Золотой век моего порабощения

      Когда-то Тэхен был по-настоящему полноценным и счастливым, потому что занимался любимым делом — фотографированием — одновременно найдя себе любящую его омегу, что дарила ему незабываемые моменты в его жизни.       Но Тэхен жил и не только из-за этого. Его семья. Ею он дорожил как и своей любимой омегой, которая была его истинной парой, предназначенной судьбой. Фотографирование приносило ему не мало удовольствия. Он бы запечатлел каждый момент своей жизни, если не переломные моменты в его жизни. Все началось именно с омеги.       Не мало было пролито слез в тот день. Альфа содрогался от каждого упоминания о нем. Его истинном, что был убит участниками мафии умершего отца Юнги. Об этом история долго умалчивала, а Тэхен никому про это не говорил, потому что на душе было больно от того, что забрали одну живую душу, что делала счастливее, живее и лучше.       Это произошло в небольшой квартире, которую Тэхен специально приобрел на заработанные деньги, чтобы не обременять родителей частым посещением и немного ворчливой омежкой.       Тогда он возвращался с работы, было довольно поздно, омега должно быть уже давно спит, как предполагал Тэхен. Но кто же знал, что омега спал беспробудным сном?       Он открыл дверь, тихо ступая на порог прихожей. Свет был погашен, только на кухне горел одинокий свет. — «Наверное Лэй забыл выключить, потому что долго дожидался меня», — подумал тогда Тэхен, снимая обувь, ставя их на полку для обуви, которую сделал своими руками по наставлением Лэя.       Снял пальто и повесил на вешалку. Взял кожаную сумку, которую подарил ему его отец на его юбилей, тихо направляясь в комнату.       Тогда было подозрительно тихо. Обычно он уже за километр слышал ленивое сопение и сладкий аромат омеги, невнятное бормотание и шорох в постели.       Приоткрывая дверь, Тэхен будто в темноту окунулся. Шторы были плотно занавешены, ночник, который обычно включал Лэй, был выключен.       В кромешной темноте не раздалось ни шороха, ни вдоха, ни ленивого сопения. Звенящая тишина окутала Тэхена полностью. — Лэй? — Тихо позвал омегу Тэхен, пытаясь найти выключатель.       Ответа не последовало, как и обыкновенного шороха и скрипа кровати. Тэхен насторожился.       Его любимого аромата абрикоса не ощущалось, как и хотя бы единого признака жизни в квартире. Тэхен прикусил губу, все еще продолжая искать выключатель. Обычно Лэй всегда просыпался от слабого баса любимого, потому что обладал одной особенностью — очень чуткий сон и обоняние.       Наконец Тэхен нащупал выключатель, ступая носком в какую-то лужу, что начала впитываться в белую ткань носка. — Чёрт, Лэй, что произ…— но Тэхен не договорил, потому что нажал на выключатель.       Картинка до сих пор стоит перед его глазами. Окровавленное тело его омеги было разложено вдоль заправленной кровати. Одеяло было задрано, видимо Лэй только готовился ко сну, что свидетельствовала и его ночнушка, которая была разодрана вклочья.       Стеклянные глаза застыли в выражении полного ужаса и нереальных мучений, а рот был приоткрыт, оттуда вытекала тонкая струя крови, что успела засохнуть.       Кровь была повсюду. Видно было, что Лэй отбивался, за что получал новые порезы и порции ударов. На его правой ноге виднелся большой синяк, а клок волос выдран с корнем.       Только через несколько мгновений Тэхен все же осмелился посмотреть себе под ноги.       Внизу была лужа крови, что постепенно впитывалась в белую ткань.       Гримаса ужаса и страдания озарила лицо альфы, что бросился к уже холодной омеге, смотревшей на него потускневшим взглядом. Слезы лились рекой, безудержные всхлипы и крики вырывались из груди, причиняя боль.       Его омега, его истинный, его Лэй сейчас лежал в крови, безжизненно смотря на альфу мертвым взглядом.       Тэхен целовал синие губы, капли слез падали на уже не румяные щёчки, что когда-то очаровательно краснели.       Тогда это был удар в самое сердце, которое принадлежало полностью истинной омеге, которая забрала в могилу это сердце и страшный секрет этого животного деяния.       После этого случая Тэхен впал в депрессию. Фотографирование забросил. Пересматривал все совместные фотографии и видео моменты с ним вместе, вспоминая, каким очаровательным был Лэй. По сути обычная омега: тонкие ножки и ручки, пухловатые щёчки и губки, что Тэхен целовал до покраснения, обычные светлые волосы, что светились на солнце.       Лэй казался Тэхену чем-то совершенным и непредсказуемым. Он не был типичной омегой, скорее всего его можно было описать словом «безбашенный». Всегда весёлый и энергичный, бывает, что и ворчливый тоже, но от этого казался лишь милее. Его характер невозможно было описать одним словом. В наличии образовывался целый букет слов, подходящих к омеге.       Полиция оказалась бессильна. Следов не было никаких. Они предположили, что это опять та же группировка, что унесла несколько жизней год тому назад. — Ч-что за группировка? Почему вы не предпринимаете никаких попыток к их поимке?! Почему?! — Срывался на крикливый бас Тэхен, немного пугая офицера. — Дело в том, что без наличия каких-либо следов или отпечатков мы не сможем так быстро и легко их вычислить, — неуверенно произнес офицер. — Вы не можете этого сделать уже целый год! — Зарычал Тэхен, переворачивая стол, откуда полетели бумаги с отчётами и канцелярскими принадлежностями.       Выходил он из управления в подавленном и разъяренном настроении. Было желание утопиться, чтобы не видеть этих глупых лиц.       Пассивность захватила Тэхена с головой. Он перестал интересоваться жизнью. На работе постоянный завал. Живя со своим омегой, все проблемы уходили на второй план, уступая место нежности и теплу, а теперь этого согревающего чувства в груди нет, как и самого любимого омеги.

