Gallavich Story

      Микки 14 Слоноподобного вида медбрат уже откинул окровавленный передник Галлагера и накладывал стерильную повязку на рану Микки, когда, наконец, прибыли копы и тотчас направились к грёбаному индусу. — Парень пытался меня ограбить, не в первый раз уже, но сегодня он покусился на выручку, и я не выдержал, защищая своё имущество. Мы с женой ждём третьего ребёнка, я не могу позволить себе кормить всех гопников района. Микки Милкович стиснул зубы, но не стал ничего отрицать. Шоколадкой кретин бы свою семью не прокормил, но не говорить же этим ублюдкам, что гандон стрелял в него не из-за будущего ребёнка, а из-за своей собственной задницы, которой больше не перепадает ништяков, потому что они все достались Микки. Это и в голове-то звучит слишком по-пидорски, не то что вслух произнести. А прослыть сучкой в тюряге он точно не собирался. Хотя, до заключения бы и не дошло... Батя его прикончил бы ещё до начала слушания. Уж лучше он спокойно отсидит - уголовщина у него в крови. Да и не впервой - его уже не раз заметали за драки и мелкое хулиганство, правда, до суда и реальных сроков дело не доходило. *** Микки повезли прямиком в госпиталь при окружной тюрьме, там его продержали два дня, прежде чем выдать костыли и отправить в камеру. Всё это время он курил, глядя в потолок, и размышлял над факторами, благодаря которым он оказался за решеткой с простреленной ногой. Ёпт, какая-то грёбаная мелодрама получилась, не хватает только индийской музычки фоном, да какого-нибудь слюнявого хэппи-энда, блядь. К концу второго дня запас курева иссяк вместе с запасом бабла. Проковыляв до телефона, он попросил братьев привезти ему сигарет. На следующий день Тони приехал и передал ему посылку, куда сестра доложила также кофе и сладости. На последнее пытался позариться один жирный говнюк, за что получил по своей наглой роже. Костыли в данном случае не мешали драке, а скорее способствовали. Свою камеру он делил с молчаливым здоровым индейцем - как по Микки, это была отличная компания. Оказалось правда, что он загремел за убийство трёх человек, но зато чувак не лез к нему со всякой тупой болтовнёй. Через несколько дней Милковичу на счёт свалились пятьсот баксов, что было неебически приятной, но подозрительной неожиданностью. Он опешил от недоумения. Это точно не кто-то из его семьи позаботился... Все возможные варианты сводились в итоге к одному вопросу: неужто это от Галлагера прилетело? У рыжего вряд ли лишние деньжата водились... Но других потенциальных доброжелателей Микки в голову не приходило. *** — Михайло Милкович, прибудьте на пост - к вам посетитель. Это сообщение было ещё большей неожиданностью, чем деньги на счету. Сам он точно никого не ждал в грёбаные гости, а семейка не станет наведываться без повода дважды за неделю. Направляясь по коридору за конвоиром он гадал, кого там черти принесли. Войдя в помещение для свиданий, Микки увидел рыжую башку. Галлагер, ёб твою мать! Он понял, что был рад увидеть засранца, но вида не подал. Отложив костыли, он присел на стул, взял трубку и поблагодарил его как можно непринуждённее: — Спасибо, что бабло подкинул мне на счет, как раз сиги кончились. — Кэшу спасибо скажи, я его напугал, сказал, что ты можешь выдвинуть обвинение. Микки усмехнулся - молодец, чувак, так этого индуса - и повторил: — Спасибо. Галлагер собрался с мыслями и осторожно спросил: — Долго срок мотать? Походу, его реально волновал этот вопрос. — Не знаю. Год, наверное. Может пару месяцев. Если глупить не буду. — Как глупить? Микки, поясняя, перешёл на крик и бросил в сторону гневный взгляд: — Например, не пырну того ёбаного жиробаса, который пиздит мои конфетки! Рыжий поморщился, на лице отразились чувства, которые Милкович не успел распознать, потому что тот, опустив взгляд, выпалил: — Я соскучился. Вот же дерьмо! Что он несёт?! — Повторишь, я тебе язык оторву, - поспешил заверить его Микки. Он уставился на идиота, не мигая - тот тоже глядел на него во все глаза, и вдруг засиял от счастья, будто ему что-то приятное спизданули. "Вот же мелкий грёбаный извращенец" - без злости подумал Милкович, смягчаясь, и пытаясь сдержать улыбку, но в следующий момент придурок поднял руку со своими уебански длинными пальцами к стеклу, чем чуть не довёл до нервного срыва. — Руку убрал! - рявкнул Мик. Да что он вообще творит! И хули припёрся! Микки вдруг ясно представил, какой бы Галлагер стал сучкой в тюрьме - вот уж явно пиздёнышу не место по эту сторону стекла. Когда голос в динамике оповестил, что время посещений подходит к концу, Микки ощутил как тоска сжала его внутренности. Он бросил прощальный взгляд на идиотскую улыбку, ухмыльнулся и вышел, снедаемый смешанными чувствами негодования и чего-то неуловимо приятного, растекающегося по нутру.       Йен 15 На утро Моника так никуда и не делась, и продолжила играть мамочку под присмотром своей гром-бабы, которой всё это было явно не по нраву, но к крошке Лиаму та липла с маниакальной опекой телохранителя. Моника много суетилась, делала вид, что старается изо всех сил, но толку от этого было мало. Йен спросил больше ради того, чтобы подъебнуть её, чем ради самой еды: — Где наши обеды? И та в панике забегала по кухне, кидая в пакеты всё, что попадалось под руку из съедобного. Смотреть было противно. Лип сказал, что догонит их, и Йен, захватив Карла с Дебби, направился в сторону школы. Они ждали старшего брата в конце улицы, наблюдая, как Моника догоняет его, что-то говорит, пытается обнять, но не получает взаимности. Когда он подошёл к ним, то глаза его были красными, а губы плотно сжатыми - возвращение матери никому из них не давалось легко. Йен не мог избавиться от чувства вины перед Микки. Это он позвал его, он не подумал, что у Кэша были ключи от магазина, он так увлёкся парнем, что позабыл об осторожности. Если бы не Йен, то Микки Милкович не получил бы ранение и не загремел бы в тюрягу... Да, он бы сейчас спокойно пиздил кого-нибудь, воровал, торговал наркотой или занимался чем-то, о чём лучше было вовсе не знать - по сути тоже зарабатывая себе срок, но только без участия Галлагера. И если раньше парень умудрялся быть достаточно