Сафлор

Фредди не был лучшим другом Соквона, но в работе он был практически незаменим. Старший брат Соквона, Чонвон, возглавлял сеть отелей. Второй брат, Кансок, владел транспортной компанией, сдававшей легковые автомобили внаем. Как младший сын, Соквон занимался делами трех агентств, работавших в сфере отправки и приема туристов – у него была самая муторная и мелкая работа, приносившая, однако, большие деньги. При таком ритме они редко пересекались с братьями, если только речь не шла о серьезных деловых вопросах. Поэтому дружить Соквон мог только с теми, с кем виделся чаще – и эта дружба не была особенной, она лишь позволяла ему общаться с кем-то не только на тему финансовых отчетов, поставок и другой бизнес-фигни. Фредерик Пейдж пришел в их компанию одновременно с Соквоном – при этом Соквон сразу же встал во главе главного филиала, а Фредди занял место главного менеджера, отвечавшего за порядок и учет. С ним Соквон виделся довольно часто – почти ежедневно. Вместе они сумели замазать немало косяков, которыми по первости пестрила работа еще малоопытного Соквона, с ним они проводили редкие выходные и делили множество секретов – в том числе и тот, что в постели Соквона бывали только парни. О предпочтениях Соквона знали и братья, но поскольку Чонвон был женат уже лет десять, и при этом его жена успела родить четверых детей, от Соквона не ждали многого – по крайней мере, на очереди был еще холостой Кансок, который вообще не спешил влезать в отношения. Соквон подозревал, что Кансок больше любил порно со всякими извращениями, нежели контакт с нормальной живой женщиной. Однако подробности его встреч не разглашались в семейном кругу, и лишь о некоторых вещах знал Фредди. Называя его на корейский манер «Пырэдди», Соквон обычно просто дурачился – на самом деле, он умел нормально произносить звук «ф». Поэтому когда он обращался к Фредди в такой манере, тот знал, что их ожидал разговор, не связанный с работой. – Так ты влюбился? В шлюху? Соквон допил залпом свой остывший кофе и вздохнул: – Не влюбился и не в шлюху. Фредди, я многое о нем разузнал. В клубе сказали, что он больше не оказывает услуги, да и вообще никогда их не оказывал. «Форзиция» - это же грязное место, ты же знаешь. Они просто вынудили его. Взяли на шантаж. Правда, еще не знаю, на какое место они ему давили. Фредди со щелчком откупорил баночку колы, выпил почти половину и вытер губы. – И ты трахал его, не замечая, что парень безопытный и нерадостный? Соквон ухмыльнулся: – Все шлюхи нерадостные, потому что трахаются не с теми, кого выбирают. Но вообще я сразу понял, что он не из продажных. Он другой. Просто я очень его захотел. Рассказывать не буду, сам знаешь, что не люблю я этого. Просто… прикрой меня на три дня, да? Прикроешь? Фредди потряс головой, словно стараясь вместить мысль. – Ты уезжаешь на три дня? В конце мая? Это еще не горящий сезон, но уже вполне ответственное время. Ты хоть понимаешь, как это рискованно? Соквон согласно кивнул: – Еще бы. Понимаю. Но я работать не могу, я не сплю и не ем нормально. Пока еще раз его не завалю, жить не смогу. – И что? Один раз трахнешь и обратно? Просто… тебя реально вставило, как будто ты какую-то знатную дурь попробовал. Так что если едешь, то уже сделай так, чтобы он был в досягаемости хотя бы полгода. Поспи с ним сколько захочешь, когда почувствуешь, что больше не сходишь с ума, можешь отпустить. – Только… – Соквон вздохнул еще тяжелее. – Только он вряд ли захочет все это. Он, вроде, по парням, блевать его не тянуло, да и… просто я понял, что парни ему тоже подходят. Но я ж… черт, он меня не захочет. А