***
«…Хах, действительно не только для того, чтобы ходить в туалет», мимолётом думает Агеро, сжимаясь вокруг чужих пальцев. Любопытно. Это определённо любопытно. Любопытно происходящее — непонятное, но судя по всему нужное приготовление. Несмотря на предупреждение Баама, больно не было. Тянуло, обдавало странным, неловким ощущением, возбуждало, но больно не было. Любопытен сам Баам. Ещё более напряжённый, чем обычно, ведущий твёрдой рукой, словно когда-то давно, ещё до первых поцелуев. Не отвечающий на вопросы, не ведущийся на провокации, не отвлекающийся на резкий крик на улице. Снова заставляющий задыхаться от взбесившегося сердца, от мягких, но уверенных прикосновений. Агеро нравится наблюдать за Баамом. Он наслаждается попытками лишить Баама самообладания, заставить хватать ртом воздух, едва не стонать от лёгкого прикосновения к щеке. Попытками добиться алых щёк, мягкого взгляда со странной поволокой. Попытками вызвать у обычно спокойного Баама эмоции. Он наслаждается и моментами, когда Баам ведёт себя как настоящий демон. Как несколькими движениями или словами заставляет ощутить, насколько он открыт, обнажён, беззащитен. Как будит внутри первобытный страх, желание подчиниться наравне с восхищением, желанием стать единым с этой силой, знанием, которым пропитаны чужие загадки. Он наслаждается тем, как причудливо порой перемешиваются эти моменты, рождая нечто третье, как сейчас. Если раньше Баам упорно держался отстранённым, пока Агеро сам не возьмёт дело в свои руки, и перетекал в мягкое состояние сразу, как ему удавалось нащупать слабое место, после которого Баам просто не мог держать себя в руках, то нынешний Баам словно застыл в промежуточной стадии. Ей Агеро тоже наслаждается. И тем, что Баам в ней делает — особенно. Агеро впивается в чужую спину ногтями через одежду, когда его внезапно прошибает удовольствие. Короткий перерыв, а затем снова, и снова, и снова… «Баам был прав», ошарашенно думает он, судорожно хватая ртом воздух, «Это и правда больше, чем было у нас до этого».***
Ощущая губами частое сердцебиение, слыша сбивчивое, частое дыхание, Баам не может не расстегнуть ещё одну пуговицу рубашки. На чужих ключицах и плечах россыпь красных пятнышек, и, облизнув губы, Баам склоняется к покрасневшей от ласки шее, чтобы продолжить ласку. Агеро выгибается, елозя затылком по покрывалу, и Баам ненадолго отворачивается, чтобы закрыть взглядом окно. Кажется, скоро должен был выпасть первый снег. — Не уходи, — тут же хрипло шепчет Агеро, притягивая его обратно. Целует взахлёб, замирая с каждым движением пальцев. Незаметно для Агеро, уже трёх. Баам цепляется за ощущение одежды на себе как за якорь. Агеро движется навстречу, всхлипывает, вскидывается, непривычный к тому, что не может прижаться к Бааму всем телом, что он не нависает и не нависают над ним. Агеро запрокидывает голову, подставляя красную от укусов шею. Агеро не может даже стонать из-за темпа, что задал Баам, не то, что спрашивать о чём-то или умолять. Агеро сжимает зубы на его языке, когда он вводит четвёртый палец. Баам прижимается лбом к влажной от пота коже, почти вслух моля потерпеть. Не то Агеро, не то себя. Время тянется и тянется, но Баам не решается повернуться к тумбе, как бы не хотелось наконец закончить эту мучительную прелюдию. Чужой совет ещё стоит у него в ушах — лучше перестараться с растяжкой, чем оставить нерастянутым. Когда и его терпение кончается, он отстраняется, с трудом отцепляя от себя чужие руки, пытающиеся притянуть обратно, и вытирает пальцы, пытаясь прийти в себя достаточно, чтобы вспомнить, что делать дальше. Агеро молча наблюдает за ним. Сглатывает, когда Баам непослушными пальцами расстёгивает рубашку. Пальцы становятся совсем непослушными, когда чужие глаза провожают их до пряжки ремня. Видя, как замешкался Баам, Агеро поднимает взгляд. Бесстыдный. Прошибающий жаром. Зовущий. Бааму кажется, что он слышит своё имя среди частых вдохов. Хриплое, обессиленное. Он краснеет, повторяя себе, что ему лишь кажется. После снятия