POV Чонгук.
♫nothing, nowhere – nevermore.
Вечер. Я стою на автобусной остановке минут пятнадцать и уже успел замёрзнуть до хруста костей. Преимуществ пребывания в Пусане – никаких. Ты никогда не знаешь, какая погода ожидает тебя снаружи. Сначала тёплые лучи солнца греют тебя сквозь плотную ткань штор, а после ты бежишь, пытаясь скрыться от очередного леденящего кожу ливня, на автобусную остановку, чтобы не озябнуть и не умереть от переохлаждения, проклиная собственную предвзятость к прогнозу погоды и нестабильному отношению к дождевикам. Когда автобус наконец подъезжает к остановке, я пулей залетаю внутрь, снимая с себя промокшую насквозь куртку. Не обращая никакого внимания на людей, я выбираю самое удобное, на мой взгляд, место у окна. Устало падаю на сиденье, глубоко вздохнув. Мои бесчисленные попытки вникнуть в трек, играющий в наушниках, с блеском провалились. Потому что единственное, о чём я мог думать сейчас, — это тот странный парень, перед которым я должен был извиниться, но не сделал этого, так как не застал его в группе поддержки всю последующую неделю. Его выгнали, но я всё равно надеялся, что он однажды появится. Но этого не произошло. Он пропал, будто его никогда и не было. Лишь его глаза, картинкой всплывающие в моём подсознании, постоянно напоминают мне о том, что он всё же существует и не привиделся мне, как очередной мираж, построенный на глупых иллюзиях какого-то заплутавшего наркомана с дикой зависимостью от метамфетамина. Я должен извиниться перед ним за свою грубость, которая, вероятно, очень сильно задела его, раз он в силу своего темперамента принял решение развернуться и уйти вместо того, чтобы выбить мне пару тройку передних зубов. Закусываю губу, когда чувствую на себе чей-то пристальный, даже, можно сказать, пронзающий взгляд. Оборачиваюсь и вижу его. Замираю. Он смотрит на меня пустым полутуманным взглядом, а после отворачивается к окну. Он всё время был здесь или зашёл сюда после? Не знаю. Не важно. Не раздумывая, встаю со своего места и направляюсь к нему, медленными шагами продвигаясь в конец автобуса. Сажусь рядом, едва задев его колено. Он ёрзает на месте, отодвигаясь как можно ближе к окну и как можно дальше от меня. Хочу ударить себя прямо сейчас за собственную тупость и неумение вовремя собрать яйца в кулак, сформулировать неограниченный поток слов, который крутился в моей голове уже битую неделю, и составить из всех этих слов единое и связное предложение. Видимо, он понял, что у меня туго с корейским, поэтому он опережает меня. — Даже не вздумай открывать свою пасть, — шепчет он, поворачиваясь в мою сторону. Из-за мокрой чёлки его глаза едва видны, а губы замёрзли настолько, что казались безжизненными. — Слушай, я хотел извиниться перед тобой за то, что наговорил тогда... Он усмехнулся, пытаясь сдержать смех. Я поёжился на месте, когда он угрюмо уставился на меня, пытаясь мною манипулировать, что у него, признаться, прекрасно вышло. Я сглотнул, отведя взгляд в сторону. Я старался смотреть куда угодно: на сиденье впереди себя, на сменяющийся пейзаж за окном, но единственное, что привлекало меня больше всего – его глаза. В них столько обиды, боли и злости, что у меня едва хватает смелости предположить, что же на самом деле пережил этот человек. — Я нахожусь в Пусане не дольше двух недель; из них два дня были потрачены впустую, потому что я снова наткнулся на тебя, — его глаза начали темнеть то ли от злости, то ли от страха снова быть униженным. Скорее всего, первое, потому что, опустив взгляд, я сразу же обратил внимание на его руки, которые были сжаты до такого состояния, что виднелись вены. Он с силой сжимал их, пытаясь контролировать свой рассудок, который вот-вот мог выйти из-под контроля. — Я вижу тебя второй раз в жизни, а мне уже хочется переехать тебя на велосипеде, — он стиснул зубы. — Если не хочешь завтра утром проснуться в реанимации с проломленным насквозь черепом, то лучше оставь свои бессмысленные попытки помочь мне. — Чего ты так боишься? — не выдержал я. Поднимаю глаза, продолжая в ответ сверлить его взглядом. Это больше смахивает на соревнование, кто кого переглядит и первее доведет до истерики, и я на этот раз выигрываю. — Я ничего не боюсь, — шепчет он, отведя взгляд обратно к окну. Он опустил голову ниже, из-за чего его волосы закрыли обзор на его глаза, которые говорили куда больше, чем он. Я не знаю, зачем я вообще лезу к нему со своими извинениями и помощью, когда он ясно дал понять, что они ему не нужны. Что ему плевать на моё существование и единственное, что я могу вынести из этого разговора – это ненависть и лютое презрение с его стороны, которое после сказанного я вполне заслужил. Но что-то внутри меня ёкает каждый раз, когда я думаю о нём. Я хочу помочь ему, потому что больше никто не может, но только если он сам хочет, чтобы ему помогли. То, что я скажу сейчас, крутилось у меня в голове всё это время и только в этот момент приобрело нужный вид, и теперь самое время сказать ему об этом. — Повторяй себе это почаще; возможно, когда-нибудь ты и вправду поверишь в то, что говоришь, — встаю с места, но останавливаюсь, потому что понимаю, что сказал не всё, что хотел. — И ещё кое-что... Ты не такой хороший лгун, как ты думаешь. Твой взгляд наполнен пустым безразличием, но дело в том, что твои глаза тебя давно выдали. Ты считаешь, что, отталкивая всех, ты упрощаешь себе жизнь, но, поверь, это вовсе не так. Однажды ты проснёшься и поймёшь, что пролетели годы. Ты достанешь тысячную бутылку пива из холодильника, перед тем как присунуть своей толстой секретарше после очередной оперативки, и так будет продолжаться из года в год, пока не застрелишься от скуки, — я закусил губу, наблюдая за его реакцией, которая, как я и предполагал, оставалась неизменной, но я не сдавался, продолжая терзать его личное пространство своим назойливым присутствием. Я думал о нём всю эту чёртову неделю, и я не уйду отсюда так просто, пока не скажу всё, что хотел. — Но у тебя есть другой путь: впусти в свою жизнь кого-нибудь, прекрати отталкивать людей, и тогда ты поймёшь, что твоя жизнь не такая уж и паршивая, какой тебе кажется. Выбор за тобой, Тэхён. Выхожу на ближайшей остановке, оставляя его в ошарашенном состоянии в полупустом автобусе. Кто ты, когда никто не смотрит?