Золотой век моего порабощения

      Хосок приехал. Даже раньше этих тридцати минут, гоняя на своем мотоцикле, как опытный гонщик. Его вид был немного потрёпанным, видимо он тоже пытался расслабиться засчёт жаркой ночи с омегой из того ресторана, что поддерживала с ним связь.       Хосок был заядлым ловеласом, искусным сердцеедом и жутким ревнивцем, если дело касалось любимой «игрушки». Он тоже был беспощаден с омегами, именно с ними, а не с некоторыми бетами, которых он терпеть не мог, омеги сами лезли к нему, видя его немаленькое положение.       Эти «зверушки» велись на дорогую и красивую обёртку, но не хотели знать, что находится внутри.       А внутри пылали самые настоящие пожары страсти и находились безжалостные дьяволы с чертями, что манили лишь своими нехилыми чарами, будто околдовывая беспомощных жертв.       Юнги заметил его высокую фигуру в приглушённом свете фонарей и мерцающих звёзд с неба, что, казалось, сейчас светили даже ярче жаркого солнца, что не появлялось в Сеуле с начала осени.       Мотоцикл он оставил на стоянке, включив все сигнализации, чтобы не угнали его «малышку».       Дошел до входа в здание, где его тут же остановили охранники, но те сразу же узнали Хосока по его грозному утробному рычанию дикого зверя, распахнув перед ним двери.       Через несколько мгновений послышался громкий стук в дверь. Казалось, что он был недовольный и раздражённый, весь на нервах и вообще к нему не стоит подходить больше двадцати шагов, а то и всех сорок. Юнги открыл дверь. — Надеюсь, твой звонок был очень важным, потому что я очень зол, — Хосок шумно дышал, снимая с себя длинные ботинки с шнурками. — Что тебя так разозлило? — Искренне удивлялся Юнги, смотря на макушку Чона, — по телефону ты был довольнее кота. — Твои грязные псы, что стоят на входе, не узнали меня! — Хосок был личностью известной и от этого не более раздражительной. Он взрывался буквально из-за каждой мелочи. — Но ты же здесь. И тебе нечего попусту распускать свой гнев, — Юнги развернулся на пятках, по пути развязывая пояс дорогого халата. — Зачем звонил и выдернул меня от самого горячего секса в моей жизни? — Хосок начал усмирять свой пыл, привязывая своего внутреннего зверя на место. Ещё одна эксклюзивная черта Хосока — делать все быстро и без промедлений, а меняет он своё настроение в зависимости от ситуации. — Я запутался, — Юнги обтирал себя мокрым полотенцем, смоченным в холодной воде. — Что ты несёшь? — Чон плюхнулся в кожаное кресло, снимая с себя черные перчатки с прорезями для пальцев. — Этот мальчишка, я не знаю… — Мин, ты меня пугаешь, говори конкретнее, иначе я позову Джуна, он как раз психологом был. — Да выслушай ты меня! — Взревел Юнги, подлетая к Хосоку с обмотанным полотенцем на мощных бедрах. Хосок не на шутку перепугался, потому что видел Юнги Таким впервые, — я не знаю, что со мной происходит, понимаешь? Я чувствую это, не могу объяснить, что это, я не знаю, но он…он какой-то занебесный. Хосок, что со мной? Я заболел? Умираю? У меня галлюцинации? Хосок прыснул.       Он расслабился и поддался смеху. Да, видеть Юнги таким действительно забавно, потому что вид его был, мягко говоря, не ахти. Не было той холодной жестокости и безразличия, а было выражения полной обеспокоенности и непонимания. — Чего ты ржешь, черт тебя дери! — Юнги схватился за голову, обхватывая ее своими длинными пальцами.       Хосок все же подавил следующий приступ неконтролируемого смеха, поднимаясь с кресла, хлопая друга по плечу. — Ну ты даёшь, Юнги, наш Ледяной босс растаял и проявил хоть какие-то чувства и эмоции? Ну давай, расскажи, что ты чувствуешь? — Хосок, не смешно вообще, — Юнги попытался отмахнуться, но Хосок лишь схватился за его плечо, присаживаясь вместе с ним на большую дорогую кровать. — Юнги, пора бы тебе прямо говорить о своих чувствах, иначе так и останешься безчувственным дерьмом. Юнги тяжело вздохнул.       Что ему сказать? Что этот мальчишка очаровал его или что? Он не решался говорить об этом, потому что боялся этих чувств, как огня. Быть без эмоций все пятнадцать лет, с момента первого убийства, было делом трудным, требующим долгой выдержки. Отец Юнги сам учил его этим жестоким правилам, будто объясняя все «Десять заповедей Коза Ностры¹». — Юнги, если ты будешь молчать…— но Юнги резко зарычал, а глаза пронзил красный огонёк. — Не тебя меня учить!       Юнги резко оттолкнул Хосока, что чуть не упал с широкой кровати. — Сука! Хосок…прости, — Юнги подошёл к другу, падая на колени. Он искренне не понимал, что с ним творится, потому что эти чувства буквально обезоруживали его, делали из него беспомощного котёнка. — Эй, эй! Юнги, хорош, твоей грозной роже не подобает раскисать или делать выражение полного сожаления. Ну-ка, давай, приводи себя в порядок, — Хосок забеспокоился, потому что искренне недоумевал, что произошло с грозным зверем Юнги, что метался по клетке, жалобно скуля и обречённо завывая. — Пойдем в ванную, смоем с тебя эту грязь.       Хосок помог Мину встать. У того подкашивались ноги и будто поднялась температура, что обжигала Хосока. — Юнги, ты меня слышишь? Что, черт тебя дери, с тобой происходит?!       Хосок, вытащил из кармана телефон, набирая номер Джуна. Тот ответил через несколько гудков. — Слушаю, — из динамика послышался мягкий голос омеги Джуна. — Джин, где Монстр?! — Он сейчас в гараже, а что случилось? — Омега забеспокоилась. — Приезжайте скорее, Юнги плохо! Ты тоже, Джин, прошу, я знаю, что ты оканчивал медицинский. — Скоро будем, — решительно раздалось в трубке, прежде чем Хосок отменил звонок. — Блять, Юнги!