штанов всё идёт быстрее. Агеро молчит, видимо, наслаждаясь зрелищем, а Баам, глубоко вдохнув, возится с презервативом, чуть не выдавливая всю смазку разом, когда снова ловит на своих руках чужой взгляд. Не сразу вспоминает, что в мире живых нет даже материалов, из которых сделаны упаковки, не то, что содержимого. Не в том виде, в котором оно существует в Аду. Баам не знает, до вопросов ли сейчас Агеро, но решает не испытывать судьбу, забираясь на кровать сразу, как заканчивает приготовления. Мягко гладит согнутое колено, отклоняя в сторону. Агеро, хоть и не с первого раза, привстаёт, опираясь на локти. Наблюдает за тем, как Баам мимолётом прижался губами к его колену. Кивает на смятое предупреждение. — Может быть больно. Баам нависает. Замирает, ловя чужой взгляд. И входит, прикусывая чужую ключицу. Приятно. Особенно после того, как долгое время он просто наблюдал. Приятно настолько, что он боится шевелиться, боясь сделать больно. Но прежде, чем он успевает проверить выражение чужого лица, Агеро… подшпоривает его пятками. Прежде, чем осознаёт это, он слышит: — Баам, быстрее. Агеро оказывается слишком возбуждён для того, чтобы просто ждать. Баам старается двигаться медленно, старается не сжимать чужие бёдра до чёрных синяков, старается вспомнить, под каким углом нужно входить, и не уверен, преуспевает ли хоть в чём-то. Пытаясь сосредоточиться, он целует чужие плечи. А потом, словно вспышкой, вспоминает, что умеет подавлять чувствительность. Не сразу, но он приходит в себя. Самообладание шатается, когда, отстранившись, он видит искусавшего губы Агеро, но остаётся на ногах. Шаг за шагом, осторожно. Расслабить руки. Погладить чужой бок. Опереться. Замереть. Подгрести ткань под поясницу. Опереться второй рукой. Ещё раз посмотреть на медленно сходящего с ума Агеро. Поцеловать. Хоть и не сразу, но он добивается судорожного стона. Ловит губами ещё один, следующий, еле успевает отстраниться, когда Агеро сжимает зубы, а затем стонет сам — даже с подавленной чувствительностью ощущений слишком много, особенно когда Агеро цепляется и хаотично гладит. В холодной, не успевшей прогреться после открытия окна комнате жарко. Баам смаргивает, ощущая, как застыла на носу капелька пота, скатившаяся с волос. Агеро поворачивает голову, притягивая его к своей шее, ещё раз касаясь рогов, словно играясь с их вязкостью. Ничего не соображая, он слышит своё имя, прошибающее, словно молнией. — Баам! Мысли путаются, отскакивают от черепной коробки, так и норовя развалить её. Смущение клубится густым туманом, от которого не хватает воздуха, даже несмотря на то, что ему не нужно дышать. С каждой секундой подавлять чувствительность всё сложнее, и с истерическим смешком Баам думает, что, видимо, сама близость займёт меньше времени, чем приготовления к ней. Смотря на извёдшегося, напряжённого до предела Агеро он думает, что это и к лучшему. Ему и самому кажется, что ещё хоть минута, и сгорит. К моменту, когда Баам мимолётом гладит чужой живот перед тем, как начать надрачивать в темп движениям, он уже ничего не контролирует. Сбивается, когда колено скользит при особо сильном толчке, мычит, вжавшись губами в чужую шею. Ощущения ослепляют, заставляя жмуриться и выбросить из головы все мысли. Зажатая между их телами рука приостанавливается, ощущая излившуюся влагу, а сам Баам не замечает, как вцепляется зубами в плечо, осознавая это лишь после того, как, не отстраняясь, попробует прийти в себя. Агеро под ним тяжело дышит, это можно ощутить не поднимая головы. Слабо тянет обратно, когда он пытается отстраниться. Жар уходит, смывается волнами усталости. Почему-то невыносимо важным кажется прижаться губами к чужим перед тем, как всё же отлипнуть от чужого тела, так же медленно остывающего. Присев, Баам едва не падает снова, так сильно кружится у него голова. Убирает мусор в приготовленный мешочек, ещё раз оглядывается на Агеро, утирающего пот со лба, и достаёт ещё одну салфетку, чтобы вытереть чужой живот. Потом ещё одну — протереть чужое лицо. От прохлады и лёгкого мятного запаха Агеро устало стонет, прижимаясь к ладони. Сердце Баама делает кульбит, спотыкаясь о внезапно хлынувшую нежность. Он наклоняется, урывая короткий поцелуй. Агеро всё ещё с закрытыми глазами, обвивает его шею, когда Баам поднимает его на руки, чтобы нырнуть под тяжёлое одеяло. Скоро остатки тепла вымоются расслабленностью, и лучше успеть нагреть место до этого. Баам засыпает, переполненный впечатлениями, обнимая Агеро руками и ногами.***
