Gallavich Story

      Светлана 1 Грузный тип навалился на неё массой своего тела, сбивая с колен на живот, и продолжил втрахиваться в неё сзади. Он был у неё пятнадцатым за эту смену. В её работе количество и качество не исключали друг друга: наоборот, если ты знаешь своё дело, то быстро доведёшь клиента до кондиции, и в итоге вы оба останетесь в выигрыше, потому что клиент будет быстро удовлетворён и может быть в следующий раз придёт именно по твою киску; а у тебя останется больше времени на поиск следующего кошелька со стояком, возможность перевыполнить свой план и, соответственно, заработать побольше. Когда она работала, то предпочитала делать это на износ. У неё были большие амбиции по исполнению пресловутой американской мечты. И этот секс-конвейер являлся лишь первой ступенькой к её пока призрачному, но огромному светлому будущему. Конечно, в её профессиональной деятельности не могло обойтись и без всяких паршивых моментов, но это как и везде - дерьмо случается у каждого. Если какой-то тупой козлина поднимал на девушку руку, то охрана борделя ломала её и взимала за моральный и физический ущерб по полной программе. На своей родине ей приходилось иметь дело с вещами и похуже, только при этом никто не прикрывал тылы. Все считали, что в США она попала, потому что собственный отец продал её в секс-рабство. Такая судьба не была чем-то особенным среди других проституток-нелегалок, но к истории Светы не имела ни малейшего отношения. Это была всего лишь её легенда для создания имиджа. Она сама сбежала от этого жалкого соплежуя, от семени которого девушка появилась на свет в российской глубинке Центрального региона страны. Слабость и трусость - это то, что раздражало её в людях больше всего. Особенно, если это качество присутствовало в мужчинах. Но и женщинам оно тоже не шло. В этом грёбаном мире необходимо быть сильным, чтобы выжить. Если ты слабое звено - то это твои проблемы, бери себя в руки, тряпка, или не жалуйся потом, что тобою подтёрлись. Мужчина кончил, издав короткий звериный рык, и тут же поднялся с постели. Когда девушка перевернулась на спину, он уже застёгивал ремень на джинсах, стоя около кровати и, казалось, уже позабыл о её существовании. Такие клиенты были самыми удобными - пришли, сделали дело и ушли гулять смело. Платить за секс не брезговали совершенно разнокалиберные особи мужского пола, и бывало, что попадались такие жалкие образчики, которым бесплатно никто бы и не дал. Они оплачивали час, кончали за пять минут, бывая не в состоянии продолжать, и потом не знали, как потратить время, за которое они внесли свои кровно заработанные деньги, не желая уходить раньше его окончания. Такие типчики были самые бесячие. А этот седовласый крепыш, в котором чувствовалась властность характера и сила как духа, так и тела, был даже ничего. Не то чтобы ей совсем не пришлось притворяться с ним, но противно определённо не было. Когда через твою пизду проходит столько неумелых членов, ты становишься более избирательной, чтобы получить своё удовольствие. Последнее время Света предпочитала женщин для удовлетворения своего либидо, ибо по-настоящему стоящих членов ей давно не попадалось. Она не понимала тех людей, что ограничивали себя в выборе партнёров полом. С каждым человеком можно получить своё особое удовольствие. Она уже принимала душ после смены перед тем, как пойти спать, когда в помещение ванной комнаты ворвалась мадам с телефоном в руках и объявила о её сверхурочных. Тот седовласый мужлан, которого она обслуживала пару дней назад, вызывал девочку на дом и требовал именно Свету. Она устала, но жажда заработать всегда была её сильнейшим мотиватором и афродизиаком. В любом случае, её мнение по этому поводу никого и не интересовало. Она попыталась выяснить детали заказа: количество клиентов, их специфические вкусы, удаленность места оказания услуг, но известен был только последний пункт. Водитель привёз её к причудливому кирпичному зданию с огромными окнами в эркере посреди Саутсайда около железнодорожного моста. Чип будет дожидаться её и придёт на подмогу, когда потребуется. Если она сумеет подать ему сигнал. Блядь, тревожность, видимо, вызвана усталостью после бессонной ночи. Может это было глупо ехать на вызов такой потрёпанной? Она взглянула на своё отражение в зеркало заднего вида, когда вышла из машины, оценивающе разглядывая. Синяки под глазами просвечивали сквозь слой консилера, румяна слишком ярко выделялись на бледном лице, волосы торчали, комочки туши налипли на ресницы. Она выглядела просто ужасно. Пригладив волосы и стряхнув лишнюю тушь, она расправила облегающее короткое платье и решительно направилась к крыльцу. Чем быстрее она покончит с этим - тем раньше сможет отдохнуть и привести себя в порядок. Картина, представшая её взору внутри дома, заставила её непробиваемую натуру внутренне содрогнуться. Внешне девушка осталась непроницаемой, но под ложечкой засосало. Значит тревога была не от недосыпа, а от предчувствия. Внимательно осмотрев двух голых молодых людей, хорошенько избитых до крови, и мужчину, державшего их обоих на мушке своего пистолета, она пришла к выводу, что всё-таки ей самой ничего угрожать не должно. Вся ненависть крепыша была направлена на сопляков, а сами сопляки вообще не стоили её внимания. Правда кого-то из них нужно будет трахнуть, но она быстренько сделает своё дело, получит неплохую оплату и съебёт, забыв о них всех. С ней самой творили вещи и пострашнее. Мужчина указал взмахом ствола на черноволосого парнишку, безучастно размазавшегося по дивану. Он был избит намного сильнее рыжего, глаза которого полезли на лоб и весь он подобрался, когда до него дошло, что сейчас будет происходить на его глазах. "Ой, малыш, только не рыпайся, давай без глупостей? Ты вроде симпатяжка, яйца ещё может быть отрастут и будешь жить себе. А выскребать твои мозги из своих волос у меня нет никакого желания. Пожалей себя и моё новое платье. Да и дружка своего." Крепыш навис над темноволосым бедолагой и пообещал ему сквозь зубы: — Она вытрахает из тебя всю пидоростню. Девушка не была бы так в этом уверена, но она определённо постарается. Лишь бы член встал. Стянув через голову платье, она сдёрнула с парня трусы. Он пронизывал её презрительным взглядом, а на окровавленном лице застыла дерзкая ухмылка в уголке рта, но как только она оседлала его, засовывая ещё мягкий член в своё влагалище, и сжимаясь вокруг него, он сильно прикусил губу, будто желая отвлечься от происходящего, и отвернулся к своей морковке. Она не знала точно, что он там увидел, но в его голубых глазах появилась боль, сменившаяся яростью, и в следующий момент, он с неожиданной силой опрокинул её на этом диване, и стал усиленно вдалбливаться в нее, по-видимому, тоже желая побыстрее закончить со всем этим унижением. Его непроницаемое лицо больше не выдало ни одной эмоции. Покидая этот дом, девушка не думала, что когда-либо вернётся сюда. А вот крепыш частенько зависал в их борделе. То, что в её организме начали происходить явные изменения, она заметила через месяц, когда уже забыла обо всей этой истории. Как же она могла так опростоволоситься? Она стала прикидывать, как сильно аборт подорвёт её бюджет. В данный нестабильный момент её жизни спиногрыз точно не входил в её большие планы. Когда она блевала в раковину, проклиная грёбаные резинки, то столкнулась с тем самым седовласым гомофобом. Он оценивающе оглядел её живот, который только-только едва заметно лишь её глазу начал округляться, и не мог выдавать её положения, но от этого взгляда её передёрнуло. Мудак всё пронюхал и хочет сдать её мадам, или у него фетиш на пузатых? Тем вечером она работала в массажном салоне, и он явился к ней на сеанс. Было видно, что мужчина явно чего-то хочет от неё и девушку это напрягало. Но он не заставил её долго мучиться догадками, перейдя к сути своего визита сразу, как её руки опустились на его плечи. — Ты ждёшь ребёнка? Какого хера это вообще его касалось? Она сильнее сдавила его кожу ногтями, не желая вести беседу о своём личном дерьме, и приторным голоском пропела в самое ухо: — Расслабься, милый. — Если да, то у меня есть к тебе предложение. "Руки и сердца?" - мысленно посмеялась она, но жажда извлечь выгоду из неприятной ситуации заставила её прислушаться. — Выйдешь замуж за моего жалкого пиздюка, которого ты трахала. Мне насрать, чей твой ублюдок на самом деле, сделаем вид, что он - его. Сопляк не станет оспаривать моё мнение. Уж об этом я позабочусь. Её беременность вдруг перестала казаться девушке невезением, а неожиданно, наоборот, грозилась обернуться небывалой удачей. До выигрыша в лотерею не дотягивало, но замужество с настоящим американцем и рождение ребенка в законном браке было очень заманчивой перспективой на пути к поставленной цели. Её расчётливый ум никогда бы не позволил ей отказаться.       