Сафлор

«Ну и как тебе? Не брезливо будет за братом доебывать?» * Соквон проснулся в холодном поту, с колотящимся сердцем и абсолютно пустой головой. В ушах словно звенело, но постепенно этот протяжный звук разбился на вполне отчетливые слова. Цукаса явился с завидной пунктуальностью – ранним утром Соквона разбудил телефонный звонок. – Выйди, скажи портье, чтобы впустил меня, – без приветствия сказал Цукаса. – Давай, я жду. Он был собранным – с большим чемоданом и почти такой же наплечной сумкой. Серьезный, даже слегка усталый. Соквон оглядел его, улыбнулся, убедил портье в том, что все в порядке, а потом завел Цукасу в номер. – Вылетаем в десять утра, а ты пришел в половине восьмого. Неудивительно, что на ресепшене ты вызвал подозрения – кто заявляется с утра пораньше, да еще и с сумками, как беженец. Цукаса уселся в кресло и уложил сумку к себе на колени. Уставился вперед невидящими глазами и вздохнул. – Я поговорил с родными, собрал вещи и удостоверился в том, что нужный мне документ в полном порядке, несмотря на то, что вчера ты сделал все возможное, чтобы я его запорол. Теперь мне нужно обговорить с тобой еще один момент. – Я тебя слушаю, – кивнул Соквон. – Насчет работы. Думаю, будет справедливо, если ты позволишь мне самостоятельно искать работу и обеспечивать себя. Если наш договор делает меня шлюхой, я хочу, чтобы цена была единственной – моя жизнь в относительной свободе. Никаких денег, понятно? И работать на тебя я тоже не буду. Вообще не хочу иметь с тобой ничего общего, кроме как иногда трахаться. – И кем ты будешь работать? Опять официантом? – Да хоть сварщиком на заводе, тебе какая разница. Соквон уселся на все еще разобранную кровать. Мелькнула мысль, что до завтрака еще есть время, а не остывшая со сна постель отлично подходит для секса – можно еще раз уложить Цукасу перед отлетом. Однако вчера он замучил своего японского любовника так, что у того теперь красовались заметные круги под глазами. Учитывая перелет, переезд и все остальное, Цукаса и так затрахается – уже с бытовухой. – Детка, когда люди спят вместе и занимаются сексом, они в любом случае связываются разговорами, расписанием дня и всякими прочими делами. Если ты хочешь быть совершенно отстраненным, я тебя разочарую – не получится. Слышал, в университете ты неплохо развлекался, но при этом у тебя не было долгосрочных отношений, и ты, наверняка, не знаешь – когда трахаешься с одним и тем же несколько раз подряд, начинаешь интересоваться его жизнью и чего-то ждать. Это просто и неизбежно. Я смирился с такой перспективой относительно тебя, а тебе придется принять этот тип отношений со мной. – Я старше тебя, – напомнил Цукаса, проводя рукой по своим слегка подвивающимся волосам. Это и раньше привлекало внимание Соквона – волосы Цукасы. Они были не слишком короткими, не слишком длинными, разделенными на неровный косой пробор, со слегка подвивающимися концами. Выглядело красиво. – Все равно. Как хочу, так и называю. – И ты рылся в моем прошлом. Тебя так заводит мысль, что ты лишил меня анальной девственности? С чего ты решил, что я для тебя такой особенный. – Не я решил, так просто получилось. Если бы я мог управлять этим процессом, я не стал бы так унижаться и ездить за тобой непонятно куда, уговаривать и запугивать. – Уговаривать? – Цукаса неверяще покачал головой. – Ты не оставил мне выбора. Раз так, ладно, я согласен – мне не нужно было устраиваться в этот чертов клуб. Как говорят «не хочешь, чтобы тебя трахнул незнакомец, не ходи в полночь по переулкам в короткой юбке». Мне не нужно было позволять Наоко там работать. Но даже все это дерьмо, в которое я встрял, не дает тебе права влезать так далеко. Ты дорого заплатил за ту ночь, я понимаю. Но даже эти деньги не дают тебе таких прав. Ты заплатил за одну ночь и использовал каждую ее минуту, я тебе ничего не должен. Так что сейчас ты просто… – Совершаю преступление, – кивнул Соквон, прерывая его. – Ты, наверное, думаешь, что я тебе жизнь ломаю. Что ты никогда не сможешь это забыть и избавиться от воспоминаний, что там еще у вас, японцев, в голове творится… Так вот, детка – я тоже. Все, что происходит с тобой – оно и со мной происходит. – Тебя тоже в зад имеют по пять раз за день? Прости, но такими темпами у меня просто выпадение кишечника нарисуется. Тогда я вряд ли буду тебе нужен. Соквон засмеялся. – Ты уже голову мою поимел, – сказал он. – Имел ее целый месяц, и сейчас продолжаешь. Насчет зада – ты прав, нельзя так часто вдувать именно туда, и я это знаю. Но мне все еще жаль твои губы, я оставляю их для поцелуев. Потом, когда я немного привыкну, тебе будет легче – я не буду настолько часто приходить, и позволю тебе заниматься