На следующий день Агеро долго не отпускает его, то лениво целуя, то закидывая вопросами, то молча любуясь. Баам, еле продравший глаза, только и может, что напоминать, что если Агеро не встанет, то его схватятся и начнут искать. В ответ он слышит беспечное: — Просто скажу, что заболел. Мне не в первый раз, Баам, лучше иди сюда. Он лишь прикрывает глаза, сдерживая краснеющие щёки — снова вспомнил о ночи. О том, что они ночью делали. — Господин Кун, — бормочет непослушными губами, до конца не веря, что и правда… — Вам... прошлой ночью вам было приятно? Тот трётся носом о его, наконец сумев прижать собой к кровати, не давая сбежать. Замирает, смотря в щёку. — Приятно. И замолкает. Погружается в мысли, из-за чего Баам делает вид, что не замечает руки, массирующей его волосы. — Очень приятно, Баам, — кивает своим мыслям Агеро. — А тебе? — Тоже, — выдыхает он, жмурясь. — Поменяемся в следующий раз? — Хорошо. «Следующий раз» вертится в его голове, пока он не осознаёт. Осознаёт, что этот «следующий раз» будет. И тогда эмоции снова переполняют, заставляя вывернуться из чужих объятий: ещё немного, и разнежится окончательно. Не сейчас. Может не через неделю или месяц, но будет. Теперь точно. — Баам, это ведь была просто кишка, почему было так приятно? «О нет». — Баам, а оно скользило из-за той штуки, что ты принёс? «О НЕТ». Не дожидаясь третьего вопроса, он наклоняется, быстро затыкая Агеро поцелуем.***
Едва попытавшись встать, Агеро резко меняется в лице. — Баам. — Да, господин Кун? — Не хочешь поносить меня на руках денёк-другой? — …Хорошо. Баам должен был догадаться, что остались вещи, о которых его не предупреждали. И, раз он стал причиной, то и расхлёбывать ему. Но что-то подсказывает ему, должно быть неприлично довольное лицо Агеро, что не только в дискомфорте дело было.***
«Следующий раз» наступает быстрее, чем он ожидает. Пару дней Агеро валяется, чуть не мурлыча при каждом его появлении, но, едва встав, горным козликом мчится вершить великие дела, чуть не забыв застегнуть воротник. Баам панически ловит его у дверей, тянет к зеркалу и молча показывает на виднеющиеся под воротником бурые пятна. Объяснение короткое — да, от укусов. Да, пройдут. Да, вы всё правильно поняли. Агеро оказывается настолько активным, что Баам не успевает обдумывать каждый его шаг. Благо, он справляется без чьей-либо помощи — уже постфактум Баам узнаёт о нескольких сделках и знакомствах, которые были заключены и исполнены прямо на званом вечере. Через неделю Агеро, окончательно отойдя от произошедшего, буднично спрашивает его: — Скажи, ты носишь тот бутылёк с собой или оставляешь дома? Баам кашляет. — Господин Кун! — Тебе не хочется? — …дома, — помедлив, отвечает он. Откладывая тарелку с едой, Агеро смотрит на него. Взгляд жжёт словно железо палача. — Тогда… — После банкета через два дня. — Баам мысленно морщится, думая, как придётся выравнивать чужое эмоциональное состояние кошмарами. На уровень сильнее, чем раньше. Агеро кивает, расплываясь в ещё более широкой улыбке.***
