So take me to the paradise It's in your eyes Green like american money You taste just right Sweet like Tennessee honey [Забери меня в рай, Что в твоих глазах Зелёных, как американские деньги. На вкус ты в точности, как Сладкий Теннессийский виски] BØRNS — American Money
Хенрик родился в Тромсё, прямо в горле вытянутого норвежского «жирафа» — как-то он сравнил Норвегию, изображённую на карте, с жирафом, и Тарьяй это очень понравилось. Наверное, вставать поперёк горла — просто привычка с рождения; участок в ДНК; прописанный на молекулярном уровне код; химический баланс в клетках. Хенрик рос в норвежских снегах, где температура в среднем не поднимается выше пятнадцати градусов, пока тёплые языки Гольфстрима смягчают колючий воздух, застрявший среди белоснежных гор. Хенрик был таким же непонятным, как этот климат, однако его глаза, совсем как ласкающие волны Атлантического океана, утаскивают с головой каждого, кто слишком засмотрится. — Жизнь так иронична, больше всего мостов в Гамбурге, «городом мостов» называют Питтсбург, мостами как отдельным видом искусства славится Будапешт, а в рейтингах «самые красивые мосты мира» традиционно выигрывает Венеция, — закрыв глаза, проговорил Хенрик. — При этом самоубийцы выбирают «Золотые Ворота» в Сан-Франциско. Тарьяй вопросительно выгнул бровь. — Если бы тебе пришлось выбирать, с какого моста прыгать, по какому критерию ты бы выбирал? — Хенрик, знаешь, я мог бы от кого угодно услышать этот вопрос, но точно не от тебя. Холм пожал плечами. — Это ведь гипотетически, я много о чём думаю. — Э-м, не знаю… — начал Тарьяй. — Мне кажется, это такая степень отчаяния, что ты готов падать хоть с любого. — Думаешь? — Хенрик приподнялся на локтях. — А как же люди, которые специально едут аж в другие страны для этого? — Ты серьезно? — Абсолютно. — Ладно, если бы планировал, боже, это звучит ужасно, — Тарьяй потёр переносицу. — Если бы я планировал, то выбрал бы, наверное, самый знаменитый мост. — Сан-Франциско? — Наверное, да, — Тарьяй внимательно посмотрел на Хенрика. — Я пожалею об этом вопросе, но… а ты? — Я бы выбрал Тромсёйский мост. — Почему? — Если бы я мог выбирать, где закончить, я бы выбрал то место, где начал. Никто не мог рассмотреть плещущийся глубокий Атлантический океан за синевой небольшого Норвежского моря в его меланхоличных глазах. — Иногда мне кажется, что лучше всего уехать назад, поселиться в домике рядом с бабушкой и… — Больше никогда не быть онлайн? Под звон смеха Тарьяй в него полетела подушка. — У тебя просто кризис среднего возраста, Хенке. — Мне всего лишь 22! — Самое время, дорогой, самое время… Тарьяй не заметил, как от громкого смеха и щекочущих его рёбра пальцев Хенрика, они перешли к торопливым влажным поцелуям и жарким прикосновениям к голой коже. Тарьяй сбивчиво обхватывал нижнюю губу Хенрика, оставляя короткие мазки языком в его рту. Их разговоры иногда мучительные, долгие и полные какого-то их личного блюза, плавно перетекали в нежные касания и поцелуи, полные обещаний: «я с тобой». Хенрик одернул край футболки Тарьяй, проникая под неё и гладя его торс своей широкой ладонью, медленно добираясь до уже затвердевшего соска. Тарьяй простонал, выпуская губы Хенрика, чем тот незамедлительно воспользовался, засовывая язык ему в рот. Тарьяй ничего не оставалось, как ответить. Их разговоры всегда перетекали из замёрзшего океана сомнений в растрескавшийся под солнечной нежностью ледник надежды. Хенрик стягивает каждый слой одежды и усыпает поцелуями новый оголившийся участок кожи. Каждое прикосновение — благодарность за подаренный шанс, за короткий ответ. Он касается ребер, скользит по мягкой коже под животом, забирается на выступающие косточки