Сафлор

В сентябре Цукаса уехал домой на две недели, после чего вернулся уже к началу октября. Начался краткий сезон дождей, и Соквон отдыхал от летнего наплыва дел – разбирался со снизившимся потоком туристов, следил за прибылью и не особенно рвался уезжать за границу. В этом году все вообще было сравнительно спокойно – семейные трагедии во многом оправдывали пассивность братьев Ю, и никто из партнеров не решался давить на них явственно. Кансок выжидал удобный момент, и Соквон даже знал, чего именно хотел его брат. У них был план. В середине октября в главный отель Ким Чольсу должен был приехать один из членов Национального собрания, чтобы остановиться там на три дня. Кансок планировал убить этого человека, перетянув усиленное внимание к делам сети отелей и снизив цену на акции всей компании. Это было разумно – нужно было лишь воспользоваться удобным случаем и выставить Ким Чольсу человеком, не умеющим защитить даже столь важного гостя. Убийство политика ставило бы под сомнение профессионализм сотрудников, продуманность системы безопасности и общую организованность отеля. Кансок еще с самого лета устроил в этот отель трех человек – женщина средних лет работала в прачечной и имела доступ к комнатам для младшего персонала, студентка работала официанткой в ресторане, и еще один мужчина нанялся в охрану. За месяцы работы они выяснили достаточно, чтобы Кансок сумел продумать все детали убийства. Не покушения, а именно убийства – пустые попытки были не нужны. Кансок был заинтересован в безотказных средствах, и хотел выстрелить наверняка – как в депутата, так и в Ким Чольсу. Одновременно с этим можно было дискредитировать и Им Хиёля, поскольку формально он занимал должность главного менеджера отеля, и все издержки ложились пятнами на его рабочую репутацию. Убийство политической фигуры в стенах отеля могло сбить цены на акции практически вполовину, и на фоне этого финансового ослабления Кансок решил добить Ким Чольсу окончательно – правда, об этой части плана он еще ничего конкретно не говорил. Поскольку брат не спешил делиться с ним своими данными и ограничивался лишь краткими и не всегда объяснявшимися распоряжениями, Соквон также держал всю добытую информацию только для себя, думая раскрыть ее только в случае необходимости. Он не лез в дела Кансока, понимая, что тот никогда не впускал в свои планы посторонних и уж тем более ни с кем не советовался. Это было ожидаемо – сколько Соквон помнил своего брата, он всегда был таким. Напряжение и неопределенность били по нервам, и двухнедельная разлука с Цукасой только усугубляла ситуацию – к началу октября Соквон расшатался настолько, что еле стоял на ногах. Поэтому он встретил Цукасу без особого настроения, но подготовил ему небольшой сюрприз – целый блок зеленых бутылок соджу. Они еще никогда не выпивали вместе, и Соквон даже не знал, каким Цукаса был в пьяном состоянии – как выглядел, как вел себя. Когда-то Цукаса обмолвился, что перестал пить еще до расставания с Акирой, но при этом не накладывал на себя никаких обетов – ему просто не хотелось. Стало быть, он все-таки мог выпить, если бы захотел. Когда Соквон вернулся с работы, Цукаса спал – крепко и беззаботно. Его чемодан остался практически у двери, и сложенная университетская куртка висела прямо на вытянутой из него ручке. Соквон, открывший дверь своим ключом, прошел в комнату и застал Цукасу спавшим на неразложенном диване. Он уселся рядом на одну из этих дурацких синтетических подстилок и стал ждать, но через минут пятнадцать и сам задремал. Проснулся он от того, что Цукаса легонько встряхивал его плечо. – Шея будет болеть, лучше лезь на диван или иди домой спать в кровати, – тихо, жалея его еще не проснувшиеся уши, сказал Цукаса. – Или просыпайся скорее, я привез все для домашней якисобы. – Я проснулся, – протирая глаза, сказал Соквон. – У тебя под столешницей блок с соджу. Его можно реализовать в честь твоего возвращения. Цукаса