Золотой век моего порабощения

      Первое, что почувствовал Чимин, так это ноющую боль в голове и лёгкую ломоту в теле. Он открыл глаза, но видел лишь темноту. Черная, туго затянутая повязка блокировала все пути к свету. Руки были заведены за спину и крепко связаны грубой веревкой, что натирала кожу. Ноги тоже были связаны, а положение было настолько неудобным, что у парня начала побаливать спина.       Стоял он на коленях. Одежда на нем была, но чувство, что ее скоро на нем может не быть, преследовало в погоне за выживание.       Он не знал, где находился. Куча вопросов с злополучного случая на пороге его дома заполнили всю голову омеги, забивая до отказа.       Зачем? Почему? Что сделали мои родители? Или что сделал сам я, что теперь сижу здесь, связанный по рукам и ногам, вдыхая резкий аромат дорогой кожи и чего-то ещё.       По спине прошел холодок, а руки начали нещадно ныть от трения грубой веревки.       В какой-то миг он уловил запах чего-то кофейного и резкого, но такого недосягаемого, что он сначала списал все на галлюцинации.       Но нет. В коридоре слышались отчётливые тяжёлые шаги, по видимому одетых в дорогие мужские туфли с небольшим каблуком, что шли по направлению к помещению, где сидел Чимин.       Он сразу начал дёргаться и вырываться, сделать хоть что-то, чтобы выбраться, но веревка лишь натирала нежную кожу, а повязка будто пыталась сдавить голову несчастной омеги.       Массивная дверь приоткрылась, впуская полоску света в темное помещения. Взгляд альфы тут же привлек сидящее на коленях тело омеги, что пыталась выбраться из пут. — Это тот особенный счастливчик? — Раздался грубый мужской голос. Чимин сразу понял, что это альфа. Омеги тяжёлой поступью никогда не ходили и резким запахом кофе вперемешку с терпким ликёром не пахли. — На его родителей делали заказ. После стрелки он прибежал как кипятком ошпаренный, — говорил уже более спокойный, но строгий голос другого мужчины, по видимому беты, — выследить его местоположение не оказалось такой уж трудной задачей. Достаточно было знать, что он гуляет по вечерам не больше четырех-пяти минут. — Отлично. Передай Хоби его статистику и выйди, я хочу с ним поговорить, — мужчина подошёл к Чимину, что будто стал меньше в его глазах, сжимаясь в маленький комочек.       Чимин боялся, потому что чувствовал ту пугающую ауру, что исходила от этого альфы. Пришлось оставить попытки к освобождению от веревки, потому что обрекать на гнев этого мужчины не хотелось, мало чего он может сделать.       Мужчина прикоснулся грубой ладонью к щеке омеги, что съежилась от этого прикосновения, издав какой-то непонятный всхлип. — Боишься меня? — Голос был пропитан сталью и строгостью, будто сам дьявол говорил с Чимином на страшном акценте, заставляя все тело задрожать. Но Чимин лишь прерывисто кивнул. — Это хорошо, — мужчина отошёл от омеги, направляясь к стене, где находился выключатель. Он щёлкнул им, уловив резкое движение омеги от этого действия.       Мужчина снова подошёл к нему, снимая с глаз повязку.       Чимин распахнул глаза, но тут же зажмурился, потому что свет слепил глаза, а долгое пребывание в темноте сделало свое дело.       Он постепенно привыкал к яркому свету и теперь смог разглядеть помещение, в котором находился.       Сначала он мог предположить, что это какой-то подвал, но нет. Место, где он находился, было буквально пропитано роскошью и дороговизной.       Черные кожаные диваны стояли около стен, рядом стояли горшки с экзотическими цветами, что изгибали свои стебли, словно выставляли их напоказ. На диванах лежали красные и черные подушки с золотыми и серебряными полосками, неподалеку стояли кофейные стеклянные столики, на которых ничего не было, огромные окна были занавешены красными шелковыми шторами, наверху висела изящная дорогая люстра с висящими стеклышками, в некоторых местах были красные и черные махровые ковры.       Но Чимина привлекло не убранство комнаты, а мужчина, что стоял неподалеку от него, терпеливо дожидаясь, пока тот привыкнет к обстановке.       