Call me friend, but keep me closer But call me when the party's over [Называй меня "друг", но держи меня ближе, Звони мне, когда вечеринка заканчивается] Billie Eilish — when the party's over
— Он пиздит! — одновременно воскликнули Румен, сидящий у Тарьяй на кровати, и Давид, маячивший в скайпе. Экстренное бро-собрание: мистер Биг замаячил на горизонте, долбаный Холм опять играет на нервах, приём-приём, долговязый снова не знает хомо он или ноу хомо, супернатуральный Хенрик и дары гетеросексуальности, постоянная рубрика… — Блядь, парни, заткнитесь, — простонал Тарьяй. Давид засмеялся, откинув голову назад, а Румен сложил руки на груди, облокотившись на спинку кровати, его лицо было явно недовольным, несмотря на мелькающую улыбку. Тарьяй лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. — Тиджей, он пиздит, — снова повторил Румен. — Нет никакого парня у него. — Да почему-у-у ты так решил? — глухо протянул Тарьяй, не поднимая головы. — Я ему не доверяю, — пожал плечами Раинов. — Может он что-то задумал. — Ты как будто первый день его знаешь, — Тарьяй поднял голову и посмотрел на друга через плечо. — Он же, по сути, никогда не врал. — Ну, может он поумнел, — продолжил Румен. — Блин, называй это как хочешь, интуиция, жопная чуйка, но он что-то недоговаривает. — Я считаю, что Румен прав, — подал голос Давид. — Хенрик может и не лгун, но схитрить во имя спасения своей задницы он может легко. — Да зачем ему придумывать себе парня, вы мне объясните? — Тарьяй поднялся, опираясь на локти. — Чтобы заставить тебя ревновать, чтобы ты пытался выяснить, что за фигня происходит, — ответил Давид. — Тогда ты точно захочешь держать его поблизости и возможно даже побороться за него. — Это нелогично… — Да ты сам сказал, что он написал, что скучает, отвечает, блин, на поцелуи, а не отстраняется, намекает, что готов продолжать с тобой трахаться, несмотря на влюбленность в кого-то другого… — Это реально странно, как будто он сделал вброс и ждет твоих действий, — начал Давид. — Может он и правда бросил свою девушку, но в существование парня я тоже слабо верю. — Я всё ещё не вижу в этом смысла, — ответил Тарьяй. — Возможно он не придумал легенду до конца… — …или вообще импровизировал. — Но тогда, скажите-ка, зачем?.. — Да потому что он тупой! — перебил мысль друга Румен. — Какое бы «зачем» ты не произнес, мой ответ — «он тупой». — Но… — Ты вообще замечал, что у вас классическая история? — игнорируя попытки Тарьяй заговорить, продолжил Румен. — Та история, когда отличница влюбляется в какого-нибудь двоечника-красавчика школы и страдает по нему полфильма? — Он не тупой… Румен закатил глаза, Давид хмыкнул. — Бля, Тарьяй, он закрывал профиль в инсте, когда у него было 420 подписок, подписчиков и постов, во славу травки… — Он почти признался на камеру, что у вас были отношения… — перебил или всё-таки продолжил за Давида Румен. — Он припёрся к тебе на день рождения бухой после месяца молчания и… — Блядь, остановитесь! — снова застонал Тарьяй и закрыл лицо руками. — Я не понимаю, что ты в нём нашел, — продолжал Раинов. — Искренне. Что нашёл? Хенрик не был тупым, да, он творил хуйню, и как будто Раинов со Сьёшольтом этого не делали… но друзья на то и друзья, чтобы стоять на твоей стороне и пытаться доказать тебе, что вокруг одни мудаки, а ты — Д’Артаньян. — Да нужен он мне, блядь, — мучительно выдохнул Тарьяй. — Господи, нужен, довольны? Раинов с глухим стуком ударился затылком о стену. Давид закусил губу и тяжело вздохнул. — Он не тупой, не злой, не корыстный, — продолжил Тарьяй. — Иногда он наивный, иногда врёт, иногда выбирает не те проекты… — Ага, например, проект «я гетеросексуал», — прошипел Румен. — Да, потому что мы не могли с ним сказать «эй, знаете, мы немножко встречаемся или просто спим друг с другом, мы пока сами не понимаем». — Вообще-то он мог бы не врать и сказать, что бисексуален… — начал было Давид. — Формально я тоже никогда не говорил, что я не гетеро, — перебил Тарьяй. — Тиджей, ты видишь разницу между «я гетеросексуал», когда ты не