Сафлор

Со временем положение, которое изначально казалось Цукасе просто омерзительным, стало почти привычным. Физически Соквон не был ему противен, к тому же, почти все лето он приезжал только по выходным и оставался на одну ночь. Пару раз случалось такое, что Соквон забирал его куда-нибудь – за город или даже на арендованную яхту. Цукаса решил не думать о том, в какой угол его загнала жизнь и не воспринимать все слишком близко к сердцу. В конце концов, всех имеют против воли – кого-то система налогообложения, кого-то требовательные преподаватели в университетах, кого-то соседи-жалобщики, а кого-то сварливые работодатели. Цукаса не сталкивался ни с каким из этих явлений, и единственным фактором дискомфорта для него оставался Соквон. Впрочем, за Соквоном тянулось многое – жизнь вдали от семьи, постоянные беспокойства о Наоко, нахождение среди незнакомых людей и порой невыносимое одиночество. Он обходился без друзей и почти ни с кем не общался, обедал в кафе рядом с магазином и всегда оставался один – не потому, что этого хотел Соквон, а потому что по старой привычке сторонился всех и каждого. К тому же, близкие знакомства неминуемо влекли бы за собой разного рода проблемы – приглашения на пикники и прочую хрень, от которой следовало бы отказываться. Отказываться, чтобы оказываться по вечерам дома и при необходимости открывать Соквону дверь вовремя. Несколько раз Цукаса задерживался в магазине, либо уезжал в парк, чтобы играть в баскетбол, и в это время Соквон заходил к нему. Такие приключения заканчивались одинаково – Цукаса возвращался, находил Соквона сидевшим в одном из кресел парадной, после чего они вместе поднимались на этаж. В такие вечера Соквон выходил из себя, и раздражавшие Цукасу, совершенно безосновательные и глупые сцены продолжались почти всю ночь – с перерывами на дикий секс, разумеется. Соквон выпытывал, куда ходил Цукаса, с кем проводил время, почему не оказался в квартире затемно – Цукаса пробовал отшутиться, но каждый раз все равно выкладывал правду. Бояться ему было нечего, он ни с кем не крутил романов. Это было просто смешно. Он каждый раз напоминал Соквону, что имел право на личную жизнь, и их дурацкий договор был простой формой шантажа – иными словами, примитивным криминалом, в котором Цукаса был отнюдь не самой заинтересованной стороной. Соквон все понимал, но бесился и делал разные вещи – вламывался к нему в ванную, когда он принимал душ, не давал ему спать, однажды даже связал собственным галстуком – тогда Цукаса действительно испугался, хотя и храбрился до последнего. – Хренов псих, – шипел он, пока Соквон целовал его грудь и живот, сидя между его разведенных бедер. – Отвяжи меня блять, какого хуя… Соквон ничего не говорил – просто делал, чего ему хотелось. Цукасу напрягал тот факт, что как такового секса не было – Соквон, разумеется, возбудился, но так и не вставил, и как будто даже не был в этом заинтересован. Он больше… играл с Цукасой. Других слов для его действий не находилось – он просто играл с его телом. Как будто испытывал его на прочность перед сексуальным напряжением – изучал его реакции и возможности. После того, как игры закончились, Соквон расслабил петлю, и Цукаса вытащил порядком затекшие и занемевшие руки. Уселся на постели, уставился на сгорбленную спину сидевшего на краю кровати Соквона – тот оперся локтями на расставленные колени и сидел, так и не говоря ни слова. – Слушай, у нас нет никаких отношений, – понимая, что Соквон стал переходить какие-то еще не вполне понятные им обоим, но очень важные границы, вполголоса сказал тогда Цукаса. – Я не должен быть только твоим, я не это тебе обещал, и ты не этого от меня хотел. Это было в середине июля – стояла адская жара, даже ночью можно было спать только с кондиционером. В Сеуле такая погода обычно держится всего несколько дней, и вот на эти несколько дней и выпала та самая ночь. Соквон не ответил, хотя Цукаса знал, что он его слышал. – Ты не можешь постоянно вынуждать меня оправдываться и объясняться, – продолжил он. – И наказывать меня сейчас не за что – я ничего не сделал. Я тебе в верности не клялся, ты мне тоже ничего не должен. У нас не отношения, у нас просто… Цукаса даже сам не вполне понял, как вновь оказался на спине, прижатый тяжелым телом Соквона к подушкам – на только отошедших и оживших запястьях вновь сомкнулись тиски, на этот раз живые, из пальцев Соквона. – Что у нас? – прижимаясь носом к его носу, со злостью спросил Соквон. – Что, у нас, а? Потрахал и убежал – этого хочешь? – Я вообще ничего от тебя не хочу. – Но ты же тоже этого хочешь, детка. Ты же тоже меня целуешь и обнимаешь… – Потому что у меня тоже есть