Серебристые волосы, что были зачёсаны назад, открывая вид на выбритые виски, строгие, даже резкие черты лица, придавали ему жестокости, а беловатый шрам делал опаснее в разы. Мощное тело облегал черный дорогой костюм, на руках можно было заметить синеватые нити вен, что змеями обвили их, строгие брюки обтягивали бедра и икры. От него веяло опасностью и альфой. Чимин прекрасно понимал это, но вживую видеть таких личностей ему приходится впервые. — Ч-что вы со мной сделаете?..— прозвучало настолько жалостно, что омега был не уверен, понял ли альфа его блеяние испуганной овечки. — Я? Детка, я приехал по вызову коллеги, потому что пришло пополнение, — он взял стул и сел на него, закинув одну ногу на ногу, — но он напел мне, что есть один особенный человек в этом месте. Я думал, что это окажется как всегда какой-нибудь отпрыск, но вижу лишь ребенка, что трясется от одного только шороха. — Г-где я и…и что со мной будет? — Чимин сглотнул, боясь пошевелиться. Мужчина был напряжён всем телом, будто был всегда готов сделать выпад, одним движением убивая несчастную душу. — Ты в борделе, малыш, — прозвучало так обыденно, что Чимин усомнился, есть ли у этого строгого существа хоть капля эмоций или души с сердцем. — А вот что с тобой будет, решать уже буду не я. На тебя пали большие планы владельца этого, так скажем, притона шлюх и разврата.       Чимин дернулся от этих слов. Бордель? Почему он здесь? За какие грехи? Вопросы сыпались прямо с неба, а ответов все не было. Чимина это злило, бесило и печалило одновременно. Он находился в замкнутом треугольнике, где нет выхода, нет надежды на спасение или хотя бы ответа на единственный в его жизни вопрос. — З-зачем я ему нужен?..Почему я оказался з-здесь?..Почему убили моих родителей? — Чимин забросал мужчину вопросами, что с прищуром смотрел на него. Он готов был заплакать. Безысходность и непонимание ситуации сбивала омегу с толку. Хотелось выть серым волком от боли, но не позволяла ситуация, что, казалось, накаливалась все больше. — Эти вопросы не надо задавать мне. Я к этому не причастен, — мужчина встал со стула, крутя дорогие часы на руке, — могу только сказать, что тебе повезло. Ты довольно редкая пешка в этом деле, сладкий.       Он подошёл к Чимину, присаживаясь на корточки. Он смотрел на него пристально, всматриваясь в каждую черточку его лица, подмечая все неровности или изъяны. — Дорогой шлюхой будешь, детка, — мужчина будто выносил мерзкий приговор, говоря эти слова прямо Чимину в лицо, держа длинными пальцами за подбородок. Его тон был безразличен, но в каждом безразличие была нотка восхищения. — Если тебя как следует научить. Может покажешь?       Он показал свой оскал. Не улыбку, а именно оскал хищника, что добивал свою жертву одним лишь мощным ударом, сотрясая землю. — От-отпустите…— Чимин задёргался, но потом зажмурился и замер, потому что мужчина дёрнул его за светлые пряди, грубо вплетая свои пальцы в волосы омеги. — Эти слова тебе лучше не стоит говорить в таком месте. Просто признай, что будешь еще одной подстилкой в этом месте, только очень и очень дорогой, — мужчина отпустил волосы парня, а последний лишь всхлипнул. Слеза скатилась по щеке. Было больно осознавать, что находишься в этом месте не по своей воле. Страшно было представить, что ждало его там, за дверью этого помещения. — Пора прощаться. Скоро придет доктор, осматривать тебя, а там они что-нибудь с тобой сделают. Я надеюсь, что удовлетворил тебя своим ответом. Бывай, детка.       Мужчина небрежно махнул рукой, разворачиваясь на каблуках, тяжёлым шагом направляясь к двери.       В этот самый момент в омеге что-то надломилось и разрушилось на мелкие кусочки.       Бесило и пугало лишь одно: вопросы. Их было много, а раскрывать свой истинный смысл они не желали, что приводили Пака в бешенство и в отчаяние одновременно.       Представить себе такое, да ни один кошмар не сравнится с таким заведением, как бордель.       Страшно было слышать слова «а там они с тобой что-нибудь сделают». Что сделают? И зачем им нужен Чимин? Ответ остаётся нераскрытым и неоглашенным.       Но одно оставалось совершенно точным: если ты в Аду, то полагайся только на милость дьявола.