таза, как только с них стягиваются джинсы. Хенрик скользит ладонями по бокам под резинку белья, и Тарьяй сразу приподнимает бедра. Места, где костяшки его пальцев касаются нежной кожи, буквально обжигают. Тарьяй нетерпеливо дёргается, желая быстрее полностью вылезти из своей одежды. И только когда подушечки пальцев впиваются в бёдра, а головку члена обволакивает жар рта, Тарьяй замирает и шире расставляет ноги, отдаваясь ощущению. Хенрик лениво чередует медленные посасывания с мокрыми касаниями языка. Тарьяй выдыхает и сжимает пряди волос на затылке Холма. Каждое прикосновение — обещание, что это повторится. Каждое прикосновение — дар и мечта, что это не в последний раз. — Ты ведь знаешь, что в Тромсё самый лучший планетарий в Норвегии? — хмыкнул Хенрик. — А ещё у нас есть северное сияние. — И ещё у вас фьорды красивее всех, да-да, — кивнул Тарьяй. — Я слышу нотки недоверия в твоём голосе! — Ты скучаешь по дому, ты всегда скучаешь по Тромсё, когда чувствуешь себя до отчаяния плохо. Хенрик снова хмыкнул. — Ты ведь знаешь, что наш первый поцелуй был не случайным? — Что ты имеешь в виду? — Я не целовал тебя тогда в свой день рождения, когда мы курили и смотрели на звёзды, я не целовал тебя, когда мы переодевались, я не целовал тебя, когда мы стояли на остановке, прежде чем разойтись. — Ты берег первый поцелуй до того момента? — Тарьяй, я спланировал его, прикрываясь Эвеном, я знал, что должен это сделать в планетарии. — Я подозревал. — Правда? — Хенрик опустил голову, но продолжил смотреть на Тарьяй. — Но ты всё равно закрылся, из-за того, что я не ответил тебе после съёмок в бассейне. Тарьяй кивнул и улыбнулся. — Почему ты решил это сделать так? — Меня первый раз привела бабушка в планетарий, мне в принципе он важен как место. — Поэтому ты шаришь в созвездиях? Хенрик кивнул. — Почему тебе было важно, где мы в первый раз поцелуемся? Холм немного подумал, задумчиво зажевав нижнюю губу. — Потому что ты Тромсё, — Хенрик развернулся к нему всем телом. — Потому что, когда в Осло я чувствую, что не принадлежу никому и ничему, я возвращаюсь к истокам, ты мой Тромсё, Тарьяй. *** — … да, и после ты уходишь под воду? Ладонь Хенрика уже легла на щёку Тарьяй, но он сразу же отстранился, чтобы переспросить Юлие. — Только я? Когда они ещё не вошли в воду и стояли перед бассейном, то улыбались, рассуждая, что целоваться в воде неудобно. — Почему, когда мы плаваем, во рту скапливается слюны больше обычного? Тарьяй пожал плечами. — Поцелуй получается очень мокрым. — Главное, не думать, сколько там воды, а сколько — слюны. — Фу-у, Тарьяй, портишь всю романтику. — Ты первый начал этот тупой разговор про слюни. Хенрик цокнул, запрокинул голову назад и улыбнулся, поглядывая на Тарьяй через плечо. Он стоял, закутавшись в плед. В складке между его нахмуренных бровях и сильно сжатых пальцах на крае ткани считывалась сосредоточенность, он был в любой момент готов прыгнуть в воду. Хенрик жаждал сбросить с Тарьяй эту серьёзность. — Боишься за наш спор? — М? — рассеянно отозвался Тарьяй, спустя несколько секунд. — Уверен, сегодня ты проиграешь в нашем споре. Тарьяй беззвучно протянул «а-а-а», подняв брови, а затем улыбнулся и повернулся к Хенрику. — Извини, но не думаю, что ты настолько хорош, чтобы я возбудился от поцелуев в воде. — Не нравится? Тарьяй пожал плечами. — Романтики тут точно не вижу. Оператор сидел на другом конце бассейна и увлеченно копался в настройках. — В любом случае, ты должен увидеть в этом действии нечто великое. — Почему? — Эвен хочет повторить поцелуй из фильма своего любимого режиссёра. — Я понимаю, я знаю, что чувствует Исак. — Как думаешь, когда он догадался? — Я догадался после фразы Эвена о том, что