насилу его трахать я как-то… Фредди расхохотался: – Совесть заговорила? Ты же за деньги его отымел… в чем проблема? Заплати еще. – Да не нужны ему деньги. – Откуда ты знаешь? Нет, я правда… откуда тебе знать? Соквон выдохнул через губы. В этом и была сложность общения с европейцами – они вообще не умели понимать без слов. Он никак не мог объяснить и втолковать Фредди, почему был уверен в незаинтересованности Цукасы в деньгах. Он просто чувствовал это – что Цукасе не нужны были деньги. – Если я привезу его, – вместо того, чтобы ответить, Соквон решил дать еще одно указание – даже не думай смотреть в его сторону. Фредди поперхнулся колой. – Что, прости? Ты думаешь, что мне понравится твой мальчик? Нет, я не спорю, с парнями я тоже сплю, но… неужели он так хорош? – Для меня – да. Поэтому сразу говорю. Не хочу портить с тобой отношения. Ты единственный, кто знает о моем отъезде и его цели. Мне пришлось все тебе рассказать, поэтому я должен еще и предупредить тебя. Если я где-то услышу хоть слово из нашего разговора, буду знать, откуда оно утекло. – Рановато еще рвать с другом из-за постельного мальчика. Соквон медленно кивнул и облизнулся. – Ну, вопросы половой морали в моей семье вбиваются с младенчества. У тебя все может быть иначе. Я не обсуждаю с тобой твоих девочек, и ты ничего не спрашивай. Не хочу, чтобы разность менталитетов встала между нами. Я ценю тебя как сотрудника и специалиста, и знаю, насколько ты квалифицирован. – Все, понял. Мальчик из Японии неприкосновенен – как словесно, так и физически. И даже визуально. – Все так и есть. Рад, что ты понял. Обговорить этот момент было просто необходимо. Соквон тщательно все обдумывал даже перед сравнительно небольшими решениями, но сейчас он всерьез вознамерился привезти в Корею человека из Японии и оставить его на долгое время рядом с собой. Это было абсолютно неприемлемо с точки зрения человеческой морали, но Соквон ничего не мог сделать – он постоянно видел Цукасу то там, то здесь, постоянно думал о нем и с ума сходил от мысли, что тот мог спать с кем-то еще. Он был уверен, что такое случалось только в сопливых дорамах или книжонках для девочек возраста его младшей сестры, но теперь именно с такой идиотской реальностью он и столкнулся. Соквон не мог отказаться от Цукасы. Уже через два дня он созвонился с владельцем «Форзиции» чтобы убедиться в том, что Цукаса там больше не работал. За время пятнадцатиминутного разговора Соквон выдавил из этого человека все, что тот мог ему сказать. Хозяин выложил ему правду о том, что они надавили на Цукасу и заставили его обслужить клиента, а потом переслал на электронную почту сканы его документов – его и сестры. Соквон уже тогда заподозрил, что слабым местом Цукасы была его младшая сестра, но использовать ее в качестве рычага воздействия не собирался – он и сам был старшим братом, и считал абсолютно невозможным давить именно на эту клавишу. Если бы кто-то решил шантажировать его, используя при этом Пёнхи, он бы, наверное, перевернул весь мир, чтобы отыскать и уничтожить такого человека. Поэтому он просто ознакомился с биографией Наоко и проследил ее передвижения через миграционную службу – там такие вещи фиксировались хорошо. Выяснилось, что девчонка пробыла трейни почти три года, а потом неожиданно слиняла из агентства. Ее брат Цукаса жил неподалеку и работал в ресторане для иностранцев. Дальше нить потянулась в Японию – благо, там тоже оказались знакомые. Набрав побольше дел о своих подозрительных клиентах из Японии, Соквон связался с тамошними представителями и в числе прочих оформил запрос и на Цукасу. В