Gallavich Story

      Микки 36 Микки вошёл в погружённый в темноту дом, мгновение он прислушивался к тишине, а потом резко захлопнул ногой входную дверь и бодро направился на кухню, чтобы разобрать пакет из магазина. Закинув набранный вместе с Галлагером на вечер пивас в холодильник, он открыл холодную бутылку из своих старых запасов и, отрыв в морозилке какой-то полуфабрикат, поставил его в микроволновку. Ожидая пока тот разогреется, он курил и наслаждался одиночеством. После ужина, Микки неожиданно застал себя за ленивым оттиранием жирного пятна на столе и, отшвырнув откуда-то взявшуюся в руке тряпку на пол, резко схватил пиво и удалился в гостиную мимо заставленного во время завтрака большого обеденного стола. Он прислонился плечом к колонне, сделал глоток прохладительной жидкости и задумчиво окинул взглядом помещение, будто видя его впервые. Более захламлённого дома наверняка не было во всём Саутсайде, какой бы дырой не являлся их район. Этот хлам был с пелёнок привычен всем членам семьи Милкович и воспринимался как неизменный фон, не более. Все горизонтальные поверхности постоянно были чем-либо завалены: разнообразными предметами, газетами, мусором, немытой посудой, пустыми бутылками и остатками пищи. А некоторые вещи лежали нетронутыми на своих местах годами, лишь покрываясь пылью. Про многие никто бы ни за что не вспомнил, откуда они здесь вообще взялись. Вот что это за картина с зонтом? Или велосипедное колесо? Номерной знак образца шестидесятых? Какой-то грёбаный граммофон? Часть мебели стояла тут с самого пятьдесят пятого года постройки дома и давно обросла толстым слоем жира и грязи, а дверцы чудом держались на скрипучих петлях. Среди общей обшарпанной обстановки гордо выделялся новый телек с широкой диагональю, оставленный себе после обнесения одного магазинчика техники с хреновой охранной системой. Микки вяло подумал, не погамать ли ему пока в приставку, и бухнулся на диван, подняв вокруг себя облачко пыли. Не увидев нигде джойстика, он поднялся, чтобы в его поисках перевернуть диванные подушки - чего под ними только не обнаружилось, кроме самого геймпада. Он выскреб из этих залежей мелочь, более-менее уцелевшие сигареты, пару зажигалок и медиатор, сложив всё это добро в карман, а остальной мусор оставил дальше ожидать второго пришествия. Прежде чем постелить обратно цветастый плед, Мик, немного поколебавшись, хорошенько его встряхнул. Но делать это внутри помещения было явно паршивой затеей. Откашлявшись, он открыл окна, чтобы хоть чуть-чуть впустить свежего воздуха в затхлый внутренний климат их поганого дома. Микки пришёл в свою комнату, где его взгляд стал цепляться за всякую херь, которую раньше и вовсе не замечал. Кучка пепла на прожжённой хабариками тумбочке. Гора из алюминиевых банок под окном. Огромная дырень в покрывале. Стул с тремя ножками, припёртый к стене какими-то коробками. Башня из пустых пачек сигарет на столе. Засохший тысячу лет назад кактус на подоконнике. Он сплюнул и извлёк из-под кровати электрогитару. Но нехотя побренчав всего пару мелодий, даже не подключаясь к комбику, он отложил её в сторону, вновь закурил и понял, что не находит себе места в собственном доме. Парень откинулся спиной к стене позади кровати и прикрыл глаза. Что за чёрт? Это из-за Галлагера? Он бывал у них сотни раз и ничего нового для себя здесь не увидит. Особенно, если не сунет свой нос, куда не следует. Либо Микки волнуется, либо не может дождаться, либо всё сразу. Но это какой-то бред. Не было ничего выдающегося в том, что рыжий припрётся к нему и останется на ночь. Подумаешь, великое дело. В нос парню резко ударили запахи пота и сырости. А тишина аж зазвенела в ушах. Его обострившиеся ни с того ни с сего чувства уже порядком подзаебали. Рывком поднявшись с кровати, Микки отправился в душ. Не то чтобы он почувствовал себя шибко грязным - просто хотел быть полностью готовым ко всему, чем собирался заниматься сегодня ночью.       Йен и Микки 1 Микки распахнул дверь, одетый в свою бессменную серую майку, и бровями зазвал гостя войти внутрь. В доме Йена окутало тепло и запах выпечки. Вечера под конец лета становились прохладными, а желудок сводило от голода - потому оба ощущения оказались как нельзя кстати. Почему-то он осторожно огляделся по сторонам, будто был здесь впервые: в коридоре стояла полная темнота, а гостиная освещалась лишь приглушённым светом торшера, но весь неизменный хлам был на своих привычных местах. Брюнет за это время успел скрыться на кухне, откуда яркая полоса света от люстры падала на обеденный стол, освещая коробки с хлопьями и немытую с завтрака посуду - и не факт, что с сегодняшнего. Парень, скинув с плеч рюкзак на один из диванов в гостиной, двинулся вслед за хозяином дома. — Пивас в холодосе, - бросил ему тот, стуча кулаком по стеклу духовки. Йен открыл пиво зажигалкой, и, разглядывая обтянутый тёмными спортивными штанами аппетитный зад, ощутил смесь воодушевления с неловкостью. Второе чувство парень залил щедрым глотком пенной жидкости. Когда после очередного удара внутри плиты зажёгся свет, Милкович выпрямился, поясняя: — У лампочки контакт хуёвый. И отсалютовал ему своим пивом: — Ну даров, чувак. Они обменялись ухмылками. — Ты что-то готовишь? — Да это просто пачка чебупели на закусь. Свет всё время гаснет и не видно, сгорела эта хрень там или ещё нет. — Звучит аппетитно... Микки казалось, что Галлагер стоит в какой-то не самой естественной позе с рассеянной улыбкой на своей конопатой физиономии - по струнке выпрямившись, держась одной рукой за локоть другой и часто делая короткие глотки из бутылки. Видать, неловко засранцу в не совсем привычной обстановке. Милкович прикурил сигарету, и сделав всего фаску, передал её рыжему: — Расслабься, будь как дома. Можешь даже присесть. Чего сам он и сделал, откинувшись затылком на холодильник. Ему и самому было немного странно - но при этом спокойно. Мик как раз наблюдал как его рыжеволосое спокойствие садится на второй стул и широко лыбится ему через маленький круглый стол. Они одновременно отпили своё пиво, смакуя вкус напитка и вместе погружаясь в лёгкую атмосферу, охватившую их в этом доме этим вечером. Оба парня чувствовали будто их окружил мягкий кокон, ограждая от остального мира и создавая их собственный микроклимат, где кислорода хватит только для них двоих, а время никуда не спешит и течёт медленнее, чем снаружи. — Видел твою сестру. Милкович вопросительно изогнул бровь. — Она пришла к Липу в ту помойку, когда я оттуда уходил. — Не спрашивала тебя, куда ты намылился? Рыжий покачал головой: — Не, она была больше увлечена моим братом. Микки задумчиво пожевал нижнюю губу. Не нравился ему этот кучерявый. По какой-то неясной причине он вызывал в нём чувство враждебности на инстинктивном уровне. Парню вспомнилось, как он избил старшего брата Галлагера вместе с тупорылым Тони и недавно откинувшимся Колином - прямо посреди бела дня кием и тяжёлыми ботинками. Казалось, это происходило в другой жизни. Несмотря