Разумеется, Баам приходит растянутым. Делать это одному после расслабляющей ванны оказывается более, чем неловко, но, он уверен, он не выдержит сейчас то, что мог бы сделать с ним Агеро из простого любопытства. Не выдержит то, что Агеро мог придумать для того, чтобы отвлечь его. Баам не знает, каким чудом его руки не дрожат, когда он выкладывает презервативы и смазку на тумбочку. Объяснение не затягивается. Коротко — указав на одно, чуть длиннее — указав на другое. Кровь стучит в ушах, когда Агеро целует его, медленно расстёгивая рубашку. — Обычно перед этим идёт растяжка, но сейчас… — Баам резко вдыхает, когда Агеро, закончив с рубашкой, принимается за штаны. — Сейчас вам не нужно об этом беспокоиться. — Демонические штуки? — Агеро бросает на него короткий взгляд. Обычно это означало «Объяснишь позже, как это работает?», и Баам действительно объяснял. Но на этот раз ответ был проще. — Я подготовился самостоятельно. Агеро выглядит немного расстроенным. Бормочет еле слышно: — Хотел бы я это видеть. Баам сглатывает, представляя, как к и без того неловкому положению добавляется чужой взгляд, впитывающий реакцию. «…если хотите», думает он, отводя взгляд, чтобы не покраснеть, «увидите, если хотите. Но позже». Когда сам Баам привыкнет к подобному, когда не будет желание замереть, не зная, что делать — что хочется или что должен? А что он должен? Агеро распахивает рубашку на его груди, закончив со штанами. Любуется, проводит ладонью, отодвигая рубашку ещё дальше. Поглаживает, с удовольствием давая рубашке сползти с плеч на локти. Баам поворачивается, намеренно выдыхая в чужой висок. Агеро отвлекается. Короткий поцелуй позволяет ему перевести дыхание, пока чужие руки не подцепят трусы, стягивая и их. Агеро делает шаг вперёд, вжимаясь в него, и он, со спутанными штанами ногами, теряет равновесие, падая на кровать. Чужой взгляд наливает тело тяжестью, скользя по отпечаткам одежды, по редким шрамам, по таким же редким родинкам. Баам вспоминает, что Агеро впервые видит его без одежды — раньше он раздевался уже тогда, когда Агеро было не до того, чтобы разглядывать. Осторожно, словно боится, что от слишком сильного прикосновения Баам развалится, словно карточный домик, Агеро касается его тела. Проводит кончиками пальцев, вздрагивая, когда грудь под его рукой движется вверх, вбирая воздух. Зрительный контакт, неожиданный для них обоих, заставляет замереть. Не сразу, но Агеро, замерший с рукой над его сердцем, опускает руку, чтобы ощутить ладонью рёбра. Рёбра, рой небольших шрамов на животе, которые Агеро гладит большим пальцем, талия, где рука и остаётся. Ряса падает на пол, прикрывая ноги, ещё стеснённые обувью. Агеро переступает через неё, но не спешит снимать остальное, словно повторяя то, что делал в прошлый раз Баам. Он ощущает себя мышью под взглядом змеи. Очень голодной змеи. Ладонь, скользящая по бедру, оставляет горящий след, в который подливает бензина взгляд. Почти не моргающий. Любующийся. Собственнический. Бааму кажется, что ещё немного, и этот взгляд разденет его до костей. Агеро гладит его, изучая каждый изгиб, каждую кость, каждый шрам. К моменту, когда, удовлетворив свои руки, он склоняется, чтобы повторить изученное губами, Баам со смущением отмечает свой стояк, упирающийся в чужую рубаху. Замечает не он один — на пару секунд Агеро отстраняется, быстро стягивая оставшуюся одежду. Кожа к коже прижиматься намного приятнее, Баам понимает его логику. Но из-за неё же и прикусывает щёку изнутри, чтобы не выдать волнение дыханием. Замирает, пока Агеро наслаждается, прикусывая его кожу, облизывая, задумчиво обводя пальцем, трясь щекой, сжимая ладонью. Пока, как бы невзначай, трётся животом или грудью о него, тут же бросая внимательный взгляд — застонал ли? Баам и хотел бы, но держит маску, снисходительно опуская руки на бледные лопатки. Сдерживается от того, чтобы вцепиться в чужой затылок и притянуть для поцелуя, с трудом сдерживает ноги от попыток закинуть их на чужие бёдра, даже не решаясь снять ботинки с них. Агеро переступает через его штаны, словно невзначай спуская руки к напрягшимся коленям. Ощущая давление, побуждающее его раздвинуть ноги шире, Баам сжимает зубы, чтобы не выдать волнение иначе, и бросает красноречивый взгляд на тумбочку. С любопытством Агеро вертит в руке упаковку. Судя по всему, не помня, как её открывать. — Надорвите между зубчиками, — шепчет Баам, мысленно приказывая выступившему румянцу исчезнуть, пока его не заметили. Короткий кивок, шуршание. Он прикрывает глаза, еле слышно выдавливая: — Пожалуйста, не забудьте о смазке. Шёпот в самое ухо заставляет подкинуться с резким вдохом — игривый, хрипловатый, он обдаёт ухо горячим дыханием, вызывая ворох мурашек: — Как бы я мог, Баам. Видя только потолок, ощущая губы прямо на бьющейся жилке на шее, руки, придерживающие его за бёдра, он сам не замечает, как начинает мелко выдыхать и вдыхать, выгибаясь от волнения, нетерпения, от ощущения уже приставленного члена. Короткое: — Я вхожу. И Баам неосознанно впивается ногтями в чужую спину. Подрагивает, выдавая волнение дыханием. Возможно, ему стоило потратить больше времени на растяжку — с собой он особо не церемонился, решив закончить побыстрее. Агеро тоже замирает, горячо дыша ему в шею. Это не длится долго — минута, и он выходит, снова входит. Наблюдает за Баамом, сдержанно хмурящегося своим мыслям. «Верно. Это-то я и не объяснил». — По… Попробуйте войти под другим углом, — ему приходится зажмуриться, чтобы сказать это. Говорить всё ещё неловко до невозможности, но это его недосмотр, он и должен исправлять. — Есть… определённая точка, которую можно простимулировать через прямую кишку. От неё и… такие ощущения. Чёрт. Ещё слово и он не сдержится и закроет лицо руками от стыда. Он не может говорить о таком. Не тогда, когда сам он раздет и возбуждён, а любимый человек перед ним медленно движется, пытаясь найти точку, о которой он говорит! Не тогда, когда кожа ещё горит от чужих укусов! Не тогда, когда хочется не то свести колени, не то раскинуть, закинуть на чужую поясницу! Агеро кивает, перехватывая его удобнее. Смущают, отдаются возбуждением ощущения. Не удовольствие, но нечто инородное, скользящее внутри. Инородное и в то же время знакомое — сколько раз до этого он касался рукой? Баам ёрзает, бросает взгляд на сосредоточенного Агеро — тот подавлять чувствительность не умел, выдыхая тихие стоны с каждым движением. После очередного бесконтрольного движения навстречу Баам содрогается, тихо вскрикивая. Секунда молчания, в которую он пытается осознать свалившиеся на него ощущения, прерывается чужим толчком, заставляющим снова вскрикнуть. Не давая опомниться, Агеро с энтузиазмом вытягивает из него вскрик за вскриком. Баам не замечает, как после нескольких коротких «А!» из его рта вылетает такое же обрывистое «Агеро!». Возможно, в этом вскрике выразилось возмущение, просьба помедлить, дать прийти в себя, но прозвучал он совершенно иначе. Интимно, почти беспомощно, пропитано удовольствием, почти просяще. Агеро замирает на мгновение, давая Бааму короткую передышку, и только тогда тот осознаёт. «Агеро». Не «господин Кун». — Ох, — произносит он вслух. И после может лишь хватать ртом воздух — не сводя с него странного, почти болезненного взгляда, Агеро вбивается в него, с каждым толчком принося удовольствие на грани боли. Словно и хочет, и не может выдавить «Пожалуйста, назови меня так ещё», «Ты… Я не ослышался?». Баам ловит себя на чтении чужих мыслей и обрывается, дёрнув головой — не время, не место, не сейчас, когда и без того плотную, друг в друге, не сейчас, когда Бааму наконец не нужно это делать! Агеро целует его. Баам с дрожащими руками ловит себя на том, что не успевает отвечать — слишком много всего, ощущения льются потоком, с которым он просто не в силах совладать. Живот начинает сводить от того, как сильно он его сжимает. Сморгнув выступившие слёзы, Баам обнимает чужие плечи, всхлипывая: — А-Агеро, по… потише, прошу. Тот останавливается. — Баам? Всё в порядке? — Голос у Агеро хриплый. Он кивает, гладит мимолётом чужое плечо. В порядке. Просто Баам не может вынести этого сейчас. Позже. Когда не нужно будет притворяться. Позже он сможет, он сам позовёт, попросит, но сейчас… — Господин Кун… — На пару секунд частое дыхание Агеро пропадает от этого обращения. Баам не знает, от удовольствия или разочарования. — Всё в порядке. Просто… прошу, чуть помедленнее. Тот кивает. Шея горит от прикосновений чужого языка, но этот огонь лишь отблеск пожара, что готов был спалить его до этого. Замедлившиеся движения нагревают