Золотой век моего порабощения

Когда сердце бешено стучит, на рассудок уже не полагаешься, особенно, когда позади тебя твои же люди рассекают ночной и прохладный воздух большими чёрными внедорожниками. Безопасность — первое правило в «семье». На этом так любезно настаивал Хосок. Удивительно, но все встречи он посещал не один. Вроде смотришь обычный мужчина, а за спиной, как тени, охрана в костюмах. Неизвестно и то, что творится у каждого в голове, но за стёклами черных очков скрывается решимость и готовность, а по наушнику четко отдаются указания. Помешанным Хосока не назовёшь, скорее всего наблюдательный, предполагающий каждую ситуацию и видящий её по-своему. Смотря на события произошедшего, не очень-то хочется быть пристреленным шавками чужих шишек, возомнивших, что они стоят выше Бога. Хосок это понимал, как никто другой. К счастью его тренировки, основанные на самообороне, дали особые всходы. Юнги мог обезопасить себя, решив судьбу ублюдка одним ударом, но из вежливости Хосок всё-таки приставил охрану Мину. Поначалу он рычал на высоких мужчин в форме, но потом смирился и уже был не так холоден по отношению к ним. Но сейчас не об этом. Охрана — это последнее, о чём Юнги хотел думать прежде всего. На первом месте стояла сохранность Чимина и мысль о том, что, кто бы ни был этот урод, Юнги знает: он прикончит его, не раздумывая. Прелюдия закончилась. Пора действовать решительно и оправдывать себя снова и снова в качестве дона — главного человека в большой «семье». У Юнги было одно правило: «всё то, что попало ко мне — отныне навсегда моё». Это было серьёзное заявление, особенно в узких кругах, когда приходилось действовать осторожно, мало ли что может предпринять маленький кружок сумасбродов, готовых перегрызть глотку за очередную дозу. Но зато это действовало. Именно так можно сказать, что Юнги имеет больше пространства, чем остальные , именно так большая часть авиалиний принадлежит ему. В том числе и порты. Не просто так нужны люди в каждом уголке планеты с охраной Хосока. Это его империя. Его люди. Его гордость. Если это кто-то начнёт отбирать — тут же отправиться в Ад, гнить во мраке страданий. Юнги уж постарается. Пересчитывать кости не нужным людям — это его работа. Играться с ними — тоже. С Чимином же иначе. Паренёк в прямом смысле вскружил голову альфе, но где-то на задворках сознания билась мысль, что ему это совершенно не нужно, что каждая омега сама, если захочет, раздвинет ноги перед ним, и что быть каким-то постоянным в чьих-то руках не обязательно, это просто не стоит всей той власти, что альфа имеет над жалкими подражателями и менее крупными группировками. Сейчас наверное быть мафией не модно, а модно быть кем-то выше, быть сильнее дозволенного, но Юнги плевать на это хотел, потому что сейчас он стоит ничуть не хуже всех этих "модников", которым чуждо что-либо иное. Скорее всего альфа обезумел, раз вжимает педаль газа в пол, думая только об одном омеге, что до этого был ему никем. Был простым парнишкой, проживающим свои дни как должное: получить образование, устроиться на работу, обеспечивая уже не молодых родителей, найти своего человека, просто доживая свои годы, ни о чём не беспокоясь. Но стоило только всему этому барабану безумия раскрутиться, как жизнь парня превратилась во что-то своеобразно ужасное и непонятное. … — Где он?! — Юнги буквально вламывается в палату. Растрёпанный, уставший, свирепый до невозможности смотрит на троих человек в палате, узнавая только одного человека — Бэкхёна. — Господин Мин,..— тихо произносит омега, держась за кожаную куртку высокого альфы. Его вид не предвещает ничего хорошего. То, как он смотрит на Мина даёт понять, что настроен тот совершенно серьёзно. Хосок вбегает следом, оглядывая всех сразу, тут же выдыхая, когда видит живого и здорового Бэкхёна с двумя незнакомыми альфами. Но нет, одного Чон знает точно, потому сам недавно собирал на него информацию. — Чанёль?.. — Хосок выходит из-за спины разъярённого Мина, смотря высокому альфе прямо в лицо, там, где читается решимость и злость на определённые обстоятельства, случившиеся по вине одного человека. Главные звенья собраны, но центр этого всего хранится только у этого человека. — Чимин пропал. Вся больница поднята на уши и никто не знает, куда делся пациент с этой палаты, лежащий на обследовании и после событий ресторана, в котором вы побывали, — совершенно спокойно объясняет Пак, оглядывая палату, — ничего такого я думаю не произошло, но