Фобос

Снова пролетали серые, теперь уже февральские дни. Постылые попытки проводить досуг в интернете дополнились необходимостью готовить себе еду: Эрни больше не оставлял пельменей и сам, похоже, ничего не ел. Саня слышал, как он, медленно и долго собираясь, заставляет себя уходить по будильнику на работу, так же нехотя возвращается и идет к себе, иногда заносит пакет с едой, в основном кошачьей. Он заглядывал в спальню Эрни, когда того не было дома, и видел, как в аптечке становится меньше таблеток, но так и не понял каких. А помогают ли они? Он все равно какой-то вялый, или это только благодаря им он еще шевелится, не забывает о кошках и работе, и без них все было бы еще хуже? Он даже курит меньше, не встает лишний раз с дивана, как будто там чувствует себя лучше всего. А вот Саня дымит больше — еще полгода назад и не подумал бы, что будет дышать сигаретным дымом как воздухом. Однажды он снова попытался заговорить с ним, как-то поддержать, узнать о самочувствии — и услышал в ответ только знакомое «съеби». Больно и ужасно обидно, что его помощь не нужна. А ведь за эти полгода Саня совсем забыл себя, свою семью, друзей и прежнюю жизнь. И вот человек — причина его проблем — так спокойно посылает его. Эрни тихо уполз на работу, а Саня сжигал себя изнутри. Саня встал и поплелся в ванную. Долго, до боли в пальцах плескался в холодной воде, пытаясь освежиться. Поднял мутный взгляд в запятнанное зеркало. Красные глаза, глубокие мешки под глазами — чисто похмельная панда. Весь помятый, какой-то сдутый и лохматый — мама не узнала бы! Саня, кем ты стал? Он закрутил кран, вышел на кухню, налил в чашку мутный невкусный чай. Мысли грязным потоком захлестнули мозг. Саня, Санечка, а кем ты был? Студентиком-филологом-хренологом, слушающим Кипелова, с расписанным планом унылой жизни — универ-работа-семья. С твоим образованием, наверное, только какая-нибудь свободная касса. Жена, которая должна понравиться маме, несбыточные мечты о приключениях, ипотека, дети и страдания. Вот так, теперь ты видишь, что эта жизнь мечты на самом деле не такая радужная и ты запросто сопьешься к тридцати под сердечную боль и шипение жены. Хотел приключений — получай, даже если ты дошел до них от жесткого недосыпа. И не бухать. Не бухать, сука, ты еще не в полной жопе. Конечно, жизнь в чужом, незнакомом городе, без документов и работы, без старых друзей и прошлого не сахар. Но представь, что вся эта история со снами началась позже, когда на тебе уже семья, трое детей, собака, мертвая шлюха в шкафу… Ты бы закончил в психушке, Саня! Не на хате у какого-то работяги — друга по беде, а в сраной комнатке с мягкими стенами. Беда ведь еще и в том, что лекарства не помогают от этого бреда. Так что все нормас, здесь ты хотя бы не огребаешь за громкий музон или слишком длинные волосы. Он влил в себя чай и вернулся в комнату. Все нормально, да. И депрессивный Эрни, и твое прозябание здесь, и ненавидящие тебя кошки. Разве ты не этого хотел? Не этого, но и не того, что ждало тебя дома. Успокойся, Саня… Пролетел день. Привычный шорох ключа в замке не заставил Саню выйти навстречу Эрни. Нет. Он уже знал, что Эрни не рад ему. Быстрые тяжелые шаги добрались до кухни; послышался глухой стук: что-то приземлилось на пол. Потом они направились в зал. Странно. Он не ходил туда после улицы. Он курил по пути домой, и больше не надо было идти на балкон. В комнате резко потемнело. Ну вот, еще и свет отключили. Кромешная темнота и полная тишина заставили похолодеть, и он невольно вспомнил, как боялся темноты в детстве. Особенно если надо было пройти мимо зеркала в темной комнате. Все время казалось, что собственное отражение обернется чем-то страшным с горящими глазами и черной кровожадной душой. Хорошо, что у Эрни нет зеркал в комнатах. Саня, как слепой, почуял Эрни по терпкому запаху немытого тела, громкому, сбитому дыханию и нашел его в зале. Изрядно похудевшее с момента их встречи тело почему-то дрожало, вызывая желание защитить. А Эрни сказал: «Съеби». — Ну когда ж ты поймешь, что я волнуюсь за тебя? Саня неистово тряс тщедушное тело, покрытое тонкой футболкой, прижимал к себе, готовый задушить его от нахлынувших чувств. Эрни не сопротивлялся, но и не казался такой тряпкой, какой был, когда лежал в депрессии. Неужели ему наконец-то лучше?! — Все будет хорошо, Эрни, слышишь? Я помогу. Ну, постараюсь. — Похуй… — Как это похуй? Ты нормальный вообще? — Ага… Вот это поворот! Еще утром еле полз на работу, а сейчас отвечает, что нормальный, и это даже похоже на правду. Что такого произошло за день, что Эрни резко стало лучше, или это таблетки наконец помогли? Или само прошло? — Правда, не шутишь? — Заебал! Эрни оттолкнул его, отошел куда-то на середину комнаты, задумчиво остановился. Пошел на балкон, и Саня почти на ощупь вышел следом. Короткая вспышка осветила лицо Эрни, когда он поджег сигарету. Он затянулся и повернулся к Сане. — Ты уже здесь? Саню резко обдало сигаретным дымом. Обидно, хоть Эрни и не специально. Он обхватил костлявые плечи и притянул парня к себе. — Прости, я и правда хочу помочь! — Не пизди для начала… Саня с радостью замолк. Они молча курили, и только когда они зашли в залитую мраком комнату, Эрни вспомнил: — Бля, сейчас включу… Пять минут сосредоточенного шуршания в щитовой, и в квартире загорелся свет. Саня вовсю вглядывался в бледное лицо Эрни, искал хотя бы какие-то чувства — и находил. Эрни больше не безразличная к своей жизни или смерти тряпка, греющая кошек, он пробудился от депрессняка, он живой! Саня был, как никогда, рад за него.