Японии оказалось еще интереснее. Он потратил почти три недели, раскапывая всякие досье и архивные данные, изучая историю одной «японской» семьи и понимая, что был прав, когда мысленно отметил, что Цукаса не был похож на японца. Соквон разжился немалым объемом информации и был вполне доволен. Поскольку ему были известны многие темные делишки, творившиеся в «Форзиции», он без труда уговорил владельца дать ему несколько записей и пригласить выбранную девушку для съемки видео. Он не мог надавить на Цукасу через Наоко, и собирался сделать все очень прямо и некрасиво – просто воспользоваться любимым корейским приемом с сексуальными домогательствами и изнасилованиями. Он снял двухкомнатную квартиру в центре, оплатив ренту на месяц, а потом купил билеты до Токио. Оттуда внутренним рейсом отправился на Хоккайдо. Это было интересно. Не желая ждать до следующего утра, он в вечер прибытия взял машину в прокате и поехал по выясненному адресу, забив координаты в навигатор. Так было проще и надежнее – не растрачивать время, а связаться с Цукасой сразу же. После довольно долгого разговора Соквон все-таки вытащил Цукасу в машину, увез подальше от города и почти трахнул в салоне, остановившись только по одной причине – было слишком тесно и холодно. Соквон умел заниматься сексом хорошо и правильно, но с Цукасой такое не работало. Почему-то рядом с ним Соквон чувствовал какие-то деструктивные порывы сделать что-нибудь плохое – обнажить те желания, которые он прятал даже от самого себя. Все это было крайне непонятно и утомительно, но сделать было ничего нельзя. И если он обманывался, думая, что его ощущения притупились за прошедший месяц, то в машине все слетело к чертовой матери – он хотел Цукасу так сильно, что почти съехал с катушек. Конечно, он был готов к тому, что в реальной жизни Цукаса оказался совсем другим – не таким, каким был той ночью. Теперь, когда его ничего не связывало с клубом, а его сестра была в доме и в безопасности, Цукаса вел себя иначе – говорил грубее, ругался и вообще всячески демонстрировал нежелание говорить с Соквоном. Это было понятно и ожидаемо, но Соквона поразила собственная реакция. Точнее, ее отсутствие – ему было все равно, что говорил Цукаса, он хотел только одного. Чтобы этот человек был у него. Соквон не собирался брать его в рабство или делать что-то совсем уж античеловеческое, ему не хотелось похищать его и держать взаперти, и если бы был способ удержать Цукасу рядом, не прибегая при этом к принуждению, он без сомнений воспользовался бы им. Но такого способа не существовало, так что пришлось поступить вот так. Обычно Соквон не сомневался в решениях – придя в большой бизнес три года назад, он усвоил только одно правило, определявшее все. Решившись единожды, не следовало отступать. Поэтому еще перед принятием решения следовало хорошенько поразмыслить, чтобы потом ни о чем не жалеть и ничего не стыдиться. У Цукасы, к сожалению, такой роскоши не было – Соквон дал ему всего одну ночь и не собирался ничего прибавлять к этому сроку. Утром он приехал к уже знакомому дому и вышел из машины. Цукаса ждал его все там же, где он застал его вчера. – Иди в дом, моя мать хочет с тобой поговорить, – холодно сказал Цукаса, поднимаясь со стула и убирая инструменты. Соквон даже удивился – он ожидал чего угодно, только не этого. – Что – и в дом запустишь? Цукаса поморщился. – Да, куда же мне деваться. Пусть лучше мать знает, с кем я уезжаю. Иначе совсем расстроится. Чувство, захлестнувшее его, было ничем иным, как первобытной радостью – Соквон широко улыбнулся, не сдерживаясь и даже не пытаясь как-то