на то, что рыжий сам не брезговал давать кучерявому пиздюлей, Милкович понимал, что у того было некое авторитетное влияние на младшего, да и вообще не последним человеком Лип являлся в галлагерской жизни. Так что теперь драчливый южный гопник замахнулся бы на кретина в самом крайнем случае. Но иногда отчего-то так и хотелось ебало ему начистить - таким снисходительным взглядом тот пырился. В любом случае болтать о личной жизни Мэнди Мик определённо не желал, особенно за спиной самой сучки. — Рад, что она нашла себе пристанище после того, как я её выдворил из дома. Но болтать о ёбарях сестры у меня нет никакого желания, чувак. — Ты выдворил её из дома?! — А что, не надо было? — Не, я думал, она сама ушла... Тут рыжий подпрыгнул на месте, стукая бутылкой пива по столу, отчего то брызнуло пеной из горла. — Ёпт! Ты специально попросил её свалить ради моей задницы?! Брюнет покачал головой при виде этой вспышки щенячьего восторга и хмыкнул в ответ: — Скорее уж ради своей. Йен не смог сдержать своих радостных эмоций, да и не считал нужным это делать, потому продолжая пребывать в таком же весёлом настроении, он беспечно поинтересовался: — Ну, чем займёмся? Микки пожал плечами: — Глянем кинчик? — Почему бы нет? Есть что-нибудь с Ван Даммом? Микки ответил, поднимаясь из-за стола, чтобы подойти к плите и извлечь пирожки до того, как те превратятся в чёрные угольки: — У телека коробка с дисками. Ван Дамма нет, есть Шварц, Сигал... Пока он искал нечто, что сойдёт в качестве прихваток, Галлагер с грохотом отодвинулся на стуле и поспешил в гостиную, бросая на ходу: — Тоже сойдёт, но Ван Дамм Сигала уложил бы одной левой! Брюнет захлопнул ногой дверцу духовки, направляясь следом за рыжим с противнем в руках, настолько не согласный с таким заявлением, что не мог поверить, будто идиот сказал это всерьёз: — Ты ёбу дал что ли?! Да он же, блядь, с хвостиком! А это могучий хвостик, так что не пизди! Сигал по-любому захуярит Ван Дамма. Йен слушал эти рассуждения, пока вставлял DVD-диск в проигрыватель, а развернувшись к усевшемуся на диван Микки, он возразил тому после затяжки, дернув бёдрами: — Нет, если это Ван Дамм из "Двойного Удара" - потому что там - двойной Дамм. Шутка была совершенно плоской, но оба парня, находясь в прекрасном расположении духа, дружно над ней посмеялись. Когда Йен передал Милковичу сигарету, тот, похабно ухмыляясь, признал: — Я б трахнул Ван Дамма. Микки бросил короткий взгляд на Галлагера - он вальяжно сидел рядом с ним на диване, пил пиво и смотрел в экран, где начинался старый добрый боевик девяностых. Брюнет тоже уставился в телек, задумчиво облизывая губы, но когда он почувствовал на себе изучающий взгляд зелёных глаз, то пересёкся с ним своими, мгновенно ощущая, как расслабленное тепло разливается по всему телу. Йен вспомнил как вечность назад они сидели с Микки на этом же самом диване точно так же бок о бок, ещё источающие жар после их быстрого перепихона, и играли в приставку вместе с Мэнди, старательно избегая любого взгляда в сторону друг друга, но тесно соприкасаясь плечами и бёдрами, боясь сделать резкое движение, которое разрушит эту их незаметную связь. Он осторожно посмотрел на освещённое голубым светом экрана лицо Микки, пытаясь понять, что тот чувствует в данный момент, и встретившись с его мягким взглядом и одобрительной улыбкой, окончательно уверился, что с этим очаровательным южным гопником они абсолютно точно пребывают на одной волне. Когда голос диктора начал рассказывать о линкоре "Миссури", во всём своём великолепии представленном в кадре, Галлагер заглушил его своими уточнениями: — Кстати, в фильме используется другой линкор - "Алабама". Он стоит на причале как музейный корабль в Мобиле. Видимо, воодушевлённый отсутствием в ответ какого-либо ворчания, он продолжил делиться своими познаниями о легендарном военно-морском флоте США: — А "Миссури" последний раз стрелял в 1991 в Персидском Заливе во время операции "Буря в Пустыне". А потом действительно совершил ностальгический круиз к Пёрл-Харбор и занял своё место, как мемориал погибшим во вторую мировую. Милкович шумно вздохнул и подал голос: — Выключай Википедию, мужик. Мы не на уроке истории, а грёбаный боевик смотрим. — Ты видел его уйму раз, так что ничего не пропустишь. Неужели тебе совсем не интересно? — После твоих рассказов о военной мощи нашей великой, мать её, страны, я начинаю чувствовать себя пацифистом! — О, чёт я с трудом представляю тебя танцующим на Вудстоке и дарящим свою любовь всем вокруг! — Зато твою кислую рыжую рожу в военной форме легко представить, с упрёком глядящего на то, как я раскуриваю косяк охуеннейшей травы. Парни обменялись тычками в бока и плечи, и после короткой возни оказались ещё ближе друг к другу, почти навалившись один на другого, и не меняя позы Микки напомнил: — Ладно, давай вернёмся обратно в 90-е, вон они там на экране! Не забыл, что мы тут вроде как кино смотрим? Капитан корабля как раз объяснял своим подчинённым: — Он - больше, чем хороший повар. Что Микки не преминул прокомментировать: — Это уж точно! Йен на это не сдержался: — Ага, значит вставлять свои каменты всё-таки можно? Брюнет провёл рукой по лицу и беззлобно спросил: — А ты из тех кретинов, что не могут заткнуться на протяжении всего фильма, да? Рыжий не удостоил его ответом, переведя всё своё внимание на происходящее в телеэкране. Герой Сигала Кейси Райбек очень выразительно взмахнул бровями на одного рыжего дегенерата, но ему определённо было далеко до милковичевской мимики. Йен украдкой взглянул на Микки - и получил в ответ короткий вопросительный изгиб надбровных дуг, отчего Галлагер счастливо усмехнулся и перевёл взгляд обратно, чтобы увидеть, как кухонный нож, который метнул Райбек угодил точно в середину испещрённой доски на стене. Персонажи обсуждали сюрприз на день рождения капитана, и когда в кадре показали приближающийся к линкору вертолёт с Мисс Июль и террористами, заделавшимися под рок-группу, Микки нарушил тишину очередным замечанием: — Заебенный такой сюрприз-то выйдет! Йен лишь прикусил губу, беззвучно хихикая над дурной привычкой своего... приятеля разговаривать с телевизором. Когда герой Гэри Бьюзи харкнул в суп Сигала, Микки вновь подал голос: — О, чувак, это ты зря! Оба парня довольно смеялись, наблюдая как после такого опрометчивого поступка предатель-командор получил от Райбека по наглой морде. — Теперь я знаю почему ты - повар. Ты дерёшься, как пидор. Тут уже Галлагер не выдержал, перенимая дурную привычку: — Приезжай в СаутСайд, мудак! При появлении в кадре Мисс Июль камера с удовольствием прошлась по всем её прелестям, не вызвав должной реакции у двух саутсайдских парней, смотрящих фильм. Микки видел это кино десятки раз, и этим вечером он был рад, что рядом с Галлагером ему нет необходимости натягивать похабные улыбки, присвистывать и всячески выражать своё одобрение выдающимся выпуклостям красотки на экране - как это обычно происходило в компании с братьями при каждом