бдительным, чтобы не попадать за решётку, то сейчас он сидит в тюрьме из-за шоколадки, острого языка и ревности индуса. Как-то совсем глупо и некрасиво получилось. И как назло в этот день Мэнди не появилась в школе, а он хотел найти подругу, чтобы узнать новости о её брате. На работе Линда дала ему два выходных, но не смотря на это, после занятий он решительно поспешил в "Kash and Grab". Когда он пришёл в магазин, там было столпотворение - группа людей во главе с какими-то тётками обступила Кэша: они пожимали ему руки и благодарили за проявленную храбрость. Кто-то из толпы выдвинул супер-идею: — Надо устроить праздник. Отметить торжество правосудия и справедливости. Индус чувствовал себя явно не в своей тарелке, и пытался вежливо отвязаться от такого признания: — Нет, нет, спасибо всем, я не хочу привлекать к себе внимание. У меня жена беременна, дети, спасибо, спасибо, да... я не сделал ничего особенного, просто защищал своё. Когда он, наконец, выпроводил всех наружу, то посмотрел измученным взглядом на Йена и спросил: — Ты чего хотел? У тебя выходной. Парень стоял у двери, держа руки в карманах: — Да, Линда прислала сообщение. Он перевёл взгляд через стеклянную витрину на улицу, где мимо сновали прохожие. — Хотел только узнать... Как дела? Милковичи не приходили с угрозами? Мужчина напрягся: — А должны? — Кто же знает, что им в голову взбредёт. Да и сам Микки, когда выйдет, не забудет кто его подстрелил и засунул за решётку. Вряд ли его надолго запрут. Йен перевёл взгляд обратно на Кэша. Тот уставился на него немигающим взглядом: — И что ты предлагаешь? — Попробуй умаслить его. Подкинь денег на счёт... Тот возмутился, перебивая: — Я должен платить тому, кто меня постоянно обворовывал? Кто издевался надо мной, кто..., - он осекся и не стал продолжать, губы дрожали в немой злости . Парень решил не отступать, и напомнил ему: — Ты сам говорил мне: чтобы выжить в этом глупом мире надо быть разумными. Индус молчал, взгляд стал совсем хмурым, и Йен совершенно искренне добавил: — Я действительно беспокоюсь за тебя, Кэш. С Милковичами связываться себе дороже. Кэш нервно усмехнулся и, мотая головой, направился в подсобку, но на полпути остановился, обернувшись: — А ты-то что делаешь, Йен? Галлагер смерил мужчину молчаливым непроницаемым взглядом. Ему на ум приходило много вариантов ответа - он сам ещё до конца не успел во всём разобраться, но точно не считал нужным оправдываться. Кэш добавил тихим тоном, поправляя ценники на ближайшей полке: — Я знал, что ты когда-нибудь уйдешь, но думал... что найдёшь кого-то получше. Опять эта дебильная формулировка, семейное у них что ли! Йена разозлило это высказывание, его бесила такая градация, он не допускал, что можно судить других людей - у каждого свои мотивы быть теми, кто они есть. А Микки был явно лучше тех многих, кого Йен знал, и намного лучше того, кем его считали другие - кем даже он сам себя считал. Парню захотелось быстрее закончить этот разговор, но разворачиваясь к выходу он уточнил: — Я ещё работаю здесь? Не отвлекаясь от своего занятия начальник ответил: — Да, приходи в понедельник, если хочешь. — Ты не против? — Я - не маленький, я переживу. Ты лучше о себе подумай. *** На следующий день после второго урока Йен нашёл Мэнди во дворе, они присели покурить. Стараясь казаться непринужденным, он спросил о том, что волновало его сейчас больше всего на свете: — Как там Микки? — До сих пор в окружной тюряге чалится. Пока она затягивалась, он всматривался в лицо подруги, пытаясь прочитать на нём что-нибудь, о чём та умолчала. — Ездила к нему? — Неа, эти лесбиянки на охране шманают тебя, как начинающие гинекологи. Передавая сигарету, она ехидно спросила: — А как Кэш? — Приходили тётки из районной дружины и хотели устроить в честь него праздник. — Кэшу пора валить с семьёй подальше, пока Микки не вышел. Тут подошёл Лип, взял у брата сигу, и поздоровался с Мэнди: — Симпатичный наряд, ты кто, пиратка-красотка? Та в ответ состроила ему глазки: — Нравится? Лип хмыкнул и перевёл взгляд на Йена: — Что третьим уроком? — ОБЖ, а что? — Прогуляем занятия? Без лишних вопросов, рыжий поднялся с места, попрощался с подругой и пошёл за братом. Они дошли до парковки, подошли к какой-то клёвой тачке, которую Лип открыл и кивнул садиться внутрь. Они не собирались позволять Монике забрать у них младшего братика Лиама, поэтому поехали к собственному дому, чтобы следить за её дальнейшими шагами. Пока они поджидали, сидя в салоне автомобиля и наблюдая за входной дверью, Йен поинтересовался: — Где тачку взял? — У Стива одолжил. Халтурю с ним помаленьку. Рыжий закатил глаза, и с иронией задал риторический вопрос: — Как? Брат лишь улыбнулся в ответ - умный вроде, а постоянно творит какую-нибудь дурость. Отвернувшись к окну, Йен ему посоветовал: — Лучше Фионе не рассказывать, а то она и тебя уроет, и Стива. Он устремил взгляд на дом, чтобы не пропустить Монику, про себя поражаясь как уверенно его жизнь полетела в пизду, стоило матери ворваться в неё вновь. Словно чума прошлась. Он полностью погрузился в свои мысли и почувствовал, что брат дырявит его взглядом лишь когда тот спросил: — Ты сам-то в норме?       Лип 2 Брат сидел вроде бы рядом, на соседнем сидении, но чувствовалось, что он витает где-то далеко отсюда. Он задумчиво глядел в окно, потирая губы, и выглядел как грёбаный лирический герой. Йен вообще был странный с того дня, как объявилась Моника. И Лип уже начинал о нём беспокоиться, поэтому спросил: — Ты сам-то в норме? Не вдаваясь в подробности Йен задумчиво пояснил: — Да, сейчас просто многое происходит. Старший Галлагер согласился: — Да, странно как-то. Моника вернулась... По-прежнему смотря в никуда, брат рассеянно кивнул: — Да, и это тоже... Лип мысленно нахмурился: "Хм, вот с этого момента поподробнее, пожалуйста!" — Есть ещё странное? Йен бросил на него быстрый взгляд и попробовал отмахнуться: — Это запутанная история. Но старший брат подался ближе и осторожно предложил: — А ты попробуй, расскажи. И тут Йен развернулся к нему и выдал буквально на одном дыхании, потирая виски: — Микки - гей. Мы трахались. И Кэш выстрелил в Микки из-за меня. Но Микки предпочёл