поднялся с дивана, зажег верхний свет, из-за чего Соквону пришлось крепко зажмуриться на пару секунд, а сам прошел к своей кухонной зоне. Соквон поднялся на одно из кресел и повернулся, глядя, как Цукаса обходил кухню и наклонялся к сложенным под гранитным столом бутылкам. – Ого, ну ты и монстр, – улыбаясь, повернулся к нему Цукаса. – Да, если мы пожарим якисобу с мясом, вполне можно выпить. Правда, не все. Я уже давно не пил, отвык, наверное. Какая у тебя норма? Соквон помедлил, снимая галстук и сомневаясь, стоило ли говорить правду. – Две бутылки, – все-таки честно ответил он. Улыбка Цукасы стала еще шире. – Да ну? А я вот свою не знаю. Соджу я вообще почти не пил. Ну, может, пару раз. Не помню точно. – А что ты пил? Дзюммэ или еще что-то? – поинтересовался Соквон, несколько удивившийся тому, как спокойно Цукаса отреагировал на его неустойчивость к алкоголю. – Нет, какое там… В студенческие годы я пил почти все подряд, даже названий не помню. Потом как-то переключился на простое вино. Виноградное, я имею в виду. Новозеландское, кажется. Меня привлекало не само вино, а то, что его до определенного времени нельзя было пить за границей. Я малость извращенец. Соквон поднялся и пошел к нему, отмечая, что Цукаса уже достал из холодильника пакет с продуктами и теперь принялся готовить. Сам Соквон ничего не понимал в приготовлении пищи и максимум, что мог сделать – воспользоваться жареным рисом из серии полуфабрикатов или заварить себе лапшу в стакане. Ему нравилась лапша быстрого приготовления, но он не любил рамен, отдавая предпочтение чему-нибудь поинтереснее. Цукаса знал это и держал на всякий случай у себя несколько упаковок кальгуксу или ногури. Эта деталь тоже грела сердце. – Нельзя пить за границей? – переспросил Соквон, вытягиваясь рядом с ним и наблюдая, как Цукаса счищал шкуру со здоровенной луковицы. – Это еще почему? – Сейчас можно, – терпеливо объяснил Цукаса. – Но до середины двадцатого, вроде, было нельзя. Его подавали только в отелях и продавали в магазинах. А поскольку Новая Зеландия находится далековато, да и туристы туда ездят нечасто, до снятия запрета все вино в этой стране пробовали только ее жители. Абсурд, конечно, но что поделать. Мне нравилось думать, что теперь можно делать то, что раньше было недоступно. Как знаешь… летать на самолете или наблюдать город со смотровой площадки. Раньше люди много чего не могли. А мы можем. Думаю, нужно этим пользоваться. Соквон зашел за его спину и прижался к нему, не обхватывая руками, а просто придавливая живот и грудь к его спине. Цукаса на секунду замер, но потом продолжил заниматься овощами, как будто ничего и не было. – Я пиздец соскучился, – прошептал Соквон, укладывая подбородок на его плечо. – У меня внутри ледяная глыба. Согреешь? – Соджу согреет, – ответил Цукаса. – Я тоже соскучился. – Как твои домашние? – теперь уже сдерживаясь и обнимая его обеими руками, спросил Соквон. Цукаса немного напрягся, но на сей раз не сумел расслабиться так же быстро, как до этого. Это было странно. – Все хорошо. Соквон, конечно, этому не особо поверил. Впрочем, давить и выспрашивать тоже не хотелось, и он просто оставил этот момент до лучших времен. Ему нравилось, что он мог прочесть некоторые вещи по телу Цукасы – он знал, как толковать его дрожь, напряжение, замирание и даже дыхание. Когда у него не было полного понимания ситуации, он мог понять, следовало ли остановиться или нужно было идти до конца – ему было достаточно прикоснуться к Цукасе, и он знал ответ. Даже не обязательно было смотреть ему в глаза. В такие моменты как сейчас, когда Цукаса стоял к нему спиной, это было очень даже кстати. Лучшие времена настали после того, как они все-таки выпили три бутылки соджу на двоих. В квартире Цукасы не нашлось нормальных маленьких стаканов, так что пришлось пить из обычных кофейных чашек, и отследить, кто сколько выпил было сложнее. Цукаса довольно быстро опьянел, но его настроение