совместном с ними киносеансе. Когда он был ещё совсем мелким сопляком, то просто проецировал на себя все те эмоции от вида пышных женских форм, что видел на чужих мужских лицах. Но в какой-то момент он понял, что на самом деле не испытывает того же. Тогда парень стал усиленно смотреть порнуху с кучей кисок, рисовать порно-комиксы, а вскоре и трахаться со всеми доступными прошмандовками Южной Стороны, чтобы испытать тоже самое и стать таким же как все. Сейчас он не прятал под семью замками своё восхищение железной выдержкой героя Сигала, его уверенными движениями и сильными ударами, мощью его телосложения и даже пронзительным взглядом карих глаз. Когда главный герой закричал "Вынь пироги из духовки!", оба вспомнили о закуске и одновременно наклонились к остывшему противню на столике, сталкиваясь плечами. — Томми Ли Джонс здесь, конечно, круто сыграл! — Ага, харизматичный злодей из него вышел. Когда девушка на экране пристрелила плохого парня, спасая тем самым Райбека, Микки заметил: — Мисс Июль-то не только с сиськами, но и с яйцами. Они так и не досмотрели фильм. В какой-то момент в комнате вдруг стало нестерпимо жарко, а близость их тел была уже просто невыносимой. Тогда Йен решительно положил руку на внутреннюю часть бедра Микки, а тот в ответ ещё больше раздвинул свои и без того широко расставленные ноги, и с шумом выдохнул, когда рыжий начал делать массирующие движения, направляясь к его быстро набухающей ширинке. Он повернулся в сторону брюнета, глядя как тот запрокинул голову на спинку дивана, прикрыв подрагивающие веки и тяжело дыша. Йен склонился к самому его уху, оставляя за ним влажную дорожку языком, покусывая мочку, спускаясь губами ниже к впадине под подбородком... Мик передёрнулся от побежавшей по коже орды мурашек, и под влиянием этого нашествия резко перевёл свой с трудом фокусирующийся взгляд на Галлагера, крепко хватая этого слюнявого паршивца сзади за шею, чтобы впечататься в его рот жадным поцелуем. Тот в свою очередь оттянул резинку его штанов, запуская внутрь свою проворную руку, и навалился сверху, оттесняя парня в угол дивана. Спустя неопределённое время Микки отпустил его шею и прервал их долгий поцелуй и яростный петтинг, чтобы нетерпеливо стянуть с него футболку. И подхватив рыжего за бока сильными руками, усадил его к себе на колени и прильнул горячими губами к ключице, прокладывая путь вниз, посасывая сосок, спускаясь к животу, оставляя на теле след из укусов и засосов. Йен безжалостно вцепился в его волосы одной рукой, а второй держался за диван, чтобы не свалиться в чёртову преисподнюю, он приподнимался и подавался навстречу ненасытным действиям своего партнёра, изголодавшись по такой чувственной ласке. Когда Микки дошёл до нежной кожи над линией брюк, рыжий забыл как дышать. Не успел он опомниться, как брюнет уже расстегнул его ширинку и требовательно стаскивал с его бёдер джинсы вместе с боксерами, а сам он стягивал ненавистную в данный момент серую майку через темноволосую голову. В процессе избавления от остатков одежды, парни повалились на другую сторону дивана, сплетаясь своими обнажёнными разгоряченными телами и обратно втягиваясь в плотоядный поцелуй. Микки скользнул рукой к выдающемуся достоинству партнёра, вызывающе упирающемуся в его собственное, и нетерпеливыми движениями ладони стал щедро обмазывать его смазкой, тюбик которой ждал своего часа между диванными подушками. Рыжий мгновенно распалился до предела и полез разрабатывать себе путь внутрь его тела, с лёгкостью просунув сразу два своих пальца в зудящий от предвкушения проход и без сопротивления разводя их в разные стороны. Расплывшись в довольной ухмылке, тот невнятно промямлил: — Вот это я понимаю - гостеприимство... Не теряя больше времени, Микки оседлал Галлагера, вжав его плечи в спинку дивана своими татуированными пальцами, и опустился на его налитой стояк своим, давно готовым к приключениям, отверстием, извлекая стон дикого удовольствия из самых недр возбужденного под ним парня. Он начал совершать размеренные движения вверх-вниз, сжимаясь кольцом мышц вокруг так сильно жаждущего его члена, сам без остатка растворяясь в охвативших ощущениях, позволяя волне их совместного кайфа унести его в море неебического экстаза. Йен оплёл руками спину Микки, впиваясь в неё своими пальцами, притянув его ближе к себе, скользя губами по его груди и плечам. Сквозь туман блаженства и слившиеся воедино звуки шумного дыхания, звонких шлепков, хриплых стонов и отдалённых голосов киногероев, Йен еле расслышал собственное короткое имя, впервые сорвавшееся с губ его южного гопника в предоргазменной истоме, отчего он сам мгновенно последовал за партнёром к пику наслаждения, изливаясь в него бурным потоком семени. Микки скатился с Галлагера и обессиленно рухнул рядом с ним, чувствуя дрожь в перенапряженных икрах и струйку спермы, вытекающую на диван. Парень, ухмыльнувшись, быстро отогнал от себя навязчивый образ сестры с её наставлениями и слепо пошарил вокруг себя в поисках сигарет, прикурив с таким облегчением, будто втягивал своими лёгкими долгожданный глоток кислорода, а не отравы. Когда Йен пришёл в себя, Мик уже развалился на пол дивана справа от него, откинув голову назад, выдыхая из лёгких сигаретный дым кольцами. По экрану телека под торжественную мелодию пробежали титры прежде чем диск закончился, скрипнув напоследок, и в возникшей тишине раздалось утробное урчание. Парень даже не сразу понял, что это его голод даёт о себе знать. — Чертовски хочу жрать. — Бля, чувак, у меня шаром покати... — Закажем пиццу? Тот в ответ безучастно махнул рукой: — Делай, что хочешь. — Где твой телефон? У меня своего нет, забыл? Мик молча нашёл гаджет на столе и кинул в его сторону, откидываясь обратно. Рыжий полистал декстопы, и не найдя ни одного значка доставки еды, спросил: — У тебя что, приложения никакого нет? — Я не больно-то часто пользуюсь этим дерьмом. Йен открыл браузер, набирая адрес сайта ближайшей знакомой забегаловки, и авторизовался там, чтобы воспользоваться своей скидкой. Он перевёл взгляд на разомлевшего брюнета, который с прикрытыми веками курил в потолок, выражая всем своим существом абсолютную безмятежность. Галлагер бесцеремонно придвинулся к нему, как ни в чём ни бывало прислонив свою башку к его плечу, и ослепил дисплеем телефона, интересуясь: — С чем предпочитаешь пиццу? Мик всего секунду преодолевал охватившее его замешательство, прежде чем продолжить курить и выдавил из себя: — Да пох. На него уставились блестящие глаза, молча повторяя свой вопрос, и Мик понял, что проще будет чего-нибудь, да ответить. — С чем-то мясным и без извращений. Милкович не был привередлив в еде, и ему на самом деле было плевать, чем набить желудок. Хотя... — С соусом сальса и пусть добавят халапешек. — Любишь поострее? Не бережёшь свой драгоценный зад. — Он у меня и не через такое проходил! Йен удовлетворенно кивнул и стал водить своими длинными пальцами по странице сайта, набирая что-то в корзину, размазывая своим