***

      Снова этот адреналин после совершения своего грязного дела, что сладко кипит под кожей. Тело подрагивает, но это того стоило.       Омега попалась довольно буйная, но кто сказал, что работа киллера легка?       Вообще Юнги сразу же находил подход к своим жертвам. Пытался выглядеть обходительным, вежливым, но долго эти милости длиться не могли. Юнги терпеть не мог свой образ этакого романтика, что хорош на словах, словно дьявол, и Бог в постели. А никто и не жаловался.       Но больше всего Мина привлекал вид человеческой крови. Он чувствовал себя сумасшедшим, когда видел прекрасный вид этой биологической жидкости. Маниакальное влечение к крови возникло с самого первого его убийства по заказу, когда Юнги еще не был в мафии.       Да, хоть сейчас он и главный в мафии, но такую роскошь он не может себе не позволить. Убить человека в собственном стиле что-то эротичное и возбуждающее, так думал Юнги, вытирая окровавленный нож белоснежным кружевным бельем жертвы.       Он усмехнулся. Он всегда сжигал такие вещи.       Достав зажигалку, он пару раз чиркнул ею до появления яркого огонька. Подставил дорогую вещь и поджёг, слушая, как трескаются швы на белом белье под пожирающими языками огня.       Юнги достал сигарету и закурил, смотря в понорамное окно, подмечая красоту Лос-Анджелеса. Он постоянно уезжал за пределы Сеула, чтобы принять новую поставку оружия. Причем пользовался только своими портами, что были расставлены чуть ли не по всему миру.       Удивлению каждого мафиози не было конца. Конечно, проводить аферы с такими делами Юнги мог, наживаясь на этом, а выкупая новые суда и авиалинии можно было свободно перебираться из города в город с новым оружием, не вызывая подозрений. Если хорошенько заплатить, то через несколько часов весь мир будет у тебя во власти. Юнги всегда считал именно так и никак иначе. Разоренные альфы или беты всегда искали лёгких денег, а Юнги предоставлял им такую возможность, если его удовлетворит сделка, если же нет, то «свинцовый поцелуй» обеспечен лжецу и ненужному в этом мире человеку.       Юнги покажется жестоким, но себя он считает справедливым. Он просто выполняет свою работу главной шишки в мафии и развлекается в свое удовольствие, убивая ненужных людей, при этом не попадая под подозрения, потому что умело умел подставлять ни в чем неповинных людей, которые и ножа-то нормально в руках никогда не держали, что уж говорить об убийстве элитной шлюхи или богатого идиота, что насилует своего сына каждый день на дню.       Да, бывало и такое. Юнги мстил, но мстил справедливо и со вкусом, смакуя каждую каплю пролитой крови. Сумасшедшее помешательство, одержимость в потреблении человеческой крови делало из Юнги настоящего представителя дьяволов или демонов, что вызывали смертельный исход уже только от одного вида.       Черные, как смоль, волосы, красные всполохи в темнющих кошачьих глазах, что всегда были подведены черным карандашом, мягкие губы, что исследовали каждый сантиметр своей жертвы при половом контакте, мощное тело, что клало в его постель разных омег и развратных бет, производило должное впечатление о нем — опасном хищнике современности, которым заправляли секс, деньги и преступность.       Он наслаждался своим положением. Просто ловил наслаждение от любимого дела, о котором мог говорить сутки напролет, не сомневаясь в том, что его не слушают или еще что-то, есть миллионы причин, по которым Юнги захотел убить того или иного человека, просто наслаждаясь его истошными и страшными криками и всеми пяти литрами крови, циркулирующими в его теле. — Не боишься, что у жертвы будут проверять нижние части тела, где наверняка остались твои «следы собственности»? — Хосок всегда сдерживал зверя внутри Юнги, но когда тот оставался один, ему просто сносило крышу, как альфе во время гона. — Для этого и нужны презервативы, Хосок, — Юнги как всегда холоден и безэмоционален. В этом его отличие от остальных мафиози или тех же самых простых людей. Он не способен что-либо чувствовать. Его холодность заморозит пол планеты, а безразличность убьет любого президента, не способного управлять страной должным образом. — Но иногда же ты не сдерживаешься? Метки же или