Плеер, шерсть и магия крови

Убежище Твое убежище — это земля. Крыши имеют свойство обваливаться, стены могут быть разрушены, запечатанные двери слишком любят вскрывать. Земля же не предает ни за что, никогда: если погрузиться в эти объятия, что пахнут травой и почвой, то даже самые сильные и хитроумные враги не смогут забрать тебя у нее без боя. Ты прах и в прах возвратишься — и ты давно приняла такой порядок вещей. Солнце Птенцам легче переносить разлуку с солнцем — они все еще помнят его тепло, им снится его сияющий свет, они греются в уюте воспоминаний о живых ясных днях. Ночи проходят за ночами, превращаются в недели и месяцы, но силы памяти еще хватает. Она сильна, даже когда проходит год, второй, третий... но рано или поздно даже у бессмертных воспоминания начинают блекнуть и выцветать. Что бы ты делала, не будь в твоей крови силы, позволяющей хоть украдкой взглянуть на зарево рассвета чужими глазами? А что будет делать Ирэн, когда поймет, что уже ничего не помнит о солнце?.. Vamily Ты знаешь, что никогда не сможешь создать себе Дитя. Впрочем, ты бы и так не решилась: обрекать кого-то еще нести проклятие вашего рода все же безумно жестоко. Но иногда волчицы подбирают осиротевших щенков — а этот, к тому же, столь сильно похож на потерянного тобою давным-давно... И пусть другие Сородичи говорят, что всем вам дано испытывать какое-то подобие привязанности лишь через узы крови. Сородичи — известные лжецы. Человечность Звери не думают о смерти и не сожалеют об утраченном. Звери не страдают и не терзаются угрызениями совести. Иногда тебе очень сильно, искусительно сильно хочется стать такой же — не думать, не вспоминать, не тосковать. Стать Зверем. Шагнуть в эту бездну, полную силы, тебе куда проще: твой клан всегда балансировал на самом ее краю. Эта бездна зовет и манит, сулит бесконечную мощь, бесконечную свободу, бесконечную пищу. Но никакая власть не сделает тебя сильнее, чем твой разум, ничто не освободит тебя, кроме твоей воли, никакая, даже самая горячая кровь не согреет тебя так, как память о человеческой любви и солнечном свете. Камарилья Башня из слоновой кости давно запачкана кровью. Этого, конечно, следовало ожидать: даже самая безобидная оболочка не спрячет в себе натуру хищника. Смертные просто предпочитают ее не замечать, и им с удовольствием подыгрывают. Смертные сами рады обманываться — так можно верить в разумный и даже, мало ли, справедливый мир... он давно утонул во тьме и отчаянии, а они все еще цепляются за свою веру. Что ж, участники маскарада предпочитают разглядывать прекрасные маски, а не скрытые за ними настоящие лица. Сир Сира можно любить и ненавидеть одновременно, это совершенно оправданно. Кто, если не Сир, лишает жизни и обрушивает проклятье равно на тело и душу? Кто, если не Сир, дарит бессмертие и возможность увидеть мир именно таким, каков он на самом деле? Тебе досталась очень мощная кровь, неонат, так цени же этот подарок: его кто-нибудь попытается отобрать рано или поздно. Камарилья не терпит диаблери? Ха. Учись и постигай свои силы, чтоб вера в этот запрет не стала когда-нибудь твоей последней ошибкой. Учись и никогда не смотри князю прямо в глаза — не только из-за Доминирования, нет; в них полыхает безумное пламя самой Геенны. Кормление Твои клыки навсегда останутся неестественно длинными: это знак хищника, которым тебя пометили при Становлении. Первые годы в минуты растерянности язык всегда блуждал по их кончикам, проверял остроту, молил ощутить вкус крови. Впиться в шею, вспороть кожу — и глотать, глотать, глотать багряную лаву, пока умирающий внутри человек не отшвырнет Зверя от гниющих останков совести, не попытается остановить всепожирающую реку бесконечно — вечно — блаженного удовольствия, не закричит во весь голос, что ты никогда не вернешься, если не сможешь остановиться. И все твое существование основано лишь на этом хрупком "пока", которое так легко может однажды исчезнуть. Клановое проклятие Гангрел прокляты бесконечной свободой, изменчивой формой и неистребимыми инстинктами: крылья в ночи, звериный вой в темноте, сосульки окровавленной шерсти, право силы и умение охотиться там, откуда бегут другие Сородичи. Тремер прокляты бесконечной жаждой, несдержанным полетом разума и тысячей подвластных искусств: беспрестанное поглощение знаний, невероятное понимание силы витэ, беспринципное желание выжить и необузданная фантазия истинного мага. Одни — почти оборотни, другие — почти маги, слишком чуждые другим кланам, враждебные подделки своих живых оригиналов, вечно идущие по лезвию ножа... на котором остаются следы крови тех, кто так истово желает с ними покончить. Котерия В современные жестокие ночи птенцы любят сбиваться в стайки: это дарит им ощущение сплоченности, гонит прочь страх одиночества, позволяет воспользоваться чужими преимуществами и компенсировать свои недостатки. Ирэн, однако, не стремится примыкать ни к какой группировке; да и другие, по правде сказать, не спешат зазывать к себе новичка со столь дурной репутацией, да еще и Тремер. Тебе же всегда было наплевать на предубеждения против волков, что бегают одни. А так вы можете стать спина к спине, в которые никто не сумеет вонзить нож. Стиль хищника Мерцающий электрический свет сменяется бархатной полутьмой; под подошвы кед все чаще попадаются бычки, обертки и всякий подобный мусор. Ты идешь спокойно, уверенно, руки беззаботно спрятаны в карманы джинсов. Слуха касается отдаленный шорох автомобильных шин, попискивание крыс в объедках за баками, чьи-то шаги впереди. Тяжелые, мужские. — Эй, крошка, куда спешишь? Искренне отвечаешь: — К тебе, — и ускоряешь шаг, который не получится обогнать.