Сафлор

Тот факт, что визит Цукасы в дом его семьи состоялся до начала ноября, был весьма выгоден для Соквона, поскольку с последним месяцем осени стартовала следующая нагруженная зона года – предновогодний сезон с его бешеными скидами, специальными предложениями, постоянными форс-мажорами и неожиданными заказами. Если летом Соквон в основном занимался отправкой туристов в теплые края или приемом желавших посетить летние фестивали, то зимой ему предстояло работать в совершенно иных направлениях – теперь популярность приобретали снежные курорты, и большинство богатых корейцев предпочитало ездить в Альпы, куда-нибудь на север Италии или в одно из малых государств. Снимки Маттерхорна со всех возможных ракурсов украшали рекламные постеры, регионы с оптимальным климатом зондировались синоптиками, пытавшимися предсказать, насколько разумными были планы встречать новогодние праздники в курортных деревушках с деревянными коттеджами и уютными барами. Соквон ни разу не бывал в Альпах, но отлично знал, на каких курортах были установлены лучше канатные дороги, а где предлагались трамплины для начинающих. Он изучил все эти тонкости уже очень давно, но в этом году ему предстояло еще больше – он должен был наладить связи с партнерами в Европе, чтобы иметь надежный тыл для корейских туристов, хотя эта публика и была не самой многочисленной. Вся тонкость этого сезона заключалась в том, что уровень туристов, уезжавших из Кореи, сравнительно снижался, но при этом менялся круг клиентов – те немногие, что хотели провести праздники за границей, были действительно состоятельными и известными людьми. Еще хуже дела обстояли с туристами, желавшими провести хотя бы несколько дней внутри Кореи. В такие дни эту аудиторию составляли в основном фанаты кей-попа, приезжавшие на крупные фестивали, церемонии награждения и другие события. Соквон заранее получал данные о возможных датах проведения крупных концертов, а также уточнял, какие именно залы были запланированы в качестве арен для концертов. Номера и развлекательные заведения для иностранных туристов следовало подыскивать неподалеку – благо, отошедший от своих семейных драм Чонвон уже начал работать в полную силу, и теперь номерной фонд его сети был в полном распоряжении клиентов Соквона. Сам Соквон начал ноябрь с поездок – для начала отправился в Иноднезию, чтобы договориться с тамошними агентствами. Индонезия, Малайзия, Таиланд и Филиппины имели огромную аудиторию кей-поп фанатов, и именно оттуда шел основной приток туристов в эти зимние дни. Агентства этих стран принимали заявки, а затем передавали их Соквону. Получалось, что его агентство «FTA» делило с ними обязанности и расходы, а также, соответственно, получало какую-то часть прибыли. Авиабилеты, путевки и всякую мелочь поклонники айдол-индустрии покупали у себя, а номера в гостиницах, проездные на автобусы и другие мелочи получали уже у специалистов Соквона. Этим доходом не следовало пренебрегать. Если в Таиланде и на Филиппинах Соквон уже успел наладить какие-то договора, то с Индонезией дела обстояли несколько хуже. Поэтому он отправился в эту страну почти сразу после того, как выполнил свои обязательства, связанные с семьей и Цукасой. Эта поездка была необходима и по другой причине. Индонезийские сервера были безопасным – находясь в той стране, он мог выполнять самые разные операции без риска быть пойманным или попасть под слежку. Именно оттуда он и планировал удалить все видео, которыми шантажировал Цукасу. Разумеется, ему было очень страшно – Соквон и представить не мог, что могло случиться, узнай Цукаса о том, что теперь его ничто не связывало с Кореей. У Соквона имелся целый арсенал других средств, позволявших ему удержать Цукасу рядом, но они одно из них он не считал приемлемым. И даже с самым безопасным вариантом он планировал рассчитаться из гостиничного номера в Джакарте. Когда он только вернулся в «Форзицию», чтобы найти способ связаться с Цукасой