Забытая ночь

Саня сидел и хмурился, глядя на то, как мельтешит перед ним Антон. Ходит туда-сюда, грызет ногти на руках и просто занимается какой-то хуйней, если честно. Строит из себя какую-то королеву драмы, хотя, наверняка, просто поцапался с Викой. А еще матерится все время, что ну прям напрягало так, что жесть. Хотелось дать по голове, лишь бы перестало так клинить на одних и тех же движениях и словах. — Ты расскажешь, не? — Да Данил просто долбоеб! — кричит, глядя на друга так, словно тот должен был понимать это сразу. Саша не понимал, ему было как-то не комфортно, когда друзья срались. И если у них были свои поводы для ссор, то старался не вмешиваться и быть поодаль, невзначай правда намекая, что, ну, помириться-то надо. Потому к нему и ходили плакаться, словно в подушку. Не всегда, конечно, но все же. Да и Саня иногда подкидывал дельные советы. Антон рассказывать все не собирался, потому что и сам понимал, что таким образом подставит и себя, и Даню. Никому знать о том, что они сосались, не надо. Хотя на месте Лены любая дура догадалась бы, что ее суженый ебется с кем-то на стороне, увидев засосы. А та улыбнулась и сказала, что, наверное, случайно оставила пьяненькая. Ну да, конечно. Присваивай и дальше себе мои заслуги, сука. Потому что помнил, что их поцелуи — это не романтика влюбленной парочки. Битва за сраное доминирование. Кто получит больше. Кому это надо больше. Никаких чувств. Разве что что-то, что нежным и мягким девочкам не понять — животная страсть и животные желания. Просто снять стресс. Просто присосаться губами к чужой шее, в то место, где тихо и размеренно бьется пульс, и если не выпить всю кровь до дна, то просто оставить след побольше. Мол, я тут был. Мое. Но Антон почему-то считал, что виноват в этом все равно лишь Даня. Что он пихнул их двоих на эту сраку, из которой теперь хрен знаешь, как выбраться. Игнорирование — это первое, что пришло в голову. Но чем дальше, тем сильнее тянется нитка. Тронешь — порвется. Настолько она, дрянь, натянута. Символизирует их отношения, если быть совсем точным. — А почему? — Потому что он долбоеб, че непонятного? Короче, забей. Наши проблемы. Но именно он вляпал меня в дерьмо по самое не хочу! — Поговори с ним? — Нет. — Почему? — Он конченый. Не хочу даже видеть его, блять. Паспорт через неделю выдадут и все — гудбай Москва. Саня просто покивал, закатывая глаза вверх. Антон никогда не отличался словарным запасом, чтобы подробно все объяснить, но все равно как-то умудрялся пиздеть слишком много. Талант, не иначе. А еще у парня очень сильно болела голова от этого всего, потому что и сам Данил в последнее время ходит темнее тучи, однако ничего не говорит. Ни за себя, ни за кого-то еще. Просто отмахивается, что все нормально, так что поводов для переживания нет. Правда только это и толкало на то, что переживать все же поводы есть. Но почему? Хуй знает. Никто и не расскажет. Видать, посрались действительно серьезно. — Если вы не поговорите, то ситуация не поменяется. — Она и так не поменяется, — Антон говорит это так, словно случился конец света. Хотя, в том мирке, где их отношения — это крепкая дружба, все же конец света. Потому что оба проебались так, как никогда в жизни еще до этого. Дерьмище какое-то, бесит нереально. И разговором это уже вряд ли исправишь. После первого раза — да, но… Второй? Когда Тоха трезвее стекла был? Бред. Данил уже догадался, что интимная связь у них с Антоном явно была. Какая — черт знает, но было жутко стыдно и неловко от того, что это все случилось. Хотелось вернуть все обратно, просто для того, чтобы это все не случилось. Даня жалел. Правда, ему было жаль, что все так произошло. Потому что он терял многое от того, что их отношениям конец. Никакой дружбы уже не будет, но задумываться о любви — абсолютный абсурд. А значит, что просто посидеть, поиграть и поговорить уже казалось слишком невозможным. Шансов на то, что они как-то выйдут на контакт, почти нет. Удивительно, что Тоха не съебался из его квартиры жить к кому-то еще. Да и скорее всего все же съебется. А еще самое худшее то, что на Лену не тянет. Вообще. Какое-то блядское безразличие на то, что она говорит и делает. На поцелуи, прикосновение, и время, проведенное вместе. А на свадьбу так вообще хочется огромный болт забить. Только