Микки 37 Он проснулся от резкого удара по пятке. А когда попытался подняться, понял, что ему не позволяет это сделать чужое тело, навалившееся на него и пододвинувшее к краю кровати настолько, что правая нога соскользнула на пол. И когда только засранец успел? Мик точно помнил, что засыпал без вот этих вот длинных конечностей, обвивающихся вокруг него, ебучий ты случай. Слишком близко к Галлагеру? Возможно. Но он не чувствовал себя при этом чужаком на своей собственной кровати - это точно. Микки поднял свои руки и положил их на конопатое плечо с чётким намерением отодвинуть от себя этого рыжего прилипалу, но как только ладони коснулись голой прохладной кожи, он замер, расслабился и рассеянно погладил пальцами выпуклые веснушки. Послышалось мычание и Йен придвинулся ещё ближе, глубже зарываясь носом в его шею, отчего Мик судорожно выдохнул и чуть не забыл вдохнуть обратно. Блядь. Он не мог понять, спит Галлагер или притворяется: дыхание было ровное, но хватка слишком крепкая. Микки решился нарушить тишину, откашлявшись: — Галлагер? Я щас свалюсь, ёпт. В горле так пересохло, что фраза прозвучала как-то совсем сдавленно. Мгновение не было никакой реакции, а потом чужие руки сомкнулись на его пояснице, и он в один момент оказался спиной к стенке. Рыжий просто молча перекинул его через себя и сделал вид, что спит дальше. Стоило Микки задуматься, не страдает ли Галлагер лунатизмом, как тот, наконец, подал свой хриплый спросонья голос, даже не приоткрыв свои веки: — Так лучше? Теперь можно ещё поспать? — И с каких это пор ты такая Рыжая Соня? А как же твои грёбаные пробежки ни свет ни заря и всё это дерьмо? Йен усмехнулся, потягиваясь, и почти промурлыкал: — Ты слишком вымотал меня ночью для всего этого дерьма. А потом распахнул свои глазищи, красноватые со сна, но уже горящие почти сумасшедшим блеском, заглядывая прямо в его душу, и Микки ощутил, как теряется в этих зелёных просторах. Засранец усмехнулся ещё шире и похотливо добавил: — Хотя для чего-то другого я уже вполне набрался сил. С этими словами он прижался к его бедру своей эрекцией, и приподнял свою огненную голову, чтобы игриво укусить за бицепс. От неожиданности Мик хихикнул как последний идиот, и бросился на паршивца, завалив того на лопатки и вдавливая его запястья в матрац. Тот тоже лыбился как кретин во все свои зубы на заспанном лице, обдавая утренним зловонным дыханием, но при этом всё равно выглядел неимоверно сексуально. Приподняв бёдра он потёрся о его собственный стояк, выдававший все его желания с потрохами. Микки не смог сдержать вырвавшийся стон, как бы он не прикусывал свои губы. В следующий миг парни уже помогали друг другу избавиться от одежды - благо её было не много. Галлагер, запомнив, в каком ящике лежит смазка, быстро нашёл там тюбик и, прижав своего партнёра грудью к плакатам на стене, ринулся к его заднице. После ночных приключений ему не потребовалось много усилий, чтобы вновь растянуть его. Он аккуратно надавил своим смазанным стволом на его проход и стал неспешно проникать внутрь, постепенно оказываясь всё глубже. Микки прогнулся и стал двигаться навстречу его ленивым размеренным движениям, нещадно наращивая их темп, отчаянно желая ещё большего проникновения, хотя это было уже невозможно. Пальцы правой руки стиснули его здоровую ягодицу, а левой огладили торс, направляясь выше, и слегка сдавили горло, отчего его член дёрнулся. Галлагер крепко держал его за шею, когда повернул голову вбок, чтобы впиться требовательным поцелуем в его губы. Потом он скользнул рукой к изнывающему органу брюнета и, поменяв угол проникновения, начал долбиться прямо в его простату. Микки почувствовал, как оргазм разрывает его на мелкие кусочки. Кончив, он скрылся в ванной - не только ради элементарных гигиенических процедур, но и чтобы побыть несколько грёбаных минут в одиночестве. Парню казалось, что если когда-то он и имел какие-то границы личного пространства, то все они были давно нарушены этим рыжим партизаном. Микки бы даже не удивился, если бы тот сейчас вошёл внутрь, торжественно неся свою зубную щётку, и шутливо оттеснил бы его самого от раковины. Он тут же плеснул себе на лицо ледяной водой из-под крана, пытаясь прогнать из головы эти безнадёжно пидорские образы. На кухне Галлагер развалился на стуле около холодильника с сигаретой, стряхивая пепел в консервную банку из-под тунца, в ожидании пока Милкович заварит им кофе. Будто это было само собой разумеющееся. От первоначальной неловкости вчерашнего вечера не осталось ни малейшего следа. Засранец явно чувствовал себя как дома. И самое стрёмное, что Микки даже не имел ничего против такого расклада. Он третий год подряд противился тому, что между ними происходит, но это его сопротивление неизбежно давало слабину. И тогда, будто всё вставало на свои места. Будто вся его грёбаная жизнь выравнивала свою траекторию в нужном направлении. Их связь с Йеном являлась чем-то настолько естественным, что Микки уже не представлял, как и зачем он жил до того, как с ним связался. Он поставил две кружки на стол, и приняв сигарету, подошёл к холодильнику за пачкой молока, предусмотрительно понюхав его содержимое, прежде чем влить его в свой кофе. Рыжий от предложенного отказался, а потом наблюдал, с удовольствием попивая свой горький чёрный напиток, как Микки щедро сыпет себе сахар. — Так вот почему у тебя такая аппетитная задница! Этим замечанием языкастый говнюк заработал себе фак через стол, на что он только усмехнулся. А когда Мик вытащил банку со сладостями, Галлагер проигнорировал его предостерегающий взгляд и прокомментировал с преувеличенным беспокойством: — Жопка-то точно не слипнется? А то я волнуюсь. В кретина полетели конфеты - от одной он увернулся, от следующей - отбился, а третью - поймал, и Мик решил не переводить зря продукт. Йен развернул фантик, откусил, и, поморщившись, поинтересовался: — А что насчёт полноценного завтрака? — Холодильник за твоей спиной, чувак. Микки указал ему в нужном направлении, и выудил из банки вафлю. Тот недолго изучал скудное содержимое полок, так как выбора особо не было - пива там было больше, чем продуктов. — Яичницу будешь? Он согласно кивнул ему с набитым печеньками ртом, а Йен, покачав головой, задержал на нём какой-то странный взгляд и улыбнулся так, будто выиграл в лотерею, прежде чем приступить к готовке. Чёрт возьми. Вот что такое пресловутое доброе утро. У Микки уже уголки рта болели от неустанно растягивающей его улыбки. И другие части его тела тоже приятно ныли. Он не мог вспомнить, когда последний раз чувствовал себя так... легко? Возможно, никогда. Что этот паршивец с ним творит такое? Он наблюдал, как тот бодро, чуть ли не пританцовывая, разбивает яйца о край сковороды, сохраняя целыми желтки для глазуньи. Галлагер, жарящий с утра яйца на его кухне? Более нелепой картины он раньше и представить себе не мог. Но отчего-то тот выглядел вполне уместно, даже правильно, будто такое было в порядке вещей, а не чем-то из ряда вон выходящим. "Нам нечего стыдиться." - это рыжее недоразумение явно твёрдо верило в свои слова, сказанные брюнету перед его последней отсидкой... — Где у тебя тарелки? - спросил Йен после того, как заглянул в пустующую сушку для посуды. Микки тряхнул головой, прогоняя непрошенные воспоминания и странные мысли, и направился в гостиную к обеденному столу. Он честно попытался оттереть губкой в раковине намертво прилипшие к тарелкам кусочки пищи, но получалось так себе. Вообще, в те редкие дни, когда он оставался дома один, Микки