***

— Пап, Отец, я дома! — Крикнул Тэхен, скидывая ботинки с ног. Тэхен исхудал и осунулся. Слишком тяжело ему давалась утрата любимого человека, поэтому единственным выходом оставалась семья, что примет все его переживания, заменяя то тепло, ходя бы призрачным и ничтожным, но хоть каким-то чувством нежности и доброты.       В доме повсюду горел свет, в гостиной работал телевизор, но не было привычных звуков на кухне, где любил постоянно экспериментировать с готовкой папа, не было басовитого смеха отца из гостиной, увлеченно следивший за одной и той же смешной передачей, а старший брат в это время проводил время у себя в комнате, тихонько играя на гитаре. В доме была зловещая тишина.       Тэхен, словно тот снимался в фильме ужасов, медленно пошел по направлению в кухню.       Подходя ближе, он слышал, как шумит радио, которое стояло на верхушке холодильника, папа постоянно любил готовить под музыку. Надоедливые помехи лились из колонок, а на самом радио застыли капли крови. Папа лежал на холодном кафеле кухни. Первый удар в сердце.       Тэхен побрел в сторону гостиной, где буквально на пороге распласталось тело отца со страшной раной на шее. Второй удар.       Тэхен быстро побежал в комнату старшего брата, но…       Тот лежал в коридоре, видимо тоже, как и отец, услышав крики из кухни, а потом и звуки борьбы. Третий удар.       Эти стеклянные взгляды преследуют нынешнего Тэхена в самых страшных кошмарах. Там они кричат и просят спасти их, а Тэхен не может, потому что что-то надломилось у него внутри, оставляя огромную зияющую дыру в теле. Но Тэхен успел увидеть одно.       Темный высокий силуэт и красные огни в глазах, нож, блестящий в руке и знакомый оскал на лице. Юнги. Юнги.       Твердило сознание. Тэхен не мог пошевелиться. Молодой альфа просто застыл и смотрел как подобие на человека с дьявольским рыком уходит прочь, оставляя за собой реки крови и убитые души.