гетеросексуал, и «моя сексуальная ориентация — это мое дело, я против ярлыков, оценивайте мою игру, а не обсуждайте личную жизнь»? — вступил Румен. — Хенрик вроде не говорил «я гетеросексуал», он говорил, что между нами с ним не было ничего гомосексуального… — Господи, ты реально до последнего будешь его защищать?! Тарьяй закусил губу и снова плюхнулся лицом в подушку. — Ты же, заметь, говорил, что ты не с ним, — вставил слово Давид. — Что можно интерпретировать как «я СЕЙЧАС не с ним», и это было правдой, ты никогда не открещивался ни от своей ориентации, ни от ваших отношений. — Окей, кажется, Хенрик не тупой, — вставил Раинов. — Он просто трусливый, но мы это вроде давно поняли. Тарьяй не нашел, что возразить. — Ты знаешь, Ти, что я до сих пор считаю о том его поступке, — вдруг понизив голос, продолжил Румен. — Он тебя предал и сейчас опять мутит воду. Тарьяй промолчал. — Якоб до сих пор мечтает дать ему в морду, — осторожно добавил Давид. — У его кулака и морды Хенрика незакрытый гештальт. — Кстати, Якоб ещё не в курсе, что Хенрик у нас поживет, — улыбнулся Румен. — Он все равно на съемках, какая разница, — буркнул Тарьяй. — Ну, про Давида же ты сказал, а он тоже на съемках… — Я сказал про Давида, чтобы он понимал, что спать мы будем в разных комнатах! — продолжил Тарьяй. — С тем же успехом я мог ему сказать и про Якоба, просто… — Просто Давид у нас более-менее нейтральная сторона, а ты в очередной побоялся при Хенрике употребить слова «Румен» и «Якоб», а то ж нарушишь его хрупкую… — Я бы попросил, я не нейтральная сторона, я в команде Ти! — Давид, никто не спорит, но ты вечно пытаешься быть объективным, так что… Проходил ли день, когда их четырехкомнатная квартира не слышала препирания? Проживание с друзьями — это американские горки, даже если вы постоянно в разъездах и не видите друг друга неделями. Иногда Тарьяй думал, что съехаться им вчетвером было грандиозной ошибкой, иногда — самой гениальной идеей. Когда ты приходишь в пять утра домой с плескающимся градусом внутри и чётким представлением, в чём смысл жизни, тебе очень нужна жертва для философствования. И какое везение, если она только поднялась с кровати, чтобы выпить воды. «А как ты думаешь, страдание способствует самоопределению? — язык почти не слушается. — Вот Ницше противопоставлял страдание и сострадание, понятно, в религиозном смысле, но…» «Тарьяй, я просто хочу попить воды!» Когда вы в одной кондиции, разговор идёт слаженнее. «Как ты считаешь, насколько токсична мысль, что величайшие творцы в любой сфере искусства должны страдать, чтобы создать шедевр? Что только тяжелое сердце способно быть гениальным?» «Перефразируя Толстого, счастливы мы одинаково, а страдаем по-разному, мы не хотим описывать счастье, мы хотим его переживать, а от горя мы пытаемся избавиться, в том числе через творчество». «Это действительно так, даже если говорить не о творчестве. Люди охотнее оставляют негативные отзывы и оскорбительные комментарии, чем делятся чем-то радостным». «А всё-таки, если вернуться к творцам?» «Я считаю, что желать художнику или певцу страданий, чтобы они написали шедевр, неправильно, но приведи мне пример гениального творения, вдохновленного радостью?» «По-моему, никто не страдал, когда была сотворена «Мона Лиза», м?» Иногда ты недоволен политической ситуацией, и можешь бросить в соседнюю комнату: «Экзистенциалисты были правы, человечество трагично в своей свободе, нет никакого прогресса, мы движемся по спирали». «Повторяем одни и те же ошибки?» «Ну да, сначала к власти приходят либералы, потом консерваторы, потом ультраправые, потом ультралевые и так далее, человечество не может просто вынести уроки из ошибок истории». «Например?» «Да хотя бы сексуальное просвещение, уже давно исследования доказали, что политика воздержания не работает, а если рассказывать подросткам про секс и физиологию, то снижаются и риски ранней беременности, и количество заболеваний, передающихся половым путем…» «И?» «И консерваторы все равно гнут линию с политикой воздержания». Но иногда