2.
2 мая 2019 г. в 12:19
Солнце уже давно село, а неяркий свет от настольной лампы на столе Билла еще освещал комнату, и минус был только в том, что последняя лампочка в люстре так некстати перегорела. Поэтому парню приходилось писать сочинение по литературе почти что в полутьме и проклинать себя за позволенные самому себе «полчасика» погулять с друзьями. «Полчасика» внезапно превратились в час, а после и в два, поэтому Билл уже довольно долго ходил по комнате взад-вперед, пытаясь отыскать ту самую мысль, способную спасти его сочинение.
— Счастье — понятие очень растяжимое, — задумчиво произнес парень, примеряя фразу для начала, — Хотя нет, почему растяжимое?
Так и не определившись, Билл подошёл к письменному столу и всё же решил записать предложение, подумав: «А вдруг пригодится?» В голове творилось чёрт-те что, и желание учиться было настолько же невелико, как и количество оставшихся сил за этот день. Очень хотелось наконец отдохнуть, лечь в кровать и подумать. А подумать было о чём. Весь день ему не давал покоя приход ночного гостя. Билла тревожило то, что он не мог предсказать действия мужчины, и то, что Пеннивайз не раскрывал своих планов на парня. Закусив край губы, Билл всё быстрее шагал по комнате, уже совершенно не думая о сочинении, а переключившись на более интересные вещи, например, на тот самый момент, когда мужчина чуть не поцеловал его. Или Билл чуть не поцеловал мужчину? Подростка пугала его реакция на того, кто должен был пугать парня, но, к величайшему удивлению, наоборот притягивал его, словно магнитом, и заставлял думать только о нём.
Билл шумно выдохнул и попытался отбросить мысли о Пеннивайзе на потом, так как собирающийся внизу живота жар не предвещал продуктивного написания сочинения.
— Счастье — это то, что ты чувствуешь, когда делаешь добро и помогаешь другим. Каждый твой добрый поступок приносит тебе столько же счастья, сколько и тому, кому ты помог, — с умным видом размышлял Билл, пытаясь понять, достаточно ли филантропии в этой фразе, чтобы угодить его учителю литературы.
— Полнейший бред, — раздался негромкий, но очень хорошо различимый голос в тишине.
Пеннивайз будто возник из ниоткуда и сейчас стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди. Свет лампы лишь частично освещал его лицо, но и этого хватало, чтобы различить, что оно выражало. Мужчина был явно не согласен, поэтому, словно ребенок, яростно доказывающий свою правоту, инстинктивно покачивал ногой, чтобы хоть куда-нибудь деть энергию, бурлящую в нём. На секунду Биллу показалось, что он стоит на краю бездны, а эта пара увлекающих за собой глаз — его погибель или спасение.
— Счастье — это буря эмоций. Это и любовь, и нежность, и страсть. Это тепло, разливающееся изнутри. Это жар, который от пяток поднимается до самой головы. Будто бы солнце долго скрывалось от мира за тучами и наконец вылезло из своего укрытия, показав себя всем вокруг, — с каждым словом взгляд Пеннивайза становился всё более отстранённым, будто он прямо сейчас переживал все эти эмоции.
Те самые огоньки в глазах мужчины на секунду потухли, чтобы в следующее мгновение снова вспыхнуть, только теперь не излучая той искренности, которая на пару секунд все же смогла просочиться сквозь маску безразличия ко всему.
— Пиши быстрей, пока твой маленький человеческий мозг не забыл только что услышанные слова, — произнес он, выныривая из своих размышлений и улыбаясь ошарашенному Биллу, стоящему напротив.
Тот смешно приоткрыл рот от удивления, и это было так по-детски, так по-настоящему, что Пеннивайзу пришло в голову, что свою миссию «напугать» он с крахом провалил, но смог кое-что другое. То, как смотрел на него парень, с неподдельным восхищением, не могло не радовать. Билл всё же справился с эмоциями и с подозрением посмотрел на Пеннивайза, будто намёкая тому, что не верит в то, что это мысли принадлежат мужчине. Кому он врал? Разве что себе. Ему даже в голову не приходило, что мужчина мог декламировать строчки из какой-нибудь книги.
— Может, ты мне ещё и алгебру порешаешь? — с оживлением поинтересовался парень, и в его глазах Пеннивайз смог различить искорку надежды.
Билл впервые улыбнулся гостю, и в сердце того разлилось тепло, хоть он и не придал этому значение.
— Обойдешься, — фыркнул мужчина и направился к кровати Билла, еле слышными шагами пересекая комнату за пару секунд.
