Редкий случай

      Бергамо не хотел причинять кому-либо зла, тем более своей семье, которой он дорожил больше всего на свете. У него никогда не было друзей или известности, но все равно его родители, любимые сестры и брат всегда были рядом с ним. Так было. И прекрасная жизнь бок о бок с семьей продолжалась многие, счастливые годы детства. Пока внезапно Бергамо не увидел странное существо рядом с ним. Стенд появился неожиданно, тяжело принять его наличие. И тяжко находить все новые способности и способы применения своего стенда (сам Бергамо назвал его «We’ll meet again» — его сестры обожали эту песню). Бергамо любил использовать нового невидимого друга на семье. Делиться всякими секретами с сестрами и братом особенно нравилось подростку. Сами родственники почти ничего не подозревали, у Бергамо всегда выходило как-нибудь отвлечь любимых шуткой или рассказом. Бергамо безумно любил эксперименты, простые, и те, которые включали в себя работу со стендом.       Участь подопытного кролика в конце концов выпала его младшему брату, Флоренсу. Бергамо, прошептав название стенда, в одно мгновение выключил звук. Не так как раньше, ведь теперь ни Флоренс, ни другие люди не могли его слышать, он не мог слышать остальных. Бергамо хотел увидеть реакцию человека, внезапно переставшего слышать себя и других. Интерес съедал его изнутри, а жалость чувствовалась все меньше. Будто он всегда хотел, чтобы он замолчал. Или кто угодно из его семьи, лишь бы наконец было тихо. Даже любовь не смогла подавить эти отвратительнве мысли.       Бергамо видел, как Флоренс мучался, он часто стал закрываться в комнате. Спал с открытыми глазами, полными ужаса. Кричал в безмолвной агонии. Родители и сестры водили его к докторам и прочим «лекарям», но ничего не выходило. Радиуса у «We’ll meet again» по сути не было, так как пока Бергамо не отзовет свой стенд, его действия продолжаться, даже если цель будет находиться на совершенно другом континенте. А Флоренс начал сходить с ума. Бергамо видел, как его брат доставал веревку, медленно, дрожащими руками завязывал петлю.       Флоренс повесился спустя три недели, как Бергамо выключил звук.       Бергамо не понимал, что в этом плохого. Знания тоже требуют жертв — это доказала смерть брата. Но честность важна не меньше, чем жертвы, поэтому преодолев барьер страха, Бергамо рассказал семье обо всем. О стенде, об эксперименте. О Флоренсе.       Отец и мать слишком любили провинившегося сына. Доказать, что именно он виновен в смерти Флоренса невозможно, а убить — значит опуститься до уровня Бергамо, сознание и разум которого погубило любопытство. Однако простить его они были не в силах; вечером пятницы отец с матерью дали Бергамо рюкзак со всем необходимым и выставили за дверь. Так обладатель «We’ll meet again» стал скитаться по мокрым улицам и темным переулкам, зная, что скоро и он, как и убитый им брат, умрет.       Дожди шли чаще, стало холоднее. Бергамо не знал, сможет ли он пережить зиму, он опасался каждой снежинки, спадающей на землю. Иногда он убирал шум улиц, стараясь забыть обо всем, но ужасная дрожь в теле снова заставляла его умирать. Медленно и мучительно.       Впрочем, Бергамо смог найти временный выход. Отранто, владелец небольшого кафе на окраине города, подарил подростку надежду. — Тебя выгнали? Не волнуйся, живи тут сколько хочешь, хотя я был бы рад, если бы ты помогал мне в развитии этого прекрасного места. Ах, да — я тоже владею стендом. И помогу тебе с ним. — сказал тогда Отранто, и в секунды, когда он произносил эту фразу, Бергамо понял, что вновь хочет жить.       Целый год прошел незаметно, зато в жизни Бергамо поменялось многое — вести бизнес рядом с лучшим другом оказалось не хуже, чем каждый день играть с Кассандрой, Валери и Флоренсом. Пусть он по-прежнему не имел постоянного жилья, ночевать в кафе или иногда у Отранто было здорово. Тем не менее в конце января Бергамо, как и в тот раз на холодной улице, почувствовал страх, по крайней мере ему так показалось, судя по каплям пота, стекающим по щеке. — Послушай, Бергамо. Это может быть внезапно, но я принял окончательное решение, потому что понял, что действительно доверяю тебе. Я состою в мафии — Пассионе, и являюсь лидером одной из команд, которая специализируется на убийствах и, в основном, пытках. Прекрасно пойму, если ты откажешь, но я хочу, чтобы ты к нам присоединился. Ты сильный человек, Бергамо, и верен мне, и знаю, что ты в равной степени будешь верить нашему капореджиме и, непосредственно, боссу. Ты принесешь большой вклад в нашу команду, не сомневаюсь.       Бергамо согласился, невзирая на все риски. Терять больше нечего. И он догадывался, что если откажется — скорее всего будет убит.       В банде Отранто было всего пять человек, Бергамо стал шестым. И он сразу понял, насколько эта команда вероятнее всего отличается от других. Здесь не было друзей — лишь коллеги. Никто не разговаривал друг с другом, если это не касалось дела, а сами люди казались холоднокровными настолько, что сердце словно останавливалось, стоило посмотреть хоть кому-нибудь в глаза. Нет, они явно не были рады никому. Ни Бергамо, ни друг другу, ни даже своему лидеру, который оказался не тем, кем притворялся все это время. Отранто был таким же, как и другие в его банде. Безжизненным и холодным, словно труп. Впрочем, не удивительно, что все так выглядели, так как трупов было много. Каждый день они убивали и пытали людей (тогда и пригождался «We’ll meet again»). Иногда приходилось брать скальпель, или нож, или вообще что угодно, что попадалось под руку, и вырезать органы некоторых жертв. Бергамо уже даже не знал, тех ли они режут, их было страшно много, и думать не хотелось о том, кто это, лучше просто безразлично смотреть на трупы и медленно водить скальпелем по их телам. Руки всегда были в крови, одежда слишком сильно ей пропиталась, что на ней появилось множество красных пятен, трупный запах вывести было особенно тяжело.       