угловатым локтем подсыхающую сперму по его животу. Микки ощущал, как короткий ёжик огненных волос мягко елозит по коже его бицепса и не шевелил всей левой половиной своего тела. Поглядев на сосредоточенный профиль парня, он протянул руку к его рту, изгибы которого отчётливо выделял в темноте контурный свет, давая рыжему затянуться сигой, не выпуская её при этом из своей хватки. Когда тот выдохнул дым, Милкович собрался убрать свою руку, но гадёныш, не отрываясь от экрана, перехватил её и держал, пока не сделал ещё пару затяжек, легко касаясь губами его пальцев и обжигая своим дыханием. Все эти нехитрые действия показались парню чем-то намного более интимным, чем их горячий секс. Сбитый с толку такой близостью он метался между желаниями резко вскочить с дивана и остаться на нём навсегда. И даже не замечал, что рыжий засранец давно сделал свой заказ и теперь без зазрения совести разглядывает фотки в его телефоне, пока тот не спросил, сунув яркий экран почти в самый его нос: — Что это за собака? — Просто псина, обитающая на заброшке..., - начал отвечать Мик, прежде чем осознал всю величину наглости развалившегося на нём гостя. — Эй! Хер ли ты роешься в моём телефоне? С этими словами он вырвал гаджет из чужих рук и швырнул его обратно на журнальный столик, выбираясь, наконец, из этого грёбаного уютного плена. — Пойду отолью. В ванной он вытерся полотенцем, жадно смочил пересохшее горло прямо из-под крана и ополоснул лицо холодной водой прежде, чем вернуться в тускло освещённую гостиную, где Галлагер отвечал на звонок службы доставки, подтверждая свой долбаный заказ. И вот тут до него дошло. — Блядь. Чувак, ты заказал жранину по моему адресу на своё дебильное имя? Повесив трубку, Йен хотел возразить, что совсем недавно его имя не казалось этому, вмиг взбунтовавшемуся кретину, чем-то дебильным, раз он повторял его как заведённый своим таким глубоким голосом. От этого воспоминания внизу живота мгновенно всё скрутило, но рыжий принял оборонительную позицию: — А что не так-то? — А вдруг сраный курьер нас знает? Ты об этом, блядь, не подумал? Микки хмурился изо всех сил, и Йен нахмурился в ответ, сложив руки на груди. — Ну и что? Мало ли чем два парня могут заниматься вместе? Судя по тому, как сильно расширились и сверкнули голубые глаза, слова рыжего, которыми тот хотел утихомирить брюнета, на деле лишь ещё больше его ужаснули, и он воскликнул, кривя в гневе свой прекрасный рот: — Вот именно! Йен потёр переносицу, тяжело вздыхая: — Мик, прекрати разыгрывать драму из нихуя! Может я здесь с Мэнди? Или у вас тут туса дома? В чем твоя проблема, чувак? — Проблема в твоей проклятой беспечности, Галлагер — Расслабься хоть раз, Милкович! Его фамилия, выплюнутая из конопатого рта, прозвучала как оскорбление, и отчего-то Микки стало не по себе, а все рвущиеся из него ругательства застряли в горле. В этот момент раздался стук в дверь и рыжий идиот, дёрнувшись было в ту сторону, остановил себя и раздражённо спросил: — Ну, мне открывать или ты сам? Мик окинул взглядом подтянутое веснушчатое тело, бесстыдно замершее в совершенной наготе посреди его гостиной. Он сглотнул, потирая свои губы. — Если ты выйдешь за пиццей в таком виде, я тебя точно убью нахуй, рыжий лобок. Галлагер тупил целое мгновение, прежде чем опомниться и неожиданно разразиться громким смехом, оказавшимся таким заразительным. Парни, в шутку пихаясь локтями, направились к телеку в поисках своей разбросанной одежды, быстро накинули её на себя и вместе почти вывалились из входной двери на курьера, который даже не поднял взгляда на них, когда передавал заказ, принимал оплату и просил расписаться. Запах пиццы, доносившийся сквозь три картонные коробки, которые рыжий держал в своих лапищах, пробудил в желудке Микки бурную ответную реакцию. — Ну и чё, знаком ты с этим парнем? Вопрос прозвучал не без вызова, но Милкович уже подзабил на эту ситуацию, решая, что стоит учиться беречь свои нервы для более реальных проблем. — Нет, но видел на районе. Хуй с ним. Пойдём жрать. Парни вернулись на свой диван, кое-как поправив сползший на пол вязаный плед, и сели поглощать пиццу с пивом за непринуждённой болтовнёй. После обычного обсуждения кино, музыки и видео-игр они вновь продолжили свой спор, кто бы кого угандошил из классических героев боевиков, а позже перешли на персонажей комиксов и сериалов - то с пеной у рта кардинально не соглашаясь, то приходя к однозначным для обоих выводам. Возбуждённые своим спором и слегка опьянённые пивом и витающей в воздухе раскрепощённой атмосферой, парни скакали по гостиной, вспоминая фирменные приёмы из своих любимых с детства фильмов. Ни хрена у них не получалось, но угорали они знатно. — А шпагат Ван Дамма? — О нет, даже не буду пытаться и тебе не советую, придурок. — Я ещё в детстве понял, что не стоит это повторять! Согнувшись пополам и упёршись руками в колени, чтобы отдышаться после очередного захода их шутливой стычки, Йен объявил: — Вертушку Чака Норриса, слабо? Лицо Микки выразило предостережение сквозь веселье, но в следующий момент рыжий уже налетел спиной на мотоцикл, спокойно стоящий позади, и с грохотом ёбнулся вместе с ним - он скривился от боли, но ржал как самый конченый болван на свете. — Идиотина! Псих ебанутый! Вот тебе и барабум, Лилу недоделанная! Милкович протянул этой огненной ебанашке руку, помогая подняться, и поставил мотик обратно на подножку. Йен спросил, потирая ушибленные места: — Кстати, давно хотел спросить хрен ли у вас мотоцикл делает в гостиной? Хозяин дома изогнул свои брови: — А ты видел где-нибудь гараж? — Он вообще ездит? — У Игги спроси, - безразлично пожал тот в ответ плечами. — То есть это такой декор? Брюнет раскинул руки вокруг себя, сообщая: — Я про большую часть всего хлама в душе не ебу для чего он здесь! — Наверняка, его можно починить и кататься... — Я со скуки рылся в нём и могу точно сказать: как нехуй делать - можно. Просто Игги - ленивая задница, - констатировал Мик, удаляясь на кухню за новой порцией пива. — То есть, ты мог бы его починить? - с какими-то новыми возбуждёнными нотками в голосе спросил рыжий, следуя за ним. — Только нахер мне морочиться с чужим барахлом? - резонно заметил Микки, доставая им по пиву. — Микки Милкович в комбинезоне и машинном масле... - мечтательно протянул Галлагер, прежде чем сделать большой глоток прохладительной жидкости. — Ёбаное солнышко, мужик, у тебя такие банальные фантазии! Лицо брюнета скривилось в поддельном отвращении, и он вышел из кухни через арку в тёмный коридор, а в спину ему полетели самоуверенные многообещающие слова чуть ли не обиженным тоном: — О, ты ещё ничего не знаешь о моих фантазиях, чувак! Он нагнал его, грубо развернул и прижал к стене, чуть не снеся жёлтую лампу на тумбочке. Одна рука ребром лежала на горле, не позволяя отойти от стены, а вторая уже заползла под майку, почти царапая кожу. Если бы Микки хотел сопротивляться, то паршивец уже валялся бы в его ногах, согнувшись в три погибели. Но он, определённо, не