замаскироваться. – Ты поедешь со мной? – А выбор есть? У тебя видео и показания этой малолетней потаскухи из клуба. Но потом ты должен кое-что подписать. Я не собираюсь быть твоей персональной подстилкой вечно. – Разумеется. Цукаса вошел в дом и оставил дверь открытой. Соквон последовал за ним, с порога попадая в просторное полутемное помещение со стойкой и сложенными в дальнем углу стульями и столами. Очевидно, когда-то это место было чем-то вроде закусочной или даже кафе. Соквон понятия не имел, какую клиентскую базу можно было набить в такой дыре, как этот город, но решил не вдаваться в подробности. Сложнее было еще и то, что Цукаса так и не объяснил, что он сказал матери, и как следовало себя с ней вести. Эта невысокая женщина сидела за единственным столом, оставленным в нормальном положении – у ближнего окна, со стульями вокруг него. Соквон поклонился ей и подошел ближе, остановившись в трех шагах. – Присаживайтесь, – улыбнулась женщина. Цукаса был копией матери. Но при этом она была настоящей японкой, а вот в нем было так много корейского, что Соквон ни минуты не сомневался в его происхождении. – Добрый день, – почему-то смущаясь, произнес Соквон по-японски. – Я могу говорить по-корейски, если вам так удобнее, – улыбнулась женщина. – Меня зовут Киока. Я мама Цукасы. Хочу спросить, что за работу вы ему предлагаете, и почему приехали за ним в другую страну – чем он так выделяется для вас. О, если бы Соквон сам знал ответ на этот вопрос, он, наверняка, так не мучился бы. – Я хотел бы, чтобы Цукаса, закончивший университет по специальности европейских изящных искусств, работал дизайнером в моем туристическом агентстве «FTA». Моя семья содержит концерн «JKS». В названии инициалы наследников – моего старшего брата зовут Чонвон, его имя идет первым под буквой J, дальше второй брат Кансок или K, а я последний – Соквон. Но так уж вышло, что двое моих старших братьев работают внутри Кореи, в то время как мне приходится иметь дело с заграничными партнерами и гостями. Человек, знающий особенности западной культуры, но при этом хорошо говорящий по-корейски, будет мне весьма полезен. – Неужели в Сеуле не нашлось специалиста этого профиля? Мать Цукасы не была провинциальной идиоткой, хотя и говорила довольно просто, да и вела себя без заносчивости. Соквон, выросший в обществе, самопровозгласившем себя «высшим», даже растерялся перед ней – она выглядела просто, но в ней ощущался какой-то человеческий вес, придававший ее словам значимость. – Цукаса работал в ресторане, где однажды помогал составить панно. Как я понял, фактически он и выполнил всю работу, просто из-за статуса официанта и некорейского происхождения ему заплатили минимальную сумму и не указали как автора. Я видел это панно. Не могу судить как специалист, но мне понравилась его работа. Цукаса, сидевший справа от него, нахмурился. То, что говорил Соквон, было правдой, и его, скорее всего, испугал сам факт такой осведомленности. – Чем же он будет заниматься в туристическом агентстве? Дизайном путевок и флаеров? – В том числе. Гораздо сложнее приходится в дни, когда нужно организовывать встречи с европейскими партнерами и важными гостями, готовить для них конференц-залы и мероприятия. Поскольку они приезжают ко мне, я не могу оставить всю работу на братьев и должен сам обо всем заботиться. Уверяю, он не будет сидеть без дела, если согласится поехать со мной. «Не будет сидеть без дела» было правдой. «Если согласится» - нет. Цукаса должен был поехать с ним, у него не было выбора. – Вы познакомились там же – в том кафе? – Я не был знаком с Цукасой до