ты приходишь, и тебе хочется остаться одному в целой квартире, но ты не можешь. И кто-то ругается из-за невымытой посуды или спорит, чей последний батончик, который-уже-в-чьём-то-животе, лежал на второй полке в холодильнике. И кто-то собирается привести девушку, поэтому «по-братски, свалите на три часа, и приходите после двух ночи». И кто-то опять воспользовался твоим шампунем, потому что забыл купить свой, а у тебя там и так оставалось на один раз. Да блядь. Жить с друзьями — это американские горки. Тарьяй вспомнил, как признался Румену в своей ориентации. Сразу после свидания с Бьёрном. — Ой, а я уж думал, ты не скажешь! — Ты знал про свидание? — Нет, Тарьяй, я знал тебя. Юноша рассмеялся, толкнув друга в плечо. — Я даже не знаю, радоваться или плакать, что на мой камин-аут в основном реагируют так, словно это до одного меня позже всех дошло. Румен выдает странный гортанный звук, пытаясь не засмеяться, так как уже успел отхлебнуть кофе. — Глотай, будь молодцом! Кофе предательски выливается. Он любил своих друзей и подруг. Он любил Румена, который почти никогда не задумывался и говорил прямолинейно. Любил Корнелию, которая запоминала практически всё и обо всех, от того умело считывала эмоциональное состояние своих друзей. Он любил Якоба, который готов хоть в драку кидаться. Он любил Давида, который умело уравновешивал остальных, чтобы «не пороли мне тут горячку, а сели и подумали нормально, что делать». Он любил Шона, у которого была суперспособность писать «как дела?» в тот момент, когда это чертовски нужно услышать. Он любил Хедду, которая всегда знала, что сказать. «Малыш Ти, позволь мне выдать сейчас небольшой монолог. Ты знаешь, что я хорошо отношусь к Хенрику. Я знаю, что ты любишь его, хоть ты никогда мне этого не говорил. Я хорошо отношусь к нему даже после того, что он сделал. Я знаю, что Румен и Якоб считают его предателем, и понимаю их чувства. Я знаю, как тебе больно. Но я хочу, чтобы ты кое-что запомнил. Люди никогда не обижают других от того, что им хорошо. Хенрику больно и страшно. Другое дело, что ты собираешься делать с его «больно и страшно». Принимать, понимать, прощать. Или отпустить, забыть, уйти. Только тебе решать, как поступать с ним. Ведь только ты можешь чувствовать то, что чувствуешь». И она улыбалась своей самой тёплой улыбкой. Вы встречали людей, которые могут обнимать одной улыбкой? Хедда может. Хенрик не был плохим человеком. Просто друзья защищали Тарьяй. Хенрик всегда был открытым, возможно слишком, это цепляло. Когда ты разговариваешь с ним, он слушает тебя так, словно ничего интереснее в жизни не происходит. Он заставляет каждого поверить, что мир в данную секунду крутится вокруг него. Он улыбается, чуть откинув голову назад, обнажая чертовски идеальные зубы и щурясь как будто от яркого солнца, хотя в такие моменты солнце — это он. Их первый разговор состоялся на второй день после знакомства. Юлие сказала, чтобы в семь утра Хенрик как штык пришел на площадку, но уже без двадцати семь он был на месте. Тарьяй удивленно посмотрел на раннюю пташку, ведь практически никто не приходил раньше положенного. — Я не верю, что Вселенная даст мне четвёртый шанс, — смеялся Холм. — Ты о чем? — Мне кажется, что все звезды поднапряглись и сложились, чтобы я сюда попал, — сказал Хенрик, открыв крышку со стаканчика с кофе и подув на него. — Я слишком поздно спохватился, что хочу в «Скам» и понял, что не успею подать заявку, потом я успокаивал себя, что мне уже двадцать, и меня все равно бы не взяли. — На самом деле, Юлие всегда рассматривала вариант со скидкой на возраст, если кто-то очень подходит на роль. — Ну да, это логично, но я не думаю, что очень талантлив или обладаю из ряда вон выходящими данными, — он робко улыбнулся. И это не напрашивание на комплимент, Хенрик действительно страдает «синдромом самозванца» и вечно думает, что не заслуживает того, что получает. — Ты идеальный Эвен, я чувствую, — произнес Тарьяй, подбирая ноги ближе к груди. Они сидели на маленьком диванчике, развернувшись друг к другу. Тарьяй