еще раз, он и не рассчитывал получить номер телефона или еще какую-то простую информацию. Его совсем не удивило почти полное отсутствие контактных данных, да и ответ персонала, согласно которому Цукаса больше не работал в клубе, не показался ему разочаровывающим. Поэтому тем же вечером Соквон просто попросил сохраненные в клубе записи – они выполнялись не круглосуточными камерами, а целенаправленной съемкой, при которой данные сохранялись в архив, без автоматического удаления. После недолгих сомнений менеджер Ким предоставил ему нужные записи, и Соквон потратил несколько часов на их сканирование, не доверяя эту работу никому из помощников или персонала. Он выделил несколько моментов, которые могли быть истолкованы превратно – почти на всех Цукаса помогал людям покидать клуб. В основном это были до позорного пьяные девушки, которых он провожал по коридору к выходу. И то, что этот коридор выглядел точно так же, как и внутренний, через который клиенты попадали в ВИП-зону, было очень выгодно. Далее Соквон проверил каждую девушку, замеченную на видео в обществе Цукасы, обнаружив, что некоторые из них были замужем, а другие учились в престижных университетах. Из них он отсеял большую часть – шестерых или семерых, после чего остались двое. В конечном счете, после некоторых раздумий, Соквон остановился на той, что была несовершеннолетней и попала в клуб при помощи поддельного удостоверения. Этот вариант был абсолютно беспроигрышным – когда он связался с девушкой, она просто побоялась отказать ему, поскольку Соквон мог с легкостью испортить ей жизнь, обнародовав тот факт, что она ходит по заведениям для взрослых, не дожив и до семнадцати. Поэтому она согласилась сесть перед камерой и прочесть подготовленный заранее текст, сохраняя печальный вид – последнее было несложно, поскольку она и без того была до смерти напугана. Она вообще не помнила, чем занималась в клубе в тот вечер – видимо, выпила слишком много крепких коктейлей. Далее Соквон вырезал нужный фрагмент из записи видеонаблюдения, а остальные части архива отправил обратно в клуб. Он полетел на Хоккайдо, имея при себе реальные видеозаписи, и он вовсе не блефовал в тот раз, когда явился к Цукасе после «беседы» с Сону. Теперь он твердо решил избавиться от этих файлов, удалить их из собственного закрытого хранилища и двух других почтовых ящиков. Фрагменты видео, хранившиеся на его телефоне, были стерты еще в Корее – сразу после того, как он вернулся домой от родителей. Соквон больше не мог хранить у себя то, что могло как-то навредить Цукасе в случае, если бы его родные смогли добраться до файлов. Он не боялся полиции или злобствовавших конкурентов – при его деловых связях, подчас граничивших с преступными, он мог не волноваться о том, что его тайны когда-то станут достоянием общественности. Однако семья была уже совершенно другим делом – однажды введя Цукасу в этот круг, Соквон не мог позволить, чтобы кто-то из братьев когда-то сумел раздобыть такой компромат. Поэтому в первый же вечер после прилета он купил в интернет-магазине ноутбук, подключился к гостиничной сети, удалил все беспокоившие его файлы, а после просто избавился от «одноразового» оборудования. Эти меры предосторожности были необходимы, поскольку теперь Соквон понимал, что внимание Чонвона, которое до этого было лишь пространным и вынужденным, теперь станет более пристальным и заинтересованным. Он не знал, чего можно ожидать от Кансока, эмоции которого обычно проявлялись слабо – второй брат Ю был непредсказуемым, и за его внешним безразличием могло прятаться что угодно. Пожелай они вмешаться в жизнь Соквона и влезть его тайные дела, они сумели бы проникнуть всюду кроме, разве что, связей с японскими «друзьями». Ему было очень страшно. Избавившись от того, что держало Цукасу при нем, Соквон ощущал себя голым и беспомощным. Он все еще не собирался рассказывать об этом Цукасе, но осознание собственной незащищенности теперь