отпечатки остаются? — Хосок всегда волнуется за друга, хотя сам осторожнее и хитрее любой лисы. Хорошо знает свое дело, но на месте не стоит. — Для этого я надеваю перчатки или раздеваюсь. После совершения всех действий я тщательно протираю жертву тряпкой, смоченной в специальном растворе, который не имеет запаха и по свойствам напоминает воду. Смываю следы так же, а крики заглушаю музыкой. Доволен? — Юнги не глуп. Хосок в свое время сам же учил его действовать осторожнее, потому что полиция — собака хитрая и приставучая. Увяжется, как за девочкой с баранками, хер отстанет, пока не сожрёт. — Сучонок, — Чон рассмеялся, а Юнги оскалился, но по-дружески, что делал только в компании Хосока. С остальными та же непринужденная холодность и стальной характер с каменным лицом без эмоций. — Уже решено дело с подражателями? — Нет. Эти идиоты умные ребята, но имеют специфический запах. — Что он напоминает? — Наши ищейки предположили, что это дорогие мужские духи с цитрусовым ароматом и примесью сладостей Клайв Кристиан восемнадцать семьдесят два, они выпускаются в ограниченном количестве, класс таких духов - люкс. — Элитные мрази, — Юнги выкуривает уже вторую сигарету, распуская сизый дым по номеру элитного отеля. — Не боишься от рака сдохнуть? — Хосок вливает в себя рюмку текилы, закусывая ее лаймом. — Сам небось тяжёлой стадией алкоголизма страдаешь, — Юнги раскинулся на большой кровати звёздочкой, выкуривая сигарету до последнего вдоха. — Что-нибудь еще нарыл? — Такое ощущения, будто они чем-то накачивают жертву, доводя ее до бессознательного состояния. — Наркотики, что ли? — Имеют место быть, иногда пытают жертву, решая все за нее, накачать ли ее большой дозой опиума, чтобы жертва не чувствовала нихера, или же делать это все на живую и с дозой садисткого наслаждения, — Хосок упёр руку в подбородок, — а дальше ты сам знаешь. Помнишь семью парня? — Новости смотрю. — Так вот, говорят, что они им крупно задолжали, ну, так по крайней мере думает полиция. Родители долго не говорили этого сынку, скрывали и тянули до последнего. В итоге дотянули и теперь лежат и гниют в земле. — Терпению Хосока можно позавидовать. Он — самый главный сборщик информации о всех и вся, работа тяжёлая, но приносит свои всходы и плоды. То, что полиция ищет причину этих преступлений насчёт несчастных должников или особых личностей, на которых поставила свои ставки фортуна, уже заставляет задуматься. Раньше это все приносило неподдельный азарт и решимость, а сейчас озадаченность, настороженность и подозрение. — Думаешь, они не хотели, чтобы их сына упекли куда-нибудь? — Юнги выкинул окурок. Он небрежно упал к ногам Хосока. Тот поморщился и поднял его, кидая в пепельницу. — Понятно как блядский день, — Юнги хрипло рассмеялся. Хосок умеет шутить, но в такие моменты ему не до шуток. Он ломает свою голову над каждой чертовой информацией, проверяет ее на достоверность и уже только потом преподносит ее Юнги. — Ладно, отыщем. А сейчас надо немного расслабиться. У меня заказ оружия придет через полчаса. Хочу тупо спать, — Юнги перевернулся на бок. На спине забугрились эластичные мышцы. На его тело можно молиться. — А ты умеешь расслабляться. Джун недавно звонил. — Что сказал? — Юнги натянул на себя одеяло, подпирая руку под голову. — «С твоим бизнесом все хорошо, но дерьмо с борделями разгребывай сам», — процитировал Хосок. — Это он так сказал? — Ещё бы. — Дьявол. Этот мужчина сводит меня с ума, — Юнги приложил руки к лицу, тяжело вздыхая. Нет, на Джуна злиться бесполезно. Да и не было повода. Юнги распустил свои корни так далеко, чего не делали другие до него. — Смотри, не потеки, как омега во время течки, — прыснул Хосок, выпивая еще одну рюмку текилы.       Юнги знал, что Хосок всегда будет на его стороне. Он его всегда поддержит. Все, что нужно Юнги — это присутствие Чона. Что бы он ни сказал, все идёт в пользу Юнги. Ему становится легче от осознания того, что он не один в этом чертовом мире и бизнесе, который процветает за счёт его влияния и денег. — Пополнение в борделе было? — Двадцать человек. Все парни, но привлекательные. — Отлично.       Да, Юнги профессионал в своем деле, но без Хосока не было бы такого человека, как Мин Юнги.