Они продавали органы одному доктору из элитной команды. Тот же вознаграждал их деньгами или трупами, обезображенными стендом этого человека. И тогда они творили, что хотели с этими мертвецами, но в основном проводил эксперименты.       Это наверное единственное, что было по душе Бергамо. Отвратительно, мертвые тела, да и к тому же до неузнаваемости изуродованные — дрянь еще та, но интерес узнать новое слишком велик для Бергамо. Также опыты над трупами — это занятие, которое, как странно бы это не звучало, нравилось всем, и только в это время члены команды открывали рты не только, чтобы дать кому-то указания или еще что, связанное с работой. Бергамо ненавидел свою работу. Но к «коллегам» привыкнуть смог, не смея при этом думать о дружбе с ними. Они не были людьми. Лишь мерзкими, бездушными оболочками, которые с трудом натянули на монстров. — Этот? Но, он ребенок… — Бергамо, молчи и делай. — сказал Отранто, когда в зал принесли маленького мальчика. Ему было от силы лет шесть, у него были большие, полные горячих слез глаза, растрепанные светлые волосы, мокрые от пота, из носа шла кровь; он не мог убить его. Просто не мог! «Он не виновен! Отпустите его!» — хотел закричать Бергамо, но не сделал этого. Он, вместо этого отозвал свой стенд и с немного несвойственной для него улыбкой повернул голову на дверь в противоположной стороне темной комнаты. — Я капо, Отранто. Я давно начал копить нужное состояние для Пьемонта. Он уже согласился отдать мне власть и, через, — Бергамо посмотрел на настенные часы, — тридцать секунд он будет здесь. Этот ребенок не тот, кто нам нужен, Отранто! — внезапно вскрикнул Бергамо, — Без разбору убиваешь всех подряд, это мне уже надоело. Вы все мне нравитесь, а ты — тот, кто принял меня, невзирая на то, что я сотворил, но я не могу терпеть ваши лица, и то, что вы делаете!       Перед тем, как Отранто смог что-то ответить, Пьемонт открыл скрипучие двери.       Бергамо стал капореджиме, хотя и не на долго (через полгода Пьемонт, непонятно каким образом, вернул деньги в семикратном размере). Однако этого времени было достаточно, чтобы хотя бы немного превратить этот ад в менее ужасное место.       Состав команды остался неизменным, но определенно не таким «мертвым», как был до этого. Отранто, Бергамо и остальные все еще убивали, но сотрудничать с элитным отрядом, в частности с одним из самых опасных членов Пассионе, Чоколаттой, перестали. Трупный запах потихоньку выветривался. Они все еще убивали, но когда лидером банды стал Бергамо, их род деятельности слегка поменялся. Поиск информации понравился банде не меньше, чем потрошение трупов, к счатью для нового лидера. Тогда солнце взошло над Бергамо. Все по-пержнему называли друг друга «коллегами», но видно, как лед между всеми немного тронулся. Отранто приятно удивил Бергамо больше всего; он улыбался, когда находился за стенами Пассионе, словно и не выходил из своего кафе, которым до сих пор управляет.       В мафию почти ежедневно приходили один-два новых человека, вступали в какую-нибудь команду, пройдя тест на верность (самый знаменитый был у Польпо, однако и у других капореджиме не менее интересные первые задания). Как правило, стенды есть у всех: некоторые имеют его с рождения, есть те, у кого он появился в течении жизни, нередко на глаза попадаются люди Польпо, чей стенд способен давать людям особые способности.       Тот, кто пришел в банду Бергамо, имел стенд с рождения. «Our perfect disease» Хинохары Клафути — интересный, если так возможно выразится. И исключительно идеально подходящий для пыток; жестокость способности этого человека заключалась в том, что перед тем, как потерять рассудок, или умереть (если так захочет Клафути), жертва всю неделю будет страдать, кричать в адских муках и в некоторых случаях разрывать собственное тело на части, лишь бы все прекратилось. Но пока стенд действует, пока Хинохара следит за процессом, умереть не получится — в каком-то смысле стенд дает временное бессмертие, чудовищное и совсем не такое, каким его представляют всякие идеалисты и оптимистичные мечтатели. Именно это пугало Бергамо с того самого момента, когда они впервые встретились. Он понимал, что пожимает руку существу, собирающего армии бездушных и бесчувственных марионеток, каждый из которых прошел через все девять кругов ада всего за семь дней.       Однако было кое-что в Хинохаре, что давало смешанные и противоречивые чувства насчет него. Несмотря на пугающую силу, ее владелец казался неплохим человеком: начиная от яркой и в каком-то смысле экстравагантой внешности, например длинная бирюзовая коса идеально прямых волос за спиной, или знаменитых в узких кругах синих очков, больших и вычурных, совершенно странной формы, глаза ядовито-зеленого цвета привлекали не меньше, чем все остальное, и заканчивая нетипичным для всей команды «мертвецов» живым характером. По венам этого парня текла нескончаемая энергия, жизнь и юность. Он был другим. Он казался человеком; на самом деле, он тоже монстр, безусловно, Бергамо догадывался, просто оболочка была прочнее и лучше, чем у других.       Хинохара каждый день доказывал всем, что чего-то стоит. Безупречное выполнение указаний и полное повиновение и верность не могли не заинтересовать Бергамо и Пьемонта. Однако внимания со стороны самого босса никто не ожидал.