своими делами. Если хочешь сам работать – пожалуйста, работай. Ты обещал своей матери, что заработаешь денег для восстановления семейного бизнеса – делай, что должен. Если не хочешь при этом работать на меня, и тебя не интересует вакансия дизайнера, и даже водить машину ты не собираешься, тогда поступай как угодно. Но вот как будет, Цукаса – я привезу тебя в Сеул и поселю в квартире, которую выбрал для тебя. Платить за квартиру буду я. Я буду приходить к тебе, когда захочу, и единственным поводом не открыть мне дверь, будет только присутствие на работе – если тебя не будет в квартире по какой-то другой причине или ты просто не захочешь мне открыть, сам узнаешь, что случится. – Ворвешься и изнасилуешь? – фыркнул Цукаса. – Отлично, у тебя есть великовозрастная наложница. Именно так это и называется. У тебя, наверное, целый гарем, который ты посещаешь по дням недели на тех же самых условиях. – Это тебя не касается. Ты понимаешь условия? Открывай мне каждый раз. У тебя нет месячных, ты не можешь забеременеть. Поэтому я буду трахать тебя когда, куда и где захочу. Цукаса скрестил руки на груди и опустил голову. – Я думал, что ненавидеть сильнее уже нельзя, но ты каждый раз открываешь новые границы этого чувства, – сказал он, глядя на свои сложенные предплечья. – А мне от тебя вовсе не любовь нужна, так что можешь ненавидеть. Относись ко мне как хочешь. – Спасибо, блять. Разговор был утомительным – Соквон почувствовал усталость. Каждая встреча с Цукасой выматывала его физически и эмоционально, и он не понимал, почему все еще так сильно хотел этого человека. Однако именно сейчас, когда он сам озвучил основное положение вещей, все стало невероятно реальным – таким, каким и должно было быть. Темные круги? Черт с ними. Соквон пропускал три дня работы, и если это означало три недели бепробудной пахоты после прилета в Сеул, он хотел, чтобы это время прошло не напрасно. Цукаса был выдернут из кресла, распластан на кровати, придавлен его телом, раздет и зацелован. Не было нужды сдерживаться – Соквон подчинил его себе, как и хотел. Он мял в руках тело с нежной кожей и упругими мышцами, вгрызался в податливо приоткрытый рот, вылизывал его изнутри и пытался нашарить между подушками тюбик смазки, который потерялся там еще вчера днем. Хотелось сказать что-нибудь, но Соквон молчал и заталкивал слова обратно в глотку, понимая, что любое из них сейчас было лишним. Он только что выложил Цукасе все условия, в которых разграничил его время, возможности и тело как обычные вещи. Рот для поцелуев, задница для ебли? Какое кощунство по отношению к человеку. Такой как Цукаса должен был сам выбирать, что делать со своим телом. Но Соквон не мог ему это позволить. – В тот раз, – просовывая то один, то другой палец внутрь и наслаждаясь этим ощущением, прошептал он – ты кончил. В самый первый раз ты кончил единожды. Ты тогда не особо понимал, что происходило – я тебя заебал так, что ты, кажется, чуть не отключился. Это был третий заход. Ты был таким податливым, таким мягким, нежным. Твоя попка тогда принимала все мои пальцы по очереди. Я подумал… раз я первый, то попробую тебя всем, что есть. Жаль тогда языком не стал. Сейчас ты этого не разрешаешь. Цукаса сжал зубы и отвернулся. Наверное, он хотел послать Соквона куда подальше, но самого Соквона почему-то понесло говорить – и если он не мог выболтать слова, которые ему так хотелось произнести, он собирался нести всякую постельную чушь. – Ты кончил на среднем пальце, – сказал он, прижимаясь мокрыми губами к уху Цукасы. – Я вставил его поглубже и стал искать… ну, знаешь… простату. В тебе так охуенно хорошо, детка. Если даже палец вынимать не хочется, то представь, что там с членом – я умираю, когда кончаю в тебе, а когда приходится вытаскивать, существование теряет смысл. – Заткнись ты, – сдвинув брови, прошептал Цукаса, не выдерживая этого. – Или вставь или заткнись. – Я знаю это место, – втянув губами и отпустив его мочку, сказал Соквон. – Вчера я его тоже нашел. Я нашел его и запомнил. Ты будешь кончать со мной каждый раз. Ты меня никогда не забудешь, верно? Соквон нырнул вниз, и Цукаса подобрался, видимо, тревожась и собираясь ему помешать. – Не дергайся, – приказал Соквон, останавливая взгляд на уже порядком возбужденном члене Цукасы. Он почувствовал это место – гладкое, но довольно твердое на ощупь. Ему хотелось сделать это. С кем еще выпускать на волю свои желания и идиотские идеи, как не с этим человеком? Соквон провел подушечкой пальца, слегка прикасаясь к простате, и одновременно взял губами член – просто прихватил самую головку, даже не выбирая ее полностью. Он еще не изучил тело Цукасы полностью, но не сомневался, что