перешло в следующую фазу. С одной стороны, сделав это, он испытал сильное, но кратковременное желание рассказать Цукасе об этом – признаться в том, что теперь тот был свободен. Этот порыв очень быстро ослаб, а потом и вовсе исчез, уступив место боязни. Чем теперь он должен был привязать Цукасу к себе? После Джакарты в его планах была Германия, где он планировал связаться с двумя жилыми сетями – это позволяло бы рассчитывать на коттеджи и гостиничные номера в альпийских деревушках. По-хорошему у него не было времени на перерывы – следуя плану, согласованному с Фредди, Соквон должен был сразу же полететь в Берлин рейсом с пересадкой. Он не сделал этого только потому, что после удаления шантажных материалов испытал звериное и непреодолимое желание увидеть Цукасу – взять его несколько раз, зацеловать и искусать, заставить испытать удовольствие и раствориться в нем, чтобы острее ощутить правильность каждого из своих решений. Поэтому, не предупреждая ни о чем Фредди, Соквон забронировал номер в транзитном отеле при аэропорте Инчхон и купил билет, вписавшись в четырехчасовой промежуток между рейсами. Пользуясь взятым только несколько дней назад номером телефона, он позвонил Цукасе из Джакарты и сказал ему быть в аэропорту к нужному времени. Реакция Цукасы оказалась ровно такой, какой он и ожидал: – Если я теперь работаю на дому, это не значит, что я могу сорваться и помчаться, куда тебе нужно, только по одному звонку, – сварливо ответил он, едва выслушав требования Соквона. – У тебя шесть часов на сборы, – безапелляционно заявил Соквон, глядя в свой еще разобранный чемодан. – Если не приедешь, я не знаю, что сделаю с тобой, когда доберусь до квартиры. Ты у меня нахрен забеременеешь. – И как добраться до этого отеля? – буркнул Цукаса, вздыхая так, что шорох в трубке заставил Соквона слегка отстраниться от динамика. – Он прямо в аэропорту. Первый терминал. Беспошлинная зона, одиннадцатые ворота, вход из зала вылета. Четвертый этаж. Стандартный номер на двоих. Триста одиннадцать. Ключ выдадут на ресепшене – магнитная карта с чипом. Зайдешь в номер… – Хватит, я не тупой. Если опоздаешь, будешь трахаться с собственной рукой еще целый месяц. У меня не так много времени, чтобы ездить по транзитным отелям. Шести часов оказалось и много и мало одновременно – Соквону пришлось переделать кучу всего, поскольку из-за этого ненужного крюка до Инчхона он терял почти целый день. Сроки сдвинулись, нужно было пошевеливаться – рассылать письма, проводить телефонные переговоры и работать с переводчиками в течение всего одного часа. После этого он забрал документы с собой в самолет – то, что он должен был изучить еще в Джакарте, теперь он планировал просмотреть в самолете, а результаты отправить электронкой, вместо того, чтобы вручать их лично. Секретарь вылетел в Берлин в нужный срок, а Соквон сел на самолет до Инчхона и занял весь полет работой, чтобы не сойти с ума. Когда он поднялся в транзитный трехзвездочный отель, он не решился позвонить Цукасе и проверить, был ли он на месте – почему-то было страшно. Он был совсем один – без охраны и сопровождения, без водителя. Его багаж улетел в Берлин вместе с секретарем и при себе Соквон держал только портфель с документами и ноутбуком, а в карманах у него были бумажник и смартфон. На ресепшене ему сообщили, что ключ уже был отдан клиенту, после чего Соквон показал свой номер, полученный при бронировании, прошел по длинному и узкому коридору, отыскивая нужную дверь. Несмотря на скромную обстановку, отель был вполне приличным – мягкий ковер, рассеянный свет ламп, сюрреалистичные картины на стенах. Соквон добрался до номера, постучался в дверь и замер навытяжку. Цукаса открыл почти сразу. Соквон взял его за плечо, отталкивая внутрь комнаты, входя, бросая портфель на пол и закрывая дверь освободившейся рукой. Уже успевший отсидеться в замкнутости номера Цукаса был теплым и немного расслабленным, в то время как пришедший с