***

— Вы Тициано и… Сквало, верно? Из элитного отряда, я полагаю. — Бергамо нервно улыбнулся, не каждый день можно встретить кого-то настолько важного, особенно после разрыва связей с Чоколаттой. — Я могу чем-нибудь помочь? — Вполне. Нам же нужен именно он, Сквало? — сказал Тициано, произнеся имя партнера самым бархатистым голосом, который только довелось слышать Бергамо. Обладатель «The Clash» улыбнулся и кивнул, после чего посмотрел на бывшего лидера одной из команд Пьемонта: — Приказ от босса. Отныне ты и ваш новичок, Хинохара Клафути, будете работать в одной команде, отдельно от остальных. Конечно, ты можешь также управлять этой бандой, хотя видеть ты их больше не сможешь так часто, как раньше. — Это странно… Я, — на полуслове его остановил внезапно появившийся «Our perfect disease» Хинохары. Стенд с милой, как всегда, улыбкой прикрыл губы Бергамо, и уставился на Тициано и Скуало. Через мгновение в комнату бесшумно зашел Клафути. — Мы с радостью станем работать вместе! Ох, я безумно счастлив вас встретить, — Хинохара приобнял Бергамо за плечи одной рукой, а другой стал играть с темными локонами бывшего лидера, — Босс уже дал нам работу?       Тициано в удивлении приподнял бровь, как будто не ожидал такой положительной реакции, но, спустя пару секунд он изменился в лице; оно вновь выражало равнодушие. — Да… Э, нет. Ждите дальнейших указаний. А вообще, слышал, вашей команде нужно было узнать, есть ли стенд у человека по имени Антонио Труссарди. Так вот вы и выясните это. Удачи. — обладатель «Talking heads» взглянул на своего партнера. Тот еле заметно кивнул ему и положил свою руку на его талию, после чего Тициано продолжил: — Вы дальше сами разберетесь, у нас тоже есть дела.       Чуть Скуало и Тициано покинули здание, Хинохара немного поменялся в лице; точнее, полностью: его улыбка мгновенно исчезла, веселый взгляд стал скучающим и раздраженным, рука перестала играть с волосами лидера, теперь она просто находилась на его плече. Клафути словно превратился в совершенно другого человека, и Бергамо только сейчас заметил эту странность, так как такое происходило лишь при упоминании босса, элитного отряда, или при появлении оных на территории команды. Бергамо, однако, никогда раньше ничего не подозревал, но сейчас, когда Хинохара, в нескольких сантиметрах от него, смотрел прямо в глаза бывшего лидера со взглядом, в котором едва можно было уловить нотки ярости и нескончаемой злости, даже зависти, отчетливо стало ясно, что Хинохара Клафути точно чего-то хотел добиться, вступив в мафию. Чего-то, о чем ни одна живая душа знать не должна.       Хотя, все это бред и глупые догадки. Так думал Бергамо в своей голове, и отчаянно пытался заставить поверить себя, в то, что это все ложь. Он смог, решив оставить эти домыслы и недоверие в глубине своего разума и сердца. — Не нравятся они мне. Да и весь элитный отряд в целом. Они что-то скрывают, Бергамо.       Хинохара нахмурился еще больше. Через несколько секунд он вплотную прижался лицом к своему другу. — Босс. Они должны его знать. Бергамо. — шепнул Клафути в его ухо. По спине Бергамо прошла легка дрожь. Но он уверенно выпрямил спину, хотя и ответил тоже шепотом: — Не будь идиотом, не первый день в Пассионе же. Никто не знает босса в лицо, даже Винегар Доппио, через которого проходят все его приказы. Я пойду расскажу Отрано, что мы вдоем работаем, ладно? — Бергамо повысил тон и его голось стал снова звучать нормально, — Оставайся зде-        Хинохара резко сжал его запястье. — Нет! Отранто не должен знать. Знаешь ведь, что он всегда хотел на босса работать. А значит, ему доверять нельзя. У всех в этой команде сильные стенды, а все их владельцы — прогнившие, завистливые твари. Кроме нас с тобой. Хотя способности у нас очевидно лучше, так почему бы не сохранить все в тайне, чтобы отношения с «друзьями» не портить? К тому же, если они не будут знать, можно точно выяснить, не поддерживают ли они все еще связи с элитным отрядом. Бергамо, прошу, не рассказывай. — тут Хинохара будто виновато отвел взгляд, состроив грустное выражение лица. Владелец «We’ll meet again» осторожно приобнял Клафути, как раньше обнимал брата. — Я понимаю. Я не буду рассказывать, но только пока. Наша командная работа возможно воодушевит всех, кто знает, поэтому они все равно должны быть уведомлены, рано или поздно. Но раз ты сейчас не хочешь, то пусть. Бергамо, совсем позабыв о том, что Клафути — не Флоренс, нежно поцеловал его в лоб, успокаивая его, словно младшего брата.       Хинохара злорадно улыбнулся.       Однако в следующую секунду он почувстовал, что искренне хочет обнять Бергамо сильнее. Странно. Не важно.       Оказывается, босс не прогадал. Вдвоем Хинохара и Бергамо действительно хорошо и слаженно работали. Их внезапную дружбу заметили даже члены команды, но Отранто решил не трогать их, радуясь, что человек, которого он. спас два года назад, наконец-то по-настоящему счастлив, пусть и вдали от своей банды. Хотя и было немного досадно, так как теперь Бергамо будто забыл их, предпочел день и ночь куда-то уходить с Хинохарой, а потом веселым, иногда с ранениями, возвращаться.       Клафути же стал почетным членом Пассионе в более широких кругах, о некоторых победах дуэта даже элитный отряд с восхищением рассуждал.       Бергамо теперь улыбался чаще, гордость за Хинохару помогла заглушить душевную боль и подозрения. Даже на ужасающий стенд Клафути лидер закрыл глаза.       Однако он всё ещё сильно сомневался в «абсолютной», по словам Клафути, верности. Хинохара не переставал повторять свои теории заговора, личность босса для него — вечно открытый вопрос, и он нисколько не боялся говорить об этом во весь голос. «Еще чего!» — восклицал парень, «Я не собираюсь просто принять свою беспомощность перед боссом, сдаться и перестать искать правду — путь истинных идиотов!»       Под тишину и недовольство своих коллег он яростно доказывал свое мировозрение, возомнив себя умнее остальных, посчитав себя гением, понявшим суть жизни в мафии, хотя он ничего на самом деле не знал. Тогда к Бергамо окончательно вернулись опасения.       Наивная душа, вопреки всему, ничего с этим не сделала, дав полную свободу мыслей этому монстру. Понадобилось узреть самый настоящий кошмар, чтобы понять свою ошибку.