***

Чимин долго метался по пустой комнате.       Во-первых, он не знал, где так долго пропадает Бэкхён, во-вторых, что не менее важное, чем первое, так это то, что в груди что-то постоянно ноет, колет и воет одновременно, мучаясь от нестерпимых болей и чувств.       Он обхватил себя руками, заглядывая за штору, что прикрывало среднего размера окно, открывая красивый вид на часть Сеула, что раскрылась миллионами огней.       Но каким бы ни был этот вид, чувства, смешанные в какую-то несообразную массу, не давали покоя.       Это была смесь из какой-то ноюще-колющей боли и страха, что подкрадывался невидимым зверем, сверкая красными всполохами в диких глазах.       Он обнял себя руками крепче, вырывая из себя судорожный вздох. Все казалось ему таким странным и ненастоящим, что Чимин хотел задохнуться во сне и больше никогда не открывать глаз на этот жестокий мир.       Голова была забита разными мыслями, но в каждой фигурировало лишь одно имя, перекрывая мысли о Бэкхёне. Мин Юнги.       Это имя вертелось на языке, готовое сорваться в считанные секунды. — Мин…Юнги…— осторожно и тихо произнёс Чимин в пустоту тёмной комнаты, чувствуя сладкую дрожь, что пронзила его тело при встрече с грозным альфой. Он сказал это так тихо и жалобно, будто боялся, что его услышат.       Мысли прервал настойчивый стук в дверь. Чимин вздрогнул.       Должно быть Бэкхён вернулся, но зачем ему стучать? Думал Чимин, подходя к двери. — Бэкхён, где тебя но… — но Чимин не договорил, потому что на пороге стоял вовсе не добродушный омега с тёплой улыбкой, а высокая и опасная фигура альфы с грозным выражением лица, — п-простите, если вы к Бэкхёну, то его нет сейчас на месте.       Альфа коварно улыбнулся, обнажая острые клыки, что опасно блеснули в приглушённом свете коридора. — Нет, детка, я не к Бэкхёну, я к тебе, сладкий, — пробасил альфа, победно улыбаясь.       Нашёл, Тэхён наконец-то нашел его, потому что почувствовал, как омега метается от тревожных мыслей, а альфа сейчас мучается от необъяснимых чувств у себя в квартире, где над ним склонился лучший друг, то и делая хлопая его по красным щекам, что разгорелись, словно пожар пронзил тело альфы.       Чимин начал пятиться назад, а альфа наступал на него, сверкая глазами. Этот взгляд.       Чимин не смог бы сравнить его даже с оскалом дьявола, потому что этот альфа и был самым настоящим дьяволом во плоти. — Э-это какая-то ошибка, я только недавно пос-ступил, — Пак начал заикаться. Ему было страшно. Если бы это был Кай, то он бы оттолкнул его, накричал и убежал, а от этого альфы даже муха не скроется, потому что его внешний вид и взгляд говорили сами за себе: «Тебе не скрыться». — Ну что же ты так, малыш, я лишь позабочусь о тебе как следует, чтобы ты чувствовал себя лучше, а не мучался от мыслей о другом альфе. Я же чувствую это, — Тэхён приближался, а Чимин всё пятился.       В какой-то момент Чимин не ожидал, что споткнётся и упадёт прямо на кровать.       Для альфы это было зелёным светом, ответом на его желания и инстинкты, спусковой крючок для дальнейших действий.       По комнате тут же разлился острый и одурманивающий аромат цитрусовых и жженой карамели.       Запах подчинял к себе сознание Чимина, делая его беспомощным перёд альфой, что навис над Чимином, угрожающе рыча. — Если закричишь, то получишь не сладкий поцелуй, а свинцовый в голову, — альфа срывал одежду с Чимина, кидая обрывки на пол.       Чимин схватился маленькими ручонками за пиджак альфы. — П-пожалуйста!…прекратите! Не надо! Прошу, хватит!..— это звучало настолько тихо и жалобно, что альфа на это лишь хрипло рассмеялся.       Чимин метался по кровати, извиваясь змеёй и выгибаясь. — Какой гибкий, интересно, — альфа склонился над ухом омеги, что дрожала от страха, — а в постели ты тоже такой раскрепощенный и жалобный? Как ты любишь? Грубо или нежно?       Чимина конкретно трясло, а альфа принялся щёлкать пряжкой потрепанного ремня Чимина, в итоге забрасывая эти попытки к чертовой горе Эверест, разрывая ремень одним мощным движением.       