насторожило то, что на момент происходящего персонал не помнит совершенно ничего из случившегося. — Можно ли предполагать, что это Тэхён со своими людьми мог забрать Чимина и припрятать его, дабы выманить всю резиденцию? — Вполне возможно, но у Тэхёна есть преимущество, небольшое, но оно есть. Сейчас тот активно занимается передвижением по городам и странам, оставляя в каждом свой след, не обязательно убийство, достаточно просто просмотреть дела публичных домов, что буквально в щепки сгорают из-за случайных случаев. Он сначала путает, а потом нападает. — Ну конечно, не зря ведь он устраивает всё это блядское представление, — Хосок сжимает руки в кулаки, выдыхая.— Он настолько тебя измучил? — Скорее просто дал моему телу укрепиться, — с усмешкой произносит Пак, — если работать на него, то только после его жалкого представления. Сейчас не об этом. Чимин пропал и это главная проблема, которая должна касаться именно нас всех. Я не зря пришёл сюда с ним… Чанёль кивает в сторону Чангюна, до этого стоящего в стороне, рассматривая Мина с ног до головы. —…Он не раз видел все эти уловки Тэхёна, достойные разве что цирка бродячих зверей. Его стоит послушать, если хотите, чтобы прекрасные глаза омеги больше не закрылись. — Мы не можем сейчас никого слушать. Время не стоит на месте. Кто знает, что может случиться с Чимином, пока тот находится у Тэхёна, — Хосок вздыхает, прикладывая руку ко лбу. Сколько можно уже слушать посторонних? Тех, кого они не знают, могут восприниматься как враги. — Расскажите всё в машине. Как раз я построю точный маршрут, где предположительно может находиться Чимин. … Сбивчивое дыхание, толчки, которые предвещают скорый конец всего этого, капли пота, собирающиеся на лбу, прикрытые и затуманенные глаза, подрагивающие в лёгком наслаждении. На языке вертится одно и то же: "Прости меня, Лэй", а в ушах стучит, звенит, отбивает всеми возможными звуками, одни из которых — стоны мальчишки. Тот иногда задыхается, когда альфа уж очень сильно вбивается в молодое тельце, заклеймённое множеством зубов и рук, до него мальчишка уже был с кем-то. Конечно, жить в публичном доме всегда кажется роскошью, пока не приходит какой-нибудь богатый ублюдок, захотевший мальчика "помоложе". Искренне смеётся с этого, ведь по сути он такой же — тот же эгоистичный ублюдок. "Пусть так и будет" — думает про себя Тэхён, перемещая руку мальчишке на горло, чуть сжимая его. Мальчик хватается за руку альфы, будто за спасательный круг, держит глаза чуть открытыми, не сводя взгляда с блестящих глаз альфы. Тела чуть накрыты одеялом — Тэхён всегда любил так, когда занимался этим с Лэем. Так альфа чувствовал весь жар тела любимого человека, любил, когда внизу всё пылает. Даже сейчас не изменяет своим привычкам и предпочтениям, но только делает это сейчас не с любимым и живым Лэем, а со шлюхой из очередного борделя. Мысль пришла спонтанно и осознавалось почти без препятствий. Альфе ещё пришлось много раз подумать, но этот мальчишка уж очень походил лицом на Лэя, пробужжая в нем страсть, пусть и не такую мощную и неотвратимую, как с истинным. Может именно поэтому альфа дарит парню немного нежности сейчас? Он сам не знает. Гладит по щеке юнца, повторяя одно и то же имя, как в бреду, толкается как-то нежнее, не выбивая душу, но и не давая спуску. Мальчишке нравится — он омега — но и чувствительный до жути, потому как дрожит только от одного прикосновения и стонет громче. Лэй громко не любил, но с Тэхёном забывал про свои монашьи принципы и отдавался как мог, не забывая и о нём — Тэхёне. Но всё же различия были, и очень колоссальные. Этот юнец никогда не заменит ему Лэя, даже если приглянется совершенно случайно. … — Господин Ким, Пак Чимин недавно проснулся, но потом снова уснул, — высокий мужчина-бета почтительно поклонился, перед тем как войти в спальню, слабо освещаемую ночником. Тэхён до этого тихо лежал и думал, оставив мальчишку, хорошенько заплатив ему. Было бы большой проблемой, если Тэхён убил его. — Хорошо. Позови мне Чонгука. Тэхён лениво махнул рукой, жестом приказывая мужчине немедленно удалиться. Тот ещё раз поклонился, но и выйти не успел, как в дверях заявился Чон Чонгук собственной персоной. Тэхён кивнул ему, привставая на кровати, сам же альфа грозным взглядом проводил мужчину прочь из комнаты. — Ты всё-таки пришёл. — Хоть какая-нибудь будет от меня польза. — Не сердись, — легко и непринужденно улыбается Ким. Порой Чонгука поражает его черезмерное спокойствие