оставалось на границе между задумчивым и мрачным. Соквон сложил тарелки и отнес их в кухню, не собираясь их мыть – Цукаса сказал ему оставить посуду на утро и возвращаться поскорее. Опьянев, Цукаса стал более расслабленным – в его осанке появилась тяжесть, линия плеч сползла, обрисовывая слегка ссутуленный силуэт. Он не выглядел удрученным или обозленным, как это бывало обычно с другими, он не пытался больше говорить – просто молчал и наблюдал за Соквоном, ничего не скрывая. – Нао спросила, говорил ли я с тобой… мне стало стыдно, потому что не говорил. Я не знаю, как об этом говорить. Мне очень стыдно, но нужно это сделать, – опуская взгляд, заговорил он. Только что вернувшийся Соквон уселся на диван, Цукаса остался на полу. Теперь он не смотрел на Соквона, но зато опирался о его колено локтем. – О чем? – спросил Соквон, борясь с желанием склониться к нему и поцеловать в плечо или шею. – Пак Сунам… инструктор по хореографии. Ты что-то сделал с ним? Соквон застыл на целую минуту, не зная, что ответить. Пьяный мозг тяжело обрабатывал даже поступающую информацию, а о том, что следовало генерировать и выдавать для полноценной беседы, речи уже и не шло. По крайней мере, не так быстро. – Да, я… Да что тут было скрывать? Разве он сделал что-то плохое? Обманывать Цукасу он тоже не собирался. – Что ты сделал с ним? – спросил Цукаса, все еще не поднимая головы. – Ничего такого, чего бы он не заслужил. Его дважды отымели металлическим вибратором, от этого еще никто не умирал. – Он умер. Ты не виноват. Он сам во всем виноват. Он начал это и должен был ожидать, что когда-то его поступки вернутся к нему. Хорошо еще, не к его детям, – проговорил Цукаса, вздыхая. – Но я не могу понять, откуда ты все узнал. – По твоему телу, принцесса. Ты увидел девчонок айдолов в аэропорту и превратился в каменную статую. Я подумал, что для этого нужна причина. Остальное дело времени. Цукаса выпрямился, снимая локоть с его колена и слегка отстраняясь. – Так ты знаешь, что случилось с Нао? – просил он настолько тихо, что Соквон еле разобрал его слова. – Знаю. Прости. – Она просила поблагодарить тебя, потому что сама не может. Она очень благодарна за то, что ты поставил точку. И я тоже тебе благодарен. Будь моя воля, эта мразь не отделалась бы так легко. Я бы… Соквон сполз на пол и притянул его к себе, чувствуя даже со спины, как сильно колотилось его сердце. – Знаю, – повторил он. – А я много чего не знаю. Она мне не рассказала, – прошептал Цукаса, разворачиваясь в его руках и поднимая покрасневшие от непролитых слез глаза. – Это к лучшему, – сказал Соквон. – Но я так не могу. Я жить не могу, я должен узнать, что он с ней сделал. Я просто с ума схожу, когда думаю об этом – когда думаю, что понятия не имею, через что она прошла. – Тебе это знать не нужно, – заверил его Соквон. Цукаса покачал головой: – Мне это необходимо. Расскажи. Расскажи мне, пожалуйста. – Нет. Зачем тебе эта боль? – Боль делает ближе, – сказал Цукаса, упираясь лбом в его плечо. – Я хочу, чтобы мне было больно. Хочу испытать хотя бы часть того, через что прошла она. Расскажи, Соквон. Прошу, пожалуйста. – Я не могу, прости, – поднимая его лицо и целуя в висок, прошептал Соквон. – Как я могу причинить тебе такую боль? – Я сильнее, чем тебе кажется. Я смогу это пережить. Пожалуйста. Соквон обнял его за талию, прижимая крепче и глядя в его такие непривычно влажные и беззащитно открытые глаза. Он казался совсем еще ребенком – нежный и заплаканный, разбитый своей болью и раскрытый в ожидании. До сего момента Соквон многое чувствовал по отношению к нему – желание, ревность, стремление защитить, беспокойство и тоску. Сейчас к этому добавилось нечто необъяснимое – трепетное и щемящее, заставлявшее кусать губы, чтобы не зареветь вместе с ним. Это чувство, заполнившее его до кончиков пальцев, причиняло боль и порабощало, но Соквон хотел этого – хотел утонуть в этой сладкой и теплой боли. – Может, позже, – сказал