пойти в тюрягу, чем признаться в ориентации. Так что я трахал их обоих. Правда с Кэшем последнее время особо не получалось. Когда мы с ним были в процессе, нас застукала Линда. И запрягла Кэша обрюхатить её ещё одним. У Липа глаза на лоб полезли, в ответ он смог лишь поражённо выругаться: — Срань господня! И брат был с ним полностью согласен: — Вот именно. В этот момент из дома, наконец, вышла Моника с Лиамом в охапку, в сопровождении своей мужеподобной спутницы, и Лип начал заводить двигатель машины. А Йен, видимо, придя для себя к какому-то выводу, решил озвучить его вслух: — Наверное, сегодня к нему пойду. Лип окончательно запутался: — К Кэшу? Тот, поморщившись, быстро мотнул головой: — Нет, к Микки. Он в тюрьме, ждёт слушания. Ебучее лирическое выражение так и не сошло с физиономии брата - он продолжал пялиться в окно, хлопая ресницами и покусывая ноготь. Только в дороге рассказ Йена начал складываться в голове Липа в какую-то более-менее осознанную теорию. Он не знал, что из сказанного было труднее всего представить, но всё вместе звучало как бред какого-то психопата. С Кэшем, видимо, у брата всё кончено - это не могло не порадовать, ура. Что он там ещё рассказал? Микки, мать его, Милкович - гей?! Перед глазами без спроса предстала картина, как чумазый пиздливый гопник из семейки уголовников пялит его рыжего братца посреди кучи мусора. Он дёрнул головой, отгоняя эти навязчивые образы и коротко взглянул на Йена - на его невинное лицо с россыпью веснушек. Он сказал, что трахал их обоих, и мысленному взору Липа предстала немного другая картина. Блядь. Этих вот подробностей ему знать было совершено ни к чему! Микки, ебать его в рот, Милкович... Он уже не знал продолжать ли ему радоваться, или пора начинать плакать. Они проехали уже пару перекрестков, когда Лип неуверенно не то спросил, не то факт констатировал - сам не понял: — Микки... Милкович? — Ага, - как-то мечтательно улыбаясь, ответил брат. Старший Галлагер готов был психануть: — Он же совсем недавно жаждал тебя отпиздить! Это что, блядь, прелюдия такая была? Йен озадаченно посмотрел на брата и пожал плечами: — С тех пор много воды утекло. — Ну да, давай тут бросаться сраными ничего не объясняющими фразеологизмами! Младший лишь недоумённо поднял брови на его резкий выпад. В этот момент машина, которую они преследовали, остановилась напротив генетической лаборатории, и они тоже припарковались неподалёку. Оба стали внимательно наблюдать за тем, с какими выражениями лиц выйдут из здания мать со своей терминаторшей. А вышли они явно не припеваючи. "Надо же, у нашего маленького чернокожего братика всё-таки ирландские корни". Ну, если Лиам - сын Фрэнка, это ещё не означает, что он - отец всем детям Моники. С этой мыслью братья и вышли из машины, решительно направляясь в ту же лабораторию, чтобы проверить на себе эту гипотезу.       Йен 16 Им понравилась сама идея не быть детьми Фрэнка, но Йен сомневался, что результат теста ДНК оправдает их ожидания. Если честно, ему безусловно было любопытно, но он видел, что для брата эта затея значила гораздо больше. Они собрались в своей комнате наверху и стали изучать инструкцию: — Так, тут написано, что надо взять мазок с внутренней стороны щеки и отослать им. Йен добавил: — Ага, и плюс 150 баксов с носа. Брат воодушевленно напомнил: — Зато узнать, что Фрэнк нам не отец - бесценно. Открой рот. Он взял мазок и посмеялся: — Это ведь прикольно, мы можем многое узнать из этого анализа. Йен хмыкнул: — Да, например, достался ли нам ген алкоголизма от Фрэнка. А Лип подхватил: — Или тупые гены Моники. — Или кто из нас может стать геем. Брат заржал и, дав ему пять, стал упаковывать конверты с анализами. Потом бросил на него свой изучающий взгляд: — Слушай, как это всё вообще произошло? Йен сначала не понял о чём идёт речь. И Лип подошёл к своему вопросу с другой стороны: — Ты знал, что Милкович - гей? Вот оно что, Липу всё не давала покоя новая порция информации о его личной жизни - судя по его лицу, он до сих пор с трудом верил в этот ебически душещипательный рассказ. — Узнал в тот момент, когда он замахнулся на меня монтировкой. — Он сначала отпиздил тебя, а потом трахнул?! Йена так повеселила версия Липа, что он поперхнулся дымом только что прикуренной сигареты, и, смеясь, передал её брату: — Мы подрались, когда я пришёл забрать ствол, спизженный им у Кэша. Лип не переставал удивляться: — Ты один заявился в логово Милковичей? — Было дело, ага. Забавно было наблюдать за реакциями брата на всю эту хренотень, а самому приятно было вспомнить, как всё у них с Микки началось - вроде всего пару месяцев назад дело было, а столько всего изменилось с тех пор. Но весёлая улыбка на веснушчатом лице превратилась в грустную - Йен понял, что он, блядь, соскучился. *** Юг Чикаго отдалялся за окном под гул электрички. Йен встал сегодня с утра пораньше, принял душ и сразу поехал на другой конец города - в тюрьму к Микки. Он сидел между напомаженной и от души надушенной бабулей и хмурым мужиком, от которого несло перегаром. От самого парня пахло ментоловым шампунем и сигаретами, а во рту ещё остался привкус черного кофе. Он глядел на трущобные пейзажи, проносящиеся за окном, на крыши домов, где уже растаял снег, только в тени кое-где лежали грязные кучи, и вспоминал их с Милковичем встречи, скрытые от чужих глаз. Он вызвал в памяти похабную улыбку на чумазом лице, игриво вскинутые брови, тёмные волосы торчком, сверкающие ясно-голубые глаза, весёлые морщинки вокруг них, мозолистые руки с матерной татуировкой на костяшках, потрескавшиеся губы, вечно извергающие ругательства задорным голосом... От станции Йен пошёл пешком, и когда перед ним замаячило здание тюрьмы, ноги на миг подкосились. Чем ближе становилась цель, тем сильнее было чувство неуверенности. Как отреагирует Микки на его визит? Вдруг ему в жопу не всрались такие сюрпризы, и рожа галлагерская ему остопиздила, или он винит его в случившемся и пошлёт в пешее эротическое путешествие, как только увидит, если вообще станет с ним разговаривать. Йен закурил. Он вновь увидел как меняется взгляд нависшего над ним гопника, ощутил на своей коже грубые руки брюнета, услышал