хотел - разве что для вида, чтобы почувствовать в ответ ещё больше силы этого рыжего воплощения сексуальной энергии во плоти. Они слились в страстном поцелуе с привкусом соуса сальса и сыра чеддера. Галлагер смыл в пизду все привычные устои и ценности его никчёмной жизни с напором цунами. Со скоростью урагана перевернул с ног на голову его мысли. Пустил по его душе трещины сомнений с мощью землетрясения. И с жаром вулканического извержения снёс старательно выстроенные к его чувствам баррикады. Бляааать! Что это за хрень? Откуда в его голове вдруг взялась эта чушь? Что это за ебучая поэзия? С каких пор Микки Милкович стал таким грёбаным романтиком? Рехнуться-ебануться!... Если когда-нибудь он скажет нечто, хоть отдалённо похожее вслух, он сам себя немедленного прикончит на месте. — Ооо, сукаааа... Да! Продолжай... Вот так... Это его собственные голосовые связки - предатели - выдавали в полной тишине дома слова одобрения и поощрения действиям рыжего гадёныша, с таким мастерством ему отсасывающему. Он заглатывал его по самое основание, при этом дотягиваясь кончиком своего проворного языка до яичек, и Микки, не в силах больше терпеть, излился Йену прямиком в глотку - тот крепко обхватил его, не отпуская, пока оргазменные судороги не утихли . Потом рыжий бодро поднялся на свои длинные ноги и коротко, но горячо поцеловал его, поделившись с парнем его собственным вкусом, и упёршись своим манящим стояком ему в бедро. Йен особо и не ждал ничего в ответ от своего партнёра, но Микки буквально впихнул его за дверь своей комнаты и толкнул на кровать. Неловко плюхнувшись на неё, он тут же приподнялся на локтях, наблюдая, как рьяно брюнет стаскивает с него джинсы. Мик навис над ним и, посмотрев в глаза, затянул пронзительным взглядом в водоворот своих ярко-голубых омутов. После этой паузы он спустился вниз до призывно торчащего члена и прильнул к нему своим ртом. Подразнив языком истекающую головку, он обхватил её мягкими губами, посасывая, постепенно заглатывая всё больше и нанизываясь всё глубже. Йен рухнул на спину и вцепился в покрывало по бокам от себя, выдыхая невнятное: — Охтыж, блядь, Микки... Мик действовал не с присущим ему юношеским отчаянием, а с аккуратной, почти нежной, осторожностью. Его движения были не самыми уверенными - скорее изучающими. Он, конечно, не понаслышке знал, что нужно делать с возбуждённым хером, но чужой орган в собственном рту был для него совершенно незнакомым и будоражащим ощущением. Йен, желая освободить Микки побольше места в своих ногах, продвинулся выше, пока не упёрся макушкой в прикроватную полку, заставленную всяким барахлом, надеясь, что оттуда на него ничего не свалится - особенно вот эта явно опасно-тяжёлая керамическая черепушка-пепельница. — Только не останавливайся... Да он и не думал даже. Он смаковал процесс. И наслаждался ответными реакциями извивающегося рыжего паршивца. — Глубже... Да куда уже глубже, блядь? И так уже по самые не балуй... Широкая ладонь легла ему на затылок, надавливая, а бёдра приподнялись вверх, и Мик понял, что нет ничего невозможного. Издав какие-то непотребные звуки, он рефлекторно сильнее сдавил галлагерский ствол своим нёбом, и мгновенно почувствовал, как в глотку затекает терпкая жидкость. Кончив, Галлагер разлёгся по всей длине кровати, свесив свою огненную башку, и Микки пришлось тянуться через него к тумбочке, чтобы найти там пачку сигарет. Он прислонился к стене, прикурил и желая куда-нибудь деть свои ноги, шлёпнул рыжего по бедру: — Двинься. Йен согнул ноги в коленях и, продолжая лежать вверх тормашками, стал разглядывать комнату. В предыдущие свои пару коротких визитов сюда ему было как-то не до этого. Помещение показалась парню больше, чем то, в котором он сам ютился вместе с братьями. Всё вокруг было увешано мрачными плакатами и пошлыми рисунками. Йен пришёл к выводу, что Микки старательно создал из обстановки своей комнаты некий забор с колючей проволокой вокруг своей личности. Как и предупреждающая табличка на двери внутри детали кричали о том же: не подходи, поберегись, держись подальше, здесь никому не рады, вали к чёрту пока ещё жив. Осторожно, тут живёт самый злой гопник всего Саутсайда. — Fuck - будто твоё второе имя, - вслух подвёл итог Йен, когда в очередной раз наткнулся на это слово. Он слышал, как хмыкнул Микки, не утруждая себя ответным комментарием. На противоположной стене над кожаным диваном, на него смотрели бабы с огромных постеров - брюнетка с гранатой и блондинка из "No Doubt". А ещё нарисованный ручкой дьявол. А обладательница пышных форм на другом рисунке смотреть на него не могла даже фигурально - художник не удосужился наделить её головой - только огромными жопой с сиськами. — Эй, рыжий лобок, курить будешь? Йен присел на кровати, преодолевая секундное головокружение после смены позы, и натянул боксеры, болтающиеся на левой лодыжке. Он, конечно, не ожидал вновь сегодня услышать своё имя из уст этого засранца, по крайней мере до того момента, как доведёт его до неконтролируемого экстаза, но надеялся, что если спрятать член в трусы, то это хоть ненадолго избавит его от дурацкого прозвища, акцентирующего внимание на цвете его волос между ног. Микки сидел около постера, на котором были выставлены кулаки, демонстрируя тату "Beat Down" на костяшках. Лицо их обладателя было мутным - вроде это был какой-то музыкант. Кумир? Хотя и у его отца были наколки на этих же самых местах - нацистской тематики. Йен присел рядом, принимая сигарету, и перевёл взгляд на стену справа - под красным плакатом, гласящим "Love me - love my gun" был приколот булавкой очередной шедевр саутсайдской живописи: гениталии обоих полов и отчаянный призыв "Fuck love". Его так и подмывало поставить там запятую. И безумно хотелось узнать, какое же событие в жизни пиздливого южного гопника заставило его написать эти лаконичные слова и повесить на самое видное место в изголовье кровати. Когда Милкович вешал все эти плакаты и прочие штуки ему казалось будет круто создать атмосферу поустрашающее и предупредить названных гостей, что от обитателя этого места стоит держаться подальше. Для него самого всё это давно стало привычными декорациями на заднем плане. Но вот изучающий взгляд Галлагера блуждал по стенам его комнаты, и Микки казалось, будто тем самым тот его раздевает. Засранец словно грёбаный рыжий киборг сканировал каждую деталь своими зелёными лазерами, идентифицируя. Вот он задержал взгляд на плакате, рядом с которым Мик сидел. Вот наморщил свой веснушчатый нос, разглядывая сисястую бабёнку. Вот залип в глубокой задумчивости на очередных его каракулях. Ах да. "Нахуй любовь"... Небось уже вообразил там себе целую мелодраму. Мик горько усмехнулся. Паршивый выдался тогда денёк. Один из сотен его чертовски удачных дней. Поздняя осень. Тринадцать лет - начало пубертата. И его какой-то чёрт занёс в школьную младшую бейсбольную лигу. Он играл в ней с начала того учебного семестра. И тайно, конечно, надеялся привлечь этим своим