***
Под конец лета падает жара. Деревянное здание пропитывается удушливой влагой, так и норовя загнить. На всякий случай Баам ежедневно проходится по конструкции, укрепляя её. Заодно убивает и клещей в подушке, к великой радости монаха перьевой. Тёмная одежда играет не в его пользу, заставляя сжимать зубы и подавлять ощущения тела. Дышать приходится для того, чтобы охладиться ещё хоть немного. Слова Агеро становятся завершающим штрихом в том, что он мог бы назвать «не слишком удачный день». — Мои риски были просчитаны, и ты сам об этом знаешь, — обмахивается Агеро ворохом ценных бумаг. — Когда вас втянули в аферу, спекулируя вашей сестрой, чья судьба, согласно официальным бумагам, до сих пор неизвестна, вы говорили так же. Вспомните, чем это обернулось. — Баам сам приложил к этому руку. И к тому, чтобы Агеро принял участие в афере, и к тому, чтобы до последнего был уверен в том, что он выйдет сухим из воды. Долгая, кропотливая работа. — Баам. — Вы отлично знали, что в ситуации был подвох. Неужели вы не видите опасности в том, чтобы устранять людей так активно и… очевидно? — Баам не против того, что Агеро рискует, не против, что количество косвенных убийств перевалило за второй десяток. Но это грозило стать проблемой. Легче было надавить на потерю уважения с его стороны сейчас, чем справляться с подозрениями потом. — Баам. — Господин Кун, тогда ваш риск не был просчитан, хотя вы были уверены, что это так, — не останавливается он, собираясь пойти на второй круг, чтобы закрепить свою мысль. — Баам. Ещё слово и я тебя поцелую. С трудом, но Бааму удаётся подавить желание склониться, шепча: «Дерзайте». Это занимает у него драгоценные секунды, за которые Агеро умудряется отвлечься на вошедшего слугу, оповестившего о начале службы. Едва за Агеро закрывается дверь, Баам телепортируется в свою квартиру. В благословенную прохладу.***
— Ли Су, могу я… попросить вас об одолжении? Тот озадаченно кивает. — Помните конфеты, что вы подарили пару месяцев назад? Ещё один кивок. Баам мнётся перед тем, как, наконец, произнести: — Не могли бы вы достать ещё? Не таких же, но похожих. — Сглотнув, Баам признаётся, — Для подарка. Ли Су не нужно уточнять, кому. Друг он более, чем догадливый, как бы Баам ни хотел обратного. Впрочем, дарить ему было больше и некому.***
Жара, кажется, не собирается проходить, принеся с собой лишь уплотнившийся душок с улицы. Агеро наблюдает за тем, как Баам расстёгивает верхнюю пуговицу, краем глаза, заинтересованный определённо больше, чем должен. Но, честно, он считал одежду такой же частью тела Баама, как рога и хвост. Не чем-то, что можно свободно расстёгивать и застёгивать. «Получается, её и снять можно?» — мелькает у него в голове быстрее, чем он успевает это осознать. Ещё быстрее и неожиданнее приходит мысль о Бааме без одежды. — Господин Кун, — прерывает его мысли Баам. Он и не заметил, что так и застыл с пером над бумагой. — Сегодня ваш день рождения. Позвольте поздравить вас. Агеро приподнимает брови. Баам знает? Перо возвращается на подставку, тряпицей он, не глядя, протирает руки. Просто на всякий случай. А вдруг Баам и подарок ещё приготовил? — За два десятка лет вы смогли заработать весьма специфичную славу в узких кругах. И, помня о том, что вы упоминали, что любите сладкое, я подобрал вам подарок. Подарок! От Баама! В чужих руках появляется деревянный на вид контейнер. Почему-то при нажатии он мнётся, а внутренности блестят позолотой. Агеро изучает коробку с тем же любопытством, что и сами конфеты. — Это сладости с севера? — Из Ада. — О-о-о, а почему они не пахнут серой? Баам не успевает подавить усталый вздох, к вящей радости Агеро, с любопытством ловящего проскальзывающие время от времени эмоции. — За эти полгода мы даже не приблизились к вашей готовности… — У тебя ещё не один десяток лет, Баам, — закидывает Агеро в рот первую конфету. Она странно обжигает рот, отдавая тем же, что чувствовалось в вине для причастия. С лёгким удивлением он думает — неужели можно создать конфеты с алкоголем?! Пробуя их одну за одной, у каждой иной привкус, он слушает Баама, объясняющего про стереотипы, что старается поддерживать Ад в мире людей. Что про серу, что про нерабочие ритуалы. За жаром погоды Агеро не замечает жар, разлившийся по телу.***