старался придерживаться простого правила: пожрал - залей посуду водой, потом же легче будет, ёпт. Обычно вокруг мойки скапливались нестройные ряды грязных ёмкостей, наполненных уже стухшей мутной жидкостью, но при надобности они, действительно, отмывались проще, чем вот это вот, блядь, засохшее дерьмо. Он выматерился вслух, а Галлагер хмыкнул и протянул свою руку: — Да забей ты, давай сюда, пока завтрак не сгорел к чертям. Желудок с благодарностью принял горячую пищу, а мозг - добавку кофе. Они какое-то время ели в тишине, пока Йен не спросил с набитым ртом: — Когда вернётся Мэнди? Микки в задумчивости пожевал верхнюю губу - он напрочь позабыл о сеструхе, и полез в карман за телефоном, чтобы спросить её об этом посредством короткого сообщения. — Забыл о ней? Она охуеет от такой идиллической картины, если сейчас заявится. — Задняя дверь заперта, но в конце коридора - лестница в подвал, там есть окна, выбирай среднее, - рассказал он о пути быстрого отступления, включая музыку на телефоне. — Никогда не был в вашем подвале. — Надеюсь, и не придётся. Это батины владения. Рыжий открыл рот, чтобы спросить что-то ещё, видимо заметив, как он нахмурился при упоминании отца, но Микки не был настроен болтать на этот счёт: — Когда я ем - я ем, Галлагер. Как оказалось, Мэнди отправилась в центр города по каким-то своим девчачьим делам, так что парни расслабили булки и решили поиграть в приставку. Мик вспомнил, что накануне не мог найти джойстик, так что они вместе стали перерывать гостиную в поисках оного. Хотя Галлагер был в этом деле тем ещё помощником - он постоянно отвлекался на очередную хреновину, найденную на полке очередного стеллажа, не имеющую никакого отношения к видео-играм. Когда он приблизился к одному из шкафов в коридоре, Милкович резко остановил его: — Там точно нет! Тот собрал свои веснушки в хмурые складочки и уставился на него: — А что там? Законсервированные конечности? — Всего лишь пушки. — О, покажешь, что у тебя есть? — Это не только моё дерьмо, мужик. Тот продолжал стоять на том же месте, с любопытством глядя на Микки, и он, фыркнув от этого выражения на лице, нехотя открыл дверцы. Заинтересованный взгляд уставился на содержимое. — Вот он какой, маленький арсенал Милковичей. Южный гопник не стал уточнять, что это лишь один из нескольких подобных шкафов в их доме, а что запрятано в подвале - одному только Терри известно. Галлагер с восторгом выхватил с полки одну винтовку, поражаясь такому редкому экземпляру в коллекции. — Слушай, мы давно с тобой не стреляли. Парни решили, что вечером после работы наведаются на стрельбище, куда не ходили с прошлого лета. Микки не успел сообразить, когда от разговоров они вновь перешли к жёсткому сексу в кресле у окна в гостиной. Галлагер просто прильнул к нему сзади, когда он закрывал шкаф, впиваясь губами в его шею. И вот он уже возвышается над рыжим, пока тот крепко придерживая его за бёдра, вдалбливается в него яростными движениями. Запыхавшиеся и липкие от пота парни сплелись своими телами, унося друг друга к вершине их общего неповторимого удовольствия. Он даже не знал, что физически способен выдержать такое количество траха. У них обоих никогда ещё не было столько свободного времени. Если им будут чаще выпадать такие возможности, то Галлагер сотрёт свой потрясающий член, и разорвёт к херам его самого. Микки бился об заклад, что не сможет завтра нормально ходить. Через несколько часов он вспомнит об этих мыслях. Блядь, он много чего вспомнит через несколько часов. Всю свою никчемную жизнь, все грёбаные мельчайшие подробности последних трёх лет и не только. Но эта ноющая боль в заднице будет являться одновременно одним из самых приятных и самых болезненных ощущений во всём его безжалостно избитом теле. Именно она будет предельно ясно напоминать о том, что привело его к этому накрывшему с головой абсолютному пиздецу. И чего именно этот самый пиздец лишил его.       Йен 36 Та твёрдая хреновина, настойчиво упиравшаяся ему в поясницу во время секса , но нисколько не помешавшая наслаждаться процессом, оказалась тем самым потерянным геймпадом. И как они раньше пропустили это кресло? В доме Милковичей было не только слишком много вещей, но и самой мебели. Пока во все эти шкафчики заглянешь - так и день пройдет, не заметишь. Так что теперь парни сидели вместе на диване, всё ещё не одевшись, и увлечённо избивали друг друга на экране телевизора. Взволнованный от приглашения Микки перекантоваться у него, Йен и представить тогда не мог, чего ему ожидать дома у брюнета. Он думал, хорошо, если пиздливый гопник не выдворит его нахрен за дверь и вытерпит до утра. В итоге, когда они уже ближе к рассвету засыпали на одной кровати, парень чувствовал себя одновременно наполненным неимоверным теплом от их общения и опустошенным после их безудержного секса. Он, определённо, чувствовал себя чертовски счастливым, и мог поклясться, что это чувство уютным покрывалом укутало их обоих. И главное, что утром оно никуда не исчезло, как какое-нибудь наваждение или опьянение. Протусив вдвоём всю ночь, они спали совсем недолго, но так крепко, как Йен давно уже не спал. Сука, да элементарно, может, кровать Микки и не была особо широкой, но достаточно длинной, чтобы на ней можно было, наконец, нормально вытянуть свои ноги! Правда вместо этого, он в итоге закинул их на хозяина этой кровати. Галлагер не помнил, как это произошло - видимо, он во сне сам того не осознавая, прильнул к объекту своих чувств, как самый настоящий безвозвратно влюблённый кретин. Именно им он себя и ощутил в полной мере, когда проснулся от того, что чужое тело рядом с ним резко дёрнулось, но было не в состоянии подняться, потому что Йен крепко его сжимал. Ёптерь. Осознав позу, в которой парни проснулись, он напрягся в ожидании и притворился глубоко спящим, и совершенно непричастным к этим обнимашкам существом. Он слышал стук сердца Микки, ощущая его своей щекой, прижатой к его груди и затаился, не шевелясь, готовый к неизбежному отпору. И вот мозолистые ладони легли на его плечи... и вдруг начали осторожно, едва уловимо поглаживать кончиками пальцев, пуская электрический разряд по всему телу и стайки разбегающихся мурашек. Его тело самостоятельно отреагировало на эту внезапную нежность каким-то непроизвольным утробным звуком, и он тут же инстинктивно ещё ближе подался к Микки, желая укрыться в этом моменте навсегда. Он ощущал, как сердце брюнета ускорило свой ритм и понимал, что тот тоже не мог не почувствовать, как его собственное бьётся о грудную клетку. — Галлагер? Я щас свалюсь, ёпт. Разбившая тишину фраза прозвучала так мягко, несмотря на напускное ворчание и утреннюю хрипотцу, что Йен мгновенно отбросил всю неловкость и, наполнившись свойственной ему дерзостью, перекинул Микки через себя, перейдя в своё похотливое наступление. Он никогда не насытится брюнетом. Он готов ебать его до потери пульса. Раствориться в нём полностью. Разорвать на части. Рассыпаться вместе с ним. И всё равно ему будет мало. Можно было бы сказать, что это пиздецки безнадёжно, но он чувствовал, что у них это было взаимно. Микки отдавался ему без остатка, когда Йен самозабвенно втрахивался в него. Связь, начавшаяся со случайных перепихонов, переросла в нечто намного большее. Чёрт, да она никогда и не была просто случайными перепихонами! Все тщательно выстроенные Микки барьеры рушились под воздействием его прикосновений. В сексе для них точно больше не существовало никаких преград. Особенно с тех пор, как эти пухлые розовые губы высеченные на его великолепном лице с бледными, едва заметными только при самом близком рассмотрении, веснушками, нашли для себя дорогу к его губам и всем остальным частям тела, они продолжали отыскивать разные траектории, открывая для себя новые земли, путешествуя по неизведанным раннее маршрутам. Микки преданно следовал за Йеном на их пути к наслаждению, позволяя вести себя за собой, и тот уверенно вёл, воодушевляясь податливостью непокорного брюнета, пока с того не слетали все чёртовы маски и не открывали перед рыжим его настоящего, ничем неприкрытого - очаровательного, чувственного, искреннего и прекрасного. Вот он - Микки с растрёпанными на