в таких ситуациях. Альфа буквально выводит его из себя, будто провоцируя. Но опять же, Чон не может знать, что творится в голове Кима. — Не сердиться? Тэхён, ты хоть понимаешь, что говоришь? Ты похитил парня из-за того, что Юнги что-то сделал с твоими родителями, что… — Он и его отец отняли у меня самое дорогое, Чонгук. И ты не имеешь права осуждать меня, когда я имею неплохую власть, чтобы сделать им так же больно, как они сделали больно мне. — Почему же ты поступаешь тогда так с Чимином? Ведь здесь нет его вины... — Чонгук опускает голову, сжимая кулаки. Ему всё это не нравится, как и не нравится это непреодолимое желание быть ближе именно к этой омеге, именно К Чимину — хрупкому характером, но сильного телом. Раньше ему это было не нужно. — Ты сильно беспокоишься о нём. Скажи Чонгук, только честно, не утаивая ничего от меня, он нравится тебе? Ты его любишь? Иначе как я могу объяснить эту твою тягу именно к этому омеге? Ким смотрит выпытывающе, почти проницательно, будто хочет заглягуть прямо внутрь, прожечь этим взглядом всё нутро, догадываясь обо всём, лишь уловив хоть что-то. Тэхён всегда так смотрит и именно от этого все его качества с минусов переходят в огромные плюсы. Тэхён видит всё. Он кажется всемогущим, но стоит отнять у него, что дороже золота, он сломается. Окончательно. Будет жалеть об этом всю жизнь, а потом вынашивать план мести, чтобы тому, кто сделал ему больно, было в разы больнее. Чонгук встал в некоторый ступор после вопроса Кима. Как ответить? Он не может прямо говорить о своих чувствах, потому что большинство из них скрывает, подавляет этим холодным видом и раздражительностью. Чон и не помнит, когда в последний раз проявлял нормальные человеческие эмоции и потребности. Лишь злость, раздражение, бесконечная ярость и холодность были спутниками всю жизнь, особенно после потери родного брата, который был с ним рядом, вместо неадекватных родителей. Когда жизнь пошла под откос? Если деньги есть, причем немаленькие, то это не жизнь. Это лишь какая-то малая частица жизни, а ведь все прелести ее заключаются не в счёте на банковской карточке, не в элитных районах с отличным местом проживания и путёвками в разные страны, по которым движешься и не знаешь счастья. Чонгук не знает про другие, но рассуждать о любви ненавидит больше всего, что уж говорить о симпатии или о каком-то там «нравится». — С чего ты взял вообще, Тэхён? — Чонгук складывает руки на груди, отводя взгляд. Ему неприятно смотреть Киму в глаза, особенно, когда тот так смотрит. — Ты отвёл взгляд. Тебе не нравится эта тема, да? — По спине Чонгука пробежал холодок и он прикусил щёку изнутри, стараясь избегать этот разговор, — я лишь задал риторический вопрос, так как по тебе видно, что на самом деле это так. — Что ты блять ко мне привязался?! — Чонгук не выдерживает и поворачивается к Киму. Он раздражён, сильно, его напрягает это всё, он устал от всего, его бесит всё, колотит от неудержимой ярости, ещё чуть-чуть и он перегрызёт глотку этому Тэхён. Сам же Ким в стороне не остаётся, хмуро смотря на разъярённого альфу. Через какое-то время Чона выкручивает и тот опускается на пол, корчась от боли. Второй аромат альфы действует на него с огромной силой. Если Тэхён захотел — значит так и будет. — Видишь ли, Чонгук, — Тэхён поднимается с кровати, поправляя пояс на плотном тёмно-сером халате. Подходит к Чонгуку, тихо шипящему проклятия в адрес Кима, становится около него, чуть приседая, чтобы схватить того за подбородок. Резко и безжалостно, — во-первых, ты должен знать, что при разговоре со мной ты обязан смотреть мне в глаза. Во-вторых, ты не имеешь право осуждать меня, попрекать в чем-то, ведь новую, вторую жизнь дал тебе я, а так ты бы уже гнил в подворотне, заражённый всякой дрянью и перед смертью увидел сон с твои дорогим братом. В-третьих, ты никогда не посмеешь повысить на меня свой голос, иначе я вырежу тебе язык и удалю связки, самолично. Ты понял? А понравится тебе или нет — будешь решать не ты. Видишь ли, я устал и хотел просто поговорить по душам, как два верных друга, этого ли ты хотел? Но ты вывел меня из себя и я очень зол, Чонгук, очень зол. Сейчас ты покинешь эту комнату и больше не проявишь себя, как сучка в течку. Иди вон. Тэхён убирает руку с подбородка Чона и тот сразу подрывается, вылетая буквально из комнаты, столкнув охранников, прорычав им что-то в ответ. Тэхён хоть и зол, но почему-то доволен, будто питается негативной энергией Чона, который тот