увлечением внимание отца. Если не гордость из него выбить, так хотя бы сраную искру интереса к своему младшему сыну. Великий американский вид спорта, мужское занятие, "па, смотри, как я умею"... Со смерти матери прошло уже два года, но в памяти мальчишки ещё не полностью угасли воспоминания о родительской заботе. По крайней мере о том, что он вообще мог знать об этом. Мама бы наверняка ходила на его игры. Но этот мудак так ни разу и не удостоил какой-нибудь матч своим грандиозным присутствием, хотя с самой весны пребывал на свободе. Глупо было надеяться на обратное. Подросток уже тогда знал, что скупую отцовскую похвалу можно получить, только если хорошенько выбить дерьмо из какого-нибудь мудозвона, особенно если тот - черномазый, хуесос или просто как-то перешёл Милковичам дорогу. За свою недолгую карьеру защитника Микки не успел толком понять действительно ли ему нравится играть в бейсбол, или он просто со скуки мячи эти ловит. Но он сразу обратил внимание на главного питчера их команды - пацан был выше на голову всех остальных нескладных игроков, сложён как долбаный герой древнегреческих мифов, а с мячом творил какие-то, блядь, невообразимые вещи. И Мик частенько наблюдал за его подачами и тренировками, желая научиться тому же. Но тот стояк в мужской раздевалке дал ему понять, что с ним, сука, что-то явно не так, и интерес у него далеко не тупо спортивный... Блядь, хорошо, что сам он был одет в этот момент. В отличии от того грёбаного мускулистого чувака... Накануне его последней игры батя хорошенько надавал ему под дых, заявив, что его сын занимается какой-то хернёй вместо того чтобы учиться жизненно важным для мужчины вещам. "Мячики свои кидаешь, и даже сдачи дать не можешь, сопляк!" Как бы паренёк не хотел получить отцовское одобрение, он пребывал в упрямом переходном возрасте, когда желание идти наперекор взрослым было ещё сильнее. Так что в тот момент он твёрдо уверился, что добровольно покидать бейсбол не намерен. На следующий день он пришёл покурить в тишине, с видом на пустующий стадион до того, как тот наполнится толпой игроков и зрителей. Это был его ритуал - несколько минут, чтобы собраться с мыслями и настроиться на спортивный лад.*** Но то, что он увидел нахрен выбило мальчишку из колеи - спрятавшись за трибунами, его родная сестра отсасывала тому самому здоровому питчеру. В раздевалке он быстро и незаметно переоблачился в форму, пока никто не успел заметить его синяки на теле, чтобы тренер не отправил его в медпункт, не допустив до матча. Он не мог понять свои чувства. И чем больше он думал о картине на стадионе, тем сильнее закипала внутри маленького южного гопника горячая подростковая кровь. Когда их команда перешла в оборону, Милковича отправили на первую базу. Он сразу понял, что не может сосредоточиться на мяче. Когда тот в очередной раз пролетел мимо него в аут, Микки психанул. Слишком много дерьма свалилось на него за эти сутки, и то, что игра совершенно не шла, стало его последней каплей. Всю свою ненависть к миру он выразил в незамысловатом акте бунтарства: оттянул свои шорты и поссал на лежащий у его ног сраный мяч. Тут же он был удалён с поля арбитром, под гул голосов раздавая всем присутствующим факи, и навсегда исключён из команды. Тот матч завершился в их пользу, долбаный питчер показал себя на высоте, и на выходе со стадиона был атакован горсткой визжащих девчонок. Он смачно засосал одну кучерявую блондосину, и Микки, который в этот момент курил под деревом, заметил растерянный взгляд стоящей в сторонке Мэнди, в котором мгновенно начала расти ярость, получившая отдачу и в его собственной душе. Тем же вечером он отмудохал сраного Геракла в переулке. Пацан отделался лёгким сотрясением, серией ушибов и сломанным ребром. Ничего серьёзного. Полученные травмы не помешали сукиному сыну позже перейти в высшую лигу. А страх перед семьёй уголовника помешал растрепать подробности случившегося. А Мик, отсиживая потом всю неделю свою задницу в школе после уроков с другими провинившимся учениками, по своему обыкновению чирикал ручкой в тетради всякую хуету, и после привычного "fuck" он тщательно вывел "love". Ничего особенного. Тихий протест своему скрытому "Я" и всяким любвеобильным накачанным красавчикам. Вот и висит себе рисунок с тех самых пор среди прочих его творческих высеров, дополняя общую картину. ***(Бейсболистов я начала читать как раз уже после этой главы, так что мысли о ритуале перед игрой с их автором у нас случайно сошлись)*** Он поднялся, направляясь в сортир, а вернувшись застал Галлагера за разглядыванием одного из стилетов, который тот снял со стены. — Что это за кинжалы? — Саи. Японские заточки. — Как у Рафаэля? Рыжий сделал неуклюжий выпад, и Мик тут же забрал из его огромных рук самопальное оружие от греха подальше. — Именно. Конопатая физиономия расплылась в хитрой лыбе, и уверенно заявила: — Не похож. Микки непонимающе вскинул брови, отчего его собеседник заулыбался ещё шире. — Кто, блядь? — Ты! - он ткнул своим длинным пальцем ему в грудь, и продолжил мысль, - Раф - самый вспыльчивый и подозрительный черепашка-ниндзя. — Да что ты говоришь! — А я верю, что глубоко в душе ты больше похож на Микеланджело. И я не про созвучность... Эй! Микки врезал оборзевшему гостю в плечо. — Стебёшься? Самонадеянный пиздюк-то? Как раз про тебя. Гадёныш продолжал откровенно глумиться, выставив свои лапищи для самозащиты. — Я съел пиццы намного меньше твоего! Ай! Йен сделал упор на правую ногу и перехватил занесённые на него руки Микки своими пальцами, пытаясь противостоять его нажиму. — Ты же её и заказал! Договоришься, рыжик, и будешь Эйприл О'Нил. Голубые глаза смотрели на него с блеском безудержного веселья, и Галлагеру удалось, наконец, пересилить его и развести руки в сторону. — Тогда ты - вообще Донателло. После того, как прозвучало имя влюбленного в рыжую журналистку ниндзя, последовал удар ногой в колено, отчего Йен разомкнул свою хватку. Удар был хоть и подлым, но несильным. — У тебя, блядь, ужасные фантазии. Я точно не хочу больше ничего о них знать, мужик. Они принесли с кухни ещё пива и вернулись в комнату, устроившись на подоконнике. Когда Йен вернулся из туалета, то заметил, оглядываясь: — А тебя не заебало жить в проходной комнате? Тут же можно легко сломать стену и перенести дверь... — Да я тоже думал об этом, - ответил Мик, затягиваясь сигаретой, которую передал рыжему, когда тот плюхнулся обратно рядом с ним и приоткрыл окно. — И что? — Надо, чтобы хоть кто-то согласился мне помочь с этим дерьмом. — Хочешь помогу? — Это будет выглядеть странно. — Твое предупреждение на двери ничего не стоит, пока всё остаётся так, как есть. — В общем я работаю над этим, мужик. Галлагер кивнул, обхватывая своими губами фильтр, и Микки непроизвольно облизнулся, глядя на этот идеальный профиль. Чертовски захотелось его поцеловать. Просто так, без какого-либо продолжения - хотя вряд ли бы они смогли остановиться. Но вместо этого он сделал большой глоток пива. Может