макушке волосами с подсохшим гелем на них, безуспешно прячущий свою лучезарную улыбку за кружкой приторно-сладкого кофе, со звонким смехом и грубыми ругательствами кидающийся в него через стол конфетами. Этот грубый саутсайдский гопник был похож на беззаботного добродушного мальчишку, каким он никогда не мог позволить себе быть. Каким ему никогда бы никто быть не позволил. Но каким он был рядом с Йеном. Потому что доверял?... Потому что чувствовал себя в безопасности?... Потому что тоже любил его?... Может быть, после всего того дерьма, через которое они оба прошли - проверки на прочность временем, расстоянием, секретностью, холодностью, ревностью, запретами, другими людьми, социальным условностями... они, наконец, смогут быть просто вместе? Как два нормальных человека. Они и были нормальными, чёрт возьми. Может, и Микки готов в это поверить? *** Когда он собрался уже уходить на работу, Микки решил продемонстрировать ему содержимое своей загадочной коробки и продефилировал через гостиную во всей своей обнажённой красе с бен-ва наперевес, подходя впритык с невинной просьбой: — Ну-ка подзадержись. Окажешь мне честь? Йен был застигнут врасплох таким предложением, и на автомате включил режим подстёбываний, выпучив глаза на эти нехилые такие шары на нитке: — Что это? Чётки для великанов? — Это анальные шарики. Суешь их в жопу и по-тихому тянешь. Застенчивая улыбочка и скромно опущенные ресницы выставляли эти подробности в каком-то романтическом свете. Но Йен скептически скривился: — Мне это должно понравиться? — Да брось. Микки уже облокотился на спинку дивана, выставляя ему свой изумительный зад, вид которого не могли испортить даже эти жуткие синяки и пластыри, и Йен тут же позабыл, что вроде бы куда-то собирался, ощущая как вся его кровь приливает к одному месту. Он отложил несуразные бусы в сторону, желая перед уходом ещё раз в полной мере насладиться охуительным, горячим отверстием между этими ягодицами, принимавшей его с таким восторженным удовольствием. — Только полегче с простреленной булкой. — Не боись, с другой зайду. Расслабься. Может быть, позже он и до шариков дойдет, только вот сначала... Ох... сначала они вновь сольются в их совместном экстазе... Ещё разочек... А там уж, Мик, если дотерпишь... Ооо, дааа... В следующее мгновение всё изменилось. Буквально всё. Сама жизнь перевернулась с ног на голову и хорошенько нагнула обоих парней раком. Их волшебный пузырь лопнул в тот же проклятый миг, как открылась эта чёртова входная дверь. И впустила внутрь охуевшего от представившейся взору картины монстра. Ещё не успев осознать всего ужасающего масштаба случившегося, парни с матами бросились врассыпную, на автомате натягивая боксеры, не разбирая свои или чужие. Голос Терри Милковича прогремел, казалось, на всю округу: — Какого хуя?! А взмолившийся голос Микки Йен с трудом смог узнать: — Бать, бать, слышь, погодь! Бать! — Мэнди тебе не хватило значит, пидор! - с этими словами бугай ринулся на рыжего и, не дав тому опомниться, завалил на дальний диван одним чётким ударом в челюсть, от которого рот тотчас наполнился солоноватой жидкостью. Забравшись сверху, мужик стал наносить ему удар за ударом по лицу, и только когда в какой-то момент он вдруг исчез с него, освобождая от придавливающей массы своего тела, парень смог вдохнуть и откашляться, пытаясь как-то прийти в себя и сориентироваться в происходящем сквозь пелену боли и шока. Когда он резко вскочил и рванул с места, то не отдавал себе в этом отчёт, не понимая, что делает и куда бежит. Позже он будет вспоминать этот момент, пытаясь осознать свои действия: он хотел съебаться, бросив Мика? Найти помощь? Или открыть оружейный шкаф и пристрелить больного ублюдка нахуй? Тогда всё было как в тумане, и чёрт его знает, какие мотивы руководили его телом. — Сидеть! Пидорас ебучий. Терри гаркнул, направляя на него ствол и свой яростный взгляд на искажённом в отвращении лице. Йен застыл и, не сводя с мужика своего ненавидящего взгляда, медленно прошёл к креслу. — Мой сын не станет спидозной обезьяной! Когда он приложил и без того почти бессознательного от жестокого избиения Микки прикладом, тот отрубился, а Йен дёрнулся так, будто это он получил этот удар, и внутренне весь скукожился. Находясь в состоянии прострации, он наблюдал, как ублюдок звонит по телефону, но не улавливал смысл разговора. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем в дверь постучали и Терри впустил внутрь явно задрюченную и сильно размалёваную девушку в платье, не скрывавшем под собой почти ничего. Её появление будто ледяной водой Галлагера окатило. Он весь напрягся и с ужасом смотрел на разворачивающуюся перед ним сцену, не веря своим глазам и, в то же время, не в силах их отвести. — Она вытрахает из тебя всю пидоростню. А ты сиди и любуйся. Микки уже кое-как очнулся и сидел на диване безвольной окровавленной грудой, уставившись в пустоту и старательно не пересекаясь взглядом с Йеном. Сын самого гомофобного ублюдка во всём Иллинойсе безучастно наблюдал, как проститутка, избавившись от платья, по команде мужика с пистолетом седлает его и начинает елозить на члене. И тогда он всё-таки повернул голову к Галлагеру. И парни посмотрели друг на друга. Этот опустевший, но при этом пронизывающий до косточек взгляд, полный боли и смирения... Йен был просто не в силах его выдержать, и опустил глаза, поднеся кулак к хлюпающему не то от избиения, не то от переполнивших эмоций носу. Из них двоих, попавших в эту жуткую ловушку, именно он сейчас представлял из себя жалкое зрелище. Он чувствовал как растекается в этом сраном кресле беспомощной ничтожной лужицей. В то время как Микки одним волевым усилием просто завалил проститутку на диван и стал интенсивно вдалбливаться в неё. Йен старался не смотреть на то, как голый зад его партнёра с синяками от ранения мелькает между женских тощих раздвинутых ног, но взгляд неизменно возвращался к дивану. Тому самому дивану, на котором они вдвоем провели столько прекрасных минут за эту безвозвратно ушедшую ночь. Этого всего было так много, что разум парня не мог осознать происходящее целиком. Всё это, блядь, не складывалось в одну картинку. Осознавались лишь отдельные кусочки творящегося вокруг и в нём самом. Нестерпимое жжение в глазах. Вкус железа во рту. Ногти впившиеся в ладони. Стиснутые до боли в висках челюсти. Скрежет зубов. Зуд в кулаке. Щекотание в носу. Гул в голове. Ноющая боль по всему лицу. Отколотый зуб, режущий щёку. Мурашки на голых плечах, спускающиеся вдоль позвоночника. Дрожь в теле. Ощущение липкости от струйки крови, стекающей по груди. Поскрипывание дивана. Женские стоны. Тяжёлое дыхание. Звонкие шлепки. Женские вздохи. Одобряющие комментарии мудака. Его грузные шаги по комнате. Женские ноги в каблуках, скрещенные над поясницей Микки. Его мышцы, напрягающиеся и расслабляющиеся в такт движениям. Кислый запах пота. Запах кофе и жареных яиц, которые они вместе поглощали на завтрак. Рвотные позывы. Отдалённый детский смех с улицы. Звуки шагов по тротуару. Шум заводящегося двигателя. Хлопанье двери. Стук молотка. Какой-то звон. Собачий лай. Резкий гудок и грохот проехавшей мимо электрички. Небольшая тряска. Солнечный свет, льющийся из-за чёрно-белой занавески. Пляшущие в его луче пылинки. Бутылка пива на столике, оставшаяся с ночи. Коробки из-под пиццы под ним. Переполненная пепельница и вонь окурков. Открытая коробка от диска с фильмом Сигала. Наверное, сам диск до сих пор вставлен в проигрывателе... Йен не видел момент, когда закончился этот насильственный акт, потому что не мог больше на это смотреть. Он сфокусировал свой взгляд на крошках на столе от их ночного пиршества, но они расплывались перед глазами. Он сам не понимал, что это от слёз. Что-то изменилось в звуковом фоне, а потом в лицо прилетели какие-то тряпки, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Тряпки оказались его одеждой. Он медленно повернулся: Микки сидел на краю дивана, поставив плотно сомкнутые ноги на пол, сгорбившись, он облокотился на колени, сжав руки в кулаки под своим подбородком, и смотрел куда-то перед собой. Йен осторожно огляделся - Терри с проституткой находились около входной двери. Рыжий решил, что ему нужно встать, но удалось это не сразу, тело не слушалось, ноги не разгибались, на второй попытке он пошатнулся и, с трудом удержавшись за спинку кресла, застыл рядом. Микки не смотрел на него, но одними губами повторял: "Уйди". Йену казалось, что плечи парня подрагивают, но возможно, это он сам дрожал. Он же должен уйти, правильно? Это то, что нужно сейчас сделать? Покинуть это место. Но как же Микки?... На ватных ногах он сделал пару шагов, не будучи уверенным в каком направлении ему двигаться, и в это же мгновение раздался грохот голоса ублюдка: — Уябывай из моего дома, пидрила ёбаная, пока цел! Гепатит тебя убьёт быстрее, мразь. Он заметил, как Микки зажмурился, как напряглась каждая мышца его тела, и как шумно тот выдохнул в свои ладони. Как бы Йен не беспокоился о нём, он понял, что ему нужно срочно уйти отсюда, пока всё не стало ещё хуже. Боже, а могло ли быть ещё хуже?... Терри Милкович заставил его трясущимися руками натянуть на себя штаны и футболку, не позволив полуголым выйти из дома Милковичей на улицу, где соседи могли его заметить. И спустил за шкирку с крыльца, швырнув следом его ботинки, угодившие прямо в лопатку.       