проявляет. Чонгук — альфа молодой, Ким знает, потому что поведение говорит само за себя, но и натерпелся не мало. Тэхён подходит к окну, наливая в бокал вина, стоящего на кофейном столике, одёргивает большую плотную штору, смотря на ночной город, в котором они остановились. Дальнейший перелёт будет в Париж, где Тэхён всегда хотел побывать вместе с Лэем. Это место его самое значимое в жизни. Ким осматривает весь город, переводит взгляд на небо, где луна красиво и мягко светит на него. Легонько улыбается с грустным блеском в глазах, делает глоток вина, тут же закрывая штору, погружая комнату во мрак. Ночник выключен, свет от луны пытается прорезаться сквозь штору, а Тэхён опадает на пол, вместе с ним валится и бокал с недопитым вином, разбиваясь. По щекам катятся слёзы и альфа приобнимает сам себя, проклиная тот день и принося извинения погибшему истинному. … Чонгук сильно зол. На себя, на Тэхёна, на свои долбанные чувства, которые сейчас скрыть не может. Зачем Тэхёну вообще это всё? Хрен знает, что ещё придумает его больная голова, какие ещё он придумает неожиданные повороты и события, но теперь Чону вообще до них нет дела, он устал уже каждый раз преклонять колени, когда тот неожиданно будет зачитывать правила морали и отношения к себе, как королю. Он быстрым шагом доходит до нужной ему двери, чувства его просто переполняют, что выливаются через край. Он открывает её, чуть ли не сломав ручку, слыша крик со стороны кровати, совершенно не задумываясь, закрывает дверь, идёт к кровати, убирая прочь одеяло, откидывает небрежно и валит испугавшегося Чимина обратно на кровать. — Чонгук! — Омега испуганный, пытается сопротивляться, говорит, что больно, когда Чон с силой сжимает его запястья, причиняя боль. Это нереально. Смотреть вот так на него: с частицей ненавистью и каким-то уж огромным обожанием, которого не было никогда. Сколько Чон бы терпел все это, сам альфа не знает тоже, потому что причина, по которой он здесь, сжимая запястья омеги и бедрами разводя его ноги в стороны. — Что ты хочешь…от меня?.. — Омега смотрит так, будто осознал что-то, будто Чон, до этого самый добрый и единственный человек, который хоть как-то ему помогал, прямо сейчас предаёт его. Предаёт, как все наверное до этого. Интересно, ищет ли его кто-нибудь? Потому что сейчас он совершенно не против умереть, прямо здесь, в этой кровати, под злым, почти ненавидящим взглядом альфы. Чонгук смотрит, не смея отвести взгляда от этих испуганных карамельных глаз с пушистыми ресницами, от пухловатых щёк и полных красноватых губ, искусанных в томительном ожидании и вопросом «когда это всё закончится?», от гладкой тонкой шеи, от стройного торса, от округлых бёдер. Куда вообще Чонгук скатился, раз думает об этом именно так? Вместо ответа Чонгук наклоняется, слишком мягко прикасаясь к полным губам, прикрывает глаза, наслаждаясь их мимолётной сладостью, потому что это слишком для него. В таких моментах он бы просто разорвал Чимина, не оставив живого места, исполосовал тело порезами, не будь он ему настолько интересен и не заглянув своими глазами ему в душу. Чимин замер. Расслабляется, смотря куда-то в потолок, бегая глазами от одной тени к другой. Теперь настала его очередь сильно злиться на всё это, ненавидеть каждого человека, но понимать в скором времени, что те ни в чём не виноваты. Когда это началось? Прошло наверное много времени с тех событий, а Чимин, как в бреду, забывает каждое, но во снах видит ужасные вещи, в которых сам же и умирает по каким-либо причинам. Всегда просыпался в слезах и долго не мог потом уснуть, не желая возвращаться в эти кошмары, чтобы не остаться в них навсегда. Альфа отстраняется, уже глядя на него не с той злобой, с которой вошёл пару минут назад, а с сожалением. Отпускает запястья омеги, тихо шепча «прости» много-много раз, кусает губу, терзая её, и плачет беззвучно, опустив голову. Чимин же будто отмер и хватается за плечи Чона, сначала пытаясь оттолкнуть, а потом разрешает положить голову себе на грудь. Омега перебирает мягкие тёмные волосы, альфы, прикрыв глаза, не давая слезам воли пойти мокрыми дорожками по щекам. Обнимает альфу, сжимая его кофту маленькими ручками, пытается успокоить, а у самого сердце разрывается от этого. Чонгук вроде засыпает, успокоившись, а Чимин подолгу смотрел в потолок, перед тем, как тоже погрузиться в лёгкий сон. В этот день ему не снились кошмары, потому что рядом был Чонгук — единственный человек, который на его стороне.