***

      Они долго шли по оживленной улице, проталкиваясь сквозь десятки, ничего не подозревающих о причине их местонахождения здесь, людей. Раздраженно извиняясь перед всеми, Бергамо все-таки вышел на нужный, узкий переулок Виколо дель Курато, в который мало кто заходил, к счастью для планов дуэта. Обернувшись, мужчина хотел позвать Клафути, однако он не откликнулся. Осмотревшись по сторонам, Бергамо обеспокоенно прикусил нижнюю губу, потому как не видел никого с длинной бирюзовой косой.       В этот день, Хинохара Клафути нашел свой идеал. А этот "идеал" нашел собственный в лице мафиози.

***

      Грегорио родился необычным ребеноком. Он не был альбиносом, как показали тесты, но почему-то его глаза, волосы и каждый сантиметр его тела — полностью белые. Не трупно-синеватый. Белоснежный, чистейший белый, даже казалось, будто он еле прозрачен.       За так называемую всеми «ангельскую внешность» и такой же характер, его родители, желавшие видеть в своем сыне идеальное существо, строго и упорно растили его, словно принца, не позволяя ему ошибаться, потому как попросту не верили, что он вообще способен на это. Невзирая на то, что это была лишь внешность. Грегорио использовали в качестве красивой коллекционной куклы под стеклянным куполом, с прекрасной охраной. Его ежедневно полировали, доводя до невозможной совершенности, любили, точнее принимали свою озабоченность его внешностью за это слово, а окружающие его люди возвышали его, за белизну и чистоту. Для всех он считался не более, чем красивой статуей, а на личность никто внимания не обращал.       Грегорио долго не мог это осознать.       Но его сердце еще с детсва гнило с каждым днем. Руки родителей и других пережимали его горло, лишив возможности говорить о чувствах. Но истошный крик души, тот, который остался у Грегорио глубоко в сердце, съедал его изнутри.       Грегорио мечтал о настоящей человеческой жизни. Яркой, интересной, той, в которой можно делать все что захочешь. Той, в которой всем будет плевать на твою внешность и "красивую обёртку". В которой будет важен лишь результат действий, а не внешность.       Однажды он понял, как ощутить ту жизнь, которой он пусть и немного, но завидовал.       Грегорио нашел Пассионе, однажды увидев собрание какой-то мафиозной банды. В итоге, у него удалось найти способ следить за приключениями тех людей. Он и не представлял, насколько увлекательным это было. Он не был членом организации, лишь наблюдал, но этого было достаточно, чтобы вдохнуть хотя бы немного воздуха свободы. Грегорио следил аккуратно: его поведение не заметили ни люди, считавшие его ангелом, ни те, кем он по-настоящему восхищался, которые его бы разве что мусором назвали, к великому для него счастью.       Это было начало его падения в самое дно ада.       В какой-то летний день, позже ставший для него знаменательным, Грегорио заметил появление нового человека в мафии. Новоприбывший пока что только солдат, Хинохара Клафути, неосознанно показал Грегорио, что такое искренняя любовь к своему делу. Решительность и жажда авантюризма этого парня пробуждали в Грегорио совершенно новые, ранее не испытанные чувства к другому человеку. Была ли это любовь? Или одержимость? Грегорио не знал, ему по правде наплевать, ведь неважно, какие действительно эмоции охватывали разум юноши, когда он завороженно подглядывал за действиями Клафути, главное — он стал счастливым. Он познал истину жизни. Интересной, невероятной, настоящей.       В один момент Грегорио этого стало мало. Прошло много месяцев с тех пор, как он нашел свое вдохновение и по началу он и мечтать о большем не мог. Каждую ночь он засыпал с мыслями об абмициозном человеке. Он боготворил его, вознеся его душу в своих мыслях до небес, с которых он сам медленно падал. Грегорио не заметил, как косвенно стал думать о Клафути так, как другие люди думают о самом альбиносе. Но юноша убеждал себя в том, что его мысли совсем не такие; он считал этого человека живым. Он проникался всеми чувствами и эмоциями Клафути.       Грегорио перестал наблюдать за всей организацией, лишь Хинохара теперь был его ежедневным объектом неподдельного интереса. Юноша уезжал из города только ради Клафути, просто-напросто чтобы уловить как можно больше прищуренного хитрого взгляда, устремленного в сторону, в которой он прятался, затаив дыхание. Но Грегорио этого было недостаточно. Он вожделел встречи с любовью. Он хотел быть рядом с Хинохарой каждую секунду своей жалкой, фальшивой жизни.       Торопиться Грегорио не собирался, однако теперь юноша стал подходить ближе, меньше скрываться. Однажды он решил попробовать вести себя так же, как и его вдохновение: рискованно и живо. Он решил перестать прятаться совсем, тут и там мелькать перед взором того, кого боготворил. И Грегорио это не просто понравилось, сорвав с себя маску никак не проявляющего себя сталкера, он кажется понял, что дышит вновь. Свобода и адреналин казались ему даже нужнее, чем кислород. Грегорио стал падать быстрее, с еще большим желанием, чем раньше.       