он, скользя руками вверх и одновременно наклоняясь вперед, чтобы подхватить Цукасу под лопатками. Он поцеловал его в лоб, а затем в губы, слегка прикоснувшись к нежной коже. – Сейчас я не смогу. Дай мне время. Цукаса прикусил губу, и из его глаз полились слезы. Соквон сцеловывал все соленые дорожки с его щек и обещал, что обязательно все расскажет. Он не верил собственным словам, но знал, что не мог обмануть того, кого с каждым днем любил все сильнее. * – В семь вечера вылетаем в Гонконг. У моего делового партнера событие – женится его старший сын, – сообщил Кансок, позвонивший в половине шестого. Соквон, все еще глядевший в экран ноутбука, нахмурился. – Я сейчас не могу. Ты можешь слетать один. – Сегодня, – с нажимом сказал Кансок. – Ты и Чонвон полетите вместе со мной. Даён также будет там. Дети и Пёнхи останутся под охраной и с няньками. – Подожди… подожди… сроки сдвинулись? – Неожиданная ситуация. Нам повезло. Вылетаем сегодня вечером, и никаких сюрпризов, пожалуйста. Закругляйся с делами, ты не вернешься в Корею еще неделю. – Неделю? Но я не могу оставить все на целую неделю! – Можешь. Это чрезвычайно важный вопрос. Без глупостей, даже не пытайся испортить мои планы. Я и так достаточно понервничал из-за чертова депутата, приезжающего на неделю раньше, чем мы его ожидали. У меня хватает проблем. Соквон убрал от уха трубку и уставился на мигавший на дисплее значок связи. Все было слишком неожиданно. – Когда? – вернувшись к разговору, спросил он. – Завтра за полночь. Позаботься о своих менеджерах – все, кто выполняет от десяти процентов нагрузки, должны быть при алиби. Ты понимаешь? Никаких «пил пиво перед телевизором». Пусть будут где-то в обществе. У тебя полчаса… нет, даже меньше. Машина заедет через двадцать шесть минут. Будь готов. Все, что Соквон успел сделать – позвонить Цукасе и сказать ему, чтобы никуда не выходил в ближайшие дни. Он отправил в дом дополнительную охрану, почти взрываясь от напряжения и пытаясь выбрать действительно надежных людей, способных работать на уровне Донхо. Разобравшись с этим, он позвонил Цукасе еще раз. – Да понял я, понял. Мне незачем выползать, я буду в квартире, – недовольно ответил тот, едва взяв трубку. – Или что-то еще? – Нет, все то же. И еще вот – лучше дождись меня. Я улетаю на полную неделю. Объясню, когда вернусь. Просто будь осторожен, хорошо? Пожалуйста, не выходи даже в спортивный комплекс внутри дома и не пытайся покупать что-то в магазинах. Я удвоил охрану, так что в квартире напротив будет не два, а четыре человека, и некоторых из них ты не знаешь в лицо, так что открывай дверь, только если рядом будет Донхо. – Я понял. Если мне будет что-то нужно, я могу отправить кого-то из них в магазин? У меня просто нет еды на целую неделю. – Да, так можно. Я вернусь, и мы обо всем поговорим. – Хорошо. Возвращайся здоровым, – явно улыбаясь, пожелал ему Цукаса и дал отбой. Соквон посидел еще с минуту, собираясь после этого разговора, а потом вызвал к себе Фредди, чтобы отпустить его с работы и донести до него нужные мысли. Указания были приняты даже с восторгом – Фредди уже собрался встретиться с друзьями и был доволен, несмотря на то, что Соквон обещал устроить настоящую запару после возвращения. Он едва успел закончить, когда зазвонил телефон – за ним приехали. * Свадьба должна была протянуться два дня, и Соквон понятия не имел, чем он должен был заниматься все это время. Это казалось глупым, но ему пришлось одеться в купленный в Гонконге костюм и пойти общаться с гостями, которых он вообще не знал. Однако Кансок заверил его, что необходимо показывать свое лицо и называть имя так часто, как это только возможно, обеспечивая себе алиби. Еще лучше, если кто-то захочет сделать фото – так получится еще достовернее. Они прибыли прямиком на банкет, и Соквон даже не представлял, как чувствовала себя Даён, которой не дали нормально подготовиться. Ей пришлось влезть в какое-то