с ногами забрался на подушку, прижимая к себе коленки. Хенрик примостил локоть правой руки на спинку дивана и положил ладонь на щеку, держа свою голову так, словно без этой опоры она упадет. Он сидел на своей согнутой ноге, периодически меняя положение на пару миллиметров, чтобы она не затекала. Второй ногой он расчерчивал на полу прямые линии. — Я надеюсь на это, потому что такие совпадения, это точно знак, — поднимая брови, сказал Хенрик. — Сначала оказалось, что мама подала за меня заявку, потом выяснилось, что Лена написала мне сообщение, которое висело в запросах два, ты понимаешь, два месяца! Я написал ей «Привет! дай знать, пожалуйста, если у меня есть какие-то шансы» и пошел в Kaffebrenneriet на смену. Когда я вытащил телефон, то понял, что не заблокировал его, и наш диалог был успыпан голосовыми и сообщениями с наборами слов! Тарьяй звонко рассмеялся. — Я надеюсь, там не было мата? — Слава тебе господи, нет! — Хенрик тоже начал смеяться. — Что-то вроде «тв сесть про начало кафе», «прваплд», и несколько секунд шуршания моих джинс. — Наверное, в этом тоже был знак. — Определенно, видимо Лена посчитала так же, раз сказала, что такое может произойти с каждым, — ответил Хенрик. — И она назначила мне на последнюю неделю. — Иронично, но Юлие хотела перенести встречу с последним кандидатом и некоторыми актерами, которые могли быть утверждены, на следующий день, потому что мы уже все морально не вывозили. — Но тут ворвалась Лена? — Да, она настояла, чтобы последнего актера посмотрели прямо сейчас, ведь он уже на месте! — Я был счастлив, увидев её лицо в коридоре, кажется, она мой счастливый талисман. — Определенно! Они немного помолчали, кидая друг на друга взгляды и улыбаясь. Тарьяй подумал, что ему будет приятно играть влюбленность в этого парня, потому что Хенрик вызывает только тепло. — Ну что ты думаешь про роль? — вырвал его из мыслей Холм. — Мне нравится Исак, хотя я так не думал раньше, я на Юнаса пробовался изначально. — А можно личный вопрос? — вдруг спросил Хенрик. — Нам надо будет целоваться на камеру полгода, мне кажется, мы с тобой должны друг другу задать немного личных вопросов, — улыбаясь, ответил Тарьяй. — Ты прав, но я на всякий случай уточнил, — сказал Хенрик, меняя положение и опуская обе ноги на пол. — Ты целовался с парнями? — Даже на свидания ходил. Кто-то явно приврал, сказав свиданиЯ, а не свиданиЕ, но кому не хотелось в семнадцать лет чуть преувеличить свой любовный опыт, особенно перед более страшим собеседником. — Ну ты крут, — рассмеялся Хенрик. — Я на свидания с парнями не ходил, даже обидно теперь. — Почему? — спросил Тарьяй, не переставая улыбаться. — Я думал, что я тут опытнее, а ты уже меня переплюнул. — Ну, а с парнями ты хоть целовался? — Целовался, конечно. — Прямо таки «конечно»? — Тарьяй тоже поменял позу, опуская ноги на пол, но повернувшись корпусом к Хенрику. — Ой, ну кто не целовался с кем-то своего пола на вечеринках, или пытаясь заработать розовое перо! — Точно, ты ведь уже выпустился! — вдруг вспомнил Тарьяй. — У тебя было много трофеев? — Достаточно, — подмигнул Хенрик. Они снова замолчали. Хотя вопросов в голове у обоих теперь появилось очень много, но спрашивать их в первый же разговор казалось не самым правильным вариантом развития событий. — Ты нервничаешь, что придется целоваться на камеру с парнем? — снова начал разговор после паузы Хенрик. — Я нервничаю вообще, что придется много целоваться на камеру, не важно, что ты парень, — ответил Тарьяй, смотря на свой носок. — Почему? — Это ведь не как в жизни, нельзя просто раствориться в эмоциях и делать, как нравится, нужно помнить о кадре, темпераменте персонажа, эстетике, в конце концов, — Тарьяй поднял голову на Хенрика. — Типа по жизни тебе нужно секунд тридцать, чтобы начать целоваться с языком, а в сцене по сценарию тебе, допустим, нужно изобразить сразу страсть и всё такое... — Я понял, — кивнул Холм. — Но думаю, мы справимся, в конце концов, всегда можно тридцать секунд целоваться за кадром, и начать снимать, когда уже