вчерашнего вечера, – солгал Соквон. – Мне понравилась его работа, и я попросил контактные данные у его бывшего работодателя. Вот и все. Ложь была рискованной, но Соквон также не мог придумать ничего другого. Цукаса не мог скрыть своей неприязни к нему, и назваться давним знакомым означало породить еще кучу вопросов. Неприязнь к почти незнакомому человеку объяснялась проще и не влекла дополнительных сложностей. – Ну, хорошо… Цукаса хочет восстановить это место и привести его в нормальный вид. Если эта поездка даст ему возможность заработать, я не стану мешать. Видимо, этот разговор был простой формальностью. С другой стороны, Соквон все объяснил по-человечески и даже назвал свое агентство и родительский концерн. Оставил визитку, не стал прятаться. – Спасибо, что не стал говорить только ложь, – сказал Цукаса, когда они выходили из дома. – У тебя есть электронная подпись? – С чего это ты вдруг спрашиваешь? Конечно, у меня она есть. – Тогда поставишь ее уже в твоем отеле. Документ сохранен онлайн. – Охренеть… это что, «Пятьдесят оттенков серого»? Просто, я не понимаю, чем оно тебе поможет. А что за требование? Цукаса уселся в машину и уставился вперед, поджимая губы. – Не подкладывать меня под других. Я согласен делать это только с тобой. Ясно? Никаких оргий с моим участием в главной роли или «подарков» друзьям. Соквон завел мотор и тронулся. Сказать ему было нечего. Каким же уебком его видел Цукаса, что решил даже составить договор с таким условием? – Ты же понимаешь, что этот договор не будет иметь юридической силы, – сказал Соквон. – Зато там будет твоя электронная подпись. Этого достаточно. Ручную подпись можно подделать, но электронные пока что еще надежны. Если со мной что-то случится, я оставил Наоко пароль от места, где хранится документ. По этому документу тебя легко отыщут. – И почему я должен такое подписывать? – спросил Соквон. – Потому что ты хочешь меня. – Знаешь… я ведь и насилу тебя трахнуть могу. Цукаса ухмыльнулся. – Ну, попробуй. Посмотрим, сколько удовольствия ты получишь. А если не подпишешь – значит, не так уж я тебе и нужен. – Да хрен с тобой, подпишу я. Все равно я не собираюсь тебя с кем-то делить. Если это все, что тебе нужно – я все подпишу, не беспокойся. В номере Цукаса прошел к ноутбуку и вопросительно посмотрел на Соквона. – Не запаролен, можешь делать с ним, что хочешь, – кивнул Соквон. – Ты в душ пойдешь потом или… – Пойду. Но для начала подпиши. Цукаса открыл ноутбук и начал стучать по клавишам, безотрывно глядя в монитор. Он работал с приватного режима и использовал дополнительную программу, которую Соквон распознал как какой-то портативник. Видимо, хорошо подготовился. – Иди сюда, прочти. Соквон подошел к нему, встав за его спиной и наклоняясь к его шее. Цукаса дернулся, чтобы встать и уступить место, но Соквон прижал его обеими руками за плечи и ткнулся носом в его шею, ощущая, как тело под его ладонями вздрогнуло. – «Никаких непозволительных контактов с посторонними»? Об этом мог бы и не спрашивать. Это я должен тебе такие вещи говорить. Чтобы никаких контактов с другими парнями кроме меня. Цукаса повернул голову и заерзал, высвобождаясь, но Соквон удержал его, продолжая тереться носом о его шею. – Пойдешь в душ, намочишься, запах исчезнет. Восстановится только через пару часов. А я хочу надышаться тобой. На спинке этого стула висит плащ, в правом кармане возьми печать. Даже не представляю, зачем взял ее с собой. Видимо, чувствовал, что ты сделаешь это. Черт, о чем это я? Бред… в общем, если знаешь, как этим пользоваться, то сам поставь за меня. Так тебя точно не обманут, сам