Парень только сейчас смог как можно лучше рассмотреть своего гостя, и от его глаз не укрылись красиво выпирающие ключицы и сильные, на удивление длинные ноги, которым могла бы позавидовать любая девушка-модель. Пеннивайз будто чувствовал на себе заинтересованный взгляд Билла, поэтому как можно грациознее сел на кровать и закинул ногу на ногу. Он одарил парня одной из своих очаровательных улыбок, способных даже айсберг растопить, а через секунду, забыв о своих намерениях, откинулся назад и рухнул в объятия мягкой постельки, раздражающе скрипнувшей под его весом.
— Тебе не кажется, что ты стал слишком наглым? — пытаясь подавить рвущиеся наружу слова покрепче, произнёс Билл.
Если бы Пеннивайз поднял голову и посмотрел на него, то свалился бы с кровати от хохота, так как шестнадцатилетний невысокий парень с двадцатипятисантиметровой линейкой в качестве оружия выглядел уж очень «опасно».
— Нет, — послышался ответ со стороны кровати, и Билл крепче сжал своё оружие в руке, так, что даже почувствовал боль, а на ладони скорее всего остались следы.
Он медленно подходил к Пеннивайзу, в любую секунду готовясь броситься вперед и ударить незваного гостя, наконец убрав эту наглую ухмылку с его лица.
— Ещё один шаг, и двадцать с лишним сантиметров окажутся у тебя в заднице, — произнес Пеннивайз, приоткрыв один глаз и оценивая длину линейки.
В его голосе слышалась угроза, и это немного отрезвило Билла. Он слегка расслабил руку и опустил взгляд, зная, что все равно не решится ударить Пеннивайза. Слишком много силы чувствовалось в этом, казалось бы, обычном мужчине, и пустая угроза, что могла показаться таковой от другого человека, звучала очень правдиво от Пеннивайза.
— А теперь медленно опусти своё чудо-оружие и послушай меня внимательно, — кровать снова скрипнула под мужчиной, и он поднялся с той же легкостью и грацией, только теперь его лицо выражало крайнюю степень серьезности.
В глазах промелькнул страх, и Билл сперва подумал, что ему показалось, но нет, Пеннивайз действительно чего-то боялся, хоть и тщательно это скрывал.
Мужчина встал напротив подростка и, слегка наклонив голову вниз, чтобы установить зрительный контакт с Биллом, со вздохом продолжил:
— Тебе не стоит бояться меня настолько сильно, чтобы брать в руку что попало и идти в бой. Во-первых, тебе не победить, — слова были удивительно мягкие для Пеннивайза, а взгляд выражал беспокойство. Словно взрослый, пытающийся что-то объяснить маленькому ребенку, мужчина делал всё, чтобы его слова поняли правильно, и между ними не было недомолвок и недоразумений. — А во-вторых, я не причиню тебе вреда. Подумай сам, если бы я хотел сделать тебе что-то плохое, я бы не стал столько ждать. Ожидание — не самая моя любимая вещь, — Пеннивайз медленно коснулся ладонями лица Билла, а на его собственном лице играла мягкая улыбка, которую, если хорошо присмотреться, можно было бы назвать фальшивой.
Подростку показалось, что эта улыбка — защита, своего рода щит, а, может, стена, чтобы никто не узнал об истинных чувствах мужчины. Почему-то Пеннивайза хотелось слушать, а самое главное, услышать и понять, поэтому Билл разжал руку, и тишину комнаты нарушил глухой звук упавшей линейки. Одним своим концом она задела ногу мужчины, но тот даже не удостоил её внимания. Пеннивайз еле слышно выдохнул, опуская взгляд, а затем, собравшись с силами и снова взглянув на парня, спросил:
— Ты мне веришь?
Ответом ему было тихое «да», и, хотя голос Билла всё ещё дрожал, страх постепенно отступал, и Пеннивайзу почему-то хотелось верить, что подросток ему не лжёт.
— Зачем ты тут? Я имею в виду, что ты делаешь в моём доме, почему преследуешь меня, приходишь вторую ночь подряд? — на одном выдохе протараторил подросток, пытаясь сохранить ясность сознания от мягких, даже нежных поглаживаний мужчины по его щекам.
— Я бы очень хотел знать ответ на твой вопрос, — осторожно начал мужчина. — Если сегодня у нас день серьёзных разговоров, то я попытаюсь объяснить. О многом тебе ещё не следует знать, скажу лишь одно — когда я увидел тебя, внутри меня будто появился компас, стрелка которого всё время на тебя указывает, да еще и тянет к тебе с немалой силой. Я пытался сопротивляться, но «это» сильнее.