его блаженный рык сквозь стиснутые зубы, и почувствовал как мурашки разбегаются по всему телу, а в паху разливается тепло. Если он ошибается в том, что их двоих что-то связывает, то значит он об этом узнает здесь и сейчас. С этими нерадостными мыслями он подошёл вплотную к воротам, вступая на территорию тюрьмы. Чтобы попасть внутрь требовалось отстоять очередь, предъявить документы, вывалить все личные вещи на стол, полуодетым пройти через рамку металлоискателя, вытерпеть тщательное ощупывание охранника и назвать имя заключённого. — Микки Милкович. Служащий сверился с базой на экране компьютера: — Нет таких. Полное имя? Йен спохватился, что в душе не ебёт, как полностью зовут Микки, если не Микки... Майкл? Мигель, блядь? Он испугался, что его сейчас развернут обратно, поэтому быстро затараторил: — Нет... Посмотрите, пожалуйста, по фамилии, она же не частая. Он поступил в прошлую пятницу, с огнестрельным ранением... Безразличный голос остановил его жалостливый поток слов, сухо отчеканивая предложения из-за монитора: — Михайло Александр Милкович. Заключённый номер тридцать один ноль пятнадцать. Мистер Галлагер, следуйте за провожатым. Ебать-копать, какое странное имя, до него бы Йен и не додумался никогда. Чьи у Милковичей корни? И какое же тогда у Мэнди полное имя? Вместе с группой других визитёров, он прошёл по коридору в долгожданную комнату со стеклом и телефонами. Ему указали на стул, на котором Йен извертелся в ожидании. Когда привели Микки, он неотрывно стал следить, как тот бодро проковылял на костылях, уселся напротив, поднял трубку и начал разговор.... с благодарности! У Йена от сердца отлегло. Он с радостью объяснил ему откуда взялись деньги, и во второй раз за пять минут услышал от Милковича "Спасибо!" - ёпт, как пиздато, что Кэш такой благоразумный. Он смотрел через стекло на парня, который - Йен это только что осознал - стал значить для него очень много. Всего два месяца назад он бы не поверил, что будет навещать Милковича в тюрьме. Тем более просто потому что соскучился. Он не мог вспомнить момент, когда в его душе всё так перевернулось с ног на голову, но сейчас уже казалось, будто так всегда и было. Ему действительно не хватало этого засранца, но он не решился об этом сообщить. Вместо этого он задал вопрос, столь сильно его волнующий, что голос чуть не подвёл, и потому прозвучал так тихо: — Долго срок мотать? И воззрился на Микки, проглатывая подступивший к горлу тревожный ком. Разброс сроков, которые он так спокойно назвал в ответ показался вечностью, и когда Мик стал грозить какому-то гандону расправой из-за сущей ерунды, Йен понял, что срок, который Микки Милкович проведёт за решёткой будет большей частью зависеть от говнистого характера этого драчливого гопника. Блядь. Галлагер почувствовал себя беспомощно, и набрав в грудь побольше воздуха нырнул с места в карьер: — Я соскучился. Он всё-таки решился на это нелепое признание в призрачной надежде, что Микки чувствует нечто похожее и сможет в нужный момент заставить себя сдержать гневные эмоции во избежание ебучей перспективы задержаться в стенах этого здания на подольше. — Повторишь, я тебе язык вырву! Ничего другого Йен и не ожидал услышать - более того, ему было нужно это услышать, как что-то родное и до боли знакомое. Милкович уставился на Галлагера, сверкая своими небесными глазами, на его лице отразилась буря разнообразных эмоций, и те, что Йен успел распознать заставили его расплыться в улыбке. Лицо напротив смягчилось, было видно, что Мик сдерживал свои губы от ответной реакции, но глаза паршивца вовсю улыбались, отчего рыжий перестал чувствовать себя тем потерянным идиотом, коим он сюда шёл. Рука инстинктивно потянулась к стеклу в диком желании коснуться того, кто сидел за ним - так близко, но так недоступно. Йен не собирался этого делать - пальцы как-то сами собой дёрнулись, и Микки в ужасе пресёк это неуместное движение на корню. Они бы, наверное, так и пялились друг на друга дальше, играя в прятки с эмоциями, но голос из динамиков оповестил, что время посещений вышло, и пора было расходиться. Йен уходил хоть и с грустью, но с каким-то согревающим чувством на душе. По дороге домой он вдруг понял, что так многого не спросил из того, что хотел бы узнать. Например, как заживает рана? Болит ли нога? Как, блядь, он мог забыть спросить про его простреленную ногу?! Навещают ли его родные? Не холодно ли, сука, спать по ночам? Трахает ли он там кого? Не все свои вопросы он произнёс бы вслух, но глодало его ещё куча всего. А сбитый с толку накатившими переживаниями, он растерял все мысли, зато, кажется, умудрился сказать и узнать главное.       Микки 15 Микки проснулся в холодном поту, судорожно глотая душный воздух камеры. Он не сразу пришёл с себя и вообще сообразил, где находится. Во сне творилась какая-то полная дичь, и в попытке прогнать жуткие картинки пришлось фокусировать взгляд на потолке, где в тусклом синеватом свете дежурной лампы виднелось большое грязное пятно в форме ананаса. Терри, ростом с грёбаную секвойю, хуярит их дом бейсбольной битой, они с братьями разбегаются в разные стороны, уворачиваясь из-под обломков. Мэнди нигде не видно - и Микки возвращается обратно, вдыхая пыль и штукатурку, ищет её по всем углам, ползёт на карачках и вдруг проваливается в какую-то дыру. Он летит в бездну и приземляется прямо посреди своей комнаты, где в его постели на красном покрывале взмыленная от пота сестра неистово прыгает на стонущем в блаженстве Галлагере... Вся эта хуйня далеко не сразу разлетелась в разные стороны, освобождая воспалённый мозг. Микки присел на койке. Очень хотелось курить. Будь он сейчас дома, то ополоснулся бы в душе, вышел бы на воздух, завернувшись в одеяло, устроился бы на ступеньках крыльца, и курил бы, глядя как проезжает мимо первая электричка. Но он был не дома, он находился в маленькой ячейке посреди огромного человеческого муравейника и снизу слышалось сопение его сокамерника. Ну и похуй. Не самое страшное, что могло с ним случится. Микки схватил подушку и перелёг головой в другую сторону. Пытаясь прогнать это мерзостное чувство, оставшееся после кошмарных сновидений, он