Микки 38 Они легко отделались. Микки повторял себе эту фразу как мантру уже несколько дней. Он не знал точно, сколько времени прошло с самого страшного утра в его жизни - утра, когда сбылись его давние кошмары. Блядь. Батя, с рёвом бросающийся сверху на Йена - это была одна из самых ужасающих картин, которые он видел в жизни. В этот момент он подумал, что всё кончено. Что мудак Галлагера прикончит на хуй. Эта мысль придала парню столько сил, что он смог каким-то образом стащить с рыжего этого разъяренного зверя. Когда отец навалился на него спиной, вдавливая в диван и выбивая весь воздух из лёгких, Микки почувствовал облегчение. И когда посыпались тяжеленные удары, это ебанутое чувство лишь усилилось, ведь ярость ублюдка переместилась, наконец, с Йена на него самого. Привычного к такого контакту. Он почти сразу потерял связь с реальностью - она потонула в тумане боли вместе со всеми эмоциями, мыслями и чувствами. И Мик был даже рад спрятаться от неё хоть где-нибудь. Когда он вообще сам последний раз бросался на отца, пытаясь дать ему отпор? Наверное тогда, когда мелким наивным сопляком отчаянно желал защитить маму?... В те далёкие времена, когда чувство справедливости было сильнее здравого рассудка, а смелость явно конфликтовала с инстинктом самосохранения. Лет десять прошло... За это время смелость поджала хвост перед страхами, чувство справедливости столкнулось с жестокостью реальной жизни. Наивный мальчишка оброс панцирем из повышенной агрессивности, которая была реакцией на любое взаимодействие с другими людьми, и в конце концов он исчез за ненавистью ко всему окружающему, потребностью соответствовать отцовским критериям и чувством собственной никчёмности перед его безжалостным безразличием, боязнью быть самим собой и комплексами неполноценности. Микки скучал по тому пацану - он был свободным. Он был кем-то. Он был. Но он вырос в нездоровой атмосфере под давящим гнётом Терри Милковича с полной уверенностью, что тот сильнее его настолько, что в мгновение ока размажет, как надоедливую муху, если Микки хоть раз пойдёт ему наперекор. И вот, пожалуйста - он выжил. Они оба выжили, ёпт. Микки-то был уверен, что батя убьёт его на месте, если узнает о том, о чём он узнал тем жутким утром. Так что да, они с Галлагером, определённо, легко отделались. Его нисколько не удивила вызванная в дом проститутка. К тому времени Микки уже наблюдал за происходящим будто бы со стороны. Он не ощущал себя собой - просто пятном на задрипанном диване, частью обивки, нитками в пледе... Он смутно видел подошедшую к нему женщину, но прекрасно знал, что она сейчас будет делать. Вкрадчивый голос бати будто продирался сквозь толщу воды к его слуху. А единственное на чём парень сосредоточился в этот унизительный момент - это не смотреть на Галлагера. Ни в коем случае. Ни за что, блядь, на свете. Не поворачивать голову. Но когда женщина, скомкав, засунула внутрь себя его вялый член, старательно сдавливая его своими мышцами, он рефлекторно повернулся к Йену. Та волна эмоций, которая отражалась на его побледневшем лице, в покрасневших глазах, в напрягшихся мышцах и вообще в каждом дюйме его тела была столь мощной, что Микки чуть не захлебнулся, невольно разделяя эти эмоции вместе с ним, но не уменьшая, а лишь множа их силу от этого зрительного контакта. Он втянул воздух сквозь зубы. Галлагер не должен был этого видеть. Он вообще не должен был здесь находиться. Как Мик мог быть настолько глупым, чтобы так их подставить? Во всём Чикаго в те минуты не было никого более жалкого, чем Микки Милкович. Он сделал огромное волевое усилие, переворачивая и подминая шлюху под себя, чтобы скорее закончить этот акт и перейти к следующей сцене своего унижения, и главное, чтобы не видеть этого выражения на несчастном лице Йена, причиной которому был он. Следующее его волевое усилие далось ему намного сложнее, но Микки так отчаянно желал, чтобы Йен Галлагер поскорее убрался из их дома, что он смог подобрать с пола его одежду, благо для этого достаточно было лишь немного руку протянуть, и швырнуть в его сторону. Он краем зрения видел, как тот при этом дёрнулся, но сам он в этот момент больше следил за движениями бати на периферии справа, и готов был молиться, чтобы тот не вздумал взвести курок, намереваясь пустить пулю в рыжеволосую голову. Он не мог знать, что черти сейчас шептали на ухо Терри. "Боже, хоть бы он уже наигрался с нами, пожалуйста!" Срань господня, он действительно молился. Когда Микки услышал хлопанье двери, но так и не услышал грохот выстрела, то будто гора с плеч свалилась от испытанного облегчения. Внутренне перепуганный до усрачки парень весь натянулся по струнке, приготовившись к следующему шагу отцовского возмездия. Какому угодно. Он не представлял, чего ему ждать дальше, но был уверен, что его уже ничто не уничтожит больше, чем это было сделано только что. Мик себя даже тупо частью обстановки больше не ощущал - лишь пустым местом. Только вот пустое место не должно ничего чувствовать, так ведь?... Если батя решит просто пристрелить его - то мудак сделает ему этим щедрым жестом огромное одолжение напоследок, оборвав, наконец, все эти его жалкие мучения. Микки с удивлением слушал своим вмиг обострившимся слухом, как гремит на кухне посуда, как чиркает зажигалка, как шкворчит масло на сковороде, разнося запах жареного по всему дому, как с шипением отлетела пробка с пивной бутылки, как батя смачно рыгнул и чем-то хлопнул по столу. Через неопределенный промежуток времени, парень понял, что тот просто делает вид, что у него не существует младшего сына, и он даже сам успел усомниться в своём собственном существовании. Но тут щёлкнула входная дверь, впуская внутрь его шумных братьев. Нет. Ещё люди. Он не выдержит такого унижения. Надо срочно брать себя в руки, будто ничего не случилось. Их бодрые голоса резко смолкли, но Микки уже смотрел на их поражённые лица, растягивая своё в ухмылке. Он был рад, что проститутка натянула на него обратно боксеры, уходя. Парень рывком поднялся и отмахнулся от подскочившего к нему Игги, но с благодарностью принял из рук Колина свою майку, а ещё с большей - понимающее молчание обоих, и удалился по коридору в то место, что считалось его комнатой. Но в тот момент он, как никогда ничего в этом доме не мог считать своим. Даже свою грёбаную жизнь. Он очень хотел принять душ, попытаться смыть с себя всё произошедшее, но во-первых, это было бесполезно, а во-вторых, он не мог больше нисколько оставаться голым, чувствуя потребность как можно быстрее облачиться в одежду. Так что как бы то ни было, Микки оделся, покидал в мешок какие-то вещи и тихо покинул дом через заднюю дверь. Он не взял с собой телефон, но это было намеренно. Меньше всего ему сейчас был нужен девайс, по которому его мог кто-нибудь найти. Единственное, почему брюнету его не хватало - так это за возможность послушать музыку. Когда тишина на стройке становилась уже запредельно звенящей, Милкович нарушал её грохотом выпускаемой