Фобос

После такого, простого и откровенного, признания Лимфоузел не мог прийти в себя еще полночи, лежал и размышлял. Как только он понял, какое падение в преисподнюю имел в виду Эрни, его как будто накрыло. У него самого когда-то уже была депрессия, и он не желал такого никому. Правда, он никогда не поднимался до стратосферы, как сказал Эрни, а это казалось еще больнее. Он не удержался, схватил такое хрупкое — по сравнению с ним — тело, сжал в объятиях, тех самых, которых не хватало ему в свое время; тело сначала вздрогнуло, а потом расслабилось в его руках. Он слышал, как бешено колотится сердце в его груди, но не отпускал, сжимал и шептал на ухо: «Все будет хорошо. И тебе тоже», гладил по спине и плечам, пересчитывал позвонки сквозь тонкую ткань футболки, сам удивлялся себе: и когда стал таким чутким? К чужому мужику, довольно неприятному как человек, взять хотя бы его приставания в шутку. И пофиг, что он приютил тебя, когда ты загибался там на его любимой лавке. Неужели сны так подействовали, заставили влюбиться? Потом, когда он отпустил Эрни, они поужинали, как всегда, ненавистными пельменями и разошлись. Он долго думал, даже поймал себя на мысли, что больше не захочет его теперь, когда узнал не тело из снов, а живого человека. Да и не влюбился Саня в него, а пожалел, так же как и тот его. Сначала Эрни не послал его, тогда, у реки, а выслушал его историю, потом нашел избитого и приютил, теперь проникся тем, каково на душе у Эрни. Он потушил свечу и лег спать. …Они снова вдвоем, стоят на тесной площадке в дыму и демоническом красном свете. Эрни, еще больше похожий на черта, прижимает его спиной к трубе, стаскивает ненужную одежду, проникает руками всюду, и его член встает колом, не хуже этой самой трубы, а потом изливается. Лимфоузел проснулся и понял, что ошибся, что он больше не захочет. Он встал и пошел стирать простыню. Эрни нигде не видно, его дверь закрыта, входная дверь тоже. Поговорить не с кем, а надо ли? Что Саня скажет? Очередное «все будет хорошо»? Еще раз обнимет, как вечером? Извинится за грязную простынь? Так ведь Эрни советовал подрочить перед сном, с пустыми яйцами и постель будет чище. Он закончил стирку, повесил простынь на батарею и вышел на кухню. Темно. Наверное, сейчас глубокая ночь, а он тут бродит. Он сделал себе чай и прикурил. Мысли, как голодные комары, одолевали его. Как это все неправильно!