Дыхание

Шум и хаос, непрекращающиеся крики, рыдания, шелест бумаги и камня. Ли Су так привык к ним, что пропускал мимо сознания. Задумывался порой о том, чтобы просто-напросто завязать уши, залепить их воском, чтобы, если от него что-то понадобилось, незваные посетители подавали бумагу по всем формальностям, а не наседали, словно назойливые комары. Не лишним будет уточнить, что кровь они пили лишь метафорически. Ли Су надеется, что из-за чьей-то дурной инициативы это не изменится. Даже сквозь грохот упавшего шкафа со стороны новичка голос демона, подошедшего так незаметно, что Ли Су засомневался, не телепортировался ли тот, звучит чисто. Словно звуки сами притихают от силы, ненавязчиво сквозящей в чужом голосе. Ли Су вздрагивает. Голос этот он слышит не в первый раз, но каждый раз надеется, что не в последний. Потому что, как поговаривали недобросовестные работяги за рабочим местом, Джин Сунг приходит или казнить, или на казнь. Можно лишь надеяться, что не твою. Ли Су мог опровергнуть этот слух, но вряд ли бы утверждал недрожащим голосом. Каждый раз, подвергаясь размеренному, почти не замаскированному допросу, ощущение грядущей повторной силы было сильно как никогда. Тихий голос, спокойные фразы, и рост новой стены, остановленный одной рукой. В их отделе работали не самые слабые демоны, но даже они могли лишь замедлить, если вовремя заметят. Куда им до демона-искусителя, который, Ли Су подозревал, застал свержение с небес, хоть и набрал силу значительно позже. Заставляя стену с испуганным треском вжиматься обратно в почву, Джин Сунг задал, наконец, свой страшный вопрос: — Виоле справляется со своим заданием? Будь Ли Су проклят, если ответит «нет», даже если это было бы так! — Д-да. Небольшая путаница с бумагами, ну, вы знаете, как это бывает, но в остальном всё идёт отлично! На этот раз Джин Сунг не выпытывает детали, выглядит почти рассеянным. — Справляется… это хорошо. А что он думает сам? «Сами спросите у него», никогда не ответит ему Ли Су. — Ну, он не в первый раз сталкивается с неверной формулировкой задания или неверными данными и, хоть немного взволнован, но как обычно! «Нет причин волноваться», хочет добавить Ли Су, но вовремя спохватывается — так фраза будет звучать ещё подозрительнее. — Это хорошо, — вторит своим мыслям Джин Сунг. Уходит, бросив что-то на прощание и отпустив многострадальную стену. Ли Су не слышит, что именно — слишком громко бьётся сердце. Но наугад бросает самое вежливое прощание, которое вспоминает. Ещё одна встреча пережита. Ещё один повод тихо повыть в стол при следующей встрече с Баамом, жалуясь, что его учитель снова ведёт себя словно чрезмерно заботливый и довольно жуткий отец. Скрежет сбоку продолжается, напоминая о делах. И официальных, и не очень. Заляпанные жиром бумажки, вручённые соседним отделом, внушают ещё больше отвращения, чем раньше.

***

Неделя течёт за неделей, Заместитель обращает всё больше внимания на то, как прилежно он выполняет порученные ему обязанности, на инициативы, всегда праведные и уместные. Проходит пару месяцев, и он уже участвует в обряде освящения церкви. И бессовестно его саботирует. Пара советов Баама, кинуть в святую воду это, незаметно ошибиться тут, и всё меньше святости остаётся в этих стенах. Агеро уже представляет, как теперь сможет видеться с Баамом и тут. Как тот может прийти во время службы, летать над редкими прихожанами, комментировать речь Заместителя. И мириться с ролью мальчика на побегушках будет намного, намного легче. Однажды он даже прямо приглашает Баама, странно отвлечённого. Тот не отвечает, лишь на губах мелькает, словно отблеск свечи, улыбка. Агеро предпочитает думать, что это «да». И что спокоен Баам, в чьё бедро он порой утыкался лбом, не из-за обречённого смирения, а от того, что и правда не против. Настоятель сплёл крепкую, запутанную паутину. Через пару дней голова у Агеро начала болеть от одной мысли о ней. Да с тех пор и не прекращала. Только если он не прикладывался к чужому колену. Каким-то дьявольским чудом от этого подобия ласки уходил даже напряжённый шум, частенько путающий мысли. Универсальное лекарство. Правда, давал это лекарство Баам нечасто. Хоть и не выворачивался из-под головы, но стал реже садиться на стол, больше летал за спиной или зависал посреди комнаты. Соблазн схватить лениво помахивающий хвост каждый раз был неимоверный, как и самого Баама. Схватить, притянуть, уткнуться и просто посидеть так пару минут. Однажды он и правда так делает. Не когда Баам летает вокруг, внезапно отвечая то с одной стороны, то с другой, а когда тот присаживается на край стола. Молчаливая договорённость: раз присел, значит можно уткнуться лбом, коснуться. Словно кот, изредка присаживающийся рядом и терпящий глажку. Когда кота подхватывают под живот и пересаживают на колени, то из привычной отстранённости тот приходит в нервное напряжение. Кажется, одно лишнее движение — и вцепится в держащую руку. Не слишком волнуясь об этой руке, Агеро обвивает ей Баама, возвращаясь к лежащим на столе бумагам. Впервые за последние недели ему удаётся сосредоточиться на том, что стоит за мелькающими перед глазами строками.