он хочет поплавать, думаю, и Исак тоже. — Мальчики, — прервал их голос Андем. — Всё готово. Тарьяй подошел к краю бортика и коснулся воды большим пальцем ноги. — Теплая? — спросил Хенрик. — Угу. Съёмки для Тарьяй почти всегда проходили быстро, он думал, что с момента крика Юлие «и-и-и начали» проходило не больше двадцати минут, но часы сообщали: нет, в два раза больше. Ему нравился процесс, ему нравились ребята и ему нравился партнёр. Сегодня он узнал, что ему ещё и нравились мокрые поцелуи, чуть отдающие хлоркой, ему нравилось, несмотря на неудобную заложенность в носу и мерзко скользящую по глотке воду, несмотря на одно ухо, в которое затекла вода, несмотря на откуда-то взявшийся насморк и постоянное желание сплюнуть накопившуюся слюну. Хенрик улыбался, ему тоже нравилось, несмотря на случайный удар по носу, несмотря на разболевшиеся глаза из-за того, что приходилось смотреть под водой, несмотря на холод, касающийся мокрой головы. Им нравилось. Тарьяй снова не заметил, как они уже переоделись в сухую одежду и начали собираться по домам. Хенрик улыбнулся в спину Тарьяй и мягко развернул его к себе, накинув полотенце на голову. — Не замёрзни. Он оставил свои ладони на его висках, легко притягивая к себе. Они замерли, глядя друг другу в глаза. Что-то произошло сегодня? И Тарьяй непроизвольно потянулся ближе к нему, но Хенрик не согнул свои руки в локтях, а отпустил его и сделал шаг назад. Тарьяй неожиданно для себя почувствовал злость. *** Дверной звонок удивил Тарьяй, сегодня суббота, и он никого не ждал. На пороге стоял Хенрик, держа справа от себя за руль велосипед. — Собирайся, бери с собой велик. Тарьяй был совсем обескуражен. Они не общались после случившегося, и просто ждали понедельника, чтобы приступить к съёмкам, а теперь Хенрик просто так приходит? Не звонит, не пишет, а сразу — приходит. — Куда? — Собирайся. — Хенрик, иди к черту, у меня выходной, что тебе надо? — Собирайся, у нас поезд в 15:42. — Хенрик… — У нас поезд до Harestua. — Понятно, ты сбрендил. Тарьяй отступил назад в дом, но Хенрик в один шаг прыгнул к нему и схватил за руку. Это было неожиданно и почему-то одновременно до одури знакомо. Тарьяй опешил и развернулся обратно. Холм притянул его ближе и коснулся губами виска. — Пожалуйста, — выдохнул он. — Просто доверься мне. Тарьяй замер. — Ладно… Он вернулся через пятнадцать минут, одетый в джинсы, длинную чёрную толстовку с капюшоном и парку. — Нет, бери шапку и шарф, — оглянув его с головы до ног, сказал Хенрик. — Не до такой степени же холодно… — Нам где-то сорок минут ехать на велосипедах. — Понятно, я все-таки домой. — Тарьяй! — Я шучу… вот ты нервный. Тарьяй провозился ещё пару минут и вышел с шапкой и шарфом, которые небрежно начал запихивать в рюкзак. — Так, каков план? — Я вчера проснулся с чётким пониманием, что бы на моём месте сделал Эвен. Тарьяй улыбнулся и поднял голову на Хенрика. — Это не ответ на вопрос. — Поддайся моему импульсу и ничего не спрашивай. — Окей, ты и вправду ведёшь себя так, как повёл бы Эвен. Хенрик расслабленно повел плечами. — Поехали. Всю дорогу Тарьяй следовал за ним. Они практически не равнялись, хотя он прекрасно знал, где находится вокзал. Видеть его спину и довериться его силуэту — это всё, чего хотелось Тарьяй сегодня. — Ты не против, если я буду слушать музыку? — Не против, — кивнул Тарьяй. Они сели в вагоне друг напротив друга — каждому по окну. Хенрик почему-то так и не признался ему в своей любви к маршруту двенадцатого трамвая и обожаемой музыке фоном, но после смены «Kaffebrenneriet» он часто садился в противоположное от дома направление. Он доезжал до Vigelandsparken, но в отличие от основного потока снующих с камерами