все сделаешь как надо. – Только ты не трогай меня сейчас, – прошептал Цукаса, послушно запуская руку в нужный карман и вынимая печать. – Иначе не получится. – А это в твоих интересах, чтобы получилось. Бедняга Цукаса продолжал работать за ноутбуком, пока Соквон пользовался его беззащитным положением и продолжал целовать его шею. Он даже пару раз лизнул кожу, отчего Цукаса вздрогнул и отстранился. – Да блять, дашь ты мне поработать или нет… – Не дам. Мягкая кожа Цукасы ощущалась под губами просто невероятно хорошо. Соквон целовал его шею то с одной, то с другой стороны, прижимался к ней лицом и носом, открытым ртом, губами. – Я соскучился, – прошептал он, когда Цукаса все-таки закончил с документом и закрыл ноутбук. – Давай без душа? Ты мне и так нравишься. – Блять такое женам говорят после долгой разлуки, – ответил Цукаса. – Я все равно в душ пойду. Не умрешь, ничего с тобой не сделается. Соквон отпустил его и отступил, позволяя выйти из-за стола. Все равно Цукаса уже был в его номере, зачем было все усугублять. – Иди быстрее, – слегка хрипло сказал Соквон. – Я после тебя. Как выйдешь, иди в спальню, полежи там. Цукаса ушел в душ, оставив его посреди номера – голодным, с дрожащими руками и почти ознобом от перевозбуждения. И почему его так вставил парень старше него? Почему именно тот, который живет так далеко? Почему тот, которого нельзя купить деньгами? Как такое могло случиться – что из всех, с кем Соквон спал до этого, только Цукаса смог дать ему то, что он хотел больше всего? Держа его в руках, Соквон чувствовал это – странное сочетание силы и нежности. Тело Цукасы было крепким и здоровым, но в мелочах в нем присутствовала почти детская нежность – в его губах, коже, взгляде, лице, ладонях. Безусловно, приятное и даже красивое лицо выглядело девственно чистым даже после всего, через что Соквон протащил его той ночью. Белизна его тела, тонкая кожа его полных розовых губ, мягкость его слегка округлых щек – все это не выглядело неестественным в общей картине с хорошо развитыми мышцами, широкими плечами и довольно крупными костями. Соквон продолжал думать об этом, пока раздевался, бросая вещи на диван и прислушиваясь к плеску, доносившемуся из ванной комнаты. Позже он прошел к двери и нырнул внутрь, сразу же пытаясь отыскать Цукасу взглядом – тот находился в прозрачной кабине и ничего не слышал. Однако почувствовал тяжесть взгляда Соквона, он развернулся уже через пару секунд, когда сам Соквон вошел в кабину и закрыл за собой дверцу. – Не будешь ты один здесь мыться, – сказал он совершенно серьезно, подходя ближе и прижимая Цукасу к кафельной стене. – Иди сюда, не отстраняйся. Цукаса отвернулся, уклоняясь от поцелуя и хмурясь: – Я себя девкой чувствую, – сказал он, когда Соквон все-таки наклонился к нему, одновременно обнимая за талию и придерживая так, чтобы он больше никуда не уходил. – Если так хочешь доминировать, почему бы тебе не найти себе какого-нибудь согласного паренька? Даже трансгендера или вообще красивую виктимную девочку… я не люблю этого, я не хочу все время делать это. – Так и не делай. Если будешь отвечать на мои ласки, я буду только рад. Мне не виктим нужен, а ты. Соквон прошелся расправленными ладонями по скользкой от мыла коже на спине, провел по бокам, обвел живот и грудь, обхватил плечи и спустился к локтям. От близости и доступности этого тела перехватывало дыхание напрочь. Он потянулся одной рукой к мыльнице, вынимая мыло, а другой опустился по позвоночнику Цукасы, скользя ниже, к самому копчику. Цукаса встрепенулся и попытался выскользнуть, почувствовав его пальцы между