сосредоточился на боли в бедре. Нога ныла уже значительно меньше, но, сволочь, чесалась словно шмонька какой-нибудь шалавы. Он отогнал последние кадры своего кошмара, вспомнив вчерашний неожиданный визит. Галлагер не переставал удивлять. Сестрица до сих пор его не навестила, хотя и звонила, брательник заходил только по делу, а этот ушлёпок явился - просто так, поболтать, блядь, узнать как его грёбаные дела и попялиться через стекло своими зелёными зыркалками. Микки вздохнул, и перевернулся на бок. Он прикрыл веки с намерением ещё немного поспать. А перед глазами продолжала маячить конопатая физиономия, не желая никуда исчезать. Соскучился он, видите ли. Соскучился, ёпт! Как язык-то у засранца повернулся такое сказать? Микки должен был злиться, но почему-то не получалось. Почему-то он улыбался, поправляя подушку, и устраиваясь поудобнее, стараясь как-то пристроить свою больную ногу. *** Микки не знал точно, что чувствовал, пока его вели в зал суда - скорее скуку смешанную с раздражением. И голод, что аж в животе урчало. Он хотел поскорее услышать цифры, без лишней полемики со стороны судьи и без глупых вопросов от общественных адвокатов, и отправиться спокойно мотать свой ебучий срок дальше. Его усадили на узкую скамью, и он окинул взглядом помещение. Увидев Мэнди, Микки усмехнулся: пришла-таки, пиздёнка, поглядеть, да погреть уши - она ободряюще подмигнула брату. Больше родных в зале не было, но это было предсказуемо. Он приглядывался к лицам остальных присутствующих, пока не поймал себя на том, что высматривает рыжую башку. Но идиоту хватило ума не светиться на слушании его дела. Тогда Микки перевёл взгляд на судью: тучная белая бабёнка средних лет, кажется, ей тоже было скучно и она хотела побыстрее избавиться от Милковича так же, как и от десятка других, ожидающих приговора отбросов, ежедневно проходящих толпами сквозь её правосудие. Индус припёрся в качестве единственного свидетеля, глазёнки свои снова спрятал, долго его вопросами вроде не мучили - но Микки и слушал вполуха. Он вспомнил, как Галлагер бросился к нему тотчас после выстрела, вместо того чтобы сразу съебаться. Как он что-то бубнил спокойным голосом, методично останавливая кровотечение, а у самого вена на шее пульсировала, как сумасшедшая. И не сваливал, идиот, пока Микки его не прогнал к чертям. Он не сразу услышал, что судья повторяет его имя: — Мистер Милкович, вы меня слышите? Хотите что-нибудь сказать суду? Лучезарно улыбнувшись Микки ответил: — Не горю желанием! Судья покачала головой, и озвучила приговор: его замели на пять месяцев. *** Микки коротал свои дни за решёткой: сестра звонила где-то два-три раза в месяц, пару раз братья передавали посылки с ништяками. Он уже привык к дерьмовой мешанине продуктов, подающейся здесь в качестве пищи, а его главным досугом стало качаться в местном спортзале. Если совсем тоска накроет - в любой момент можно было достать косяк, колёса или дорожку, чтобы попытаться расслабиться. Но теперь его всюду преследовали образы, врезающиеся в мозг острыми лезвиями. Рыжая чёлка прилипшая к взмокшему лбу; побелевшие тонкие пальцы, вцепившиеся в его руку; горячее прерывистое дыхание в самое ухо; пульсирующий член, растягивающий его задницу; полуприкрытые дрожащие веки с длинными ресницами на бледном лице; выпуклые веснушки по всему телу, на ощупь обнаруженные собственными руками... Он впился ногтями в свою ладонь, прогоняя с неё это ощущение. И понял, что пока не ёбнулся вкрай, пора бы кого-нибудь тут трахнуть. Благо, что сучек в тюрьме для этого всегда хватало. Жаль только, что придётся самому их ебать... *** Его кулаки круглосуточно были наготове - в вольной жизни всегда находился кто-то, кто прямо-таки жаждал получить по своей наглой роже, а уж в жизни за решёткой - тем более. Вот буквально пол часа назад один гандон доёбывался, да не довыёбывался - Микки прижал пидрилу к стене и доступно объяснил, чем грозит тому ещё хотя бы один неправильный взгляд в его сторону. Даже руки марать не пришлось, острый язык - тоже охуенное оружие. Милкович на удивление хорошо себя вёл, сам себе поражаясь. С прошлой драки даже синяки успели сойти - так давно дело было. Хрен его знает, где тут "собака порылась": зеки пошли больно вежливые, или Микки растрачивал всю свою физическую энергию на турнике. Ко всему прочему он находился в приподнятом настроении и делал вид, будто отдыхает на грёбаном курорте. К черту все обстоятельства, он не намерен киснуть из-за всякого пиздеца! Но один мудак прямо напрашивался. Микки был далеко не сдержанным малым, но тут отчего-то не уебал его сразу. Лишь отмахнулся шутками с угрозами, послав к чёрту хуй сосать. И удалился в спортзал. Однако сегодня он услышал за трапезой про Милковичей какое-то дерьмо, а два ебаната, спизданувшие это стоя прямо за его спиной, быстро выдали, от кого они понабрались всей этой хуйни. Может его родственники и отморозки, но другим отморозкам пиздеть про его семью не позволительно. Так что Микки как раз шёл покончить с мудилой раз и навсегда, но охранник перехватил его, получив порцию ругательств. Оказалось, что его ведут к телефону. — Привет, уебанец! — Дарова, пиздёнка! Мэнди звонила ему, чтобы излить поток бесполезной информации - видимо, считала, что так развлекает брата. Он был просто рад слышать голос сестрицы, а суть монолога не улавливал, пока не расслышал имя её лучшего-друга-парня, такое знакомое и ему самому. — Йен сегодня обыграл меня, представляешь? Завтра у нас реванш. На кону мега огромная пицца. — Сделай его, сестрёнка, не позорь фамилию! - выдавил в ответ Микки нарочито бодро, а сам при этом чётко ощутил, как душа опускается на самое дно. Державшееся более двух месяцев бравое настроение схлынуло в пизду. Но зато оно сменилось полной уверенностью в том, что он хочет выйти отсюда, надолго не задерживаясь. Осознание того, что люди на воле продолжают жить без его участия заставило почувствовать себя полнейшим неудачником. Нет, он знал и так, что жизнь за стенами этого здания не остановилась, что там она течёт насыщеннее и быстрее, но без напряга умудрялся срать на этот факт. И вот, невинное упоминание того, как Мэнди с Галлагером где-то там веселятся, вернуло Микки на место. А заодно напомнило о его ебучем кошмаре... Он мог бы просто психануть и продолжить идти, куда шёл. Но он жопой чуял, что парой ударов по башке дело не ограничится - если Милкович ударит этого отморозка, то кто-то из них двоих уебёт другого нахуй. Хотя это был определённо самый лёгкий путь - сорвать свою злость на проклятом мудиле... Только вот злости он как раз не ощущал. Лишь опустошение. Так что он направился в противоположную сторону - во двор курить. Там же можно было достать и пару граммов для поднятия духа. Весеннее солнце уже шпарило вовсю, и он зажмурился, подставляя ему своё лицо. Перед глазами сразу заплясали тёмные пятна и яркие всполохи, и среди них он увидел ещё более яркое пятно - рыжую рожу Галлагера, заявляющего, что он, сука, соскучился. — Блядь. Микки сплюнул, затушил хабарик и прикурил вторую сигарету.       