вокруг скульптур и поднимающихся по лестнице туристов, Хенрик спускался к скамейкам у воды. Он сидел и всматривался в ровную гладь, пока ветер не пробирался к нему за шиворот и не щекотал его мазками холода. Он поднимал плечи, слегка вздрогнув, и быстро прятал руки в карманы, сразу находя пальцами две связки ключей, айфон и проездной. Хенрик оставался неподвижным, пока холод не добирался до кончиков больших пальцев на его ногах. Тогда он поднимался, быстро прыгал на месте и возвращался к трамвайным путям. — Дай наушник, — неожиданно произнес Тарьяй и пересел к нему, отказавшись от своего места у окна. Хенрик улыбнулся и отдал ему наушник с буквой L. …when angels cry blood on flowers of… […когда ангелы плачут кровью на цветах…] — Звучит знакомо, но я не помню… — H.I.M. The funeral of hearts And a plea for mercy [Похороны сердец И прошение о помиловании] — Точно, финны? Хенрик кивнул. — Красивая мелодия, но не в твоём стиле, — рассмеялся Тарьяй. — Верно, это Эвен в моём понимании. When love is a gun Separating me from you [Когда любовь — это оружие, Отделяющее меня от тебя] — Ты подготовил плейлист Эвена? — Давно, мне вообще музыка помогает настроиться. — И какие там исполнители? — Много разных, от рэпа до, как ты слышишь, такого старого мрачноватого рока и саундтреков из фильмов Лурмана. Тарьяй кивнул. — Скинешь? — Конечно. Они вышли из поезда на улицу, и Хенрик сразу сел на свой велосипед, обернувшись на Тарьяй. Они оба ехали, погружённые в свою музыку, и сделали за всё время две остановки из-за крутого склона. Хенрик часто дышал и улыбался, как только ловил на себе взгляд Тарьяй, и он не мог не вернуть ему улыбку. Они словно делили какую-то тайну, спрятанную в глубоких зелёных лесах Harestua. Город окутывал их свежим поднявшимся запахом после дождливого утра. Они одновременно посмотрели друг на друга и, вероятно, подумали об одном и том же. И если Тарьяй давно утонул в шумных океанах Атлантического океана, спрятанного за Норвежским морем, то Хенрик понял только сейчас, что окончательно заблудился в зелёных лесах Норвегии, и они оба не смогут просто выбраться из западни. Хенрик остановился около неприметного белоснежного здания, вырисовавшегося как снежная глыба. Он так же молча потянул Тарьяй за собой и не отпускал, пока они не забрались через здание выше на крышу. Тогда Хенрик встал рядом и замолчал, будто ожидая, что скажет Тарьяй. — Здесь красиво, но я так и не понял, зачем мы сюда приехали. — Потому что это обсерватория. — Спасибо, это как раз я понял, — мягко рассмеялся Тарьяй. — Здесь находится крупнейший телескоп в Норвегии, я подумал, что только так смогу рассмотреть твою мимику и разгадать эмоции. Тарьяй медленно к нему повернулся. — Ты действительно вывез меня из Осло в середине выходного дня просто, чтобы сказать пару пикаперских фраз? — Нет. Хенрик обнял Тарьяй за талию плавным и быстрым движением, скользя пальцами под рюкзак. Наконец-то он касался его. Касался, давая обещание, что не сделает шаг назад. — Я привез тебя сюда не поэтому. Хенрик прижал Тарьяй к себе ближе, тот не говорил ни слова, не сводя взгляда с губ Холма. Сначала они разделили одно касание курток и оглушающее шуршание ткани о ткань, затем они разделили одно тепло рвущихся друг к другу тел, затем они разделили одно прикосновение к коже. Хенрик сначала просто почти невесомо дотронулся до губ Тарьяй. — Что ты делаешь? Тарьяй стоял с опущенными веками, он не посмотрел на Хенрика, когда задавал свой вопрос. Холм замер, но не отстранился. — Я собираюсь поцеловать тебя. Тогда Тарьяй закрыл глаза полностью. «Я тебе доверяю». Холм улыбнулся и прижался к нему всем телом. Тарьяй приоткрыл рот в предвкушении. Хенрик снова ласково