холода Соквон принес с собой уличный холод и еще не сошедшее после полета напряжение. – Принцесса, – прошептал он, обхватывая Цукасу обеими руками и прижимая к себе. – Однажды я тебе въебу за «принцессу», – пообещал Цукаса. – Лучше остановись, пока я этого не сделал. Соквон уткнулся носом в ямочку между его ключицами и застонал от облегчения – Цукаса был здесь, в его руках. Там, где должен был находиться всегда. Цукаса был одет в тонкий шерстяной джемпер с глубоким вырезом, и Соквон подумал, что это было очень умно – если бы он надел какую-нибудь водолазку или свитер с высоким горлом, Соквон испортил и растянул бы всю одежду от нетерпеливости. Они едва дошли до постели, когда он стянул этот джемпер с Цукасы, переключаясь на брюки и одновременно пытаясь скинуть пальто. Если бы Цукаса не решил ему помочь, Соквон, наверное, совсем перестал бы соображать. Его руки дрожали от нетерпения, и он не знал, как совладать с собой, как не причинить Цукасе ненамеренную боль и не разорвать оставшуюся одежду, ставшую вдруг такой неудобной и прилипчивой. Мягкие ладони легли на его щеки, легко сжав его лицо и останавливая его – Цукаса лежал внизу, глядя на него открыто и совсем-совсем трезво, без опьянения или робости. – Тише, я никуда не убегаю, – медленно проговорил он, лаская лицо Соквона большими пальцами. – Я никуда не ухожу. У нас еще есть время. Не нервничай, я в твоем распоряжении. Ты ведь этого хочешь? Хочешь, чтобы я был здесь? Так вот я здесь. Соквон перевел дыхание, прилагая усилия, чтобы успокоиться хоть немного. Цукаса был под ним, его ноги обхватывали бедра Соквона, его руки были на горящем от возбуждения лице. – Мы уже вместе и уже занимаемся сексом, – добавил Цукаса со слабой улыбкой. – Куда спешить? – Нет, – наклоняясь к нему и целуя кончик его носа, прошептал Соквон. – Нет, я успокоюсь, когда буду в тебе. Давай скорее, я с ума сойду. Он задрал майку Цукасы, обнажая живот и скользя по нему ладонями. Жадность, которую он испытывал постоянно, поднималась изнутри разрушающими волнами, и Соквон ничего не мог с ней поделать. Он нырнул вниз, и его лицо выскользнуло из рук Цукасы, когда он прижался губами к месту, где сходились его ребра. Хотелось сказать, что это конец, что теперь Цукаса станет убийцей, если когда-нибудь уйдет от него и лишит его всего этого – роскоши быть рядом, быть внутри. Соквон прижал его теснее, обхватывая одной рукой, а второй опускаясь к карману так и не снятых брюк. Пустота этого самого кармана ударила наотмашь и показалась концом света. Соквон замер, чувствуя, как изнутри поползла настоящая паника, разбавлявшаяся лишь бессильной яростью. Он не купил презервативы и смазку. Он забыл – замотался в Джакарте, а когда сошел с самолета в Инчхоне, уже был совсем невменяемым. Как он мог забыть? Нужно же быть таким ослом! От бессилия и разочарования захотелось плакать. Захотелось убить себя за забывчивость. – Я хотел пошутить, но ты так расстроился, что я не буду, – почему-то смеясь, прошептал Цукаса, ерзая под ним и пытаясь выползти. – Нет, нет, пожалуйста, – сдавливая его сильнее, взмолился Соквон, уже не чувствуя ничего кроме страха. Сейчас все закончится – нет презервативов, и Цукаса не захочет принять его. Нет смазки – будет больно, одной слюной не обойтись, тем более, что они уже неделю не занимались сексом. – Да отпусти ты, – без раздражения, но твердо сказал Цукаса. – Пусти. – Нет, не отпущу. Ты сейчас… и пусть ничего нет, не отказывай мне. Я не буду вставлять, но можно же по-другому. Все равно я тебя возьму, все равно… я хотя бы… – Слезь, – с усилием сталкивая его с себя, вздохнул Цукаса, которому, видимо, надоели эти бормотания. Он выполз ровно настолько, чтобы можно было запустить руку в свой карман, после чего вынул два презерватива с одноразовым пакетом смазки. – Вот. Я почему-то так и думал, что ты забудешь. Соквон перевел взгляд на рассыпанные по покрывалу фольгированные упаковки, потратил на их созерцание