Грязь

      — Как они нас нашли?!       Небольшой загородный домик, некогда принадлежавший славной и порядочной чете дантистов-магглов, был погружен в густую зловеще-гнетущую и пугающе-тревожную тишину. Она разбавлялась лишь чужеродно-тихим шелестом взъерошенных полураскрытых изогнутых крыльев и устало-недовольным уханием изрядно потрепанного почтовика, лишившегося как минимум трети своего некогда внушительно-великолепного густого и красочного оперения. Самого свирепо-хищного вида крупный филин, за тяжелым, но при этом скользяще-плавным полетом которого Гермиона столько раз наблюдала в школьном Большом зале, с придирчивым подозрением изучал-оглядывал с головы до ног незнакомую ее.       — Здесь только твое имя, Грейнджер!       Завидно-красивая и баснословно дорогая почтовая птица, которой Малфой не переставал кичиться на протяжении всей учебы, никак не могла, наконец, успокоиться и угнездиться на новом месте, после, очевидно, крайне непростого и длительного перелета (еще бы, преодолеть сотни километров, перелетев чуть ли не через всю маггловскую Британию ­— не то же самое, что доставлять легковесные кульки со сладостями в близлежащий Хогвартс): она уже опрокинула на пол стоявшие на комоде часы и теперь продолжала расхаживать по нему взад-вперед, царапая и без того пошарпанное древесное полотно своими острыми когтищами.       — Я была уверена, что птица погибла!       Прошло не более сорока-пятидесяти секунд после того, как приглушенно-сдавленные панические проснитесь-скорее-да-проснитесь-же-вопли до полусмерти перепуганной Нарциссы заставили ее нехотя разомкнуть сонно-слипшиеся воспаленные веки и стремительно выбраться из сомкнувшегося вокруг нее плотно-тугого теплого кокона, состоящего предположительно-точно из уютно нагретого двумя расслабленно-мирно спящими телами домашнего пледа и сжимающих ее в почти что герметически-крепких объятиях… малфоевских рук. Стоило ей автоматически-машинально подскочить с удобно — належанного насиженного дивана, как по-детски сладко сопящий слизеринец, утратив столь необходимую для поддержания вертикального положения опору в виде ее затекшего плеча, повалился на бок и…       — Я к тебе обращаюсь, глухая тетеря!       …практически сразу начал вопить, мгновенно просыпаясь от пьяняще-захватывающего ощущения свободного падения. Кажется, его светловолосая голова с по-дурацки уложенными наверх волосами еще даже не коснулась диванного подлокотника, а заспанно-полусонный Малфой уже успел обвинить во всем ее! Хотя в действительности еще не до конца пришедшая в себя Гермиона узнала обо всем едва ли раньше него! Между прочим, это Нарцисса первой проснулась почти под утро в своей спальне на втором этаже от того, что до ее аристократически-утонченного слуха вдруг донеслись приглушенно-ритмичные постукивания невнятно-непонятного происхождения. Подорвавшись с постели, чтобы как можно скорее установить источник этого сверхподозрительного шума, миссис Малфой с осмотрительной осторожностью подкралась к окну в своей комнате и увидела, что выбившийся из сил и ужасно вымотанный тяжелой дорогой Иаков (что тут сказать, волею судьбы она оказалась в компании настоящей мастерицы подбирать диковинно-странные имена не только собственным детям, но и домашним любимцам…) с неотступной настойчивостью долбится в подрагивающее в изношенно-гнилой раме мутное стекло.       — Что нам делать, девочка?!       