потребности, которые я могу удовлетворить с тобой. И если от тебя никак нельзя отделаться, я могу получить хотя бы это – сексуальную разрядку. – Если делать как ты говоришь – выебал и свалил, выебал и свалил, тогда все будет по-другому. – Хрен с тобой, пусть будет по-другому. Только не нужно думать, что мы с тобой любовники. Мы просто занимаемся сексом – мы даже не секс-друзья. Тебе нужно тело, чтобы трахать его в свободное время, а мне нужно жить на свободе, а не в тюрьме. Это обозначенные рамки, которые все равно остаются между нами. И в обмен на это я позволил тебе все – пользоваться мной, когда захочешь и сколько захочешь, но только единолично, без… – Ты говоришь так, будто юрист, а не художник, – усмехнулся Соквон, слегка перекладываясь и упираясь головкой в ложбинку между его ягодиц. – Тогда не жалуйся, что тебе больно. Он толкнулся в уже подготовленное играми отверстие – медленно, но сильно, не останавливаясь и вдавливаясь почти на треть. Цукаса вжал голову в подушку, задирая подбородок и стараясь не застонать – каждая ночь начиналась с легкой боли, даже если Соквон долго его готовил, но в тот раз ощущения были совсем другими. Соквон остановился, беря его за подбородок и опуская его вниз, чтобы смотреть в его глаза. Толкнулся еще – снова довольно глубоко и без передышки. А потом еще раз – до конца. – Открой рот, – скомандовал Соквон, наклоняясь к нему и прикладываясь открытым ртом к его губам. Это было даже хуже, чем та ночь в клубе – Цукаса чувствовал себя так, словно его насадили на кол, он не мог нормально дышать, потому что Соквон давил на него всем весом и влезал языком почти до гланд. Он чувствовал, как сильные руки сжимали его бока, потом переходили на таз и ягодицы, до боли стискивая тело и двигая его вместе с собой. Воздуха стало отчаянно не хватать, и Цукаса схватил Соквона за плечи, отталкивая от себя и вырываясь из-под него. Соквон перехватил его руки и прижал сильнее, толкнувшись необычно сильно, так, что Цукаса упустил полустон и отвернулся, отрываясь от его рта. Он втянул воздух и ртом и носом одновременно, ощущая только боль и ничего больше. В первый раз это происходило так же – Соквон только пользовался им и делал это так, словно хотел сожрать напрочь, ничего не оставив, и Цукасе было знакомо это животное отношение, но теперь все почему-то казалось другим. Он почувствовал, что Соквон прилип губами к его шее прямо под ухом, и подумал, что умрет прежде, чем все закончится. Соквон двигался механически – равномерно, с одинаковым ритмом, с почти равной амплитудой каждого толчка, и Цукаса помимо воли сжимался перед каждым следующим погружением, ожидая боли. И боль была. Продолжалось ли это слишком долго или Цукаса просто слишком сильно ждал конца – было непонятно. Его тело занемело от постоянного движения, член Соквона ходил внутри как поршень, от чего казалось, что этот секс был… мертвым. Цукаса не мог выползти из-под него, хотя пытался несколько раз – Соквону было плевать на все, он был слишком силен и тяжел. Если бы Цукаса решил сбросить его еще до того, как он оказался внутри, у него бы все получилось, но сейчас, когда Соквон уже вовсю имел его, он не мог ничего сделать. Он не мог пнуть его, потому что Соквон был между его ногами, он не мог высвободить руки из его хватки, потому что Соквон держал его не только своей физической силой, но еще и весом верхней части туловища, он практически опирался на его запястья, придавливая их к постели. Единственное, что получалось – уворачиваться от его рта, ощущая, как то, что не досталось губам, выливалось чудовищными сосущими поцелуями по плечам и шее. – Да кончи ты уже блять, – прошептал Цукаса, чувствуя, как по виску покатилась капля пота. – Давай уже, что с тобой сегодня. Соквон неожиданно сжался, отпустил его, распрямился, вышел из него, отползая к изножью постели и глядя пустыми глазами перед собой. Цукаса немедленно поднялся, увеличивая расстояние между ними, усаживаясь и чувствуя ноющую боль в области копчика – Соквон никогда не был так груб с ним. – Сука… сука, – повторил Соквон сквозь зубы. – Не могу я так. Я блять не могу так! Даже кончить не могу. Я так нихуя не могу, я не этого хочу. И я не буду так тебя трахать, понял? Цукаса, который все еще пытался отдышаться, поджал губы, обнимая согнутые колени и пытаясь справиться со страхом, все еще шевелившимся внутри. Соквон посидел так еще немного, потом сполз с кровати и вышел. В ванной зажурчала вода, Цукаса решил, что все закончилось. Подумал, что когда Соквон вернется, можно будет тоже пойти и помыться, а потом, если повезет, когда он придет в кровать, Соквон уже заснет. Или, может, вообще свалит из квартиры. Почему-то