Грегорио окончательно потерял бдительность, утопая в ярко-зеленых глазах Клафути. Набравшись смелости, он не просто шел на безопасном расстоянии, теряясь в масовке, он начал ходить за Хинохарой и его новым напарником, кажется Бергамо, по пятам, совершенно потеряв страх. И Грегорио снова вернул себе чувство счастья. Однако не все было настолько просто: ему показалось, что Бергамо понял, кто он, а после долгих наблюдений за этим парнем Грегорио знал, что друг его музы точно поделится своими доводами о личности сталкера. По началу он места себе не находил, задавая себе мысленно тонны вопросов о его возможно не лучшей судьбе, если Клафути узнает о нем. Его дыхание стало сбиваться чаще, а волнение вновь настигало его тело, чуть он замечал на себе взгляд Хинохары. У Грегорио возникло чувство, что он отступил назад, предпочитая снова прятаться; юноша думал, что уже прошел этот этап. Он опять вернулся в самое начало. Это бесило. Нет, он не собирался убивать подозрительного напарника своего Хинохары, даже став намного смелее, Грегорио не хотел, чтобы от его руки умер тот, кто близок Клафути. Вместо этого, Грегорио совершил поступок, безумство которого переходило все возможные рамки. Грегорио решил достичь полной эйфории. Он решил заставить Хинохару заговорить с ним, он хотел, чтобы именно он понял, что происходит.

***

      Давно привыкнув к удивленным лицам некоторых прохожих, Грегорио, не обращая на них внимания, медленно и осторожно шел через многолюдную площадь вдоль Виа дей Коронари. Его длинные волосы то и дело задевали и зацеплялись за сумки и рюкзаки, поэтому парню приходилось постоянно выдавливать вежливую улыбку, останавливаться и извиняться. Когда он проходил через пешеходный переход, ему пришлось ускорить шаг, из-за большого количества людей ему приходилось медлить, и он боялся не успеть перейти. Чуть оттолкнув проходящих мимо него людей, он, не видя перед собой ничего, кроме своих белых прядей почувствовал, как падает на кого-то. Но что-то невидимое ухватило его за шиворот рубашки. Быстро скооперировшись, Грегорио тут же отпрыгнул от человека впереди. Когда он наконец смог убрать волосы, то заметил высокую тонкую фигуру. Ядовито-зеленые глаза под синими стеклами очков выглядели обеспокоенными, бирюзовая челка развевалась на лёгком ветру. Это был Хинохара.       Это был настоящий ангел. Теперь Грегорио полностью убедился в этом. — Какой ты…необычный. — с усмешкой сказал парень. Он мягко взял Грегорио за запястье и отвёл подальше от толпы, перестав загораживать путь другим. — Ты чего молчишь? Как статуя, ей богу! У меня немного времени, мой напарник скоро пойдет искать меня. Тебя как зовут?       От стеклянного, ледяного взгляда, полного надежды и слепой любви, в сознании Хинохары вспыхнул огонь. — Грегорио. — белые потрескавшиеся губы еле двигались. Парень произносил свое имя медленно и тихо, будто боялся раскрыться. Хотя его теплую улыбку спрятать не вышло. — Ну, тогда сразу перейду к делу, дорогой Грегорио. Возле Хинохары тут же появился его стенд и в эту секунду про второй акт «Our perfect disease» теперь мог узнать не только его владелец. Клафути понимал, что риск велик. Немного колебаясь он все же решился без промедления вонзить в оголенное плечо Грегорио украденный у босса, чье имя ему еще предстояло узнать, осколок стрелы. На глазах жертвы вмиг выступили капли слез, с языка сорвался тонюсенький писк. Рука парня рефлекторно схватилась за рану от осколка, сам Грегорио не смог выдержать и согнулся пополам, совершенно не понимая, откуда появились ужасные ощущения. Белые волосы закрывали лицо, а все мысли были сосредоточены на непрекращающейся боли, поэтому парень не заметил, как теплые пальцы Хинохары медленно обхватили его предплечье. Как в вену вошла тонкая игла шприца, принадлежавшая стенду мафиози. Однако через боль Грегорио удалось услышать будто успокаювающий шепот, от которого даже дрожь по телу пробегала: — Я сохраню твою жизнь, мой ангел, — Клафути взволнованно цыкнул, — Настолько долго, насколько это возможно. Я не мог ошибиться. — последних слов Грегорио не разобрал. В последующие несколько коротких мгновений мир вокруг него обратился в кромешную темноту, а после странное чувство. Удивительно, но оно совершенно не было болезненным, наоборот: даже приятным. Способность нормально видеть и двигаться постепенно вернулась, и Грегорио вновь поднял глаза на того, за кем уже давно наблюдал. «Ангел» не думал о том, что произошло, может, ему просто вкололи странные наркотики или что-то вроде того, но эту мысль он отбросил почти мгновенно; он увидел, что в руках его возлюбленного был какой-то золотой осколок, по форме чем-то напоминающий часть стрелы. Сам же человек, державший его в руках, внимательно наблюдал за Грегорио, не сводя с него взгляд. Казалось, будто он смотрел прямо в душу, его глаза выражали ничто иное, как злорадное счастье и надежду. Все это, все эти эмоции и жизнь, которую можно было почувствовать сквозь эти глаза, они будоражили разум Грегорио, из-за них он не мог ровно дышать.       