Но и это было еще не все. Верный малфоевский гостинценосец явился сюда отнюдь не с пустым клювом. В этом изогнутом потрескавшемся крюке, по своим размерам имевшем все шансы сравниться с каким-нибудь корабельным, было прищемлено мокро-размытое нечто, которое в недалеком прошлом, то бишь после написания перед самой отправкой, являло собой традиционно-обыкновенное и практически ничем непримечательное письмо. За небольшим исключением того, что на насквозь промокшем желтом конверте, который вполне можно было отжимать вручную словно только что выстиранное белье, проступали выведенные темными чернилами расплывчато-кривые инициалы: Г. Г. В том, что это загадочно-таинственное послание, вероятнее всего, содержащее в себе неприкрыто-скрытую угрозу, было адресовано лично ей, не оставалось никаким сомн…       — Грейнджер, бл_дь!!! — Гермионе жутко претило, когда, словно в плохом сериальном дежавю, вновь усевшийся напротив нее за кухонным столом Малфой позволял себе повышать свой неприятно-мерзкий ломающийся голос и вообще говорить с ней в подобном тоне, но она с завидным постоянством находила для него высосанные из пальца удобно-подходящие оправдания. Например, сейчас всецело объятым неподдельным ужасом слизеринцем руководил первобытно-дикий страх, затмевающий, вытесняющий, заполняющий собой абсолютно все остальное. Страх за себя, за мать и… Впрочем, поразмыслить над тем, почему они провели вместе почти целую ночь, можно будет попозже.       — Мне известно не больше вашего! Так… Так… Сначала успокоимся! Давайте рассуждать логически… — не только крайне трудно сказать спросонья, но и не проще сделать с учетом всей совокупности обстоятельств, в которых они все дружно оказались в эту поистине прекрасно-темную предрассветную минуту. Да, превосходно узнаваемая семейная почтовая птица, которая однажды чуть насмерть не заклевала беднягу Стрелку, вполне могла выдать их точное текущее местоположение абсолютно кому угодно, однако при этом каждый из них продолжал испуганно-часто и боязливо-урывочно, но все-таки дышать, поэтому заунывно-трагичная песенка про три обезображенно-неопознанных трупа в скромной маггловской гостиной, которые к тому же вряд ли будут обнаружены столь небдительными соседями до их практически полного разложения, временно отменялась. — Если бы письмо прислали наши… ваши враги, то… Нам бы вряд ли представилась возможность его прочесть.       Не узнаем, пока не откроем…       Недолго думая, с детства расторопно-бойкая Гермиона решилась самостоятельно развеять терзающие всех троих устрашающе-недобрые сомнения и потянулась к лежащему посередине стола конверту, но примерно за миллисекунду до того, как она коснулась сырой измятой бумаги, ее покрывшаяся адреналиновой испариной холодная ладонь со смачно-хлестким шлепком-ударом припечаталась к шероховатой деревянной столешнице одним молниеносно-быстрым движением тяжелой и широкой мужской руки. Коротко брошенное предостерегающее «Не трожь!» и многозначительно-многообещающий зырк переполошенно-встревоженных серых глаз: Малфой полностью завладел предназначавшимся лично ей водянисто-мятым конвертом. Не успела она ахнуть, как вездесуще-проворный слизеринец извлек из него распадающуюся на атомы мокрую макулатуру и наскоро впился своим до остервенения зорко-бдительным взглядом в условно уцелевшие строчки. С точки зрения инстинктивно-практического са-мо-сох-ра-не-ни-я, которое у Драко неизменно-исправно фурычило на предельно-максимальных настройках, это было нереально глупо-тупо-опасно: магические письма, конечно, вроде бы никогда не отравляли в виду полной бесполезности этого занятия, но зато иногда некоторые из них неожиданно взрывались прямо в руках у ни о чем не подозревающих читателей, нередко снося им по полголовы.       Совсем дурной стал…       — Что за… Это не от Уизли, он и двух слов связать не может… Почерк знакомый… Но точно не Поттера, нет… — напряженно-внимательные и недоверчиво суженные очи Малфоя начали обшаривать скудно-жалкие остатки текста, в прямом и переносном смысле утекшего с расщепляющегося в режиме реального времени мокрущего пергамента, а будто бы хорошенько вымазанные потолочной побелкой дрожащие полные губы пришли в хаотично-быстрое движение, на одном дыхании бормоча такую вопиющую бессмысленно-несуразно-нелепую ахинею, что Гермиона и в самом деле не могла разобрать, чем она шокирована больше: этим или тем, что пытливая-дотошная Нарцисса вытянула свою изящную шею вперед и тут же присоединилась к дражайшему сыночку в столь увлекательнейше-преинтересном чтении. — Подарил он ей время, лирик недоделанный… Женишков скоро складывать некуда будет… Грейнджер, какого х_ра, а?!!       — «Сегодня в полдень увидимся там, где я подарил тебе время на третий год нашего знакомства. Никто не должен знать о назначенной встрече. Приходи одна и не опаздывай. Я очень нуждаюсь в тебе и больше не могу ждать», — с напряженной задумчивостью в напуганном голосе продекларировала Нарцисса, сосредоточенно-пристально вглядываясь туда же, куда и мало-помалу выбешивающийся Малфой, вдруг начавший жевать свою многострадально-несчастную нижнюю губу с такой раздраженно-разъяренной жестокостью, словно зачем-то хотел прокусить ее насквозь. Между тем его по-прежнему собранно-серьезная, но все же слегка успокоившаяся мать продолжала вести с ней этот почти непринужденный диалог-допрос как ни в чем не бывало. Будто это вовсе не она воспитала этого неистово беснующегося Сатану, готового испепелить ее дотла на бушующем костре своего неукротимо-разнузданного… безумия?.. — Мисс Грейнджер, я не совсем понимаю… Это и впрямь похоже на любовное послание, но кто отправил его вам через нашего Иакова?.. Не могли бы вы объяснить, что…       — Да, мисс Грейнджер, не могли бы вы объяснить… — пискляво перебивая столь высокочтимую матушку на полуфразе, Малфой скривился-изломился-скочевряжился до такой жутко-неприглядной степени, что ошарашенно-безмолвно наблюдающей за ним Гермионе поначалу даже показалось, что его сию секунду хватит полномасштабный инсульт, но… Пресловутый каждодневный кофе был здесь вовсе не при чем. А что же было? Может быть, ревность? Исключено, немыслимо, невозможно. С чего это вдруг? Подумаешь, прикорнул у нее на плече, предварительно завернув в плед вместе с собой в придачу. С кем не бывает? Да-ну-нет. У его невменяемо-сумасшедших психозов должна быть обоснованно-убедительная и логично-закономерная причина. Неважно, какая. Другая. — …что за бесстрашный Ромео шлет тебе влажные записочки прямо к нам домой?!!       — Уймись, Отелло! Это от Макгонагалл! В послании шифр, который понятен только мне! Она хочет увидеться со мной в лондонском кафе! — порывисто-громко вскричала Гермиона, бессильно всплескивая руками в напрасно-бесплодной попытке хоть как-то угомонить раскочегарившегося до черт-знает-какого-каления Малфоя. С учетом неблагоприятно-неприятных обстоятельств можно было попытаться встряхнуть рукавом и открыто вывалить все карты на стол: письмо действительно было написано пером почтенного профессора (странно, что слизеринец так и не узнал ее мелкий узловато-крючковатый почерк). Но нельзя было не заметить и то, что столь элегантно и поэтично метафорически-завуалированный маховик времени… М-да. Вовсе неудивительно, что авторство со скоростью света подставилось под скептически-предубежденное сомнение. — Я уверена, что это… э-э-э… по вашему вопросу! Возможно, профессор хочет предложить нам… вам… какую-то помощь!       — И ты реально думаешь, что я поведусь на эту постную х_йню?! Старухе незачем нам помогать, и взять с нас нечего! — с грозно-угрожающим свирепством выцедил Малфой, одним быстрым рывком вскакивая из-за стола и возвышаясь-нависая над ней, словно высоченная, архи-безмерно злобная бледнющая гора. Хоть его замечание и нельзя было назвать сумасбродно-безрезонным, Малфой, похоже, совершенно не имел понятия, что на третьем курсе учебы в Хогвартсе Гермиона, как обычно, чересчур-чрезмерно-слишком увлеклась образованием и физически не могла присутствовать на нескольких предметах, преподаваемых в одно и то же время, поэтому педантично-скрупулезному декану Гриффиндора пришлось собрать многие десятки министерских разрешений-одобрений-дозволений, чтобы ее (сугубо по строжайшему секрету!) любимой юной ученице доверили маховик, который и был торжественно-помпезно вручен подпрыгивающей-до-потолка-от-счастья-ей в маггловском кафе неподалеку. — В последний гребаный раз спрашиваю у тебя по-хорошему: ОТКОГОЭТО?!       — Мисс Грейнджер, ныне для нас осторожность синонимична жизни и свободе! Теперь и вы тоже замешаны, поэтому прошу не торопиться с выводами! Все это очень похоже на умело расставленную западню… — Нарцисса вдруг поднялась из-за стола, только, в отличие от изничтожающего ее своим смертоносно-убийственно-губительным взглядом Малфоя, плавно-не-резко пододвинулась к лютеющему на глазах слизеринцу, тихо шурша полами маминого старого сарафана с деревенской барахолки. Кажется, она в типично-привычной для себя манере встряла как нельзя вовремя, потому что ее ненавязчиво-деликатное вмешательство, как непреложно-нерушимое правило, обычно хотя бы чуть-чуть отрезвляло и немного охлаждало их обоих, но… Только не в этот раз, ибо по-ангельски всепрощающее и скромно-беззлобное хваленое гриффиндорское терпение было почти на исходе. — Даже если вы уверены, что письмо написано Минервой лично, нельзя забывать о том, что она вполне могла действовать под Империусом! Вы можете напрасно погибнуть, приведя их к нам, поэтому, прежде чем что-либо предпринимать…       Семейная ссора по-малфоевски… Можно бразильский сериал снимать.       — Приму к сведению, но… Я тоже не вчера родилась и готова пойти на этот риск! О себе не беспокойтесь, вы оба в любом случае будете вне опасности — вас никто не выдаст! Совсем скоро начнет светать, а путь до Лондона не близкий… — увидеть хоть кого-нибудь, помимо начисто ополоумевших от собственной ошалело-чумной наглости Малфоев, вдруг с какого-то перепугу решивших, что они могут управлять-командовать-распоряжаться ее, Гермионы, жизнью, сейчас было бы весьма кстати. Кроме того, столь категорично-настойчивый и безотлагательно-срочный призыв профессора ни в коем случае нельзя было игнорировать. Жаль, что дикие воспаленно-серые глаза навыкате, вопяще-безмолвно приказывающие ей сесть на место и НЕ идти к лестнице на второй этаж, этого не понимали, однако… На то, чтобы вдаваться в подробнейшие объяснения-разъяснения и предпринимать нелепо-бесполезные попытки подискутировать хотя бы с малой толикой адекватного конструктива, попросту не было времени. И вышеупомянутой выдержки. Поэтому нужно было как можно скорее тихо-мирно улизнуть с кухни/из дома/из деревни в Лондон, пока еще никто не пострадал… — Надо успеть на первую пригородную электричку. До станции около четырех километров пешком, мне нужно выдвигаться прямо сейчас. Разговор окончен.       — Драко, с ума сошел?!! Убери ПАЛОЧКУ!!!       Она уже успела поспешно просеменить через всю гостиную и даже занести ногу над первой особливо скрипучей ступенью, когда до ее молниеносно-моментально обострившегося слуха донеслись панически-истошные вопли пуще прежнего переполошившейся Нарциссы. Любая волшебная палочка в отмороженно-чокнутых руках этого окончательно поехавшего психозника с изрядно припозднившимся весенне-летним обострением бессознательно-автоматически приравнивалась к тройной-взрывной-лавиноопасной угрозе, и, одномоментно-резко разворачиваясь назад всем корпусом, Гермиона ожидала узреть довольно хорошо знакомое упругое и блестяще-гладкое древко десятидюймового боярышника с непонятно чем внутри, но вместо него… в ее дугообразно вздымающуюся от рвано-частых вдохов маленькую грудь целилась крепкая шероховатая ветвь с обвивающейся вокруг нее виноградной порослью.       Что… Как он… Когда?.. До или после получения письма? Мерлин, да это же внут-рен-ний карман!..       — Никуда ты нахрен не поедешь, дорогуша! Вместо этого ты отдашь мне ключ от своей каморки и просидишь в ней еще о-о-о-о-очень долго… — с кошмарно-отвратительной ласковой вкрадчивостью любезно пояснил Малфой, не сводя заостренного наконечника много лет тому назад приобретенной перед началом обучения в Хогвартсе палочки с ее же машинально-недоумевающе хлопающей распахнуто-вытаращенными глазами хозяйки, которая почему-то с отчаянно-напрасным упорством продолжала больно хлопать себя по опустевшему внутреннему карману любимой домашней пижамы, аккуратно-незаметно нашитому для того, чтобы не расставаться с виноградной ветвью ни днем, ни ночью. В общем и целом, как раз вот на такой вопиюще-критический случай. Кто же знал, что в хватающем-хапающем-цапающем все-подряд-что-можно-и-нельзя слизеринце нежданно-негаданно откроется поистине выдающийся талант заправского щипача. Ну, не-е-е-е-ет, что вы, такого и предположить было нельзя!.. — …размышляя над своим плохим поведением. Ты наказана, Грейнджер! До тех пор, пока не станешь хорошей девочкой.       Даже не рискну представить, что под этим подразумевается…       — Мисс Грейнджер, прошу вас, не поймите все превратно! Я не одобряю методы Драко, но… Это для вашего же блага! Поверьте, мы, как вы однажды нелестно выразились, печемся не только о самих себе! — а как же иначе?.. На осмотрительно-предусмотрительное заступничество подавшейся вперед и картинно-сложившей свои изнеженно-аристократические белоснежные руки в смиренно-молитвенном жесте Нарциссы никто и не рассчитывал. Несмотря на то, что от ее обеспокоенно дрожащего голоса вовсю веяло неприкрыто-проникновенно-душещипательной искренностью, презрительно-недоверчиво фыркнувшая Гермиона не собиралась верить ни единому слову. Малфои просто хотели удержать ее здесь вопреки всему, как и всегда, не проявляя особой разборчивости в выборе способов достижения этой малоприятной цели. — Это только к лучшему, оставайтесь в безопасности вместе с нами! В конце концов, целее будете! И… уже к вечеру он вас выпустит, это я могу вам пообещать!       …сказала женщина, вырастившая ЭТО…       Когда ходящие ходуном непослушные пальцы всецело объятой непокорно-упрямой и подлинно-сущей яростью гриффиндорки с неуклюжей медлительностью развязывали хитросплетенно-завитые многоуровневые морские узлы, удерживающие тонкую перекрученную веревочку с небольшим погнутым ключиком на обливающейся ледяным потом девичьей шее, в ее ноющей голове со вставшими дыбом каштановыми волосами, словно опущенное в свежеперепаханное и щедро политое дождевой водой черноземное поле высокоплодовитое семя, зародилась некая идея. Когда все еще скалящий на никак не выказывающую своего адски-адского негодования Гермиону свои кафельно-белые зубы Малфой вальяжно-неспешной походкой подошел к ней вплотную и степенно-грациозно протянул ей свою расслабленно-раскрытую ладонь, свободную от слегка подрагивающей виноградной лозы, неприятно впивающейся в ощутимо-натянутую нежную кожу заострившегося подбородка и заставляющий ее немного запрокинуть шею назад, эта идея все прочнее укоренялась в ней, распуская вокруг себя обширно-развитую корневую систему. Когда бледно-синяя слизеринская рука с причудливо-фиолетовым оттиском безмерно раздувшихся вен с лихорадочно-торопливой быстротой сжалась в кулак, наконец, получив искомое, а и без того щемяще-давящий пресс почти режущего наконечника волшебной палочки многократно усилился почти что синхронно с этим, в одночасье заставляя-принуждая куда сильнее откинуть разрывающуюся от буряподобного мятежно-протестующего возмущения голову назад и беспомощно лицезреть скудные остатки обсыпавшейся потолочной отделки, кое-как, на ощупь, по памяти преодолевая перекошенную лестницу на второй этаж спиной вперед, эта идея обзавелась первыми жизнеспособными и средоустойчивыми всходами. Когда грохочуще-рокочущая где-то глубоко внутри себя гриффиндорка, несуразно-косолапо споткнувшись и едва не потеряв равновесие под самый конец своего эпического пути задом-наперед, переступила порог своей комнаты и беззвучно-молча выслушала лязгающие отзвуки неумело-поспешного ковыряния почерневшим железным ключом в повешенном ей же самой полусломанном дверном замке, настала пора собирать посаженный урожай и пожинать взращенные плоды…