладно, разберемся. У тебя есть сегодня заказы? — Спрашиваешь. Какой-то важный папик и одна богатая шлюха, что проживает неподалеку от этого ресторана. С нее и начну. — Не смей ее трогать в сексуальном плане. Лишние экспертизы нам не нужны, — Джун нахмурился, теребя часы. — Для этого есть бордели, Джун, — Хосок подавил в себе смешок, откидываясь на спинку стула, — а у тебя что за заказ? — Информация конфиденциальна. — Какой же ты придурок, Намджун. — Я прекрасно тебя понимаю, но нам надо спешить, — Джун встал с места, утягивая за собой Джина, что напоследок улыбнулся Чону, провожаемый его страстным взглядом альфы. — Жаркой ночки, ребята, — с оскалом пробубнил Хосок, допивая свое вино, вставая с места, покидая этот ресторан, чтобы совершить еще одно криминальное дело.

***

      Мин Юнги, он же главный член мафии под псевдонимом Агуст - довольно строгий человек со своими путями в жизни. Все двери для этого человека открыты, а запасов золота и денег хватит до конца света.       Жизнь главного человека всегда манила его. Он хотел власти, хотел быть какой-то частицей этого мира, что пренебрежительно относилась к низшему обществу. Он презирал, он ненавидел, он совершенствовал сам себя, чтобы стать лучше в глазах тех, кто считал его никем.       Для него власть была неотъемлемой частью его жизни, его маленький луч света, надежда, скрытая во тьме ночного города.       Сейчас он добился этого. Есть хорошие связи, лучший друг и союзники. Своим влиянием он обязан Хосоку. Лучший друг буквально вывел его из болота ничтожества и грязи, сделав из него человека. А потом Намджун. Признаться честно, но Юнги сперва побаивался этого громадного мужчину, что со свежим шрамом на лице выходил на люди, демонстрируя свой грозный вид. Все его боялись, как огня. Вот тот, кто по-настоящему имел власть над людским рассудком. Хосок говорил, что когда-то Намджун был психологом, слушая на сеансах историю за историей. Нетипично, конечно, но Юнги верил. У Хосока всегда найдется нужная ему информация, нужные ему сведенья про людей, которыми он был заинтересован или одержим.       Отношений у элитного босса мафии не было. Да он и не интересовался этим. Он всегда говорил себе, что не отношения сделали его таким, а лучший друг. Он никогда не надеялся никого встретить, в сказки про истинных не верил. Он плевать хотел на любовные связи с омегами или бетами, хотя отношения с бетами довольно необычное явление, но все же Юнги видел своими глазами такие отношения. Если он и хотел чего-то от них, то это только секс и ничего больше. В этом он был хорош и по-своему жесток. Его одержимость чьим-нибудь телом не понимал никто. Он просто брал сразу, без остановок и прелюдий, но иногда позволял себе такую роскошь как помучить своего партнёра, кидаясь грязными, пошлыми словами, что заводили не только текущую омегу, но и обыкновенного бету.       Причем пол для Юнги был неважен. Для него все однотипны и неинтересны. Он считал их всего лишь подстилками, которыми можно воспользоваться в любой момент. Любой бордель в городе знал такого человека, как Мин Юнги. Только там он позволял раскрыть свое истинное имя, полагаясь на сотрудников данного заведения, потому что некоторыми из них заправлял он сам. Полиция не раз навещала такие заведения, ну как полиция, переодетые похотливые дяденьки с дубинками на поясах приходили и просто ложили всех шлюх разом одним своим размером.       Смешно, но другим было не до смеха. Не раз все оканчивалось проблемами и порванными в край шлюхами, которые скулили от боли, но терпели, потому что знали — это их участь и ничто уже не изменится.       Не только в борделях Юнги выпускал на волю своих демонов. Занимаясь любимым делом, он всегда отдавал отчёт своим действиям. Убивая нужную жертву, он всегда задумывался над тем, как должна лежать его жертва, чтобы не вызвать подозрений в его сторону, потому что полиция любит подмечать такие детали, как аккуратность убийцы, отсутствие следов или отпечатков, определенные метки и места, числа и вещи, оставляемые профессиональным киллером.       Юнги делал совершенно по-другому. Да, он делал все аккуратно, но делал это со своей собственной частицей, со своим стилем и вкусом. Он мог что-то оставить, что-то, что совершенно ему не принадлежало, мог оставить отпечатки совершенно чужого человека, для этого не стоило далеко ходить. Все делалось со свойственным трудом и удовольствием, получаемым в процессе. Он ловил нереальное наслаждение, слушая сначала развязные стоны под собой, а потом истошные крики, что заглушались равномерными ритмами музыки, что лилась из его колонки, заглушая все выкрики, хрипы и бульканье.       