из Глока обоймы в первую подвернувшуюся для этого недвижимую цель. Но в основном он просто напивался, стараясь утопить в виски все эти плотно впечатавшиеся в мозг образы. Они вспыхивали перед внутренним взором, словно высвечивались светом фар на ночном шоссе, по которому на полной скорости Микки нёсся в ад. Одни и те же мысли прокручивались в голове безрадужным калейдоскопом. С эмоциями было справиться сложнее всего. Если первый вечер Микки блуждал по стройке будто в трансе, скуривая весь свой запас сигарет до колющей боли в лёгких, и не мог поверить, что всё это происходило с ним на самом деле, а не является кошмарным сном, то той же ночью он, с колотящимся сердцем, подскочил от настоящего кошмара, когда голос отца прогромыхал, норовя разорвать барабанные перепонки. "Мой сын не станет спидозной обезьяной!" Парень в панике оглядывался по сторонам в тусклом свете тлеющих в костре углей, пока не понял, что этот голос звучал лишь в его голове. Тогда-то на него и нахлынуло полное осознание произошедшего, а вместе с ним столько абсолютно разных эмоций, что он просто не понимал, что именно испытывает в ту или иную секунду. Так он и провёл эти несколько дней, пока его эмоции играли друг с другом в грёбаные салочки. Он пиздецки злился: на отца - что тот такой бессердечный ублюдок; на Галлагера - что тот такой блядски соблазнительный; на себя - что он такой тупой слабак; даже на мать - что та умерла, бросив своих детей в этом огромном ебанутом мире среди мудил и чудил, поклоняющихся вагинам. Он жутко боялся: что отец одумается и всё-таки прикончит их обоих, или напротив - никогда теперь не оставит Микки в покое, медленно и мучительно доводя его до безумия; что Галлагер вновь обьявится в его жизни как ни в чём ни бывало или, ещё хуже - больше даже не посмотрит в его сторону; что он сам не сможет смотреть на себя - беспомощного пиздюка, который так и не возьмёт себя в руки и до конца своих сраных дней будет ощущать себя грязью, размазанной о подошву ботинка. Эти две эмоции были парню так хорошо знакомы, что он с ними давно сроднился, но вкупе с остальными ему просто выворачивало душу наизнанку. Горячая обида сменялась жгучей тоской, переходящей в сильнейшее отвращение ко всему, начиная с себя самого, и тут же накатывала жалость, подгоняемая чувством несправедливости, которые приводили его к разъедающей до костей ярости, вызывая тревогу, пока его не начинал душить страх. Батин голос он слышал не только во сне, периодически он внезапно взрывался в мозгу, словно микроинсульт. "Она вытрахает из тебя всю пидоростню." "Стоять, пидорас ебаный!" "Пидор! Пидор! Пидор!" Но это было не самое страшное, что разум ему подкидывал из памяти. Нет, может и самое... Но намного тяжелее было вспоминать всё то, что предшествовало непредвиденному появлению отца на пороге дома. Потому что до этого момента, ёбаный в рот, всё было так хорошо. Ёпт, да всё было просто охуенно! И казалось, что именно так и должно быть, чёрт возьми. И никак иначе. Когда только он успел стать таким конченым тупицей? Они с рыжим забылись, как два кретина, нехуёво так забылись - окончательно и бесповоротно спустили всё с тормозов и со скоростью света помчались к обрыву. Вся эта их ночёвка-ебовка, шароёбство по дому, задушевные беседушки, искренние веселушечки, совместные жрушки, старые добрые киношки, грёбаные обнимашечки, слюнявые поцелуйчики, безудержный трах... Тьфу! Сука! Теперь это всё казалось намного более нереальным, чем батино возмездие после. Точно это происходило с ним? В его жизни? Как он до этого дошёл вообще? Он чуть не поверил, что ему это всё позволительно; что так и будет впредь, а то и ещё лучше; и что это вообще нормально хотеть такого, и вести себя вместе с каким-то парнем так, будто вы герои дневного сериального мыла, а не просто урываете иногда кусочек чего-то запретного втайне от всего этого чокнутого мира. Втайне, блядь, ага. Каждый раз, когда они с Галлагером доходили до какого-то нелепого подобия грёбаной стабильности в том, что они с ним делали, их засекали за этим занятием. Стоило чуть расслабиться - и на тебе, вас ловят, а жизнь летит в пизду и сажает тебя за решётку. Вообще, чего ему теперь бояться? Самый его жуткий кошмар сбылся. Самая его сокровенная тайна известна его отцу. То, что он с ним сделал можно назвать милосердием с его стороны. Даже чёртовым проявлением отцовской любви. Какой-никакой заботой: выбить дурь из башки, вытрахать всю пидоростню, напомнить, что он - мужик, а не пидор, оставить его в живых и дать ему шанс доказать это. С ебучих небес давно пора было свалиться на сраную землю. Шлепнуться на неё, разбившись вдребезги. Собрать свои осколки и жить дальше. Стоило Микки прийти для себя, наконец, к каким-то выводам, увидеть отблеск во мраке и немного взять себя в руки (да, жизнь - всё то же дерьмо, но она продолжается), как заявился Галлагер. Нашёл его, паршивый засранец, в тот момент, когда он стрелял по несчастной плюшевой игрушке, заглушая батин голос в голове. Но Микки проявил всю свою железную выдержку и даже не взглянул на него. Даже бровью не повел в его сторону. Плотно сомкнул свои губы и не издал ни звука. Зато рыжий пиздёныш поговорил за них обоих. Сотрясал воздух почём зря. — Так, значит из-за меня тебя избили пистолетом и подстрелили? "А то это не очевидно, блядь, если вслух не произнести? Память мне вроде бы пока не отшибло. Не факт, что я этому рад, но всё прекрасно помню без твоих напоминалок." "Пидор!" - паф. — Я только хотел узнать все ли у тебя нормально? "Охуенно, чувак! Лучше мне никогда ещё в жизни не было. Всё просто заебись. Так заебись, ты и представить себе не можешь. Желаю тебе никогда такого не испытывать. А то просто подохнешь от счастья." "Пидор!" - паф. — Не могу прекратить думать о том, что произошло. "Ох, да чёрт тебя дери во все щели! Серьёзно?! Хочешь поговорить об этом?" Микки замер, делая глубокий вдох через нос, чтобы не дрогнуть при следующем выстреле. "Пидор!" - паф. Галлагер примолк - ну наконец-то. И вдруг резко перешёл на крик: — Что, лень голову повернуть?! "Давай, поори, вдруг легче станет и ты от меня отвянешь, наконец." "Пидор!" - паф. — Ну и пожалуйста. "Пидор!" - паф. Микки слушал, как удаляется звук шагов длинных ног в тяжёлых ботинках, сбегающих вниз по лестнице. Он стоял с вытянутыми в прицеле руками и не мог унять в них дрожь, поэтому опустил руку со стволом и потёр лицо, с силой вдавливая пальцы в кожу. Выдохнув, он подошёл к оконному проёму, не выходя из тени стены и, прикурив, наблюдал, как рыжая макушка превращается в точку. Вали, вали, Галлагер. Какого хера он вообще припирался? Всё угомониться не может... Неужели не ясно, что теперь точно всё кончено. Что на этот раз точно - "хватит". Он же уже говорил ему это. И предельно ясно причём. Ага... А потом сам же и заявился средь бела дня, подставляя свой зад, как ни в чём не бывало, обесценивая все свои слова. Идиота кусок. А этот только рад, блядь, был. Микки старательно отталкивал сукиного сына два года. Ни во что его не ставил. Нисколько не считался с его чувствами. Так ведь?... А рыжий придурок каждый раз принимал его с распростёртыми объятиями. И пялился так, будто... будто в сраном мире никого кроме Микки не существовало. Будто он для него - панацея от всех бед. Бля, да он сам и был его главной бедой! Зачем он вообще связался с ним? Ни черта хорошего из этого не вышло и выйти никогда не могло. Мик чётко обозначил границы с самого начала. И с тех пор ни хуя не изменилось. Совсем ничего. Ни на грамм. Так какого же хера Галлагер так преданно таскается за ним?! Пусть идёт ебать своих папиков. Постарается хорошенько, как он умеет - они ему лучшую жизнь и устроят. Глядишь, учёбу грёбаную оплатят, и он сможет отстреливать арабов в своё удовольствие. От последних мыслей в животе всё скрутило нахрен и тошнотворный ком подкатил к горлу. Ебать... Он давно не видел ничего перед собой из-за застелившей глаза мутной пелены. Соль разъедала ссадины на щеках. Он ревел, как последняя сучка, и даже не замечал этого! Микки со всей дури врезал кулаком в бетонную стену, но привычный манёвр отвлечься физической болью от того треша, что творился в башке, не сработал. Просто