в будущем обязательно сделает это – будет знать, как правильно возбуждать и стимулировать. Он продолжил слегка задевать найденное место пальцем и при этом не забывал уделять внимание члену Цукасы. Ему хотелось увидеть, что там происходило – что делал Цукаса, как выглядел. Зажмурился ли? Выгнул ли спину? Схватился ли руками за простыни? Прикусил ли свою потрясающую губу? Облизнулся или наоборот, стиснул зубы? В какой-то мере он понимал желание некоторых людей снять секс на камеру – если бы сейчас он решил сделать это, то позже смог бы все разглядеть. С другой стороны – от одного вида можно было бы в усмерть обкончаться. Нет, лучше ценить то, что имеется – а у Соквона было очень много. В тот раз Цукаса даже застонал. Он был таким красивым – белый, открытый, с влажно блестевшей кожей, искусанными губами и истерзанной шеей. Соквон тогда чуть не сошел с ума от этого вида – он до сих пор помнил, как Цукаса подобрался перед оргазмом, как выгнулось его гибкое красивое тело, как он втянул воздух губами, сквозь сжатые зубы – а потом кончил, мягко застонав, но выпустив хрип на самом выдохе. Соквон целовал его член, продолжая тихонько двигать пальцем и слыша сдавленное дыхание Цукасы. Добившись своего, Соквон подтянулся наверх, лег рядом и стал смотреть на лицо Цукасы, все еще не открывавшего глаза. – Я не видел тебя сейчас, но тогда ты был ослепительно красивым. Никогда не видел, чтобы кто-то кончал так красиво и сладко, как ты. Цукаса облизнул и закусил губу, тут же отпуская ее и словно пытаясь таким образом скрыть какие-то слова – наверное, ему тоже хотелось сказать что-то лишнее. – Ничего, если я тебя опять поцелую? Просто, мне же тоже нужно кончить, – разворачивая Цукасу к себе, спросил Соквон. Он не встретил никакого сопротивления, пока целовал его открыто и глубоко, одновременно обхватывая свой собственный член и двигая рукой. В какой-то момент Цукаса отстранил его руку и заменил своей ладонью. Его кожа была чуть грубее, но сами пальцы были тоньше, а руки меньше. Он сделал все за Соквона – сам. Соквон не направлял его и ничего не говорил – сама мысль, что Цукаса дрочил ему, приняв это решение сам, вытесняла все остальное и делала ощущения в тысячу раз острее. Соквон кончил, не отрываясь от рта Цукасы и слыша собственный стон, заглушенный их прижатыми друг к другу губами. – Как я могу трахать после этого кого-то еще? – откидываясь на подушку, шепотом произнес он. – Как я могу даже думать об этом? В самолете Цукаса спал – он едва проснулся, когда они приземлились. Соквон нанял такси и отвез его к заранее оплаченной квартире. Поднялся с ним на этаж, посмотрел, как Цукаса обошел комнаты, заглянул с ним в ванную. – Здесь и будешь жить, – подытоживая очевидное, сказал Соквон. – Думаю, это будет несложно. В доме видеонаблюдение, район безопасный. На первом этаже есть магазин с полуфабрикатами, если ты вдруг проголодаешься. Цукаса зевнул, прикрыв рот ладонью. Повернулся к нему, сбросил сумку с плеча и кивнул, показывая, что все понял. – Ты теперь для меня и господин и мамочка? – спросил он. – Господин я тебе только в постели, – улыбнулся Соквон. – А в остальное время я просто думаю о тебе. После этого он оставил ключ, спустился и поехал в офис агентства – было всего четыре часа пополудни, еще оставалось время поработать. Он провел в офисе еще шесть часов, убедившись в том, что все в порядке, и дела шли без перебоев. С Фредди они не пересекались, и Соквон был этому рад – даже сейчас, спустя несколько часов, он все еще ловил лихорадочный блеск в собственный глазах, когда гляделся в зеркало в туалете. Сводки о проданных турах и удовлетворенных заказах были куда важнее, чем Цукаса, оставшийся в квартире, и Соквон, приложив невероятные усилия, вытолкнул все мысли о нем из своей головы. Сложенные стопки бумаг на его столе успокаивали даже одним своим видом. Сводки, отчеты, предложения – все это было знакомым и безопасным, понятным и без подвоха. В конце рабочего дня, закрывая офис и прощаясь с охранником на СКУД, Соквон позволил себе вернуться мыслями к Цукасе. Работа, даже с учетом того, что Соквон был с самолета и после перерыва, почти не нагрузила его – он не чувствовал усталости и опустошенности. Потому что он знал ее и умел с ней управляться. Но Цукаса был ему незнаком, и Соквон понятия не имел, что с ним делать – ну, кроме, разумеется, секса. Поэтому он так сильно уставал от него. Давая себе перерыв, Соквон решил не ездить к Цукасе еще три дня – чтобы прийти в себя и осмыслить собственные решения, принятые после целого месяца горячки и ночных поллюций. Он также давал эти три дня самому Цукасе – чтобы тот разобрался с квартирой и нашел себе работу, если сумеет.