Все было в крови, но в такой натуральной и настоящей, что Юнги всегда хотелось пробовать ее на вкус, вонзая острый нож в случайное место на теле жертвы, будь то бедро, живот, рука или горло. — Юнги, ты просто зверь, — Хосок усмехнулся, снимая шлем и кладя его на сиденье черного мотоцикла, придерживая его. Страсть Хосока - мотоциклы. Он любил рев их моторов и дым, что валил из труб этих «малышек». Юнги выделил целый гараж для его коллекции. Юнги постоянно видел Хосока счастливым и с новым мотоциклом под боком. Он еще умудряется шлемы под цвет мотоцикла покупать, а потом придавать ему «убийственный» вид, таская его по разным местам, где делают тюнинг. — Никогда бы не подумал, что простая омега может так визжать, хотя признаюсь, биты музыки меня захватили, что я чуть в танце не забылся.       Юнги медленно стягивал с себя дорогой пиджак, небрежно кидая его в сторону. За пиджаком находилась белоснежная шелковая рубашка с изящным воротником, на котором поблескивали золотые камушки небольшого размера, привлекая к себе внимание любую распутную омегу, что ложилась под Юнги по щелчку пальца. — Есть новости? - Его хрипловатый голос сводил с ума любое живое существо. Он был идеальным и сильным альфой с железным характером, но все же от Джуна он отличался немой решительностью и постоянным, буквально вымораживающим безразличием и стальными чертами лица, что не пробивала еще ни одна человеческая эмоция. — Эти кролики в полицейской форме все еще пытаются раскрыть наши «дела». — И как, получается? — Юнги аккуратно развязал черный галстук, на котором находились капли крови, и бросил его туда же, куда и пиджак. Юнги чистоплотен. До жути. Он ненавидит грязь, потому что для него — это не роскошь, не золото, что приятно блестит, это просто еще один ненужный элемент в его жизни. — Куда им до профессионалов своего дела, — Хосок сел в красное дорогое кресло с золотой оправой, наливая в рюмку виски, — как тебе жертва? — Отлично стонет, но противно орет, — безразлично отозвался Юнги, снимая рубашку, представляя на показ поджарое мускулистое тело, из которых чуть выпирали мышцы. Нет, Юнги тренироваться не любил, но разве Хосока это остановит? Вот он и сделал из него стального человека со стальными мышцами и яйцами впридачу. — Да твоим размерам и кинкам позавидует любой порно актер или актриса, — Хосок опустошил рюмку, потирая горло двумя пальцами, взял с блюда клубнику, забрасывая ее в рот, — если бы я был омегой, а не альфой, лег бы не задумываясь. Но сначала поигрался бы с тобой, проверяя на выдержку.       Юнги на это ничего не ответил, щелкая пряжкой кожаного ремня, снимая строгие брюки, оставаясь лишь в черных боксерах, что хорошо обтягивали ягодицы мужчины. — Ебать, Юнги, об твою задницу можно орехи разбивать, — прыснул Хосок, заливаясь неконтролируемым смехом. — Заткнись, Надежда с шестнадцатью сантиметрами, — Юнги бросил нож Хосоку, который ловко поймал его, тут же начиная его крутить, осматривать. — Ты этим ножом воспользовался? — Дио сказал, что это лучший вариант, — Юнги забросил махровое полотенце себе на плечо, мизинцем потирая уголок глаза. — Пиздаболит наверное, им даже грозди винограда срезать стыдно будет, — Хосок кинул нож на стол, упирая кулак в щеку, смотря в понорамное окно. — Давай я тебя сразу кастрирую за такие слова. Дио отличный поставщик оружия, и ты это знаешь, — Юнги взял из своей сумки шампунь, гель для душа, гель для бритья, бритву и еще что-то по мелочи. — Да ладно, ладно, понял я, спорить с боссом мафии — это хуже, чем отдаться дьяволу у которого член больше, чем у самого себя. — Хосок, кончай со своими пошлостями. У тебя еще есть заказы на вечер? — Не-а. У тебя что-то на уме? — Хосок с хитрой улыбкой посмотрел на друга. И он увидел там оскал совершенного зверя. Это его радовало, потому что именно таким он его сделал. — Да. Собирайся, после того, как я помоюсь, мы пойдем в бордель. Я оглох от выкриков этой стервы, — Юнги попытался выдавить из себя какое-то подобие улыбки, но вышел угрожающий оскал. — Тогда я звоню владельцу, — Хосок проводил взглядом друга, уходящего в ванную номера. Он был рад. Рад, что теперь свободен, рад, что сейчас лучший друг и босс рядом, рад был простым мелочам, которые для него потеряли всякую ценность, но что-то его манило. — Чувствую жарко будет. Жарче, чем в Аду.