Фобос

Саня и сам не сразу заметил, как перестал обижаться на такие нелюбезные реплики Эрни. В нем уже не горела обида на то, что Эрни плохо относится к нему, хотя сам и виноват во всех бедах. А разве виноват? Он такая же жертва этого наваждения, ему не легче. Но теперь Сане было обидно, что Эрни не хотел принимать его помощь и поддержку, а ведь он к нему со всей душой. И от этого еще больнее. Если бы Саня ненавидел Эрни — за то, что пришел, за то, что снится ему, за то, что расстроил ему всю прежнюю жизнь — он бы понял ответную реакцию. Саня и сам сначала ненавидел его, пока не осознал, что он не виноват, так же как и сам Саня. А теперь, когда он не знал, куда деваться от неожиданно охватившей его жалости и симпатии к этому слабому и вместе с тем сильному парню, эта неприязнь резала без ножа. Эрни сидел в своей комнате, и Саня не волновался за него, потому что слышал музыку из-за двери и знал, что все в порядке. Теперь даже эта адская музыка радовала его, как символ возвращения к жизни. Наступила ночь, и вместе с ней тишина. Изредка она нарушалась грохотом мебели, топотом соседей, голосами, руганью во дворе или урчанием кошек. А Сане не спалось от неутихающей радости за Эрни. Он встал, осторожно прокрался в зал и достал бутылку с остатком рома. Выпил — теперь уже на радостях. Заснул там же — к счастью, на пьяную голову сны не донимали. Утром его разбудила странная боль, пронзившая голень, тупая, резкая и сильная. Саня вскочил, и мелкая черная кошка, выпучив глаза, отпустила его ногу и прыгнула в другой угол. Вот зараза, подумал Саня, ощупывая укушенную до крови ногу и испытывая облегчение, что голова не так болит, как в прошлый раз. Только нога. В доме ни звука. Эрни спал, и Саня не хотел будить его: человек только вернулся к нормальной жизни, зачем мешать ему? Стараясь не шуметь, он вышел на балкон, ежась от холода, и закурил. Приоткрыл раму и с размаху выбросил пустую бутылку, чтобы Эрни не заметил. Саня, у нас проблемы, только и успел подумать он, когда после громкого удара внизу сработала сигнализация у какой-то машины. Наверное, попал бутылкой, и хорошо, если не по стеклу. Курить резко расхотелось, и недокуренная сигарета полетела вслед за бутылкой. Саня проскользнул в комнату. Ну вот! Вылакал чужое бухло без разрешения, еще и стукнул чужую тачку. Замел следы, называется. И за этим ты ехал в далекий город? Саня поискал свободную стену, чтобы побиться в нее кулаками, но все, кроме той, за которой спал Эрни, были загорожены мебелью. Стоп, Саня, перестань это делать! От твоего битья ненамного легче, а заживает долго. Ты еще ругал Эрни за его ранки, и кто из вас не любит себя? Вдруг Саня наткнулся взглядом на что-то странное, включенное в розетку, присмотрелся и различил только оголенный провод. Зачем это? Странно, как будто Эрни сам подключался к розетке. Догадка заморозила кровь в жилах — так вот почему его вчера колотило, когда выключился свет! Мазохист несчастный! Вот что он называет «поработать за заземление»! Саня рванул к Эрни, заколотил в закрытую дверь, но из-за нее не донеслось ни звука. — Мудак! — Он последний раз ударил ногой в дверь и вернулся к себе. Телефон настырно мигал, и пришлось проверить почту. В диалоге с Эрни, где он писал то постыдное сообщение, был один ответ. «Я сплю, не доебывай! П.С. Хуйню ты написал». Саня остолбенел. Как это? Он писал от всего сердца! Он перечитал еще раз. И правда, какой-то ванильный бред, как будто не пацан пацану писал, а тупая влюбленная девка своему жениху. Стыд снова подступил противным комом к горлу, и он понял, что Эрни прав. А вот с этим своим заземлением не прав. И он докажет, когда Эрни проснется. Саня закрыл дверь, чтобы кусачая кошка не наведалась к нему сюда, и лег отдыхать.