всё готово к страсти. Тарьяй рассмеялся, откинув голову назад. С Хенриком было комфортно. Он всегда знал, как подбодрить, когда рассмешить, когда заткнуться и не показываться на глаза. С первого же разговора с ним было комфортно. — Хенрик, жду тебя через пять минут, у меня ещё небольшое дело, — сказала Юлие, входя в их комнату отдыха. — Ага, иду! Она закрыла дверь, пока Хенрик отправлял пустой стаканчик в мусорное ведро. — Обнимашки? — спросил Холм, прежде чем встать с дивана. И улыбнувшись, Тарьяй потянулся к коллеге. Хенрик обнял его, крепко прижимая за плечи и талию обеими руками к себе. Тарьяй почувствовал, как бьется сердце Холма, и от этого звука стало невероятно спокойно. — Всё будет отлично, мы снимем крутой сезон, — тихо произнес Хенрик куда-то в кудряшки Тарьяй. Парень кивнул, и они разъединили объятия. Хенрик улыбнулся и вышел из комнаты, а Тарьяй еще несколько секунд оставался в окружении его тепла и запаха одеколона, оставляющего аромат свежести и легкую цветочную сладость. Это было очень приятное ощущение. Это была естественная связь, которая возникла с первого же слова, с первого прикосновения и первого аромата. Это как парадокс Гиббса. Если убрать перегородку между двумя идеальными газами, они начнут смешиваться, этот процесс необратимый. А раз в системе уменьшается упорядоченность, то её энтропия возрастает. Но, если по разным сторонам перегородки находится один и тот же газ при одинаковом давлении и температуре, то открытие перегородки не влияет на состояние системы, это просто состояние равновесия. Энтропия — это функция состояния, поэтому в состоянии равновесия она неизменна, что противоречит утверждению о том, что энтропия системы возрастет после открытия перегородки. Если в системе уменьшается упорядоченность, то энтропия в ней возрастает, но в нашей Вселенной, Хенрик, энтропия не возрастает и не уменьшается. Величины нашего термодинамического равновесия постоянны. С самого начала. С самого начала, как твой одеколон окутал меня, когда твои ладони впервые скользили по моей спине, когда твое дыхание затерялось где-то в моих волосах. Я не влюблен, но меня что-то волнует. *** — Ладно, парни, я отключаюсь, — сказал Давид, махая из монитора на прощание рукой. — Ты понял меня, Ти, никаких резких движений, а я пошел. — Давай, — кивнул Румен. — Пока, — сказал Тарьяй, протягивая палец к кнопке отключения звонка. — И спасибо. — Велком! — воскликнул Давид за секунду до появления черного окошка. Тарьяй открыл диалог с Хенриком. Tarjei (17:13) Если что, я предупреждаю, что тут Румен. Henke (17:13) Я знаю, с кем ты живешь. Или ты с намеком, что он мне не рад?))) Tarjei (17:14) Да, второе) Henke (17:14) Мне не впервой получать нагоняй от твоего сквада, я переживу) Я приеду сегодня, окей, часов в 9? Tarjei (17:14) Конечно — Знаешь, — ставя телефон на блокировку, начал Тарьяй. — Хенрик думает, что у меня есть девушка, и я не стал его в этом разубеждать. — Интересно, откуда до него доходят сплетни о тебе? — задумчиво нахмурив брови, ответил Румен. — В любом случае, рекомендую сохранить легенду, если он к тебе полезет, ты всегда можешь прикрыться мифическими отношениями. — Ты думаешь, я не смогу прикрыться фразой «извини, я не заинтересован»? — Ха-ха, Тиджей, ха-ха. Тарьяй закатил глаза и скорчил другу рожицу, однако на этом выматывающий разговор о Хенрике подошел к концу. И на протяжении всего вечера они больше не поднимали эту тему. Звонок домофона разрушил установившийся ненадолго покой. — Это Хенрик, я открою, — крикнул Тарьяй. — Ну что ж, — улыбаясь, ответил Румен. — Шоу начинается.And still you'd like to think you own me You keep buying stars And you could buy up all the stars But it wouldn't change who you are You're still living life in the dark It's just who you are [И тебе всё ещё нравится думать, что я принадлежу тебе. Ты продолжаешь покупать звёзды, И ты можешь купить все звёзды, Но это не изменит того, кем ты являешься. Ты всё ещё живёшь во тьме, Просто ты таков] MARINA (ex Marina And The Diamonds) — Buy the Stars