***

Первые разы Баам отнёсся к сидению на чужих коленях философски. Ему приходилось делать и худшие вещи, вроде доставания предметов из чужого желудка вручную. Причин вырываться у него пока нет, если не считать напряжение, которое он вполне может игнорировать. В его интересах, чтобы священник разобрался с делами так быстро и эффективно, как возможно: времени на обучение из-за возни с Заместителем и внешним миром почти не оставалось. Но время шло, дел не убавлялось, а сияющий, словно новая лампа, Агеро становился всё уверенней. Через неделю такое положение дел начинает его тревожить. Через две от накопившегося напряжения он готов и вовсе не садиться на проклятый стол. Лишь на третью Баам наконец понимает, что именно его тревожит. Агеро спрашивает что-то, больше ворча, чем действительно прося совета. Уходит в свои мысли, пока Баам повторяет про себя «Это моя работа». Работа — контролировать психическое состояние человека. Работа — находить свой подход к каждому. Вспыхивает мысль о том, что для работы он реагирует на происходящее слишком ярко, но он подавляет её. Лишь работа. Рука сжимается на талии, резкий выдох обжигает лопатку. А вот это к его работе уж точно не относится! Среди вороха мыслей, вырвавшихся, словно пепел из извергающегося вулкана, мешаются «Я уже рассказывал ему о видах демонов?», «Люди ведь различают инкубов и искусителей?» и «Ох, чёрт». Агеро сжимает ещё сильнее. Баам чувствует, как его позвонки впечатываются в чужой живот. Воздух из чужих лёгких на этот раз обжигает плечо. Вдох выходит странно дрожащим. Выдох не выходит совсем. Он не может сейчас просто бесконтрольно дёргаться и вырываться. Он не должен. Он, чтоб его, квалифицированный демон, он контролирует себя. Потому к чёрту пылающее лицо, его всё равно не видно, к чёрту отказывающийся выходить воздух, ему всё равно сейчас нужно будет говорить, к чёрту эмоции, с ними разберётся потом. — Но я ведь не… я ведь не инкуб!!! — вырывается у него вместо подготовленных слов, официальных и уравновешенных. В глазах отстранившегося Агеро скользит непонимание, и, нырнув в чужой рассудок, Баам кричит про себя. Обрывки текста, размышления, мысленные приписки и примечания к тем или иным строкам, планы, злость. Он просто забыл, что Баам всё ещё рядом. Ох, чёрт. — Инкуб? — прерывает его панику Агеро. — Это ведь тоже демон-искуситель. — Да, — успевает он взять себя в руки. — Но в аду принято разделять искусителей и инкубов с суккубами. Последние специализируются на похоти. Агеро склоняет голову к плечу: — Но ведь ты тоже насылал на меня сны о… — Это другое! Инкубы и суккубы делают это в реальности! К тому же они почти не используют иных средств. Все истории, где монаха или монашку соблазняет демон, и где действительно участвовал демон, являются примером работы инкуба или суккубы. На всякий случай он выскальзывает из-под чужой расслабившейся руки, продолжая рассказывать на небольшом расстоянии. — Во время обучения грешная душа может выбрать направления. Больше всего учиться придётся для становления искусителем. Все преподаваемые знания в результате придётся использовать, есть риск стычки с ангелами или священниками, риск для жизни. Однако, это единственная работа, которая предполагает выходные. Инкубы — подтип искусителей, работающих лишь с грехом похоти. У них есть теоретические знания о других аспектах, но, по разным причинам, они не могут работать с ними. Кроме искушений можно выбрать работу с бумагами, чего я крайне не советую. Выходные редки даже у тех, кто пробился на высокие позиции, а сама работа напоминает то, как описывается ад в ваших книгах. — А если кто-то плох во всём? — Раб или слуга. Не волнуйтесь, вам это не грозит. Вы станете сильным демоном и вам хватит ума и выносливости для того, чтобы поспеть за темпом обучения. Тем не менее, всё, что я рассказывал ранее, вам тоже пригодится. Я подниму эту тему ещё не раз, но, пожалуйста, не забывайте уроки об устройстве человеческого разума. Это — одна из вещей, которым будут уделять много времени во время обучения. В ваших интересах узнать всё заранее. Агеро кивает. Распрямляет листок в своих руках, смотрит пару секунд. Откладывает брезгливо, словно гниющее мясо, прежде чем с видимым облегчением развернуться к Бааму. — Письма подождут. Расскажи мне больше. Баам тихо вздыхает, но продолжает рассказ. Откуда утром человек достаёт ответы, чтобы в короткой прогулке уместить их под камнем, в дупле дерева и на пороге дома, стоящего на отшибе, он так и не узнаёт.

***

Заместитель прохаживается по саду, выдёргивая сорняки из почвы. Его здоровье становится хуже, принимать участие в повседневной жизни монастыря становится всё сложнее и сложнее, но присутствие такого надёжного молодого человека, как брат Агеро, обнадёживает. Он уверен, что не найдёт никого столь же ответственного и праведного не то, что в монастыре — даже в городе!