своих ягодиц. – Смотри на меня, – прошептал Соквон, наклоняясь к его лицу. Он прошел указательным и средним пальцами к самому отверстию и немного покружил там, с удовольствием отмечая как расширились глаза Цукасы, как непроизвольно вырвался хриплый выдох, как белые и ровные зубы прикусили край губы. – Ну, привет, – добавил Соквон, намыливая другую руку, откладывая мыло и добавляя уже скользкие и покрытые пеной пальцы к тем, что уже хозяйничали на теле Цукасы. – Привет, я так долго тебя ждал. Соскучился очень. – Ты сейчас с задницей моей разговариваешь? – спросил Цукаса, видимо, пытаясь вернуть себе хоть какую-то долю трезвости и сбросить груз стыда. – Нет, я с тобой настоящим разговариваю. – Можно подумать, что весь я сосредоточен только в жопной дырке, – выдавил Цукаса, мгновенно теряя нить своих циничных размышлений, от того, что Соквон принялся тереть пальцами, тщательно обходя каждую складку. Вода текла попусту, пар оседал тяжелой росой на стеклах кабины, а Соквон касался самого сокровенного места на теле Цукасы и целовал его в губы, постанывая от наслаждения. Это было и грязно и сладко одновременно, и Соквон прижимался к Цукасе всем телом, вдавливая свой стоявший колом член в его живот и с удовольствием отмечая ответную реакцию. Цукаса тоже возбудился, и это было самым прекрасным открытием за прошедший месяц. Цукаса начал отвечать на поцелуй, и Соквон немного успокоился – почувствовав, что его человеческий наркотик сдался, он перестал так сильно на него давить и углубился в процесс и ощущения. Нежный и горячий язык Цукасы пружинил в ответ, его губы немного припухли и стали темнее, и сам он дышал так, словно был готов задохнуться в любой момент. Соквон оторвался от него с большим трудом, прижался к его уху мокрыми губами и еще тише прошептал: – Знаешь, зачем я это делаю? – он втиснул кончик указательного пальца внутрь, и Цукаса вздрогнул всем телом, хватаясь за его плечи. – Чтобы зацеловать тебя там. Ты сойдешь с ума от того, что я с тобой сделаю. Обещаю, ты не пожалеешь. Я хороший любовник и я добр к тем, с кем делю постель, я не насильник, каким ты меня увидел в первый раз. Я могу по-хорошему, и очень хочу все исправить. – У тебя такой стояк, что ты вряд ли дотерпишь. – Дотерплю. Терпел же весь месяц. Он переставил Цукасу под душ, смыл с него пену и хорошенько поработал пальцами между его ягодиц и бедер, обводя каждый уголок и заставляя его краснеть и сдавленно дышать. Притихший и слегка обмякший Цукаса тихонько матерился сквозь зубы, используя и корейские и японские слова. Соквон целовал его уши, виски и губы, все еще слабо веря, что все происходило по-настоящему. Он продолжал целовать его и после, когда они вышли из душа – он не отрывался от белой и уже порядком измученной шеи, держа его перед собой и передвигая к спальне. – Я могу идти сам, – пытаясь отстраниться, сказал Цукаса. – Я могу идти сам. – Можешь, но я не позволю тебе. Он бросил Цукасу на постель лицом вниз, но сразу же перевернул на спину, заползая сверху. Открытое и мокрое после душа тело было совершенно чистым, кожа казалась чуть более розовой, чем обычно. Соквон еще раз поцеловал его – даже не в губы, а в рот. – Слушай, может, ты не будешь целовать меня внизу? – шепотом спросил Цукаса. – Ты же это не всерьез, да? Соквон облизнулся и покачал головой. – Я хочу твою задницу. Всем собой и этим, – он толкнулся членом, прижимая его бедро, – и языком, и всем-всем-всем. – Тогда даже не думай, что я после этого буду тебя в губы целовать. Соквон поднялся на вытянутых руках и уставился на Цукасу, глядя в его узкие, но красивые глаза. – Играешь