Пеннивайз опустил глаза, а руки, все это время продолжавшие, успокаивая, поглаживать щёки и скулы парня большими пальцами, были спрятаны в карманы джинсов. Биллу вдруг стало немного жаль стоящего перед ним мужчину, ведь он всё это время переживал о том, чтобы не отпугнуть парня, не оттолкнуть его от себя, а, учитывая ситуацию, при которой они познакомились, это было крайне сложно. Парень прекрасно помнил, как он был напуган внезапным появлением Пеннивайза, и лишь странный, местами жестокий юмор последнего тогда смогли разрядить обстановку. Всё красноречие мужчины куда-то делось, когда он пытался успокоить Билла, поэтому парень верил Пеннивайзу. И пусть это было абсурдно: верить человеку, которого знаешь не больше суток, подросток понимал, что не может по-другому. С появлением в его жизни этого человека здравый смысл, помахав платочком, исчез, будто его и не было, и подростку было страшно сознаться самому себе, что ему это даже нравится.
Поддавшись странному порыву, Билл легонько коснулся запястья Пеннивайза, и мужчина чуть не отшатнулся от неожиданности. Он перевёл взгляд на лицо парня, смотря исподлобья, будто пытаясь найти хоть тень неискренности, но Билл смотрел мягко, его взгляд успокаивал и вселял огонёк надежды в Пеннивайза. Надежды на то, что парень не прогонит его от себя, не оттолкнет, позволит мужчине попытаться наладить между ними контакт. Мужчина, достав руки из карманов, осторожно прикоснулся к шее Билла, а через секунду притянул его к себе, и подросток уткнулся тому в плечо, обвивая тело Пеннивайза руками и крепко сжимая, словно боясь отпустить его и больше никогда не увидеть.
— Тссс, я никуда не денусь, Билли, — еле слышно прошептал Пеннивайз, зарываясь ладонями в волосы парня.
Всё это время ему приходилось не только справляться со своими эмоциями, так ещё и каждую секунду анализировать, что чувствует Билл. И сейчас, в тысячный раз проверяя состояние подростка, он не смог отыскать ни капли страха или беспокойства, наоборот, парень был очень и очень расслабленным и… счастливым? А то, как Билл сжимал ткань футболки на спине мужчины, плавило сердце Пеннивайза, и настолько невинный жест как объятие превратился в своего рода признание в каких-то своих чувствах для обоих, хоть они еще не желали признавать даже для самих себя, что эти чувства существуют. Когда Пеннивайз стал что-то значить для Билла, было непонятно. Может, на него повлияли постоянные бури эмоций, а, может быть, искренние, нежные слова мужчины, в которые так сильно хотелось верить. Прикосновения Пеннивайза не хотелось останавливать, напротив, хотелось подставляться под них, как это делают кошки. И парень был даже готов замурлыкать, настолько приятными являлись для него эти объятия, настолько в данный момент они были необходимы.
Город жил своей жизнью, огни вспыхивали и гаснули, и большинство людей уже спали, а те, кто не мог сомкнуть глаз, были либо очень счастливыми, либо глубоко несчастными людьми. Кто-то сейчас держал за руку любимого человека и шептал слова любви тому на ушко, кто-то в первый раз попробовал алкоголь в компании друзей, и теперь всё так же впервые проводил ночь с подругой, выпившей почти столько же. А кто-то бесцельно бродил по пустым улицам, раздирая себя в клочья воспоминаниями о счастливых минутах; кто-то лежал в кровати и захлебывался слезами, потому что потерял свой смысл жизни, и не важно, был ли это человек, или пушистый белый котёнок, погибший под колёсами автомобиля. Кто-то тянулся руками к звёздам, и тишина была ему ответом, но это лишь добавляло романтичности моменту, а кто-то разбивал кулаки в кровь о стену, срывая голос от криков, наполненных болью и отчаянием. Кто-то взлетал в небеса, переплетая пальцы с любовью всей своей жизни, а кто-то падал на самое дно, сильно увлёкшись «снежным» веществом и теперь теряя связь с реальностью, а, быть может, и навсегда.
У каждого человека была своя история, начавшаяся или закончившаяся в эту самую секунду, а, может, что-то между, но два силуэта, освещенные тусклым светом лампочки, не были готовы заканчивать свою историю, слишком сильным было притяжение, слишком много громких слов было сказано, и теперь отвечать за них придется обоим. Они попрощались ближе к полуночи, чтобы снова встретиться на следующий день, а звёзды наблюдали за историей этих двух, удивляясь тому, как мальчишке удалось приручить монстра, и как монстр может быть так нежен с мальчишкой.