Баам был в шаге от того, чтобы расстегнуть ещё несколько пуговиц на рубашке. Он не был привычен к высоким температурам при жизни, не стал и после смерти. В шаге этом он мог находиться долго: позволить себе надеть что-то более лёгкое он мог лишь при работе на самом экваторе. Засмотревшись на проявившийся румянец на привычно бледном лице, Баам замолкает. Что и становится его ошибкой. Заскучавший и чуть более раскованный, чем обычно, Агеро ловит его хвост. И тянет к себе. Баам не успевает затормозить, подлетая прямо к чужим рукам. Два движения, наматывающих его хвост, и Агеро прижимает руку к щеке. Острый ромбовидный кончик вдавливается в щёку. Баам замирает, чтобы случайно эту щёку не пропороть. Другой рукой прикрывший глаза Агеро гладит этот самый хвост. Сглотнув, Баам отмечает возвращающуюся чувствительность. Держать контроль над этой способностью становилось тем сложнее, чем ближе он был к Агеро. Воздух обдаёт лицо жаром, от ладони на хвосте вдоль позвоночника пробегают мурашки. Хвост так и норовит дёрнуться, не то из-за непривычной ласки, не то от реакции Баама на неё. Вдох, выдох, и он сосредотачивается, распуская хвост на туман и формируя его обратно уже вне чужих рук. Становится спокойнее. Агеро выглядит, словно у него отняли любимую игрушку, что подмечает Баам, почти преуспев в подавлении ощущений. Что-то скребёт по коридору, слышны приближающиеся крики. Баам поворачивает голову, готовясь выхватить Агеро из-под атаки в случае чего, не заметив руки, потянувшейся обратно к хвосту. Резкий стук, крик «Лови её!», скулёж врезавшейся в стену собаки, и когти скребут по деревянному дому дальше. Баам выдыхает. Рука, тянувшаяся к хвосту, дёргается от резкого звука, и, словно спину кошки, гладит его бедро. Баам резко вдыхает. Ему определённо стоит поработать над тем, чтобы научиться подавлять свои ощущения, когда Агеро рядом. Неожиданно приятно. И рука, так и оставшаяся на его бедре, не отвлекается даже на мелькнувший совсем близко хвост, которым Баам постарался его отвлечь. «Не краснеть», пытается приказать он себе, когда рука, помедлив, гладит обратно к колену. Движение вперёд, соскользнувшее к боку. Рука гладит внутреннюю сторону колена, гладит икру, подтягивая его ближе. Ещё ближе. Баам стискивает зубы, неосознанно размахивая хвостом всё шире и шире от волнения. Хвост его тоже ловят. Агеро бросает любопытные взгляды, проверяя его реакцию. От каждого по спине расходятся мурашки, от которых держать непроницаемое лицо всё сложнее. Но получается. Пока. Возможно, ему только кажется, что щёки слишком горячие для спокойного лица. Прикрыв дьявольские зерцала, Агеро подносит кончик хвоста ко рту, прикусывая с почти невинным любопытством на лице. Баам вздрагивает, выходя из странного, словно ожидающего, транса. Упирается ногой в чужое плечо и толкается, отлетая в тёмный угол комнаты; Агеро опасно накреняется на стуле, но успевает схватиться за стол. Баам прерывисто, часто дышит, словно только недавно таскал мешки с песком. Сглатывает и насильно выравнивает дыхание, вытирая кончик хвоста о штанину. Тонкая кожа кончика горит от влаги, оставшейся от чужого рта. Баам надеется, что в темноте не видно, насколько зарделось его лицо. Стул, поставленный, чтобы достать до верха комода, да так и не убранный, оказывается очень кстати. Агеро смотрит на него спокойно. И подходит тоже. Ещё и конфету между зубами зажимает. По нему видно — наблюдает. Ждёт реакции. Растворится ли туманом, скользнёт ли, помогая крыльями, к окну, сольётся ли с тенями, оставив смотреть лишь два светящихся в темноте глаза? Убежит ли, когда он обопрётся о спинку стула за чужой спиной? Ответит ли, ощущая ароматный шоколад на языке? Поцелуй непривычно сладкий, бьющий в голову из-за алкогольного привкуса. Баам нервничает, но сидит ровно. Агеро определённо весело: сверкают глаза, подмечающие каждое движение, рот так и норовит расплыться в улыбке. Бааму совсем не весело — сердце разгоняет кровь всё быстрее и быстрее, а понимание, что же он должен сделать, так и не приходит. Зажмурившись, Баам зарывается рукой в чужие волосы, притягивая для поцелуя ближе. Это ведь просто поцелуй, верно? Сейчас не происходит ничего важного, ничего, требующего особого внимания, верно? Агеро новые поцелуи определённо понравились. Хоть и застыл сначала, но потом принялся отвечать с двойным энтузиазмом. Баам пытается сдерживать дыхание, когда ощущает, как со спинки стула руки сползли на спину, любопытно гладя и спускаясь