платье, которое было слегка велико, да и с волосами тоже были проблемы. Что было возможно, она сделала на борту самолета, но все-таки ее внешний вид не совсем соответствовал случаю. Даже сам Соквон ощущал себя не очень уютно в наскоро купленном смокинге, заказанном прямо в воздухе. Кансок был единственным из братьев Ю, в чьем распоряжении имелся частный самолет, и поскольку Соквон не знал, зачем ему вообще понадобился воздушный транспорт, на борту он в тот вечер оказался впервые. Насколько он понимал, на обслуживание самолета требовались солидные средства, как впрочем, и на оплату услуг пилотов и техников. Однако это были не единственные вопросы, занимавшие его все три часа полета. Как люди, не имевшие кровного родства с молодоженами, они были приглашены только на банкет, и это значительно упрощало их задачи – к десяти вечера по местному времени все церемонии уже закончились, и основное веселье только начиналось. Соквон пробродил между гостями несколько часов, когда ему все надоело, и он ушел в глубину парка. Он страшно устал и практически засыпал на ходу, поэтому совсем не пил спиртного, и когда представилась возможность уйти, сразу же уехал в гостиницу, где едва наскреб сил принять душ и уснул прямо на диване, не дойдя до кровати. Утром он звонил Цукасе несколько раз, спрашивал, все ли с ним в порядке. Какое-то необъяснимое тревожное чувство шевелилось внутри, от чего становилось почти мерзко. Возможно, это было связано с тем, что Соквон не знал, как именно хотели убить депутата, остановившегося у господина Ким. Его злила собственная неосведомленность, но по опыту прошлых лет он знал, что в планы Кансока лучше было не влезать, дабы не расстраивать его тонкий расчет. Если Кансок хотел провернуть всю операцию сам, на это были причины. Неделя, простиравшаяся впереди, казалась безбожно длинной, и Соквон с раздражением думал о том, что Цукаса едва вернулся, а они уже расстались на такой долгий срок. Заняться было в основном нечем – Соквон проверял некоторые дела удаленно, связывался с Фредди и читал отчеты, раздавал редкие указания и перезванивался с другими менеджерами, но в сущности свободного времени у него было неприлично много. Он пробовал отдохнуть, но не мог никак успокоиться и после обеда отправился ездить по разным местам – даже заглянул на колесо обозрения, но потом вспомнил, что говорил Цукаса насчет смотровых площадок, и решил, что как-нибудь стоило приехать сюда вместе, чтобы прокатиться на колесе хотя бы раз. На вечер была запланирована вторая часть торжества – уже не в парке, а в частном доме. Соквон без особого желания надел новый смокинг, встретился с братьями и Даён и уселся в машину, чтобы вовремя оказаться на нужном месте. От мыслей об еще одном вечере в компании малознакомых и хвастливых мужчин, расфуфыренных дамочек и любопытных девушек, явно заинтересованных в подходящей партии, его бросило в пот. Он вообще впервые был на большой свадьбе, к тому же, у людей, с которыми имел лишь шапочное знакомство. Не имея четкого представления о китайских традициях, он постоянно был настороже, понимая, что у этой культуры имелся миллион подводных камней, а незнание законов, между тем, не освобождало от ответственности. Все это было крайне утомительно, и Соквон тщательно следил за тем, что и кому он говорил, отмеривал улыбки как аптекарь и давал витиеватые ответы на вопросы о своей работе. Несмотря на общий уровень мероприятия и присутствие людей солидного возраста, расходиться гости стали только после часа ночи. Именно тогда Соквон, который едва успел вздохнуть с облегчением, принял звонок от Фредди. – Что так поздно? – глядя на циферблат наручных часов, спросил он вместо приветствия. С учетом разницы с Гонконгом, в Сеуле должен был идти первый час ночи. – Слушай, я не знаю, как лучше это сказать. Ты не выпивал? – Нет. Что там у тебя? Ты разве не с друзьями? Тебе нужно быть при свидетелях. – Я и был. Я в «Форзиции». Соквон, это