это оно и ударило ему в голову? Какая-то прибабахнутая ночь сегодня. Он даже не имел ни малейшего понятия, сколько сейчас было времени, хоть сколько-нибудь примерно. Его счёт он потерял с того момента, как этот паршивец пересек порог его дома. Галлагер посмотрел на него прежде, чем Мик успел отвести взгляд или прогнать навязчивые образы. Гадёныш, казалось, мгновенно разглядел его желания, потому что в уставившейся на него бескрайней зелени заиграли знакомые огненные искорки. Парни одновременно склонились навстречу друг другу, соприкасаясь носами, чувствуя нежные улыбки на лицах и ловя потоки выдыхаемого общего воздуха. Йен сомкнул свои губы на нижней губе Микки, прикусывая, а тот медленно провёл языком по его верхней губе, неторопливо проникая глубже. Встретившись языками, они увеличили напор и прильнули ближе, Йен ощутил мозолистые ладони на своих скулах, а Мик - скольжение сильных пальцев в волосы на затылке. Их тела мгновенно отреагировали на ласку, готовые ринуться в очередной раунд. "После того, как обожрался пиццы, блядь" - мелькнуло в голове Милковича и он с шипением отстранился. Беспокойство в глазах напротив заставило его усмехнуться. Его рука всё ещё лежала на лице рыжего и он потрепал его по щеке, сообщая: — Я скоро вернусь, никуда не уходи. Йен наблюдал, как Микки достаёт из-под кровати картонную коробку, что-то оттуда извлекая, и удаляется в ванную, задвинув её обратно как можно дальше. Услышав звук воды из-под крана, парень спрыгнул на пол и двинулся к кровати, по пути разглядывая поближе все эти многочисленные рисуночки - замысловатые, но не отличающиеся особым разнообразием. В ожидании своего партнёра, он разделся и лениво поглаживал сам себя. Брюнет не заставил себя ждать долго, и вскоре вернулся - тоже обнажённый, порозовевший и явно разгорячённый. Забираясь к развалившемуся на постели рыжему, он тут же вплотную прижался к его соблазнительному телу, выдыхая банальное: — Ну, на чём мы там остановились? Былая неторопливость юношей быстро сменилась нетерпеливостью. И очень скоро Йен уже входил в Микки, который лежал перед ним на спине и не отрывал своего взгляда потемневших от возбуждения глаз от его пылающего в страсти лица. Чёрт. Этот зрительный контакт пробуждал в обоих до безумия невероятные чувства. Но когда движения стали совсем остервенелыми, Мик прикрыл свои веки и тут же поймал на своих губах требовательный почти пожирающий поцелуй. Почувствовав приближающуюся разрядку, Йен выпрямился на локтях, нависая, и глядя на жмурившегося и тяжело дышащего парня, попросил: — Мик... Посмотри на меня... Он не был уверен, что тот послушается. Но через миг затуманенные голубые глаза раскрылись и уставились прямо в его, незамедлительно унося обоих за край грёбаной вселенной. Оргазма сильнее никто из них доселе не испытывал. Чуть позже Микки по обыкновению курил, полусидя в подушках, прислоненных к изголовью, а Галлагер совершенно нахально устроил свою голову на его животе, с трудом умещаясь со своими длиннющими ногами на его маленькой кровати. Милкович слишком выдохся, чтобы выражать какие-либо протесты по этому поводу. И так разомлел, что мысленно даже признал, что ему начинало нравиться это чувство, создаваемое таким бесцеремонным вторжением рыжего в его личное пространство. Как там это называется? Уют? Они тихо слушали плей-лист с его телефона и привычно передавали друг другу сигарету, когда Галлагер протянул руку к стеллажу позади них и взял один из черепов, лежащих на полке, разглядывая тот со всех сторон. — Чьи это черепушки? — Это белка. А это котяра и пара каких-то грызунов. — Где ты их взял? — Там-тут. Свой неопределённый ответ Мик сопроводил безразличным пожатием плеч и затянулся. А когда посмотрел вниз, то увидел такое забавное выражение на веснушчатом лице, что не сдержался от смеха. — Чё ты так уставился? Думаешь я отстреливаю несчастных зверюшек? Галлагер, ёпт, я - не садюга. Я их нашёл уже мёртвыми. Знаешь, когда тебе нужен труп - не так-то трудно его найти. Йен не знал, что последнюю фразу он вспомнит всего неделю спустя, когда Галлагерам действительно понадобится труп. Только человеческий. — А зачем...? — Я хотел их расписать. — Что? - парню показалось, что в какой-то момент он упустил нить разговора, но следующая фраза брюнета, наконец, всё прояснила. — Ну вырезать и нарисовать на них что-нибудь. Знаешь... Паутины там, трещинки, всяких жучков и прочее дерьмо. Погугли "скримшоу". Зелёные глаза расширились от удивления. Это было столь неожиданное объяснение, что рассказ о занятиях чёрной магией удивил бы его куда меньше, чем Микки Милкович, желающий сделать нечто прекрасное из чего-то ужасного. — А почему не сделал? — Да как-то руки так и не дошли... Йен провёл пальцами по кости. — Такая гладкая... — Да я их всю ночь на костре варил и мясо счищал. Даже дольше. Мет с музыкой скрасили время ожидания. — Прям шаманство какое-то, - рассмеялся парень, ясно воображая всё это действо: в предрассветных лучах посреди пустыря раздаются басы тяжёлой музыки, а Микки шебуршит палкой в кострище из строительного мусора, обязательно с накинутым на голову капюшоном, укутавшись в шарф от дыма и едкой вони, и огонь освещает овал его бледного лица с расширившимися от наркотиков зрачками. Таким могут заниматься либо от глубокого увлечения, либо от сильнейшей скуки. Галлагер устремил взгляд обратно на стену справа, раздумывая можно ли спросить про надпись на рисунке, и получить не пиздюли, а хоть какой-нибудь ответ. Микки видел, куда тот уставился, потому представлял, какой грёбаный вопрос крутится в рыжеволосой голове, не решаясь сорваться с языка. Он вздохнул и приготовился раз и навсегда дать отпор этому любопытству. — За этими каракулями не кроется никакой ебучей мелодрамы, чувак. Йен не знал, что его заинтересованность была настолько очевидна, но быстро сориентировался, выразив своим видом неверие: — Действительно? И рассказать нечего?... Микки выдержал пытливый взгляд, стремящийся прочесть его воспоминания, и прикусил нижнюю губу, прежде чем легонько щёлкнуть пальцами по веснушчатому носу. — Нечего, - он ухмыльнулся, - Может быть когда-нибудь... А сегодня отвали уже. Йен взял его за ребро занесённой над носом ладони и лёгким касанием пальцев пробежал по буквам на костяшках: — Ладно... Когда ты набил свои тату? — Лет в четырнадцать. — Сам? — Левую кое-как выбил, а потом брата попросил. — А что побудило? Мик всё-таки отдёрнул свою руку, стискивая пальцы в кулак, и потёр им свою бровь. И какого хрена Галлагер хотел услышать? — Мне казалось, что посыл предельно ясен. Идите нахуй - вот и все дела. Йен задумчиво пожевал щёку изнутри и заглянул в лицо сурового южного гопника, который позволял ему так непозволительно долго лежать на нём. Когда-то эти синие глаза казались ему вечным льдом, а сейчас в них таяли айсберги. Он поднял руку и провёл большим пальцем по линии подбородка Микки. Тот инстинктивно стиснул челюсти, но не отстранился. — Хотел походить на отца? — Никогда, - вмиг