Хинохара не знал, как долго нужно ждать, чтобы стенд проявился. Но был не против еще подольше посмотреть на Грегорио. Этот ангел. Он казался стеклянным. Или фарфоровым. Чистым, безжизненным, но в то же время Клафути видел, что внутри у этого юноши бесконечный океан эмоций. Ненависти. Страстное желание мести заставляло Хинохару не переставать держать его запястье, хотелось приблизиться еще. Владелец «Our perfect disease» осознал, что этот белоснежный парень — его ключ к спасению, к победе над всем Пассионе. Тот, кого он бы смог использовать без страха предательства. — Мое имя Хинохара Клафути. Осколок стрелы, которую я в тебя воткнул, даровал тебе, мой дорогой Грегорио, стенд. — наконец, спустя несколько минут напряженной тишины Клафути заговорил, все же отойдя от Грегорио подальше. — Стенд — воплощение твоей души, имеющее особые способности. И так как твое сердце сейчас бьется, а оно бьется не медленно, стрела избрала тебя, поэтому — мои поздравления! Мафиози улыбнулся и тут же показал «Our perfect disease». На этот раз Грегорио его увидел, что Хинохара сразу же понял, судя по широко открытым от удивления и восхищения глазам. — Рад, что тебе он нравится. О, нет, мне кажется, что меня уже совсем скоро найдут, видишь того симпатичного милашку с коротким хвостиком, который мечется из стороны в сторону, явно спрашивая окружающих про меня. Это мой напарник. Я не хочу, чтобы кто-либо узнал про наше знакомство, Грегорио. В общем, удачи тебе в применении твоего стенда, а как захочешь вновь пообщаться, приходи, специально для такого, как ты, я смог стащить у Пьемонта официальный значок Пассионе. Так тебя примут как своего, так что не бойся. Вот адрес нашего главного здания. — Клафути вытащил из кармана маленькую бумажку и сунул ее в руки Грегорио. Раскрыв ладонь, белоснежный прочел адрес, написанный до безумия красивым и аккуратным почерком. — Пассионе… Я мечтал об этом. — Это мафия, мой ми... — Клафути остановился на полуслове. Он в недоумении вскинул брови, но не обратив особого внимания на осведомленность Грегорио, он хитро ухмыльнулся. — Что ж, прекрасно. Только не рассказывай никому ни о нашей, я уверен, судьбоносной встрече, ни о том, что я, не имея нужных полномочий, принял тебя туда.       Владелец «Our perfect disease» хохотнул, после повернул голову на улицу и уловил раздраженный взгляд своего напарника на себе. После этого он нервно усмехнулся, поправил волосы и вышел из переулка, оставляя там Грегорио. — Надеюсь, ты примешь мое приглашение, не хотелось бы мне прощаться с тобой навсегда. — слова Хинохары искренними не были, но Грегорио, слишком очарованный им, слышал лишь сладкую правду. — Погоди, Х-хинохара. Я должен назвать свой стенд, да…?       Парень взял Клафути за руку. От холодной ладони этого человека, Хинохара почувствовал, что несмотря на свои отнюдь не бескорыстные планы на Грегорио, он действительно не хотел отпускать его. Это необязательно было сострадание, или, что ещё хуже — любовь, как считал мафиози, скорее желание. Обладать. Контролировать. Не как своих «обычных жертв». Хинохара не вынесет, если такое чудо будет страдать, как все его остальные жертвы. Клафути любил, — обожал манипулировать. Прекрасное осознание своей власти над чужим телом и душой; от него даже дрожь по телу пробегала. Мысленно улыбнувшись от удовольствия, владелец «Our perfect disease» ответил, сжав руку Грегорио сильнее: — «Muse». Думаю, нам это подходит.       И с этими словами Хинохара скрылся в толпе людей, Грегорио смог лишь увидеть вдалеке его бирюзовую косу.       Парень понял, как сильно он хочет узреть эту прекрасную жизнь, которую проживает этот человек, чтобы только убедиться в своем отвратительно отравляющем окружении.       Хинохара развязной походкой и с раскрытыми руками для объятия приближался к другу, который, в отличии от своего напарника, не выглядел таким веселым. Бергамо все-таки ответил на объятия, однако после этого незамедлительно последовала ругань: — Ты что, черт возьми, творишь?! Хино, я все понимаю, но у нас есть дела! Здесь сотни людей вокруг, а ты вздумал отставать от меня?! Я беспокоился! — руки Бергамо действительно тряслись, будто он был всерьез напуган пропажей Клафути. — Да не волнуйся ты так, знаешь ведь, что я не ребенок. Впрочем, польщен твоей заботой.       Бергамо раздраженно вздохнул, стараясь препятствовать очередной тираде нравоучений, которая так и просилась вырваться наружу. Это даже злостью назвать было тяжело, может, разочарование и волнение? Разве только слегка. Бергамо осознавал правоту друга насчет своего отношения к нему, словно к маленькому ребенку. Но ничего не мог с собой поделать владелец «We'll meet again», Хинохара уж слишком сильно походил на Флоренса, что изгибами лица, что характером. Это было ужасно страшно. — Ладно, тогда пойдем дальше. И, кстати, ты с кем там разговаривал? Надеюсь, не зазывал того парня в Пассионе, чтобы вместе свергнуть босса. — слова Бергамо казались совершенно серьезными и без капли сарказма. — Что ты! Мы лишь случайно встретились. К тому же, такой наивной душе как он, нечего делать в мафии.       