примерно десять или пятнадцать секунд, после чего рывком вернул Цукасу под себя и впился в его губы. Он целовал его так, словно умер бы, если бы не сделал этого прямо сейчас. Он не имел права сказать: «Я люблю тебя». Поэтому он держал язык на поводке, не позволяя себе говорить вообще ничего. У них было больше двух часов, и Соквон позволил себе остановиться на пару минут, чтобы слегка прийти в себя, прежде чем вернуться к Цукасе и взять смазку, надрывая пакет. Цукаса смотрел на него снизу и тоже ничего не говорил. Когда Соквон прижал палец внизу, надавливая и постепенно проникая в него, Цукаса закрыл глаза и слегка втянул нижнюю губу. Соквон хотел забрать его полностью, хотел вобрать его в себя или исчезнуть в нем навсегда, хотел всего и сразу – трогать, целовать, кусать и облизывать, скользить внутри и доводить до исступления, прижимать и сдавливать в руках, гладить и водить губами по коже. Это чувство было в нем всегда, и с каждым разом оно становилось все сильнее, но его никак нельзя было удовлетворить, и эта невозможность причиняла ему зверскую боль, хотя даже в ней Соквон находил какое-то извращенное удовольствие. Возможно, потому что эту боль мог подарить только Цукаса, и все, что было получено от него, было для Соквона идеальным. Он использовал оба презерватива и весь пакет смазки, а потом долго и с удовольствием брал Цукасу руками, играл с ним и целовал его. – Я не хочу улетать, – шепотом сказал он, откидываясь на подушку и подтягивая уставшего и тихого Цукасу к себе. – Мне выходить через пятнадцать минут. Я хочу остаться здесь навсегда, хочу затрахать тебя до смерти – своей тоже. – У меня нет сил тебе ответить, – пробормотал Цукаса, послушно укладывая голову ему на грудь. – Возьми такси, поезжай до дома и сразу отправляйся спать, – улыбаясь, сказал Соквон. – Полежим еще пять минут, и выйдем вместе. В зале отлета была суматоха – за время, что они провели в номере, в аэропорт успело прибыть немало народу, причем большая часть явно не собиралась никуда улетать. Цукаса, слегка сонный и замученный, равнодушно осматривался, пока Соквон вел его через толпу. В глаза бросились телохранители – высокие парни в костюмах. Соквону такие меры «безопасности» всегда казались смешными – как можно защитить кого-то, привлекая при этом лишнее внимание одним своим видом? Оказалось, прилетала какая-то айдол-группа – в аэропорту это явление не было редкостью, но теперь, скорее всего, речь шла о каких-то культовых личностях. Соквон остановился позади всех – до отлета еще оставалось время, вопросы регистрации были решены. Он поставил Цукасу впереди себя и незаметно положил ладонь на его бок, придерживая и желая потрогать его еще немного – хотя бы через одежду. – Я должен уехать, – не поворачиваясь к нему, сказал Цукаса. – Улетай сам. – Нет, побудь еще чуть-чуть, – попросил Соквон. Цукаса опустил голову всего на мгновение, но его тело не могло обмануть – когда в зале показались девушки из группы, он напрягся, превратившись практически в камень. Соквон не стал задавать вопросов, лишь наклонился вперед, бросая мимолетный взгляд на его ухо и боковую линию челюсти. В Цукасе не изменилось почти ничего – кроме того, что ощущала ладонь Соквона, лежавшая на его талии, он никак не выдавал себя. Но что-то неуловимое и невидимое рассказало Соквону о том, что для Цукасы айдол-индустрия была ненавистной до мозга костей. Это не было ненавистью непосредственно к самим знаменитостям, поскольку он не дергался, когда девушки проходили мимо них. Это было чем-то другим. Более глубоким, болезненным и мучительным. Уже в самолете Соквон подумал, что никогда не рассматривал биографию Наоко – только разве что в контексте жизни ее брата. Однако Мидзуки Наоко три года провела в небольшом агентстве, где стажировалась, чтобы потом дебютировать на сцене. И если с этим периодом ее жизни было связано то, что настолько сильно влияло на Цукасу, Соквон считал себя обязанным с этим разобраться.