потерся о его верхнюю губу, оставляя крошечные поцелуи. В груди рождались короткие тёплые импульсы, которые били куда-то в желудок, приятно щекоча. Тарьяй забрался руками под парку Холма, при этом осторожно реагируя на слабые прикосновения к губам. Хенрик еле заметно улыбнулся и, наконец, прижался ко рту Тарьяй, превращая трение в более жаркое касание. Пальцы рук покалывало приятное внезапно хлынувшее к ним тепло. Хенрик целовал мягко и быстро одновременно, отрываясь и снова возвращаясь. Что ж, возможно, водные поцелуи не так уж и плохи, но на воздухе всё же приятнее и привычнее. Обратно они ехали, не переставая разговаривать. Тарьяй чувствовал, что буквально горит. Ему не хотелось отпускать сегодня этого человека напротив, а говорить и говорить с ним, касаясь, прижимаясь и обнимая. Он заворожённо следил за каждым движением пальцев, его широкой жестикуляцией и солнечной улыбкой. Они, казалось, перешли черту и теперь неловкости должно быть больше, но вместо этого они стали ближе. Henrik (23:11) Держи ссылку Тарьяй открыл плейлистEven Bech Næsheim The Notorious B.I.G — Hypnotize Astrid S — 2AM Ida Maria — I Like You So Much Better When You’re Naked David Bowie — Heroes Gabrielle — Nattergal Nas ft. Amy Winehouse — Cherry Wine Hozier — Take Me To Church My Chemical Romance — This How I Disappear Radiohead — Talk Show Host Nas — One Love Amy Winehouse — Body And Soul Gabrielle — 5 Fine Frøkner Cardigans — Lovefool Lana Del Rey — Young And Beautiful David Bowie, Massive Attack — Nature Boy Mobb Deep — Quiet Storm Sigrid — The Sun The Benny Goodman Orchestra — Sing Sing Sing (With a Swing) Nas — God Love Us Garbage — #1 Crush H.I.M. — The Funeral Of Hearts Placebo — Every You Every Me Raekwon — Incarcerated Scarfaces Radiohead — Exit Music
Tarjei (23:33) Воу, неплохо! Будешь еще песни сюда добавлять? Henrik (23:11) Да) Осло, март, 2019 Henrik (22:50) Что ты сейчас делаешь? Tarjei (22:53) Смотрю «Теорию большого взрыва» Henrik (22:53) Какой сезон? Tarjei (22:54) Первый пересматриваю, мой любимый Henrik (22:54) Почему первый любимый? Tarjei (22:55) Ну, просто самый сок, ведь изначально это был сериал про гиков, а потом он превратился в какую-то санта-барбару Henrik (22:55) о да я бросил на седьмом сезоне Tarjei (22:56) Я на 5 :) Henrik (22:57) Любимая научная фигня, которую ты узнал из TBBT Tarjei (22:57) Сложно сходу… твоя? Henrik (22:58) Самый смешной момент для меня был с эффектом Доплера, я помню, как читал в вики но так ниче и не понял Tarjei (22:59) Это же шестая серияяяя! Как раз только посмотрел) нуу.. мне, наверное, больше всего про кота Шредингера запало Henrik (23:00) Говорит ли это что-то о нас?) Tarjei (23:00) Ой извини, но ни к какому анализу я сейчас не готов, единственное, что любопытное я нашел в свое время по вопросу кота Шредингера — это квантовое самоубийство Henrik (23:01) звучит обнадеживающе… Tarjei (23:02) Нет, это правда круто! Эксперимент даёт любопытную трактовку на состояние этого несчастного кота Henrik (23:02) Так… Tarjei (23:02) Тебе интересно? Henrik (23:03) Да, теперь тебе придется объяснить, я не готов сейчас мучить википедию Tarjei (23:07) Ну, в общем, ты знаешь, что кот помещен в емкость с ядовитым газом и устройством с радиоактивным атомным ядром, у кота нас выжить — 50%, это произойдет, если ядро не распадется. Пока мы не посмотрели на кота, он в «суперпозиции», то есть и жив, и мертв, ибо мы НЕ ЗНАЕМ, и так происходит со всеми частицами в этом мире, пока мы на них не посмотрим, мы ничего о них не знаем… Вообще, одна эта мысль взрывает мне мозг, но… Господи, можно я тебе позвоню, я задолбаюсь печатать… Henrik (23:08) Лол, давай :) Тарьяй на секунду замирает, глядя