Йен 17 Они собрались все вместе в новом доме Стива, рассевшись на единственной здесь мебели - диване, и пили пиво, когда Лип сообщил, что Моника созывает их вечером на семейный ужин. Фиона возмутилась: — Семейный?! Ты сказал ей, что мы знаем о Лиаме? Было видно, что она в бешенстве и еле держит себя в руках: — Есть у кого косячок? Если я пойду на встречу к маме в сознании, то всё закончится уголовщиной. Передавая сестре желаемое, Лип обратил внимание: — Ты впервые за долгое время назвала её мамой. Жадно затянувшись она призналась: — Не знаю считаю ли я её вообще своей мамой. Брат поделился их решением тоже сделать тест ДНК в надежде, что Фрэнк окажется не их отцом. Йен уточнил: — Лип где-то через час сгоняет за результатами. Сказал и задумался: а ждёт ли он эти самые результаты? Нетерпение Липа чувствовалось уже с возникновения одной только идеи, а сам он не разделял столь сильных эмоций. Лёгкое любопытство - возможно, но по большей части Йен сдал этот анализ за компанию, чтобы поддержать брата. Потому что какой бы ни оказалась правда - она ничего не изменит. Фиона торжественно подняла свою бутылку пива: — Тогда за то, чтобы не быть детьми Фрэнка. *** Моника на самом деле приготовила ужин - ну, или честно попыталась. В тарелки она накладывала непонятную горячую массу, заверив что это любимое блюдо Йена и назвав это лазаньей. — А где Лип? — У него дела. Все ощущали себя странно в непривычной обстановке, неуверенно глядя на еду и на мать. Заявился Фрэнк - куда же без него - и уселся рядом с Йеном. Фиона решила нарушить эту нелепую идиллию семейной трапезы предупреждением: — Если ты позвала нас сюда, чтобы сказать, что заберёшь Лиама и опять уйдешь, то мы этого слушать не хотим. — Милая, я понимаю, ты расстроена... Моника стала заливать старую историю про тяжёлую жизнь с Фрэнком, который в этот момент безмятежно поглощал содержимое своей тарелки. Наконец-то, пришёл Лип, и мать обрадовалась: — Лип, отлично, мы как раз только начали. Её огромная спутница попыталась наехать на него за опоздание, но этот выпад не был удостоен внимания. Йен обратился к Липу: — Ну что? С горящими глазами брат ответил: — Решил не открывать, подумал надо вместе. Разрывая конверт, он пояснил для всех присутствующих: — Мы с Йеном тоже решили сделать анализ ДНК, уповая на возможность не быть детьми Фрэнка. Подумали зачем всё веселье оставлять вам с Боб. Он вытащил документ, и его лицо вытянулось от прочитанной в нём информации: — Срань господня! Поздравляю, Йен, ты - не сын Фрэнка Галлагера. Лип поднял на брата взгляд - его явно забавляла эта ситуация. А Йен замер, ещё толком не осознав услышанное, и неуверенно переглянулся с сидящим рядом и жующим Фрэнком. Он взял в руки бумагу и внимательно прочитал значащийся в ней вердикт уже своими глазами. Моника растерялась и обратилась к сыну: — Дорогой, честно, я не знаю... на той неделе - летом 95-го я приняла кучу ангельской пыли... В разговор мгновенно вклинился Фрэнк: — Ангельской пыли? Без меня? Ты обещала что мы вместе её примем! Начался срач родителей, такой привычный, будто мать никуда и не исчезала на два года из их жизней. — Извините, можно вернуться к вопросу отцовства Йена?! - напомнила Фиона. Фрэнк до сих пор ни хрена не понимал, пришлось ему объяснить: — Тут написано, что ты - стопроцентно не мой отец, но отец - близкий родственник, вероятно, твой брат. Дебби поразилась наличию у отца братьев, а Лип с Фи попытались вспомнить сколько их у него. У Йена голова шла кругом. Слева от него Фрэнк вскочил на ноги и начал орать на Монику, сидящую по его правую руку. Ёпт, как ему посчастливилось усесться меж двух огней?! Он потёр виски, стараясь абстрагироваться от разразившейся вокруг драматической сцены. — Лиам - наш! — Никто его не заберет! — Я и Боб заслужили свою семью! — А эта не в счёт?! Ты их бросила! — Нет, это он меня выгнал! Если бы я не ушла, я бы погибла. Фиона медленно и доходчиво высказала матери в лицо: — Так, он тебя измотал и разрушил, но это не мы выходили за него замуж. И если ты любишь нас, хоть каплю, ты оставишь нам Лиама, заберёшь подругу, залезешь в грузовик и больше никогда сюда не вернёшься. *** Лип всё не мог угомониться - он усердно искал в интернете братьев Фрэнка. Галлагеров в Чикаго было до хрена, а точных имён никто из них не знал. Фи предложила спросить у бабушки, и брат действительно потащил Йена к ней в тюрягу. Бабуля оказалась той ещё... штучкой, но имена в обмен на сигареты назвала. Этот визит не мог не напомнить Йену о его недавней поездке в другую тюрьму, к другому человеку. Он и не забывал о Микки, но старался сильно не загоняться, хотя частенько в эти бешеные дни он то и дело порывался съездить к нему ещё раз. Но это было бы глупо. Мэнди сказала, что слушание назначено на послезавтра, и идиотское желание поехать туда вместе с ней Йен зарубил на корню. — Разве тебе не интересно узнать кто он? - вырвал его из раздумий Лип своим искренним удивлением на опостылевшую уже тему, когда они шли от тюрьмы к электричке. — Нет, абсолютно, - безразлично заверил его Йен. — Он может быть кем угодно. Почему-то, брат считал этот очевидный факт весомым аргументом в пользу дальнейших поисков. — Он в любом случае окажется ебланом. Он же Галлагер. *** Паркуясь рядом с немаленьким, растянувшимся