Соквон пришел гораздо раньше – он явно не мылся и выглядел все таким же растрепанным, только теперь уже менее разгоряченным. Цукаса внимательно следил за ним и не шевелился. – Чего замер? Иди сюда, я еще не закончил. Цукаса сделал глубокий вдох, давая себе время решить, что делать – врезать Соквону или совершить насилие над самим собой и позволить ему уже сделать все, что захочет. В конце концов, те видео все еще лежали где-то на серверах. – У тебя выбора нет, принцесса, – ухмыльнулся Соквон, подсаживаясь на постель с его стороны. – Ты же знаешь. Он подгреб Цукасу к себе – прямо такого, сжатого в комочек и обнимающего собственные колени – с некоторым усилием поднял его лицо за подбородок и поцеловал. Очень и очень нежно. Он больше ничего не говорил и только продолжал отмечать губами все те места, которые еще несколько минут назад засасывал и кусал до синяков. Если до этого Цукаса еще опасался за свой и без того почти искалеченный зад, теперь этого страха не было – Соквон точно не собирался входить в него. Ночью, лежа без сна, Цукаса подумал, что лучше бы он не начинал этот дурацкий разговор – не потому, что ему сильно досталось. Потому что после него все стало только сложнее. * Соквон стучал уже в третий раз – теперь без стеснения, очень громко. Августовский вечер выгнал всех соседей Цукасы на улицу – ощущая приближение осени, все они пользовались последними летними деньками и ходили развлекаться, пока не пошли дожди. Поэтому, пользуясь их отсутствием, Соквон мог бить в дверь не только руками, но еще и ногами. – И кто победил – ты или дверь? – спросил Цукаса, поднявшийся по лестнице. Видимо, он слышал шум, пока лез по ступенькам. В руках у него был пакет из супермаркета. – А лифтом ты не пользуешься? – сварливо спросил Соквон, разворачиваясь к нему. – Я еще могу ходить по лестницам, – ответил Цукаса, вытаскивая из кармана джинсов ключ. – Сегодня даже не суббота, ты рано. – Продал последнюю тысячу туров в главном агентстве, на следующей неделе уже сентябрь. Теперь мы будем видеться чаще. Цукаса фыркнул и открыл дверь, входя первым. – Теперь каждый день будешь приходить? – спросил он, наступая на задники кроссовок и снимая их. – Хотелось бы, но нет. Ты где был сейчас? – В магазине блять, что – не видно? Мне же нужно что-то есть. – Твоя работа закончилась два часа назад, – только ради того, чтобы подразнить его, возразил Соквон. – Жду объяснений. – Начинается, – с силой выдыхая и хмурясь, пробубнил Цукаса. – Смену удлинили до двенадцати часов, я тебе уже говорил. Не зли меня, я и так устал. Соквон обнял его сзади, прижимая уже готовое к объятиям тело к себе – Цукаса точно знал, что он сделает это и даже не уронил пакет, хотя раньше у него частенько валилась из рук всякая мелочь, если Соквон неожиданно налетал на него со спины. – Ты прав, сегодня не суббота, – прямо в его ухо прошептал Соквон. – Но зато она будет завтра. Значит, у тебя выходной. Значит, если я не буду слезать с тебя всю ночь, это будет нормально, завтра отоспишься. Цукаса оставил пакет на тумбочке и развернулся в его руках, с подозрением глядя на него снизу вверх. – Какой-то особый повод? – спросил он, не отводя взгляда. За один этот взгляд Соквон уже был готов продать душу дьяволу или кому там еще – кому угодно. – Не совсем. Я завтра улетаю. В Таиланд. Новый партнер приглашает, нельзя отказываться. Вернусь через неделю. Хочу впрок натрахаться, чтобы после возвращения не смылить тебя в постели. Цукаса отвел взгляд. – Неделя – это нормально. Ты же обычно раз в неделю приходишь, что тут нового. Соквон вздохнул: – Ничего не хочу обсуждать. Просто настройся сегодня очень долго лежать с раздвинутыми ногами. И вот… ключ от моей квартиры. Тут вместо брелока карта с адресом. На всякий случай. Если что-то случится, приезжай ко мне и живи там. – Да что может случиться? – удивился Цукаса, все-таки принимая ключ и рассматривая жесткую глянцевую карту с гравировкой. – Не знаю. Если бы я знал, не стал бы переживать. Просто меня не будет в городе очень долго, не хочу оставлять тебя вот так. В случае опасности или проблем твой домовладелец обязательно свяжется со мной, но если вдруг… неважно, я просто хочу, чтобы ключ был у тебя. Чтобы у тебя был запасной вариант. Я оставил твое фото консьержу, он тебя впустит, но на всякий случай можешь показать копию моих документов – их я тоже оставлю. Цукаса остановил его, приложив карту к его губам. – Все, хватит. Такое ощущение, что ты помирать собрался. От этих слов почему-то стало тепло. Соквон улыбнулся: – А ты ведь не хочешь, чтобы я умер? Цукаса ничего не ответил. Взял пакет, высвободился и пошел в кухню, разгружать покупки в холодильник.