Недоверие росло с каждым словом, произнесенным Клафути, однако Бергамо нехотя поверил. Он закатил глаза, всем видом выражая свою точку зрения по поводу всего этого и положил руку на плечо напарника. — Убедил. Пойдем уже, а то здесь что-то людей прибавилось.       Бергамо так никогда и не узнал то, что действительно произошло между его другом и «этим парнем». А Хинохара стал ждать падения этой иерархии, которую сумел построить Дьяволо, чье имя он не так давно узнал. Игра в кукольный театр, за которой в роли кукловода стоял Клафути, началась сегодня, 19 августа 1993 года. И закончится она лишь через шесть лет.       Успешно выполняя одно совместное задание за другим, Хинохара и Бергамо по-настоящему стали друг для друга семьей. Да и Отранто с остальными совершенно спокойно и даже радостно отнеслись ко всему этому («В нашей команде есть те, кому наш босс доверяет так же, как Доппио и элитному отряду!» — вечно то и дело хвастался Отранто). И для Бергамо мафия окончательно стала домом, прямо как в детстве. Идиллия воцарила в Пассионе. В то время конфликтов было не много, дни проходили почти нормально, не считая регулярных битв, невероятных приключений и опасностей. Но только ли члены этой мафии проживали такие дни?       Впервые Грегорио пришел на территорию Пассионе через две недели после того, как у него, благодаря Хинохаре, появился стенд, чьи способности по истине завораживали, хотя сам подросток не решался использовать его в полную меру, так как тут же стал боятся разрушительной силы «Muse».       Грегорио и вправду позволили поговорить с Клафути, человек, представившийся, как Отранто, сначала удивленно принялся рассматривать подростка, а после запросил, кто у Грегорио капореджиме. Тот, как и говорил ему его «ангел», ответил, что Пьемонт, хотя сам парень понятия не имел, кто это. По одобрительному взгляду Отранто он все же понял, что явно кто-то важный. Пусть этот мафиози и пробурчал что-то про подозрение, он нехотя пошел за тем, кого так отчаянно хотел вновь увидеть Грегорио. — Хино, тут к тебе…— не успел лидер банды договорить фразу, как Клафути в то же мгновение подорвался с места. — Я знаю. Отранто, будь добр, ни в коем случае не упоминай о моем госте-не-мафиози больше никогда. Отранто недовольно скрестил руки. — Погоди, что?! Так, если он не член Пассионе… Хинохара! — взвыл было Отранто. Догнать Клафути лидер однако не смог, и последнее, что он смог увидеть перед потерей сознания — стенд Хино. В последствии лидер так и не оповестил всех о предателе, на этот раз совершившим нечто реально серьезное. Перед своей смертью он будет громко сожалеть о своей ошибке. Но это произойдет лишь через несколько лет.

***

      Встречи Клафути и Грегорио с тех пор участились. Почти каждый день один из опаснейших членов Пассионе прибегал в заброшенное здание в глубине Неаполя, только чтобы вновь увидеть белоснежного ангела, снова прикоснуться к его хрустальной коже и бесконечно вдыхать запах надвигающегося восстания. Грегорио быстро учился; он без проблем идеально управлял своим стендом, пусть он все ещё немного боялся, шепот Хинохары над его ухом словно придавал ему больше уверенности, отрявляя последние остатки доброй души.       Клафути в свою очередь не спал ночами. Личность Дьяволо не позволяла смыкать век, а дикая жажда скорой власти над мафией только делала его все сильней и безумней. Хино хотел знать все. До самых незначительных, глупых мелочей. Он не проводил ни секунду своей жизни, не думая о восстании. Как же любил он чувство власти!       С ума сходил.       И, наконец, несколько лет спустя столько расследований и приготовления ко всему, все было спланированно. День, в который Клафути перевернет Пассионе с ног на голову — 15 июля 1999 года. Хинохара знал каждую секунду жизни Дьяволо и его дочери Триш, он знал, кто такой Винегар Доппио, он знал про две души. И был готов к поражению. Изначально, тогда когда он только вступил в Пассионе, он не желал и слышать о проигрыше боссу. Огонь победы вечно горел в его глазах выжигая все препятствия на пути. Однако Грегорио стал знамением.       Клафути воспринял это знамение, как пришествие ангела, что направлял его в нужном направлении. И планы поменялись. С той самой секунды, когда этот белоснежный подросток произнес свое имя, огонь в глазах не потух, нет, он стал гореть ещё ярче, ведя к безупречному результату. Возможности Грегорио могли помочь Клафути достичь желаемого — взятие мафии в свои руки.       Хинохара ненавидел проигрывать, но если проигрыш сейчас даст ему победу в будущем, он будет согласен на любые риски.       Назад пути не было.       Несколько лет Бергамо жил в совершенном, прекрасном неведении. Хотел бы он, чтобы спокойные дни длились дольше, его лучший друг решил иначе.       