ещё ниже. Он с силой прикусывает губу, когда руки доходят до поясницы. Агеро, словно и не заметив, подхватывает его под бёдра, чтобы сесть на стул самому, Баама устроив на коленях. Зажатый между спинкой стула и чужим телом, Баам думает, что первое его предположение о том, что собирался сделать Агеро, было слишком невинным. Выпустить заправленную рубашку? Скользнуть под штаны? Вжаться, не переставая целовать. Выкрутить прикосновения на максимум. Не дать места для отступления, полностью заполнив его собой. Не выдержав, Баам горячо выдыхает в размятые поцелуем губы. Контроль уплывал, что было нехорошо. Совсем нехорошо. Во время обучения инкубы и суккубы сами искали тех, на ком тренироваться перед зачётом. Баам старался не попадаться им на глаза в это время, но несколько раз, в виде ответной услуги, поучаствовать в подготовке пришлось. И сдавленно кивать, когда нужную реакцию они получали и убегали обратно к конспектам, благодаря за помощь, приходилось с тем же жаром, бьющим в голову. На предложения остаться и «зайти в практике дальше» он каждый раз отвечал отказом. Благо, принудить его не хватило бы сил ни у кого из потока. Баам сжимает руку, сминая волосы в них, не сразу осознавая. С Агеро было иначе. Каждое прикосновение вызывало лёгкую дрожь, хотя Агеро даже не пытался вызывать такую реакцию. Останавливаться не хотелось, хотя Агеро даже не знал, к чему именно так безрассудно ведёт. Хотелось выгнуться и стиснуть ногами чужие бёдра, прижаться губами к чужой шее, расстегнуть воротник, стянуть всю эту мешающуюся одежду и заставить Агеро извиваться, обжигаться удовольствием, почти крича от него. Голова кружится, когда он застывает, пытаясь привести мысли в порядок. Агеро в это время ощупывает языком его клыки, слишком увлечённый, чтобы интересоваться, почему он замер. Сомневаясь, Баам гладит щёку, шею, ныряет за тёмный воротник рясы пальцем, оттягивая его. Он должен остановиться. Агеро отстраняться не хочет, притягивает за затылок обратно. Щелчок — верхняя застёжка обнажает светлую внутреннюю рубаху. Баам, не переставая касаться вспотевшей кожи губами, медленно спускается к шее, лишь недавно скрытой плотной одеждой. Агеро не упускает ни единого его движения. Баам прижимается к сгибу плеча, прикрывая глаза. На вкус кожа, как и стоило ожидать, солёная. Стук в дверь заставляет их обоих вздрогнуть. Агеро оборачивается на звук, чем и пользуется опомнившийся Баам, телепортируясь в ту же секунду. Опираясь о стену в своей квартире, он позволяет себе, наконец-то, дышать. Прохлада обволакивает его, постепенно уносит жар позднего лета и возбуждения. Глянув на часы, Баам утирает остывший пот с лица, направляясь к Ли Су, у которого с минуты на минуту должен был начаться перерыв. Поблагодарить за конфеты всё же стоило.***
Агеро оборачивается лишь на секунду, но в тот же момент тяжесть с колен пропадает, как и сам Баам. Коснувшись шеи, на которой остался влажный след, он сглатывает. Такая реакция, такой Баам будоражат. Будь у него возможность — впитал бы, вжал, чтобы запомнить, запечатлить его в себе. Слишком интересно. Незнакомо. Приятно. Он даже не застёгивает воротник, когда открывает дверь: — Что… — Отец Агеро, скажите, вам не нужен пёс? Мы не можем найти ему хозяина. — Отдайте пса сторожу, он только и делает, что жалуется, что его псина уже ни на что не годится. Пускай сам тренирует и заботится. Мальчик на побегушках пытается что-то сказать, но лишь кивает. Спустя минуту Агеро остаётся наедине с воспоминаниями, оседающие горячим паром в лёгких.***
Ли Су улыбается. Неприлично широко, стоит сказать. — И как, сладко было, Баам? Тот кивает, в прострации смотря куда-то за его спину. — Да. Очень. Только потом вздрагивает, начинает отрицать непонятно что: — Ли Су, я не!.. Ли Су достаёт трубочку из стакана, притворяясь, что кашляет в кулак. — Убедился в качестве подарка, Баам? — А?.. Д-да, спасибо, Ли Су. Баам кашляет, утыкаясь в пустую кружку. Чай ещё не успели принести. Ли Су только отводит взгляд, стараясь выглядеть как обычно. Рассеянный, лохматый больше обычного, с шоколадом на лице и с расстёгнутой верхней пуговицей рубашки. Кажется, Баам не понимал, насколько красноречиво выглядит. «Простая жертва, лишь необычный священник… Баам, я твой друг уже не одну сотню лет, мог бы и прямо сказать», ворчит он про себя, отпивая ещё глоток холодного газированного сока.