со мной? – спросил он, стараясь вернуть хоть сколько-то самообладания. – Хочешь поиграть? – Тебе лет-то сколько? Потом всю жизнь с этими воспоминаниями жить будешь – что чью-то задницу целовал, – прямо ответил Цукаса. – Ой, да брось… твоя дырочка особенная. Я ее хозяин. Только я ее знал и только я буду знать. Цукаса отвернулся, выдыхая через губы. – Как романтично блять. Да, только ты брал меня сзади и только ты будешь это делать. Если кто-то другой попытается, я ему член оторву. Но это не потому, что я хочу быть тебе верен, ясно? – Помолчи, – накрывая его губы пальцами, попросил Соквон. – Я слишком сильно хочу целовать тебя, поэтому ладно, сегодня уступлю. Но однажды я все равно это сделаю. Он вытащил из-под подушки заранее припрятанную смазку, уложил ее рядом на постель, а потом уселся на колени и притянул Цукасу к себе, раздвигая его ноги и располагая их по обе стороны от себя. Тот отвернулся и закрыл глаза, видимо, все еще испытывая адский стыд. Соквон провел рукой по его впалому животу, потом открыл тюбик и выдавил себе на руку побольше смазки. – В тот раз я извел весь тюбик. Но ты был девственником, и это было жестоко. Прости. – Так что в этот раз, пожалуйста, осторожнее, – попросил Цукаса, съеживаясь от ощущения холодной смазки, коснувшейся его анального отверстия. – Я в тот раз неделю сидеть не мог. – Прости. Кто виноват, что ты такой нежный? Так и хочется ебать тебя без остановок. Пока не сдохну вообще. – Чудно, я польщен, – нахмуриваясь, выдавил Цукаса. На этот раз Соквон справился быстрее – уже через несколько минут он переполз вперед, накрывая Цукасу собой и протягивая одну ладонь вниз, чтобы придержать его во время первых толчков. Дневной свет заливал спальню, и он видел, как подобрался Цукаса, как он до белизны прикусил губу и сдвинул брови – было больно. Он толкался медленно и осторожно, целуя его лицо и шею, лаская ладонью его живот и плечо, шепча какие-то ласковые слова и совершенно не стыдясь своей дурацкой нежности, совсем неуместной именно сейчас и именно с Цукасой. Он с заметным усилием вошел внутрь и остановился, опираясь на локти. Цукаса все еще лежал, отвернувшись и закрыв глаза. – Детка, – мягко целуя его в щеку, прошептал Соквон. – Меня зовут Ю Соквон, мне двадцать три года. Я третий наследник семьи Ю, возглавляющей туристический бизнес в Корее. Вот такому человеку ты отдаешься сейчас и на очень долгое время. И я клянусь быть нежным с тобой всегда, пока ты добровольно принимаешь меня. – А если… если я не захочу? Если откажусь? – Ты уже спрашивал об этом в тот раз. Я тебе ответил. Но лучше тебе не отказывать. – А если я… захочу другого? Зачем он спросил об этом? Зачем вообще упомянул эту вероятность, находясь в постели и принимая Соквона в себя? Соквон двинулся – наружу и внутрь, без размаха, но очень глубоко и длинно. – Я убью его. Я убью тебя, – ответил он. – А потом себя. Цукаса, очевидно, не поверил. Соквон и сам не понял, откуда взялись эти обещания. Однако потом, овладевая им снова и снова, он думал, что ответил честно. С каждым следующим разом Цукаса привязывал его к себе все крепче и крепче, и это вгоняло в самый настоящий ужас. К ночи Соквон отвез Цукасу в его дом, чтобы он собрал вещи и простился с родными. Вернувшись в отель, он сразу же лег в постель, зарываясь лицом в подушку, впитавшую запах Цукасы. Истощенное за день тело не отозвалось возбуждением, но сердце все равно зашлось в галопе. Он перевернулся на спину и подумал, что не мешало бы чего-нибудь выпить. Однако вставать было лень. С появлением Цукасы в жизни померкли другие краски. Словно Соквона отравили.