Бергамо давно заметил, как Хинохара стал другим. Весь адреналин, желание власти только усиливалось в последние месяцы; бывший лидер заметил, как его друг перестал спать, с Клафути явно происходило что-тот ужасное, нечто невероятно опасное, нечто, что способно уничтожить все, включая самого Хино. Но Бергамо волновался не только за жизнь напарника. Вся команда была словно на иголках, недавно кто-то из чужой банды, или того хуже — некто, не являвшийся членом Пассионе вообще, пытался убить Отранто. Этот человек ни капли не был похож ни на кого, кого знал Бергамо. Его лицо никто не видел, а единственный свидетель, кем являлся сам Отранто, запомнил лишь абсолютно белые локоны.       Поиски шпиона начались тут же, однако спустя несколько месяцев так никого похожего не обнаружили, ровно так же, как и Хинохару, который бесследно пропал незадолго до случившегося. Подозрений больше никто не скрывал. Хинохара Клафути был официально признан предателем, а многие банды, включая элитный отряд, начали на него охоту с желанием получить денег от босса. Но Бергамо все не хотел признавать это дезертирство: с одной стороны, он знал, что рано или поздно что-то подобное произойдет, амбиции и безумство Клафути по поводу личности босса стали первыми тревожными звонками для Пассионе, но все предпочли повестись лишь на положительные качества. С другой же стороны, Бергамо не понимал. Не понимал, почему Отранто пришлось страдать, ведь все, чего желал Хино — это узнать, кем же является босс Пассионе.       Наивность и любовь Бергамо тянула его вниз, в самые глубины ада, где его уже ждал Клафути. Только одна вещь смогла предотвратить это падение. Отранто и его банда, люди, которых Бергамо любил не меньше, чем предателя. Они крепко держали бывшего лидера за руку прямо перед краем ямы, в которую Бергамо чуть по глупости не упал.       Одна за другой, руки, сдерживающие Бергамо исчезали.       Восстание началось. Первыми его жертвами оказалась новая семья владельца «We'll meet again». Триест, Ливорно, а после и остальные.       Все до единого были убиты на глазах Бергамо.       Отранто Хинохара убил последним, перед этим несколько дней пытая своим стендом, до этого им же предотвратив сопротивление бывшего друга. А Бергамо смотрел. Как беспощадно другим членам мафии этот монстр разрезал глотки, вырывал их органы, с неподдельным удовольствием наслаждался каждым остановившемся сердцем, заставлял мучатся, используя «Our perfect disease», как лились реки крови. Бергамо все ждал, когда наступит и его черед. Он не хотел жить. Он не мог попасть в ад. Он был там все это время, начиная с той секунды, как только Клафути вступил в мафию.       Но сладостный момент смерти не наступил. Хинохара просто оставил Бергамо у горящего здания, которое являлось главным для банды Отранто. И скрылся, прошептав только несколько прощальных слов: — Ты был хорошим человеком, единственным, кто видел во мне что-то, помимо внешности и амбиций. Сегодня я проиграю, Бергамо, ты же — выиграешь.       Последний оставшийся в банде Отранто остался жив, возможно, в представлении Клафути это и значило победу, над неумолимой жаждой власти, которую смог смягчить никто другой, помимо Бергамо. Но горячие слезы жгли сильнее, когда напротив кровавым пламенем горел дом, где Бергамо встретил свою настоящую семью, а трупы этой семьи бездыханно лежали в паре метров от его рук; это была вовсе не победа — жалкий, тошнотворный проигрыш самому себе и людям, которых до слез любишь. Глупость, излишнее доверие и наивность погубили все.       Когда Хинохара бежал на окраину города, он не мог сдержать слез. Он смеялся, ведь никто, кроме Бергамо не знал, что сегодня он не выйдет из битвы с Дьяволо победителем. Он был готов проиграть, однако как оказалось, все время боялся потерять Бергамо. Клафути знал: эта любовь не настоящая, ведь тот единственный, кто заслуживает этих чувств — это Грегорио. Грегорио был лучше, не так ли?! Да, да, нет сомнений! Голова разрывалась.       Где-то в далеко, за несколько десятков километров от Неаполя уже пролилась первая кровь. Она запятнала одежду, камни и траву. Хинохара уже в первые минуты битвы стал слабее, в конце концов с безумным смехом повалившись на землю в агонии, которую он даже не ощущал, захваченный своей целью. Он, лишь с одним открытым глазом, без ног и левой руки, смог заставить свой стенд запустить последний шприц в шею Дьяволо, однако все равно промахнулся. Несколько тихих, прерывочных вздохов. И босс наконец решил, что вновь победил очередного революционера, желавшего узнать его личность. Но все не так. От этого так смешно становилось Хинохаре, смех сдержать было особенно тяжело, даже несмотря на скорую смерть, которая, — Клафути знал, не наступит. Всю битву Грегорио бесшумно следил за всем, что делают Дьяволо и его ангел и все выжидал момента, когда босс Пассионе все-таки скроется, наслаждаясь в душе победой. Убедившись, что ни одно живое существо не находится рядом, белоснежный парень призвал свой стенд.       Тогда Грегорио впервые использовал одну из своих способностей.       Вылечивать смертельные ранения, человека, недалёкого от остановки сердца и слишком большой потери крови, которого он с отчаянием и надеждой безумно любил. Грегорио лишь тогда понял, насколько Клафути перевернул его жизнь. Насколько он ему обязан и насколько он должен быть верен.       И он заплакал хрустальными слезами.