на телефон. Они снова погружаются в каждодневные переписки, в звонки. Они снова сближаются. И он почти на грани, чтобы передумать и написать «забей, это неинтересно». Но вулкан в нем уже кипит, он хочет ему рассказать. Он хочет его слышать. Поэтому он не думает. — Привет, — мягкий голос Хенрика. — Да, привет, ну так слушай, — начал Таряй. — Есть две версии «копенгагенская» и «многомировая», первый вариант гласит, что как только мы смотрим на частицу, то тогда и возникает ее состояние, вторая теория говорит, что ничего не возникает, неважно, смотрим мы или нет, частица всё равно находится во всех местах и состояниях, причем частицы реализуются в разных вселенных! — То есть возникают параллельные вселенные? — Да, я посмотрел на частицу, ну или берём больше, на кота, и вижу, что он мёртв, значит, во второй вселенной он жив. Кот остаётся живым после эксперимента хоть в какой-то из вселенных… ну, это понятно и логично. И суть в том, что если верна «многомировая» теория, то кот никогда не погибнет в ходе эксперимента. — Никогда? — Никогда, поэтому теория называется «квантовое самоубийство» или «квантовое бессмертие». — Что бы ты ни сделал в этой жизни, это порождает вселенную, где ты сделал противоположное? — Да. — Это означает, что мы никогда не умрём, мы будем существовать в параллельных вселенных. — Да, наверное… так, тебе какой вариант больше нравится? — Ну, будь я котом, то вторая, конечно. — А будь ты Хенриком? Он громко рассмеялся в трубку. — И будь я Хенриком, интересно осознавать, что другой я сделал другой выбор… а тебе? — Мне кажется, что обе теории как-то не особо научны и эгоцентричны, как бы объяснить… Вот первая говорит, что как будто мира не существует без твоего взгляда, а вторая говорит, что каждое твоё действие рождает ещё одну вселенную… — Человек не настолько влияет на происходящее вокруг? — Да, мне кажется, такие теории берутся из-за страха смерти, поэтому приятно думать, что ты где-то бессмертен, или что, пока ты не посмотришь на частицу, она одновременно в двух состояниях. — А есть эксперимент, где один смотрит на кота, а другой — нет, и словесно передает другому человеку в комнате, который не глядит на кота? Тарьяй засмеялся. — Я не знаю, но если мы будем углубляться, у меня точно взорвётся мозг, извини, что вылил на тебя какую-то муть, это всё сериал. — Всё в порядке, я всегда рад твоему голосу. — Я тоже. И вот теперь Тарьяй начал думать, теперь он начинал сомневаться. — Так, наверное, уже поздно… ещё раз извини за мои истории… — Ти, ну кто мне ещё позвонит, чтобы рассказать про эксперимент с котом в коробке и квантовое бессмертие. — Точно, — он улыбнулся в трубку. — Ты тоже не задерживайся и иди спать. — Есть, сэр, — голос Хенрика согревала улыбка. — Спокойной ночи, совсем скоро приеду. Henrik (23:55) Исак и Эвен везунчики, мало того, что куча параллельных вселенных у них в ЭТОЙ вселенной, так получается, что у каждой из этих вселенных есть ещё параллельная вселенная… Tarjei (23:56) Однозначно везунчики :) Henrik (23:57) А в одной из параллельных вселенных я лежу сейчас рядом с тобой Tarjei (23:57) Ну да Henrik (00:21) Открой ссылку Это был уже забытый плейлист Эвена. Тарьяй прокрутил до самого конца. Хенрик добавил одну песню.Radiohead — True Love Waits
No fair You really know how to make me cry When you gimme those ocean eyes I'm scared I've never fallen from quite this high Falling into your ocean eyes Those ocean eyes [Нечестно. Ты действительно знаешь, как заставить меня плакать, Когда смотришь на меня своими голубыми, как океан, глазами. Мне страшно. Я никогда не падал с такой высоты, Падаю прямо в твои глаза-океаны. Эти глаза цвета океана] Billie Eilish — Ocean Eyes