посерьёзнев сказал Микки. Он оглядел свою комнату, непроизвольно выцепляя взглядом всякое нацистское дерьмо (*не видела я там ничего такого, но Микки же упоминал его в 3.12*) и почувствовал краем зрения, что рыжий следит за ним. Мик пошевелился, желая выбраться из постели, и Йену пришлось сесть, отлипая от него. Брюнет молча прошёл через всю комнату и щёлкнул выключателем люстры. Их не окутала темнота, потому что время уже приближалось к рассвету. Гостиную скоро зальют светом первые солнечные лучи, но в окна спален, выходящих на юго-запад, они доберутся значительно позже, когда солнце уже прогреет достаточно, чтобы не только слепить глаза сквозь лёгкие занавески, но и пропитать воздух помещения духотой и зноем. У них ещё оставался шанс немного поспать в прохладе до этого момента. Микки потёр брови двумя пальцами правой руки, чувствуя как на него наваливается усталость. Он прикурил и присел на край кровати. Подтянув ноги к подбородку, Йен наблюдал за профилем брюнета, освещённого сумеречным светом из окна и огоньком подносимой к губам сигареты, осознавая, что память об этой ночи он пронесёт через всю жизнь, куда бы она их двоих не занесла. От Микки была сегодня такая отдача, какой парень и не ожидал уже от него добиться. Брюнет почти не шарахался от его прикосновений, отвечал на поцелуи, да что там - сам инициировал их, и с таким чувством, будто, наконец, плотина прорвалась. Много разговаривал и всё ещё не прибил его ни за один тупой вопрос, хотя стоило. Много смеялся, даже над его дебильными шутками-хуютками. И смотрел на него таким взглядом, словно он - какое-то чёртово откровение. И до сих пор он не выгнал его из своей постели - куда-нибудь - на пол, на диван, в гостиную, на улицу, обратно в интернат. Да и сам не сбежал, кстати, по своей раздражающей Йена до белого каления привычке. Какое-то грёбаное волшебство, покруче дряхлого Рождества. Неудивительно, что сам он местами перегнул палку, как сорвавшаяся с опостылевшей цепи псина. — Извини. Микки бросил на него недоумевающий взгляд и, усмехнувшись одним уголком рта, потряс черноволосой головой. Он откинулся чуть назад, опираясь на руку, и задумчиво стал наблюдать за театром теней, который разыгрывали деревья на потолке. — Знаешь, Галлагер... А тебе знакомо это чувство... Будто ты живёшь чужой жизнью?.. И нет, я не про то, что мы родились в сраных саутсайдских трущобах. И не про наших тупорылых предков, наплодивших никому не нужных детей. Я имею в виду... когда невозможно понять, где вообще начинаешься ты? И где заканчиваешься... И что ты блядь вообще должен делать со всем своим дерьмом? А чего, сука, не должен? Сделав последнюю глубокую затяжку, он потушил окурок о бортик кровати. Йен настолько не ожидал услышать подобный монолог Микки, что не был уверен, что до конца понял его мысль - казалось, он упускает нечто очень важное... В его полусонном мозгу крутилось лишь кретинское "Я знаю где ты начинаешься, но не вижу, где заканчиваешься. Ты - просто бесконечный." Парень тщательно прикусил губу, чтобы ничего такого не ляпнуть вслух. Он бы тогда сам о стену убился, и Милковичу бы не пришлось мараться. Брюнет ощутил прикосновение холодных пальцев к его голому плечу, которые, скользнув вниз, легонько сжались над локтем - жест был почти платонический и пропитанный каким-то напрочь забытым, с тех пор как мать была жива, чувством. — Мик, ты... чертовски... (удивительныйсексуальныйискреннийдобрыйсногсшибательныйсильныйнеповторимый) хороший человек. Намного лучше большинства тех, что я встречал в жизни. Таких, определённо, больше не существует. Собственные слова показались парню пустыми, не выражающими ровным счетом ничегошеньки из того, что он хотел в них вложить. Ох, эти брови - когда-нибудь они точно сведут его с ума - они скептически изогнулись. — Твою мамашу, рыжий, завали. Я уже не понимаю, о чём эта пустая болтовня. Двигайся лучше к стенке, дай уже поспать нахрен, - велел ему Мик, и он послушался, вытянувшись вдоль угла. Микки скинул с себя спортивки и, обернувшись пледом, улёгся на бок с краю кровати, повернувшись к Галлагеру спиной. Их трёп давно перешёл все мыслимые границы и вывел их на какую-то опасную незнакомую дорожку. Рыжий пялился на него с таким восхищением и черте чем ещё в своих блестящих зыркалках, что южный гопник впервые усомнился в здравомыслии придурка, а заодно и в своём собственном. Всё, утро вечера мудренее, блядь. Вспоминая вопрос про глупый посыл среди дурацких каракуль, Мик подумал, что со времён бейсбола он умудрялся удачно игнорировать свои желания, удовлетворяя себя тайными фантазиями и подручными средствами, пока одна огненная шаровая молния не ворвалась в его пропахшую перегаром спальню с забавным от гнева лицом, крепко держась за монтировку, как за соломинку. В первый миг тогда он подумал, что допился до рыжих чёртиков на прошедшем празднике жизни. Хы, на деле так и случилось - он же поддался потом этому дьявольскому соблазну... В возникшей тишине за спиной раздался чуть дрогнувший голос Галлагера: — Помнишь, как всё началось здесь же, на этой самой кровати... Оказывается, у них обоих круговерть мыслей обратилась к их исходной точке. Он перевернулся на другой бок, глядя как болтливый идиот мечтательно пялится в потолок. Йен почувствовал шевеление справа от себя, и перевернулся, чтобы встретиться взглядом с откровенно хихикающим засранцем. — Чё угораешь? — Видел бы ты тогда себя! Такой пиздюк. Страшно-то не было? — До усрачки, - присоединяясь к его веселью, согласился Галлагер. — Страх и ненависть в Саутсайде. Зелёные глаза расширились, а голос стал громче: — Ёбаный боже, Микки! Все те месяцы преследований, я думал ты меня ненавидишь, а у тебя просто был недоёб... Тёмные брови возмущённо приподнялись. — Иди ты нахуй! — Это я всегда за. Конопатое лицо осветилось похабным оскалом. — Только не говори, что у тебя остались силы, ненасытный ублюдок. Я уже почти сплю. В доказательство Микки прикрыл веки, и положил руку под голову, устраиваясь поудобнее. Но через несколько минут тишина вновь была нарушена приглушённым голосом: — Кстати, что там у тебя за коробка под кроватью? Он приоткрыл только один глаза, видя перед собой любопытствующую физиономию. — Ёптерь. Могу утолить твоё любопытство. Но уже утром. И при условии. — Каком? — При двух. Ты не станешь стебаться. И согласишься воспользоваться. После зевка он ответил с мягкой улыбкой на губах. — Я подумаю об этом. Сон, наконец, стал накрывать обоих саутсайдских парней, лежащих лицом к лицу на односпальной кровати. Йен инстинктивно потянулся своими ледяными ступнями к чужим тёплым, чтобы согреться, а Микки сквозь сон накинул свой плед на его покрытые мурашками оголённые ноги и, ощущая, как выдыхаемый из галлагерских ноздрей воздух щекотит ему щёку, удивился, почему это его не раздражает, а, наоборот, умиротворяет. Прежде чем окончательно отключиться, Йен уловил последнюю внятную мысль: что бы не уготовил им новый день, эта ночь стоила всех его усилий последних двух лет.