Nothing

      До моих ушей доносится едва различимый шорох. Что это? Крысы? Как же надоели грызуны, проникшие в здание. Держу пари, они пришли сюда из-за кладбища и подвалов. Страшно наблюдать за тем, во что превращается это гниющее от основания место.       Однако, если мой план будет осуществлён верно, то мучильня станет колыбелью новой эры медицины. Надеюсь, мне не доставят особых хлопот некоторые не очень приемлемые обществом моменты.       Тянусь рукой в направлении звука — прямо под диван. Не нахожу там ничего, кроме пустой бутылки виски. Что-то явно не так. Мгновение, и я оказываюсь на холодном полу. Это была не самая лучшая моя идея.       В дверь кто-то стучит, причём очень настойчиво. Для меня этот стук воистину убийственен. Я надеюсь. — Сейчас! — кричу, пытаясь подняться. — Сэр, это очень важно! — раздаётся глухой голос из коридора за дверью.       Спустя несколько тщетных попыток встать на ноги, всё же довольствуюсь победой. В зеркале виднеется не самая лучшая версия меня. Пожалуй, не хотелось бы, чтоб кто-то посторонний видел сей неприглядный, я бы даже сказал, пугающий облик. Если бы меня в этот момент увидел незнакомец, то, скорее всего, подумал бы, что я пациент психиатрической лечебницы, нежели её главный врач. Ну, что ж, ничего не поделаешь.       Тем самым «убийственным» странником оказался местный кровопускатель, доктор Лаймер. — Удивлены? — спрашиваю. — Ничуть, — отвечает.       Конечно, уж этого человека сложно удивить. И, тем не менее, стоит, и коситься на меня, словно на прокаженного. — Давайте, препарируйте и дальше меня своим взглядом! Что вам угодно? — кажется, будто его молчание своей многозначностью пропиливает мне череп. По крайней мере, ощущения примерно такие, как если бы мне действительно вскрывали голову. — Сэр, я думаю, вам проще будет взглянуть, — в конце концов, говорит доктор. — Взглянуть на что? Хватит говорить загадками, Лаймер, я вовсе не в духе сегодня. — Появилась реакция на испытываемый препарат. Загадок здесь совершенно нет. Можете сами убедиться, насколько просто я объяснил вам происходящее. Пройдёмте со мной… — Нет, не сейчас… — голова закружилась, и пришлось опереться целиком на дверной проём. — Потом может быть уже поздно. «Не сейчас» — понятие достаточно растяжимое, как вы понимаете.       Насмешник то и дело, что бросал на меня оценивающий взгляд. Неприятно, когда подопечный ведёт себя таким образом, даже зная, что его нахождение здесь целиком и полностью в моих руках. Я обернулся снова взглянуть в зеркало, чтобы самому понять насколько ничтожно в данный момент моё существо, и высчитать приблизительное время приведения его в более-менее божеский вид. Лучше бы не смотрел. Состояние было действительно плачевным. Настолько, что считать время сборов было бесполезно, и пришлось сказать наугад. — Мне нужно сменить костюм и я, пожалуй, буду готов. — Не сказал бы, что только этим обойдётся… — чуть слышно со смешком пробормотал кровопускатель, но мне уже было всё равно.       Захлопнув дверь, я всматривался в сотворённый накануне хаос, в жалких попытках вспомнить хотя бы, куда делась часть вещей, не говоря уже о вчерашних событиях, свидетелем которых стал данный бедлам.       Во время поисков жилета и второго носка мной было обнаружено ещё 3 пустых бутылки хереса. Замечательно. Что было прошлым вечером, лучше не вспоминать. К тому же, здесь так же имеется женский чулок в полоску. Надеюсь, она не забрала мой носок взамен своему чулочку. Интересно, кто это был и когда она пришла — до того, как я столько выпил, или уже после. Если до, то надежда, что её образ всплывёт в моей голове, ещё есть, но если после, то это может быть непоправимой ошибкой. Пока я спал или забывался, в этом кабинете можно было взять что угодно: препараты, наркотики, сигареты или, что ещё страшнее — мои записи относительно Убежища… Боже, мне остаётся только верить в то, что ни единой строчки из этих заметок не было прочитано пациенткой. Иначе придётся действовать очень быстро и мы, вероятно, сделаем ещё немало погрешностей, из-за которых плохо будет всем, это уж точно.       Лаймер выглядел порядком измученным ожиданием, хотя и был готов к тому, что сидеть под дверью придётся, по меньшей мере, долго. Но при всём его недовольстве, он ни слова не проронил по дороге к смотровой.       В комнате на кушетке лежала девушка. Вернее то, что от неё осталось. Тело было бледным и холодным, пальцы искорёжены, как ветви дерева, челюсть открыта в немом крике, один глаз поблёскивал своей белизной, а второго не было вовсе, из пробитого черепа сочилась кровь.       Поначалу, мне захотелось сказать, что видимо, не у одного меня так «раскалывается» голова, но сдержался. — Как? — только лишь выдавил я. — Как раз около получаса тому назад пациентке стало дурно, она жаловалась на невыносимую боль в лобной доле. Собственно, это мы узнали уже от её соседок. А нашли её, во время вышибания своих мозгов о стену. К слову, мощные удары не являются причиной смерти. Как только двое санитаров бросились её оттаскивать, она тут же откусила ухо Фрэнсису и повалила на пол второго, при этом остаётся не ясно, что именно она хотела сделать. Элизабет Ноксфелл внезапно вскочила на ноги, и с отрешенным видом направилась к нам. Я попытался её схватить, но безуспешно. Гарри же она оглушила настолько быстро, что не сразу было понятно, от чего он рухнул, как подкошенный. Разбив голой рукой окно за решеткой, она схватилась за осколок и выколола себе глаз. Я всё ещё предпринимал попытки её усмирения, но она была слишком ловкой, и ей удалось даже порезать меня по шее. Причём действительно, войди лезвие чуть глубже, я бы с вами не стоял сейчас. — Ну. Так и от чего она умерла? Если бы осколок в глазу привёл к смерти, то это произошло бы незамедлительно. Но ведь она вас ранила? — Так и есть. Она всадила себе его глубоко в глазницу, однако, когда дёрнулась, задела и меня. — Так что же это, снова неудача… — я сел подле неё, размышляя, что было сделано неправильно в этот раз.       Порой мне кажется, будто я хожу по кругу. Это ведь, в самом деле, не первый раз, когда пациентка заканчивает жизнь летальным исходом от моего эксперимента. Хочется верить, что в следующий раз повезёт, но столько лет уже прошло с тех пор… Непростительно уже совершать ошибки, хотя, что ещё нам остаётся в этой жизни, кроме ничтожных попыток всё исправить?