пиздец, я не знаю… Цукаса здесь. В комнате для ВИПов. В самой дальней, которую обычно снимаешь ты. Его привел Им Хиёль, и я не знаю точно, как долго они уже там находятся. Все остальные комнаты недоступны, потому что охрана этого мудака заняла полный коридор. Что делать, Соквон? Соквон почувствовал себя так, словно его с размаху ударили всем телом о землю. Он падал так всего лишь раз, когда вылетел с качелей еще в три года – тогда он пролетел пару метров и приземлился, приложившись всей грудью о бетонное покрытие площадки. Няня выплакала все глаза, пока он пришел в себя. – Повтори, – не слыша себя, сказал он. – Им Хиёль притащил Цукасу в комнату для ВИПов, в которой обычно развлекался ты. Его охрана заполнила ебаный коридор. Это продолжается уже несколько часов. Что еще тебе повторить? Я сейчас с ума сойду, Соквон, скажи что-нибудь! – Я перезвоню через две минуты, – ответил Соквон и отключился. Почти ничего не видя, он с трудом добрался до бара и попросил у раскладывавшего чистые бокалы бармена коробку со льдом, которую унес в опустевший к этому времени туалет. Он разгрыз сразу два кубика, параллельно прикладывая ко лбу другие – столько, сколько уместилось в ладонь. Этого было явно мало, и он, сглатывая талую воду, поднял коробку к лицу, погружая его в лед полностью. Стало больно, но зато его не вытошнило, и он сумел заставить себя подумать. – Слушай, Фредди, – хрипло после ледяной крошки проговорил он, когда Фредди ответил на его звонок. – Слушай, ты же знаешь, что в «Форзиции» неправильная электропроводка? Я говорил тебе об этом. Обшивка стен сделана из средне дымящих огнеупорных пластин. Вспомни место на боковой внешней стене, где находится щит. Ты знаешь, как это делается. Сожги клуб. Сожги его к чертовой матери, слышишь? – Ты охуел? Там люди – много людей! Я не об этом тебя спрашивал! – Фредди! – низко, почти гортанно, прошипел Соквон. – Я беру все последствия на себя, с тобой ничего не случится. Сделай это для меня. Коридоры, ведущие из клуба, похожи на лабиринт, охрана не поведет людей через них – чтобы избежать суда и обвинения в халатности они погонят людей через большую заднюю дверь, в которую можно выйти только через прямой коридор для комнат ВИПов. Охрана Им Хиёля выведет его первым, но они, скорее всего, оставят Цукасу внутри – если он сгорит, никому и дела не будет до его трупа. Выставят просто сильно перепившим клиентом, не услышавшим тревогу. Когда комната опустеет, и люди заполнят коридор, зайти внутрь и забери его. Если все начнется со щита, огонь пойдет через боковую кабинку, потом выйдет в средний зал и только после этого в главный. Между средним и главным залом есть противопожарный барьер, его хватит в худшем случае на пятнадцать минут. Пока огонь доберется до задней части клуба, пройдет достаточно времени. Ты успеешь сделать все, что я тебе сказал. – А если они не оставят его? Что если они захотят забрать его с собой? – Им Хиёль не для этого украл его. Не для того, чтобы вернуть живым. Он оставит его в комнате. – А что делать, если он… если он уже у… – Заткнись! Даже не думай об этом. Даже думать не смей. Фредди хлюпнул носом – видимо, он еще не совсем опьянел, но все-таки успел выпить. – Соквон, ты понимаешь, что убьешь моими руками людей? – Мне все равно. Вытащи его, если не хочешь, чтобы я убил тебя. Теперь ты знаешь, что я смогу. – Знаешь, что? Пошел ты нахуй! Слышал? Нахуй пошел! Я... Судя по голосу, Фредди накрывала настоящая истерика. – Я вылетаю первым рейсом. Кансок не даст мне самолет, – холодно сказал Соквон. – Соберись и сделай. – Ладно, – с трудом подавляя дрожь, выдохнул Фредди. – Ладно. Я все сделаю. Я смогу. – Спасибо. Соквон отключился, вернул телефон в карман и бросил в рот еще два кубика льда. Он заставил себя позвонить в круглосуточный сервис при авиакомпании, купил билет на первый рейс и посчитал, в котором часу прибудет в Сеул. До десяти часов утра можно было прожить целую жизнь.