на Антона посмотришь и сразу злость берет. Такая сильная, что хочется прижать и показать, кто тут главный. Кто тут может командовать. И это, если откровенно, такое дерьмовое чувство. Совесть жрет, а руки все равно тянутся. И губы тоже. Тянутся. К чужим. Тонким, искусанным. Таким, что будут целовать точно так же, грубо. Никакого намека на нежность, потому что ее здесь просто-напросто нет. Она никому не сдалась. Встречаются в коридоре и смотрят друг на друга, думая о своем. Антон и правда хотел бы помириться, да только проебано. Все проебано. Еще с той самой ночи, которую Тоха так и не смог вспомнить, только отдаленно отрывками. От которых щеки краснеют и на душе становится паршиво, черт их побрал бы. Вспоминает слова Сани, прокручивая их в голове тысячи раз, а потом все же просто кивает и пытается пройти мимо. Только крепкая рука на плече задерживает, а после сильно отпихивает к стене. В глазах Дани гнев, или что-то похожее. Разъяренность. Тот так хотел бы выговориться, но они просто стоят и смотрят друг на друга. Одна ладонь мужчины, рядом с головой Антона, вбивается в стену. А вторая, словно удавка, сжата на шее. Давит сильнее, заставляя хватать воздух ртом, но не поддается. Не отпихивает. Черт его знает, что вообще делать. Данил пизданулся окончательно, он снова тянется за поцелуями, однако лишь кусает нижнюю губу до крови. Не ожидает сопротивления, но получает. Его отпихивают так же сильно, как до этого он отпихивал Тошу. Злятся оба, но молчат. Тишина давит, лишь тихо бьются часы около зеркала. — Какого хуя, Данил? Какого, блять? — шипит, сжимая со всей дури кулаки, сдерживая себя всеми силами. Но мужчина молчит. Глядит не мигая, абсолютно. Словно затаившийся хищник. Что в его голове — хуй знает, но видно, что что-то затеял. И Антону это не нравится. Антон хочет уйти отсюда подальше. Приятное времяпровождение здесь закончилось, и теперь, он уверен на все сто, Москва для него всегда останется той самой помойкой, где разрушилось многое в его блядской жизни. Где пить нельзя вообще, где друзья в один миг становятся непонятно кем. Где и сам хочет себе разрешить поддаться, но слушает мозг, а не блядское сердце. — Почему ты, Антон? Почему из всех именно ты? Почему? — приближается, поднимая голос каждый раз, а потом снова вдавливает в стену. — Почему тянет так, как в жизни не тянуло ни к кому? Какого хуя я хочу тебя поцеловать прямо сейчас? Антон если бы не слышал это, то не поверил бы никому, что Даня так много матерится. И выглядит уже не настолько пугающим зверем, скорее запутавшейся псиной. Такой, что хочется пожалеть. Либо пнуть посильнее, чтобы та не страдала и сдохла побыстрее. И если бы Тохе было срать, он бы пнул. Со всей дури, чтоб побольнее. Чтоб не до смерти, а чтоб страдала. Нервный смех, а потом — удар. Слабый, по щеке. Всего лишь ладонью. Тоше смешно. Эта ситуация настолько бредовая, что дальше некуда. Он правда выясняет отношения со своим другом? Серьезно? С мужчиной? Как ты до такого докатился? И в следующий миг Данил проводит по месту, куда припала пощечина. Заглаживает вину, как провинившийся щенок. И Антон подставляется. Разрешает. Ради интереса, просто так. Не из-за того, что сердце колотится и ноги трясутся. Не из-за того, что в голове кавардак, а внутри желание не бороться, а отдать самого себя в плен этим рукам и губам, что уже снова втянули в поцелуй. Более жадный, страстный. Им не хочется разбираться в чувствах, им просто хочется этого. Если бы Тоха не был знаком с другом, то подумал бы, что тот пизданутый. В край. По самое не хочу. В психушку пора, лечиться. Чем скорее, тем лучше. А теперь пора и ему, раз творит то, что нельзя творить. При живой-то бабе. И его, и Дани. Но когда слышит звук ключей в подъезде, а потом, когда дверь начинают открывать, отскакивает. Антон летит в свою комнату, не оборачиваясь. Хотя и знает, что Данил в его сторону не смотрит вообще. Боже, он так рад, то ничего не успело случиться. Это было бы фатальной ошибкой. Наступил бы ебаный конец. Но сейчас все равно не лучше. Эти слова мужчины — признание. Такое явное, простое, и пропитанное некоторым отчаянием. Лена давно проговорилась Тохе, что скоро свадьба. Но тот голос, те эмоции, говорили о том, что нет, не скоро. На руках паспорт и билет на самолет в Киев. Пора это заканчивать.