вширь серым домом, братья оба подумали, что раньше никогда даже не бывали в этом районе Чикаго. Им открыла дверь миниатюрная брюнетка, которая как-то странно посмотрела на Йена. Поздоровавшись, Лип стал объяснять ей, что они - сыновья Фрэнка Галлагера и что они выполняют школьное задание по составлению семейного древа. По её лицу скользнули хмурые тени недовольства и подозрения, но она быстро взяла себя в руки и, одарив их короткой улыбкой, позвала кого-то - судя по всему мужа: — Клейтон, дорогой, подойди сюда! Из глубины дома, вытирая руки полотенцем, вышел высокий мужчина с тёмнорыжими волосами и маленькими глазками на вытянутом веснушчатом лице, одетый в бордовый джемпер. Узнав кто они, он широко улыбнулся и заторопился впустить их внутрь, где усадил на диване в гостиной, среди клетчатых подушек. Его жена всё это время не сводила с Йена напряжённого взгляда, но всё равно вежливо предложила им напитки. А мужчина принёс старый фотоальбом и стал увлечённо показывать детские фотографии их отца. Лип смеялся и чему-то удивлялся, а Йен прослушал весь захватывающий рассказ о Фрэнке, пока внимательно изучал лицо дяди. Поразительно, но мужчина искренне радовался незваным гостям. Чего нельзя было сказать о его жене - когда её напряжение достигло предела, она поднялась с кресла и сдержанно позвала мужа помочь ей принести с кухни ещё лимонада. Когда они ушли, Йен ощутил адскую нехватку кислорода и попытался вдохнуть побольше воздуха. Он никогда раньше не чувствовал себя настолько не в своей тарелке. С кухни раздавалась приглушенная ругань. И Йен уже остро сожалел, что позволил их затее зайти настолько далеко. Он вскочил на ноги и начал торопливо одеваться: — Пошли. Я не могу. Я испортил им жизнь. Лип не разделял его чувств, и вообще не понял брата - он явно ощущал себя тут расслабленно, словно дома, и его нисколько не смущало, что эти люди ссорятся из-за их внезапного вмешательства в их размеренную прекрасную жизнь. — Это точно твой отец, ты - прямо его копия! Йен был на грани нервного срыва и чувствовал приближение паники, его голос сорвался на крик: — И что мне делать, собрать вещи и переехать к нему?! Лип развёл руками и очень чётко проговорил: — Да ты видел эти хоромы? В этот момент младшему брату хотелось лишь надавать старшему по самодовольному лицу, он с досадой выматерился, унося ноги прочь из этого дома. На улице этот кретин догнал его уже у самой машины и попытался уверить, что нельзя просто вот так уйти, даже не попрощавшись. Йен подлетел вплотную, в бешенстве выговаривая брату: — Это тебе нужно, а не мне! Да, мы все Фрэнка не любим. Но он - мой отец, Фиона - моя сестра, а ты - мой брат. Дебби, Карл, Лиам - мы все одна семья! Но несмотря на столь доходчивые объяснения, Лип всё ещё старался переубедить непутёвого рыжего идиота, не врубающегося как ему повезло, настаивая что тот совершает ошибку, хотя его голос и звучал уже менее уверенно: — Йен, посмотри какая житуха тебя ждёт... Йен в последний раз попытался донести до брата свою твёрдую позицию: — Я рад быть тем, кто я сейчас. Даже если ты не рад. Залезая в машину, он заметил, что Клейтон Галлагер тихо стоит на крыльце и наблюдает за ними - он слышал их спор. *** Йен прекрасно осознавал, почему так взбесился. Ураган по имени Моника, ёбаный в рот. Ворвётся в твою жизнь и разметает её на куски - хрен потом соберёшь. Её возвращение само по себе выбило парня из колеи, так мало того, теперь и вся его жизнь посыпалась, как от эффекта домино. Кэш стреляет в Микки. Микки попадает в тюрьму. Моника пытается забрать Лиама. Фрэнк оказывается ему не отцом. Человек, который почти год значил для него многое, с которым они пережили немало приятных совместных минут, вдруг перестаёт значить что-либо вообще - как пелена с глаз слетает. И на работе повисает напряжённая атмосфера. Человек, который изводил его несколько месяцев своим говнистым характером, который вызывал лишь желание избить его до потери пульса, вдруг становится Йену невероятно важен. Но стоило это осознать, как он лишается его на неопределенный срок. Женщина, которая исчезла из его жизни в тот момент, когда подросток нуждался в ней больше всего, вновь объявляется, когда он уже научился обходиться без материнской заботы. Наглядно демонстрирует, что она на неё всё равно не была способна, и опять исчезает восвояси, чуть не прихватив их младшего брата и вывернув всю душу наизнанку. Мужчина, которого он терпеть не мог всю свою сознательную жизнь, но которого терпеть приходилось, потому что родителей не выбирают, на поверку оказывается ему не отцом. И это, возможно, объясняет, почему парню порой казалось, что тот сам его ненавидел - ведь Фрэнк мог неосознанно замечать предательство жены в чертах сына. Мужчина, которого он увидел сегодня впервые в своей жизни, который несмотря на былую связь с его неадекватной матерью, сам выглядел вполне нормальным и даже приятным человеком, который наверняка взял бы на себя ответственность за ошибки прошлого, благодаря которым парень появился на свет - тот самый мужчина, который на самом деле и породил его. Но он являлся всего лишь незнакомцем, таким чуждым и непонятным, что внёс бы ещё больше сумятицы в жизнь подростка, и новых чувств, с которыми он боялся не справиться. Парень отчаянно цеплялся за разрозненные остатки чего-то привычного, чего-то родного, чего-то до боли знакомого, пытался остаться самим собой посреди вспыхнувшего хаоса, а родной брат предлагает ему бросить всё и всех, и вдруг зажить чьей-то чужой жизнью! Йен фыркнул от злости, нарушив тишину, повисшую в машине густой тучей. Неужели Лип не в состоянии понять таких элементарных вещей! Они пересекли мост на южную сторону, когда за окном уже стемнело. И молча продолжили движение по району. Йен слишком устал, чтобы начинать разговор, к тому же обида и негодование его так и не отпустили. Он открыл было рот, но смог лишь проскрипеть зубами, и бросил взгляд на брата. Лип тупо уставился вперёд на дорогу, крепко вцепившись в руль, занятый разборками со своими собственными монстрами в голове. В этот момент что-то ярко вспыхнуло перед глазами - когда сзади взвыла сирена, стало ясно, что