теперь в дополнении ко всему ещё и пульсировали костяшки. А перед глазами стояло лицо Галлагера - то самое, каким он видел его последний раз. Мэнди 8 Она почувствовала, что что-то не так сразу, как переступила через порог дома. И без того вечно мрачная атмосфера сгустилась тревожной тучей. Отец расположился на диване в гостиной напротив телевизора с дурацким шоу, и радостно ознаменовал её появление: — О, принцессочка моя! Иди сюда, чмокни батю, я соскучился! Когда она наклонилась к нему, чтобы выполнить его просьбу, её обдал запах крепкого алкоголя, табака, жареной пищи и немытого тела. — Приготовишь на обед что-нибудь вкусное, дорогуша? Он положил руку на её бедро, а голос звучал слишком уж приторно, она лишь нахмурилась, кивнула и непринуждено спросила: — А где все? Тот безразлично пожал плечами, и перевёл взгляд обратно к экрану, потянувшись за кружкой на столе. Воспользовавшись моментом, пока батя прекратил обращать на дочь своё внимание, девушка поспешила ретироваться вглубь дома и постучалась в комнату Микки. После ответной тишины, она открыла дверь и увидела, что внутри никого не было. А так же почему-то отсутствовало покрывало на кровати. Неужто братец решил что-то сам постирать? Сомнительно. Хотя, после его бурной ночи... Она услышала голоса на улице, и пошла к задней двери, которая оказалась незапертой. На крыльце сидели её старшие братья, раскуривая косяк, и громко поприветствовали сестру. — Привет, Микки не видели? Их лица как-то подозрительно вытянулись, и Мэнди, прикрыв дверь в дом, прислонилась к ней спиной и сложила руки на груди. — Ну-ка выкладывайте! — Батя его избил, и он свалил. — Нихуево так избил. Судя по всему пистолетом отмудохал. — За что? — Кто его знает? Ему обычно нужен повод? Девушка тяжело вздохнула. — Но он как, в порядке был, когда уходил? Неуверенность на их лицах вообще не успокаивала, и она начала злиться на двух кретинов: — Блядь, а зачем вы его отпустили? Может у него чёртово сотрясение? — Мы даже не заметили, как он ушёл, Мэндс, - объяснил Колин. — Я ему звонил - он не берёт трубку, - добавил Игги. Мэнди задумчиво кивнула и, стрельнув у братьев несколько затяжек, пошла внутрь. Братец по своему обыкновению забрался в свой панцирь и уполз зализывать раны. Ладно, у неё были свои дела. Она занесла в свою комнату оставленный в коридоре пакет с украденными из бутиков вещами, чтобы устроить распродажу среди соседей. Ей как никогда срочно нужны были чёртовы деньги, чтобы оплатить эти заявки в университеты. Она не собиралась позволять Липу проёбывать свою жизнь. Он с этим отлично справлялся и без её участия. Сколько раз она напоминала ему о сроках подачи грёбаных заявок, а он лишь отмахивался, явно не намереваясь куда-то поступать. Кретин. Вокруг неё вообще были одни кретины, куда ни глянь! Пришлось всё делать за него. Самое хреновое, что к анкетам нужно было прикладывать эссе. Но девушка и с этим справилась, как она считала. Сколько часов ей пришлось провести для этого в долбаной библиотеке, выискивая в интернете подходящие тексты. Уже подготовленные конверты со всеми необходимыми документами лежали у неё в ящике под нижним бельем, оставалось только собрать недостающую для оплаты сумму. Ей не нужен был Игги, чтобы сбагрить всякое дерьмо. У неё были свои каналы. Разложив вещи на кровати, она стала их фотографировать и отправлять фото в Фейсбуке соседским шалавам в общем чате. Вскоре её телефон запищал потоком новых входящих сообщений. Когда к вечеру Мэнди вернулась домой с оплаченными квитанциями и стала рассовывать их по конвертам, Микки домой так и не вернулся. Так что закончив, она сложила конверты в рюкзак, чтобы утром отнести их на почту, и набрала его по пути в ванную. И услышала мелодию его звонка. Ебать его в рот. Он не взял с собой телефон. Ну что ж, значит ему необходимо побыть одному. Надо это уважать. На улице, в конце концов, не морозы, так что пусть шароёбится, сколько влезет. Под ложечкой сосало какое-то мерзостное чувство, она ещё раз опросила братьев о подробностях той сцены, что они застали дома утром, и это чувство лишь усилилось. Не было ничего необычного в физическом насилии со стороны Терри Милковича, и его дети были к нему привычны, но отчего-то в этот раз девушка сильно беспокоилась о своём братце. Какое-то чутье подсказывало ей, что Микки проебался по-крупному. Через несколько дней она шла под железкой к магазину, как ещё издали увидела Галлагеров, куда-то идущих быстрыми шагами и подскочила к ним сзади, хватая Липа за яйца с игривой фразой: — Угадай кто? — Отец Джимми? Вот шутник. Девушка приветственно обняла парня, огладив его бок, и присоединилась к их явно очень целенаправленному походу. И тут Йен подал свой голос, вдруг спрашивая у неё: — Ты не видела Микки? Он пропал. И не вернул мне полтос. Мэнди терпеть не могла говорить о проблемах в своей семье, потому сделала вид, что озвученная тема её вообще трогает. — Скоро он будет сам по себе. — Что случилось? — Отец измочалил его пистолетом — За что? Ну всё, пора отвять уже со своими вопросами, рыжий! — А когда кому-то нужен был особый повод, чтобы избить Микки? Сказав это, она тут же переключилась на Липа: — Ты уже записался? — Куда? Как же он бесит! — На экзамены! Завтра последний срок. Он, как обычно, безразлично отмахнулся: — Запишусь через интернет. Это дело двух секунд. Уж она проследит за этим! — Ты так же обещал выпуститься. Ты сейчас на четвёртом курсе выпускного класса. — На третьем. Мне осталось два курса. Они перебежали дорогу. — Ладно, куда мы идём? — К нотариусу нужно заверить завещание. Девушка удивилась незнакомому имени и дате на документах, но её уверили, что это долгая история. И позже рассказали ей её под навесом, где прятались от дождя. Мэнди обратила внимание, что её друг больно молчаливый и сильно загруженный своими мыслями. Чёрт, хреновая она подруга. Взвалив на себя неблагодарную заботу о том, чтобы Лип поступил в долбаный университет, она немного отдалилась от Йена. Хотя жаловаться ему, когда его брат вёл себя по-мудацки, она не брезговала. Наверное, его уже заебало это выслушивать. Сам он не рассказывал о своих мужиках со времён упомянутого сегодня отца Джимми. Ему бы потрахаться. Может быть в этом дело? Да что же она всё к сексу сводит вечно! Скорее всего парень переживает из-за свалившегося на Галлагеров дерьма - не понятно, где и с кем ты будешь жить завтра. Плюс начало учебного года на носу, где необходимо было набирать высшие баллы, чтобы не попрощаться со своей мечтой. К тому же, на него ещё гопники напали неделю назад, пытаясь украсть его последнюю наличку - им это не удалось, но шрам на лице остался, и синяк под глазом до сих пор до конца не сошёл. Девушка непроизвольно залюбовалась царапиной через всю скулу. Всё-таки, Йен - красавчик. Мэнди слегка ткнула его локтем в бок: — Эй, выше нос! Вы всё продумали, и Фиона справится. Казалось, Йену нужно было какое-то время, чтобы вернуться из своих раздумий в настоящий момент и понять, о чём вообще говорит его подруга. Но вот хмурые морщинки на его лице разгладились и он ободряюще улыбнулся в ответ. Но когда дождь перестал литься, Йен не пошёл с ними навестить младших братьев к парочке геев, куда тех поселили. Хотя изначально собирался, но на пол пути резко передумал, вспомнив о своих срочных делах. Передал мелким привет и удалился чёрт его знает куда. Йен 37 Босые ступни ступали по влажной траве, он уткнулся в них взглядом, стараясь не пораниться о разбросанный там и тут по пустырю вдоль железки мусор. К груди одной рукой Йен рассеяно прижимал свои вещи, куртка болталась, норовя запутаться в его ногах, но он не обращал на это внимание. Он вообще мало что соображал, уходя из дома Милковичей. Парень даже не знал, куда ему идти. Определенно точно не в ту шаражку, куда их переселило государство. В конце концов он понял, что ступает по тротуару на Уолесс стрит. Ноги на автомате вели его к дому, хоть и какими-то кругалями по району. Тишина внутри была как бальзам для его ушей. Это был единственный раз, когда Йен был рад, что Галлагеров разбросало по другим домам. Ему необходимо было побыть в одиночестве. Он бы не выдержал сейчас никаких расспросов со стороны