Чимин вскрикнул, пытаясь оттолкнуть альфу от себя, но его аромат пьянил, расслабляя тело, но унять страшной дрожи в теле было невозможно. Это была не та сладкая дрожь, что вместе с мурашками проходилась по телу, когда Чимин смотрел на Юнги, это была колотящая дрожь, что вызывала лишь ужас и неприятные ощущения. — Детка, сама напрашивается на грубость? — Альфа рыкнул, стягивая брюки с Пака, что тихо проскулил что-то невнятное, — что же, желание детки закон.       Альфа усмехнулся, расстегивая собственным ремень из дорогой змеиной кожи, щёлкая бляшкой ремня. От этого звука омега вздрогнул, но не успел ничего сказать, как был перевёрнут на живот, нежные руки были грубо заведены за спину и так же грубо прижаты к ней мертвой хваткой мужчины. — Н-нет! Пожалуйста!— вскричал Чимин, когда сжатого колечка мышц коснулся один палец, что проник в тело несчастной омеги, раздвигая мягкие девственные стенки. — Узкий до безобразия, — альфа опять зашептал на ухо омеге, прерывисто дыша, двигая пальцем внутри тела Чимина, — сомневаюсь, что Юнги доставил бы тебе Такое удовольствие.       От упоминания знакомого имени омегу затрясло лишь сильнее, а в голове билось лишь одно: «Юнги!».       Но Юнги был для него чужим, недосягаемым, совершенным и опасным, вряд ли он помог бы ему, потому что уже всё высказал в кабинете начальника.       В один миг весь мир Чимина перевернулся сотню раз за который день, потому что альфа резко вошёл на всю длину немалого размера, раздвигая узкие стенки.       Из глаз Чимина полились слёзы, а из горла вырвался короткий вскрик, что потонул в простыни постели, потому что альфа прижал голову Чимина к ним, озлобленно рыча. — Молчи, сука! Я сделал тебе подарок, растянув тебя, благодарен должен быть, — альфа закатил глаза от неприятной, но сладкой узости Чимина, делая еще один резкий толчок, вызывая паническую дрожь в ногах у омеги, что глотала слезы вместе с выкриками, что рвались наружу, но заглушались самим альфой.       Чимин содрогался в руках грозного мужчины, что держал мёртвой хваткой, тихо скулил куда-то в простынь, кусая губы, а потом и разрывая ткань простыни зубами, потому что боль была чудовищная, а хоть малое сопротивление наказывалось нестерпимым и резким шлепком по ягодицам, что оставляли на себе яркие красновато-бордовые отпечатки ладоней.       Все звуки смешались. Мощные сухие шлепки и толчки, прерываемые всхлипами обессилевшей омеги, содрогающейся от резких болей внутри и где-то внизу живота, скручивая узел до нестерпимой боли, что забивала все мысли Пака, прокусывающего губу до крови, во рту тут же появился металлический привкус, а несколько свежих капель упало на белые, разодранные зубами простыни.       Альфа сделал еще несколько грубых толчков, под конец изливаясь прямо в омегу, что вздрогнула в его руках уже в последний раз.       Чимин тяжело дышал, даже будто задыхался, а альфа лишь тихо посмеивался, резко выходя из омеги.       Он сразу же привел себя в порядок, застегивая ремень, напоследок еще раз ударяя омегу по гладкой молочной ягодице. Прекрасное зрелище.       Раскрасневшаяся без чувств омега с растрепанными светлыми волосами, красные губы, что судорожно хватали воздух, и подрагивающие бедра, по которым скатывалась каплями сперма вперемешку с кровью.       Альфа подошёл к омеге, хватая его за волосы, угрожающе шипя напоследок: — Я делаю это только ради мести. Твой дружок прибежит, завидев тебя в таком положении, но не бойся, я сделаю так, чтобы ты вечно помнил об этом случае, а Юнги будет жалеть всю оставшуюся жизнь.       Альфа отпустил волосы омеги, разворачиваясь к двери, уходя прочь, оставляя Чимина одного.       У него все плыло перед глазами. Сзади все горело, внизу живота скручивался узел тугой спиралью, а тело было парализовано так, что сил не хватало даже языком пошевелить.       Последнее, что Чимин помнил, так это очертание знакомого лица, обеспокоенного ситуацией, выкрикивая лишь одно слово: «Чимин!».       Потом наступила темнота, а последняя мысль, что посветила Пака был вопрос: «За что?..».