***

      Дверь дорогого авто хлопает и в машину садится мужчина в темно-синем деловом костюме. — Чонгук, как прошла ночь? — Басит мужчина, беря зажигалку из кармана пиджака, закуривая одну сигарету. По салону разнесся запах сочного табака с нотками цитрусовых. — Никак. Очередная шлюха из борделя этого ублюдка, с которой пришлось расправиться, — хмыкнул Чонгук, заводя машину и резко трогаясь с места. — Сколько бы шлюх не убивали, он все равно где-то новых находит, — Тэхен открыл окно, выпуская дым в ночное небо. — Сукин сын. Стоило вообще Чанёлю переодеваться в офицера, чтобы допросить еще одну шлюху, которая в последствии окажется у него в борделе? — Чонгук рычит, он разъярен, даже очень сильно. — Стоило, стоило, — причитает Тэхен, скалясь своей безупречной квадратной улыбкой, — у Чанёля омега там своя, а этот новенький тут же стал фаворитом у их начальника, потому что Пак специально подговорил его, чтобы этот мальчишка был в любимчиках. — Ты хочешь влюбить этого пацана в Агуста? — Чонгук откровенно удивлялся планам Тэхена. Юнги крупная добыча, крупная шкура не убитого медведя, что манит не двух охотников, а конкретно одного, которого поглотила ненависть и безудержная месть. — Схватываешь на лету, Гук-ки, — Тэхен докурил сигарету, бросая окурок в воздух, — я сделаю так, чтобы этот ублюдок понял как терять самое дорогое и важное в жизни. — Но мы не знаем наверняка, вдруг не получится? — Я знаю свое дело, а твое — сидеть и помалкивать лишний раз. Есть много разных специалистов, которые смогут доказать истинность, а я это чувствую. Чувствую, Чонгук, понимаешь? Я зациклился на этом. Издалека следя то за мальчишкой, то за Юнги, я чувствовал эту связь. Если бы не он, я бы тебе не говорил про это дельце. Сегодня мы наведаемся в бордель Агуста, чтобы осмотреться, но я должен быть под прикрытием, потому что Юнги может сразу меня узнать. И да, надо поменять духи, а то цитрусы уже глаза режут. — Тэхен, ты ненормальный, — тихо прорычал Чонгук, вжимая педаль газа в пол.

***

— Значит один из них в любимчиках? — Юнги хлопнул дверью машины. Джун вышел следом, а где-то издалека послышался рев мотоцикла Хосока. — Да. Скажу тебе, что он довольно привлекателен, но жутко труслив и стеснителен, — Джун вышел из машины, а Юнги заблокировал ее, кидая их в карман дорогого пальто. — Я думаю, что клиентам абсолютно похер, кто перед ними: пугливая овечка или страстная кошка, но проблемы мне не нужны. Подражатели где-то рядом, что-то вынюхивают, а я до сих пор содрогаюсь от событий, произошедших пятнадцать лет назад, — Юнги тяжело вздохнул, открывая дверь, ведущую в большое здание борделя. — Господин Агуст, добро пожаловать. Желаете чего-нибудь будь выпить или заказать кого-нибудь? — бета стоял в низком поклоне держа одну руку на груди, а вторую согнул в локте и завел за спину, демонстрируя полное подчинение и покорность. — У меня дело есть, поэтому я сегодня не буду, — коротко и строго ответил Юнги, кидая последний взгляд в сторону швейцара, быстро идя по направлению к кабинету начальника. — Эта ночь обещает быть очень интересной, да, Джун? — Хосок положил подбородок на плечо высокого мужчины, чуть приставая на носках, — какой же ты высокий сукин сын. — Кабелиный сын, не хочешь? — Огрызнулся Джун, ведя плечом, — ты, Хосок, как долбаный призрак. — У-у, жуткий собственник, ревнивец и заядлый киллер боится призраков? Ты нюх потерял? К ветеринару обращался, пёсик? — Хосок рассмеялся, а Джун дышал через нос, шумно втягивая воздух. — Отвали. У Юнги дела, появилась некая загвоздка с пополнением шлюх. — Что случилось? — Надо же, главный консильери¹ великого дона не знает, что произошло? — Джун оскалился, садясь на роскошный кожаный диван. — Завали табло, Монстр, я серьезно, — Хосок всегда обращался к Джуну «Монстр», когда был зол. С этим парнем лучше не шутить. — Одна из омег стала любимицей начальника, который знать не знает про это. — Отбитый. — Кто-то напел ему наверное. — Возможно. — Господа, вам принести чего-нибудь? — молодой бета в строгом костюме подошёл к двум мужчинам. — Вино «Шато д'Икем» одиннадцатого года, — быстро выговорил Хосок, не удостоившись сказать слово «пожалуйста».       Бета поклонился и поспешно ушел к барной стойке. — Посмотрим, что из этого выйдет, - глаза Хосока зловеще сверкнули, подмечая отчётливый силуэт одной привлекательной омеги, что завели в кабинет начальника две крупных беты, по видимому — охранники.