это проблесковый маячок отразился от зеркала заднего вида. Обычные явления в Саутсайде, только в этот раз копы сигналили им, а не каким-либо местным преступникам. Братья переглянулись, и Лип начал притормаживать, а Йен только сейчас вспомнил, что они едут на ворованной тачке. *** Вот теперь Фиона их точно прикончит. Всех троих, вместе со Стивом. Если тот, конечно, рискнёт объявиться. Начинало светать, и руки, пристёгнутые к скамейке, затекли - впрочем, как и другие части тела, особенно шея. Всю ночь он то вытягивал ноги, то поджимал, но удобства это не прибавляло. А задницу он перестал чувствовать ещё задолго до рассвета. Ну, ёпт, никто и не обещал комфорта при ночёвке в участке, блядь. — Если меня сейчас упекут, то потом не зачислят. Лип не сразу сообразил о чём идёт речь: — Чего? — В Вестпойнт. Тут брат грустно улыбнулся: — Ну и хорошо, я всё равно хотел тебе колено во сне прострелить, чтобы ты в Кандагар не попал. Йен улыбнулся в ответ: — Я на Калингал надеялся. — Это там брат Томми ногу потерял? Младший на это устало возразил: — Ему медаль за отвагу дали. — Ага, и наклейку на Хонду его матери: за рулём инвалид. Спорить Йен не хотел, и доказывать свою позицию кому-либо, пусть даже родному брату - тем более. Он давно для себя решил, чего хочет в этой жизни - защищать свою страну. Но никто из близких не воспринимал его цель всерьёз. Появился усатый следователь и обратился к старшему брату: — Филипп Галлагер. Надеюсь, не родственник нашего завсегдатая Фрэнка. Лип выплюнул признание, глядя копу прямо в глаза: — Сын. — Сын Фрэнка? И первая уголовщина? Поздновато для Галлагера. После своего саркастического удивления усатый перевёл внимание на другого Галлагера: — И Йен. Ещё один отпрыск Фрэнка. Лип тотчас не применил вставить своё дебильное замечание: — Увы. — Йен, твой брат всегда за тебя говорит? И брат продолжил гнуть свою идиотскую линию: — Он - не мой брат. Йен закатил глаза и резко оборвал эту бредятину: — Вовсе нет! Следователь перешёл к сути: — Значит так, вы - два гения - угнали Порш Кайен. А потом что? Решили вечерком сгонять в закусочную? Он внимательно взглянул на младшего Галлагера: — Брось, Йен. Тебе лучше срок не мотать. Не с таким личиком. Блядь, серьёзно? Только что они с Липом обсуждали его мечту служить и защищать, а сейчас этот коп заливает ему, какая прекрасная сучка вышла бы из Йена в тюряге?! Ещё и преподносит это как грёбаный добрый совет. Парень не был готов к подобному замечанию, и распирающее его возмущение помешало вставить хоть слово, когда брат стал заверять следователя: — Я угнал тачку. Йен ни при делах. К совести младшего брата, старший говорил чистую правду. *** Липа в его семнадцать лет могли судить как взрослого. Вот говно. Как и Микки. Будет мотать срок вместе с ним, а Йена отправят в колонию для несовершеннолетних, после которой его мечтам - пиздец. Он не имел понятия какой им всем грозит срок... Блядь, когда копы их остановили, он как раз думал об эффекте домино, с которым рушится его жизнь, и кто бы мог подумать в тот момент, что ещё не все фишечки улетели в пизду. Становится всё лучше и лучше, ёпт. Хотя сами долбоёбы, конечно - ну как можно было так беспечно кататься по городу на ворованной тачке?! — Галлагеры! На хуй пошли отсюда, и чтобы я больше вас здесь не видел! Внезапно заявил усатый, открывая камеру, куда их пересадили со скамейки в коридоре после утреннего разговора - запястья до сих пор ныли. Они не сдвинулись с места, пока он не начал гнать их ещё настойчивее. Выйдя в коридор, они увидели улыбающегося Томми: — Пойдём, ребята, вас уже ждут. Я надеюсь, что вы больше не подведёте свою сестру. Не успели они его поблагодарить, или хотя бы опомниться, как уже оказались на улице, щурясь от сверкающего на солнце снега, в крепких объятиях родных. Фиона одновременно радовалась и злилась, обнимала их и колотила почём зря. Тем же вечером, отправив Липа в душ первым, она попыталась выяснить у Йена, где они взяли тачку, но он промолчал, так и не подтвердив её подозрений насчёт Стива. — Это было глупо. Ты мог сесть! — Прости, Фиона. Он окликнул сестру, когда та была уже в дверях их комнаты: — Эй, Фиона, я - гей. После секундного замешательства она с улыбкой призналась, что знала это. — Давно надо было тебе сказать... Не знаю, почему молчал. Строго добавив, что он всё равно в её чёрном списке, она удалилась по своим делам. *** Ему дали пять месяцев. Это сообщила Мэнди. Значит должен выйти к лету. Если обойдётся без глупостей... Мэнди сказала, что вроде пока никого не пырнул. После рассказа об их с Липом собственных злоключениях Мэнди неожиданно горько рассмеялась. Заявила, что это было не просто глупо, а жутко эгоистично с их стороны. Она только что вернулась с суда над своим непутёвым братцем, и, оказывается, её лучший друг в этот момент тоже времени даром не терял, и сам чуть не угодил на нары вслед за Микки. Йен еле отбился от кулаков взбешённой подруги. Ночью Йен долго крутился на своей кровати, и даже старая добрая дрочка не помогла быстрее уснуть. Под утро ему приснился идиотский сон, в котором парень только и делал, что от кого-нибудь драпал: от усатого копа и Тони, от Кэша и его жены, от парочки учителей, от военных, от Моники с Клейтоном, и даже от Терри Милковича в тюремной робе. Утром он встал разбитый, будто вновь ночевал прикованным к скамье. Ещё до конца не проснувшись, он запрыгнул в поезд и окончательно пришёл в себя только на станции около окружной тюрьмы. Толком не понимая как здесь оказался, Йен не спеша направился вниз по улице, пока не увидел то самое огромное жёлтое здание, окружённое бетонным забором. Тогда парень остановился, и немного подумав, заскочил в ближайший продуктовый, где купил блок сигарет, принглз с барбекю и несколько сникерсов. Закурив, он неторопливо продолжил свой путь. Йен не знал перевели уже Микки отсюда или ещё нет, и где вообще ему предстоит свой срок мотать. На подходе к воротам, он решил просто передать через охрану ништяки и уехать, не напрашиваясь на встречу. Он так и сделал, и больше сюда не возвращался, посвятив остаток учебного года вневойсковой подготовке и совершенствованию своей спортивной формы.