его словно металлическую заготовку, заставляя извиваться, ощущая, как мешаются остатки одежды — Агеро показалось интересным оставить рубашку на нём, отвлечь от попыток вывернуть ноги из обуви и спущенных штанов. Застыв в неудобной позе, Баам понимает, почему — этот плут просчитал, что в таком положении он вынужден будет или обнять его ногами, или запрокинуть их вверх, почти прижимая колени к плечам! Агеро стонет, снова и снова прикусывая его шею. Баам прикрывает глаза, крепче обнимая чужие плечи. Если прижимать к себе, то можно не прятать лицо, верно? А прятать было что — обняв чужие бёдра, оправдываясь поощрением того, что Агеро его обхитрил, Баам глубоко дышит с открытым ртом, лицо красное от смущения, от наслаждения сводит брови на переносице. Частые шлепки в тишине, на которые Баам не обращал внимание в прошлый раз, слишком сосредоточенный на том, чтобы сделать всё правильно, заставляют его всхлипнуть — слишком много смущения для одного него, слишком много непристойности, проявлений близости. Агеро же, кажется, всё мало — начал гладить его бок, вырвав-таки долгожданный стон. На мгновение Бааму кажется, что он и кончит вот так — разогретый до предела, реагируя на прикосновения словно на молнии, прижатый к мягкой кровати чужим телом, уже не таким мягким. А потом Агеро, явно вспомнив, как это делал Баам, просовывает руку между их телами. Баам сжимается ещё до того, как рука достигает своей цели. Пару прикосновений, и он воет в чужую шею, слишком разнеженный для того, чтобы думать о чём-то. Несколько ритмичных движений после — и он сжимается, изливается в чужую ладонь, цепляясь за чужие плечи словно за долгожданное спасение. Когда он наконец расслабляется, откидываясь на одеяло, то первое, что видит, открыв глаза — Агеро, застывший в сантиметре, гипнотизирующий взглядом. Чужие губы приоткрыты, голова наклонена, но Агеро словно не решается поцеловать. Баам кладёт руку на его щёку и целует сам. Мыслей нет. Наслаждаясь ватным туманом, Баам прижимается губами снова. Ещё раз, и чужие губы движутся в ответ. Он не замечает, как улыбается — по расслабленному телу разлилась непреодолимая нежность к этому чуду в рясе. Точнее, уже без рясы. Пытаясь выразить всё, что чувствует, Баам зарывается в чужие волосы, целуя ещё раз. И ещё. И ещё. И ещё. И ещё. Хорошо настолько, что кружащаяся голова не останавливает его даже от того, чтобы тихо засмеяться, потереться носом о чужой. Баам обнимает чужое лицо ладонями, гладит щёки, медленно приближаясь для ещё одного поцелуя, наслаждаясь предвкушением, когда слышит неверящее: — Баам… И замирает. «Забылся», дрожит про себя Баам, глядя в чужие глаза, почти светящиеся от эмоции. «Забылся, забылся, забылся, забылся, забылся!» кричит он на себя, пытаясь внушить разнеженному разуму и телу, полному приятной усталости, что нужно собраться. Начать вести себя так, как вёл раньше. Не давать просачиваться всем этим порывам, всем эмоциям. — Баам… расслабься. — голос Агеро заставляет сморгнуть, возвращаясь в реальность. — Расслабься. И, почему-то доверившись чужому голосу, он действительно расслабляется. Тянется вверх и застывает с прикрытыми глазами, смакуя лёгкое прикосновение к чужим губам. Уходит спать он к себе, забрав использованный презерватив. Телепорт составить оказывается сложно, как никогда, слишком не хотелось уходить. Но Баам и так зацеловал напоследок, а если ещё и на ночь останется… Должно быть, тогда в нём говорили остатки памяти. Но просыпаться одному, ёжась из-за холода и пыльной пустоты квартиры, от того не легче. Он очень хотел остаться.***
— Смотрю, горишь на работе? — с иронией спрашивает Ли Су, указывая на его шею. — Я… я не… — Баам пытается прикрыть пятна на шее волосами, которые для этого начал отращивать. — Это не из-за этого! Не из-за работы! Я… Баам прячет лицо в ладони, не зная, что ещё сказать. Ли Су ободряюще хлопает его по плечу. — Эй, Баам, уж от меня-то мог бы и не скрываться. Баам качает головой, ещё более смущённый: — Когда вы догадались? — На конфетах. — Ох…