Плеер, шерсть и магия крови

Фенрис запрокинула голову и коротко по-птичьи прокричала в ночное небо. Они придут. Не посмеют не прийти. И верно, через несколько минут в воздухе послышался шорох перьев. Галки расселись по всей крыше вокруг нее, внимательно глядя черными глазами, изредка щелкая клювами. Ожидая ее слов. Фенрис указала на одну из них: — Иди со мной. Птица вспорхнула на ее предплечье, царапая коготками прохладную кожу, любопытно склонила голову набок. Остальные тут же с клекотом разлетелись в стороны, возмущенные тем, что настойчивый чужой призыв не дал заслуженного спокойного сна. Галка перебралась ей на плечо и послушно сидела там, пока Фенрис не спустилась крыши на чердак с плотно заколоченным окошком и дверью вниз, на жилые этажи, с висящим на ней старым, начавшим ржаветь засовом. В дальнем углу баррикада из старых шкафов образовывала угол, максимально защищенный от солнечного света, который днем мог бы проникнуть сквозь выход наверх. К сожалению, сложно встать и закрыть за собой дверь, когда твой разум оказывается внутри животного. Фенрис устроилась поудобнее, уперевшись спиной в холодную стену, подняла руку так, чтоб птица смотрела ей прямо в глаза. Через мгновение рука безвольно упала, а галка рванулась к квадрату ночного неба в потолке. Крылья, легкость, полет, ветер, ерошащий перья, земля далеко внизу, вокруг луны плывут клочки облаков… блаженство, свобода, счастье. Темнота начинает тускнеть, выцветать, бледный свет расползается над горизонтом. Надо куда-то сесть, чтобы крылья не подвели, если вдруг инстинкты повелят бежать прочь от ужасного страха. Птица плохо понимает, почему свет несет страх, но нутро велит подчиниться. Она слетает на ближайшую крышу. Призрачная серость начинает наливаться красками, разгорается огнем, золотом и кровью. Они сливаются в единое полотно, которое понемногу накрывает такое неожиданно огромное, бездонное небо… крылья дергаются против воли в желании вспорхнуть и умчаться вослед отступившей ночи. Крылья расправляются, но нутро снова шепчет — нет, это важно, это слишком важно, нельзя отступить, только не сейчас. Рыжие, золотые, алые потоки растекаются по синеве, затопляют собой сознание, поглощают и волокут на дно огненного моря, в бездну огненного неба, в глубину огненного ада… …из-за края земли поднимается ослепительный, белый от всех сплавленных воедино цветов жара, света, пламени, жизни шар. …Фенрис, не выдержав, разрывает контакт. Хочется хрипло дышать, как человеку, только проснувшемуся от кошмара. Чердак все еще тонет во тьме, сначала обрушившейся на чувства со всей силы, но затем Фенрис кое-как берет себя в руки. Крылья остались там, снаружи, в небе, на рассвете. Она здесь, у нее две руки, две ноги, человеческий разум и острая необходимость захлопнуть треклятую дверцу. Фенрис, пошатываясь, встает, затем бегом бросается к дверце, яростно борясь с подступающей сонливостью. Нельзя, нельзя, сначала отрезать лучам вход в убежище, а только потом спать… она резко делает последний шаг, с силой захлопывает дверцу, щелкает засовом и только потом позволяет себе свалиться на пол, чтобы уснуть. Не только среди Тореадоров встречаются глупцы, смеющие любоваться на солнце.