своих близких. Рыжий надеялся, что Фи пробудет на работе до вечера, и что Джимми занимается своими делами где-нибудь за пределами Саутсайда. Кстати, о работе. Линда его убьёт. Эта отстранённая мысль очень быстро промелькнула в его голове, и он не успел придать ей значения. Посреди гостиной Йен просто опустил руки и позволил шмоткам упасть на пол: ботинки, куртка, рюкзак. Когда он успел забрать рюкзак? А потом отправился наверх и залез в душ. Он сидел на шершавом дне ванной, подобрав ноги к самому подбородку, и ощущал, как тёплые капли падают на макушку, стекая по плечам вниз. Парень чувствовал, как из носа капает кровь, и наблюдал, как её красный поток сливается с черным ручейком грязи, сходящей с его ног, и направляется в слив. Только когда температура воды стала заметно прохладнее, он спохватился и стал тщательно намыливать своё тело. Ополаскивался он уже совсем холодной водой. Йен не мог зацепиться за какую-нибудь более-менее связную мысль - мозг будто миксером взбили до состояния каши. Ёпт, всё так кардинально переменилось в одно сраное мгновение... Выйдя из душа, обернув бёдра полотенцем, он бездумно посидел на своей кровати, оглядывая стены вокруг, пока те не стали давить на него со всех сторон, и тогда рыжий поспешил вниз по лестнице. Выбежав на заднее крыльцо, он безуспешно пытался вдохнуть в грудь побольше воздуха. Чёрт, чёрт, чёрт. Его явно охватила паническая атака, а он был совсем один. Блядь. Он осознал своё состояние - это же уже хорошо? Сердце неистово билось о рёбра, как бешеная птица, запертая в клетке. Что там нужно сделать, чтобы успокоиться? Сосредоточиться на чём-то хорошем. На каком-нибудь приятном воспоминании. Мозг услужливо подогнал ему кадры с прошедшей ночи. Лучезарно улыбающийся на его дурацкую шутку Микки. Микки бьющий его в плечо с возмущённо приподнятыми бровями. Разомлевший на диване Микки, безмятежно дымящий в потолок. Микки, выстанывающий в экстазе его имя. Мягкие губы Микки, обхватившие его член. Эти же губы, прильнувшие к его рту так, будто Йен - источник, утоляющий жажду. Сонный Микки, нежно смотрящий на него своими голубыми глазами. Микки. Микки. Микки... От всех этих картин стало в разы хуже. Всё тело бросило в жар - кожа горела, будто огнём опалённая. Парень держался одной рукой за стену, а другой расчёсывал грудь. Хорошо, что он не успел одеться после душа, иначе бы точно порвал на себе майку. Ебать, что же делать?... Дышать. Главное, дышать. Он попробовал выровнять свои судорожные вдохи и выдохи в единый размеренный ритм, но хер там плавал. Надо было на что-то отвлечься, сконцентрировать всё своё внимание на первой попавшейся детали, но глаза беспорядочно бегали вокруг, не в состоянии выцепить хоть что-нибудь. Йен рванул внутрь дома в ближайшую справа дверь - и стал плескать на себя ледяной водой из-под крана. А потом вцепившись в раковину обеими руками, взглянул на своё отражение в зеркале - на него смотрели испуганные зелёные глаза с расширившимися зрачками сквозь рисунок грязных разводов на стекле. Этот рисунок он и стал изучать - разводы походили на речную систему на карте, разбегаясь от центрального озера в разные стороны. Парень понял, что начал дышать чуть спокойнее, жар спадает, а сердце перестало выпрыгивать из груди, и он может нормально сглотнуть, в конце концов, паника его покинула, и он остался наедине с самим собой, морально выжатый и опустошённый. Йен просто вырубился на диване в гостиной. А когда очнулся, то потянулся в поисках телефона, пока не вспомнил, что его конфисковали ебучие работники ебучей шаражки. Задрало быть без связи с миром. И даже время не узнать. Он побродил по дому в поисках часов - уже начинался вечер. Одевшись в чистую одежду, парень отправился в сторону "Kash and Grab". Ещё не хватало потерять работу из-за этого больного ублюдка. Его нарастающую ненависть к Терри Милковичу можно было ощутить физически. Она, казалось, пылала вокруг него аурой ярости. Социальная служба взялась своими ежовыми рукавицами за семью Галлагеров, где каждый друг за друга стоял горой, где дети знают, что такое любовь и забота. Не благодаря родителям, разумеется, но вместе они были силой. И почему-то государство закрывало глаза на то, что творилось в доме Милковичей. Сраный уголовник терроризировал и буквально насиловал собственных детей! И каждый из них был сам за себя, потому что их слишком запугали, чтобы они могли поделиться с кем-то другим своими чувствами и, собравшись вместе, противостоять одному единственному источнику всех своих страданий. И Йен ничего не мог с этим поделать, хотя отчаянно желал забрать двух своих любимых людей из этого дома ужасов. Если бы Микки узнал, что отец делал с Мэнди, как бы это повлияло на него? Его бы точно морально размазало от осознания, что он всё это время был слеп и бессилен. И в итоге всё это в очередной раз привело бы брюнета за решётку. Если не куда похуже... Начальница встретила своего работника недоброжелательно, но кричать не стала, а молча уставилась на парня в ожидании объяснений. Ещё вчера бы эта женщина могла напугать его такой нехарактерной для неё реакцией, но после пережитого сегодня утром, она казалась ему скорее доброй феей, нежели страшной фурией. Его побитое лицо и нервное состояние сыграло ему на руку, так что душещипательная байка о том, как на него напала толпа гопников, избила и украла всю наличку выглядела вполне правдоподобно. Позже вечером Липу в шаражке он повторил эту историю уже в менее трагичных красках и с более удачной концовкой, где он смог отбиться от отморозков и сохранить свои деньги. Мысленно он благодарил, что тот не стал любопытствовать насчёт ночёвки с Микки. Брат вообще редко спрашивал его об их отношениях, как будто не считал их чем-то серьёзным и стоящим его драгоценного внимания. Он согласился посодействовать ему в возвращении телефона - его и самого заебал этот информационный вакуум. Лип уже приглядел слабое звено среди надзирателей, которому можно было дать взятку в обмен на возвращение изъятых у них вещей. И Йен подтолкнул его разобраться с этим немедленно. Так что стоило ему вернуть свой гаджет, как он с трудом дождался отбоя, когда без палева, под одеялом, чтобы не заметил никто из окружающих гандонов, он без раздумий отправил Микки сообщение: [23:05] Как ты, чувак? А потом долго разглядывал его фотографию - демонстрируемый им фак закрывал пол лица, создавая вместе с наколкой на костяшках двойной посыл, но глаза улыбались, хоть взгляд и пытался быть устрашающим. Сон не шёл, а сообщение продолжало оставаться не прочитанным. Он отправил ещё несколько: [23:31] Волнуюсь [23:45] Спасибо за приют [00:16] Дай знать, что ты в порядке [00:47] Извини, если беспокою [00:48] Но я правда переживаю за тебя [01:14] Блядь, только не молчи [01:21] Микки? [01:39] Всё, прости, оставлю тебя в покое [02:08] Звони в любое время [02:13] Я рядом, слышишь меня? [02:38] Пожалуйста, ответь мне, когда сможешь [02:40] Хоть что-нибудь [03:27] Спасибо за всё, Мик Йен был слишком обессилен, чтобы подбирать правильные слова, и позволил пальцам самим строчить всё, что рождал его уставший разум. Он понимал умом, что Микки необходимо побыть одному и прийти в себя, потому что он хорошо знал этого пиздливого гопника. Но по той же причине, сердцем он жутко боялся, что тот вновь отстранится от него и больше к себе не подпустит. Его самой вредной привычкой было сбегать. От всего, что вызывало в нём какие-либо положительные чувства. В особо одинокие моменты, когда Микки вёл себя с ним совсем по-гадски, Йен, превозмогая обиду, верил и этим себя успокаивал, что даже если Мик продолжит в том же духе, одной только его любви хватит на них двоих. Он излечит ею этого говнюка, чёрт подери. И они смогли пройти вместе, действительно, длинный тернистый путь, утопая в болоте дерьма по самые уши, а сейчас их отбросила далеко назад так некстати взорвавшаяся мина... Галлагер чувствовал, что выдохся. Будто воздушный шарик сдулся, и резина склеилась и ссохлась. И не имел представления как вдыхать в себя жизнь заново. Но знал, что сдаваться он не намерен. Перед глазами стояло открытое лицо смеющегося Микки, и он отдаст всё, чтобы вновь увидеть его таким.