Грязь

      Зыбкий и полупрозрачный предрассветный туман никак не хотел уступать свои законные права ярко-желтому солнечному диску, готовому вот-вот выкатиться на бледно-розовый небосвод. Он с отчаянным упорством цеплялся за густые примятые кроны все еще спящих деревьев, упрямо стелился над сырой непрогретой землей и мутно-неотчетливой дымкой клубился над практически черной с такого ракурса речной водой, по обыкновению игриво-быстрое течение которой вдруг сделалось неохотно-медленным и неспешно-тягучим. Ни утренней переклички лесных обитателей, ни пения ранних птиц, ни единого дуновения куда-то запропастившегося легкого летнего ветерка. Ни-че-го. Конечно же, для того, чтобы все вокруг казалось ей столь преувеличенно-унылым и мертвенно-серым, имелись определенные причины. Точнее, причина. Одна.       — Ты можешь, пожалуйста, перестать смотреть так… — как будто всерьез намеревается написать ее портрет по памяти сразу после выпуска первого увесистого тома из золотой коллекции собственных нескончаемо-длинных сочинений на единственно-неизменную насущную тему: «Почему же ты так нужна мне?». Гермиона сидела на поредевшем островке из зеленовато-желтой травы, поджав под себя ноги и привалившись плечом к жесткой дубовой коре с детства знакомого многолетнего дуба, могучий и крепкий ствол которого по каким-то совершенно неочевидным ей причинам начал засыхать. Разумеется, в виду неимения дополнительной парочки глаз на затылке, которые сейчас были бы весьма некстати, она не могла видеть, что творится позади нее, но это и не требовалось… — От этого как-то… неловко.       — Конечно, Грейнджер… — обессиленно-вялый и безжизненно-блеклый смешок Малфоя, тихо раздавшийся практически в целом-безопасном-метре от моментально подобравшейся гриффиндорки, больше был похож на последний предсмертный хрип, и теперь она совсем не была уверена в том, что он не являлся таковым. В последние дни заметно поутихшему и присмиревшему слизеринцу пришлось совсем худо. Когда Гермионе ценой титанически-неимоверных усилий удалось оторвать рыдающую миссис М. от кухонного пола, та клятвенно заверила ее в том, что сначала сама поговорит с сыном. По всей видимости, ей это удалось на троекратное «ура»: прознав о предстоящей безудержно веселой поездке обратно в Хогвартс, где ему предстояло опять-снова учиться с теми, против кого он условно во-е-вал, Малфой три дня кряду провел на своем диване перед выключенным телевизором, наотрез отказываясь от книг-сериалов-еды и ни с кем особо не разговаривая. — Может, мне еще и дышать перестать?..       Это уже лишнее. Ты и так эффективно нейтрализовал сам себя, предоставив мне полный карт-бланш…       — Малфой, ну сколько раз еще повторять? Все с вами будет хорошо. В этом году тебе придется обойтись без личного фан-клуба, но… — этот ее длинный-долгий и монотонно-однообразный монолог повторялся уже, кажется, в десятый раз. И всякий раз она беззапиночно вещала, старательно подбирая слова, убедительно жестикулируя и приводя понятные аналогии для детального разжевывания своего quid-pro-quo-плана. «Ты мне, я — тебе». Что же было тут такого непонятного, в особенности с учетом того, что именно этого древнейшего взаимовыгодного принципа Малфой Старший придерживался всегда, везде и во всем. Так почему бы сыночку не последовать по стопам своего безмерно уважаемого отца прямо сейчас?.. — …ты справишься. Я присмотрю за тобой. Нужно только, чтобы ты вел себя адекватно на людях и убедительно делал вид, что между нами мало что изменилось. Неужто это так сложно?       Я протягиваю тебе руку помощи, Малфой. И плевать, что на самом деле она тянется к богатствам Люциуса. Просто пожми ее уже, и все. Давай!..       — Ну, смотри... Ты пообещала, что не бросишь меня, Гермиона… — от того, насколько легко-естественно-свободно он произнес ее имя (отнюдь не в первый раз уже, кстати…), причем еще с таким мерзко-утомленным придыханием, нестерпимо-непреодолимое желание с головой окунуться в опостылевшую реку и никогда больше не выныривать обратно сиюсекундно утроилось. Сначала он осквернил ее отчий дом, теперь принялся пятнать ее честное и доброе имя, а потом, того и гляди, дойдет до насильного поругания ее чистого тела… Да, именно так. Сколько же сил ей требовалось на то, чтобы и дальше продолжать избегать, игнорировать, не замечать этого жадно-похотливого взгляда, который каким-то непостижимым образом опять-снова-да-когда-это-кончится умудрялся облизывать ее даже под плотно-многослойной одеждой. — Мы с тобой плывем в одной лодке, и учти, если что не так — ты пойдешь ко дну вместе со мной!       Подозреваю, что этим все и кончится…       — Я же велела не называ…       — Ах да, опять запамятовал! Я же не достоин обращаться к тебе по имени! — разумеется, это в очередной раз уязвило-оскорбило-задело его до такой взрывоопасной степени, что Малфой весь взвился еще задолго до того, как она успела закончить свою надломленно-тихую оборвавшуюся фразу. О, он не прекращал настырно-упрямо канючить, излишне настойчиво торгуясь с ней по этому незначительно-неважному, как почему-то одной лишь ей казалось, поводу аж с самого утра. Вернее, для тех, кто даже и не помышлял о том, чтобы лечь спать, чересчур затянувшаяся августовская ночь с незаметной плавностью трансформировалась в непрочную предрассветную мглу, которая все никак не желала рассеиваться. — А как насчет тебя, Грейнджер, м? Мое имя не под запретом! Ты еще помнишь, как меня зовут?       Была бы рада забыть, да куда там…       — Малфой, ты вот для этого напросился меня проводить? Надо идти. Раньше уеду — скорее вернусь! — хмуро насупившись и едва сдерживая подступающую зевоту бросила она, по-прежнему не оборачиваясь и продолжая с нездоровой увлеченностью сверлить почти-отсутствующим взглядом горизонт. Все прошедшие н-цать часов были неблагополучно потрачены на попеременно-успешное коллективное совещание относительно того, так ли ей нужно в Косой Переулок или же «на_ер-обойдемся-сиди-дома». По всей видимости, кое-кто опрометчиво позабыл о том, что они ехали в школу еще и учиться, а так как до 1 сентября 1998 года оставалось всего-ничего, масштаб надвигающейся глобально-вселенской катастрофы было довольно сложно переоценить: слизеринцу буквально было не во что облачаться, а Нарцисса, вопреки щедрому гриффиндорскому завещанию возвратившая виноградную лозу законной правообладательнице, до сих пор оставалась без волшебной палочки. — Мы уже ВСЕ обсудили! Начиная от расписания маггловских поездов и заканчивая моим маршрутом…       — Нет, не для этого. Я… Грейндж, поехали вместе! — на смену почти привычной безгранично-виноватой-перед-ним жалости, которая обычно незамедлительно следовала за этими клянчуще-увещевающими интонациями, теперь почему-то так своевременно пришло неожиданно-спасительное раздражение. Пожалуй, только благодаря нему она до сих пор еще не вывалила всю-всю-всю правду на стол перед чертовски-зависимыми и перманентно-нуждающимися в ней Малфоями, хотя бесчисленное количество раз (она прекратила считать где-то приблизительно после двадцати семи) порывалась это сделать, не взирая даже на строго-однозначные указания профессора Макгонагалл. — Это же быстро, туда-обратно. Меня никто не узнает.       — Не сотрясай воздух впустую, Малфой! В сопровождении я не нуждаюсь, — негромко хмыкнув почти про себя, вымолвила Гермиона, опираясь рукой о сухое очерствевшее дерево и шатко поднимаясь на ноги. Одновременно с этим позади нее тут же отметилось оживленно-хаотичное движение. Сидел ли Малфой под ныне поникшей и чахнущей желтеющей кроной только кажущегося всемогущим дуба, где когда-то давно она так любила отдыхать вместе со своими родителями, стоял ли, вальяжно облокотившись на него и изучающе-внимательно взирая на нее исподлобья — это было не столь важно, потому как уже в следующее мгновение пока еще полупустой походный рюкзак вдруг ни-с-того-ни-с-сего-резко потянул ее назад. Метаться и паниковать, разумеется, было еще рано, но вот отрезвляюще-здравомысленные вскрики были в самый раз: — На этот раз палочка при мне!! Возвращайся обратно к матери, как мы и договаривались!!!       — Да не дергайся ты! Просто хочу тебе кое-что передать… На вот, возьми, — еще не успевшую толком испугаться гриффиндорку встряхнуло-тряхануло так, что ее ступни, кажется (или нет?..), на несколько коротких мгновений оторвались от порядком примятого травяного ковра и оставались в свободно-болтающемся полете до тех пор, пока она, безвольно подчиняясь непреодолимой для нее физической силе, не крутанулась волчком вокруг своей оси и не оказалась лицом к лицу с пытливо приглядывающимся к ней Малфоем. Через доли секунды длинные бледные пальцы с изрядно настораживающим проворством нырнули в набедренный карман ее маггловских джинсов и, прежде чем убийственно-неторопливо убраться восвояси, оставили там что-то маленькое, но вместе с тем довольно увесистое. — Много за него не дадут, но попробуй выменять хоть что-то. Купишь себе что-нибудь поприличнее… Чтобы меня не позорить.       — Я не… Нет… Нет! Не возьму! — Гермиона собиралась тут же вывернуть свой карман наизнанку, дабы вышвырнуть оттуда это замысловатое нечто, но, едва оттопырив блекло-синюю грубую ткань, тут же принялась энергично мотать головой в знак гиперактивного протеста, попутно краснея-багровея при этом. Кто бы мог подумать, что в обессиленном огорчении закативший глаза слизеринец «с барского плеча» пожалует ей не что иное, как легче-легкого узнаваемый перстень-печатку Малфоев с причудливо извивающейся серебристой змеей. Долгие годы передаваемую от отца к сыну наследную фамильную реликвию, которая с-какого-то-там-младшего-курса неизменно красовалась на безымянном пальце у Драко. В прежние далекие времена Уизли смогли бы целый год прожить на вырученную от него сумму, причем практически ни в чем себе не отказывая. — Малфой, я не могу!       — Лучше вали, пока я не передумал тебя отпускать… — неразличимо-тихо прошептал блондин, зачем-то намеренно избегая ее пронзительно-кричащего «я-только-отвернулась-а-ты-уже-белены-объелся»-взгляда и с аккуратно-педантичной бережностью подхватывая края бесформенного капюшона ее кофты, чтобы без всякого спроса предельно натянуть его до самого стыдливо-пунцовеющего кончика острого гриффиндорского носа. Растерянно-ошарашенно шмыгающей им обладательнице не нужно было повторять дважды. Она не преминула тут же воспользоваться этим ценнейшим предостерегающе-многообещающим советом: молча развернулась и, ни разу так и не обернувшись к провожающему ее тоскливо-тяжелым взглядом слизеринцу, торопливо умчалась в сторону железнодорожной станции.

* * *

      Гермиону мутило так, что обостряющиеся приступы невыносимо-сильного головокружения приводили к практически полной дезориентации в окружающем пространстве. Справедливо бунтующий и наотрез отказывающийся работать без хотя бы периодического поступления какой бы то ни было еды вестибулярный аппарат все чаще грозился лишить ее и без того неуверенно-хлипкого равновесия, но при всех своих безнадежно-отчаянных стараниях, она не могла пропихнуть в свою глотку ни одного кусочка. Ее перманентно тошнило за несостоявшимися завтраками, обедами, ужинами, а также между длиннющими перерывами между опасно-редкими приемами крайне низкокалорийной пищи, и отталкивающе-мерзостный запах маринованного угря из скудного обеденного меню, вопреки неизменным на протяжении многих веков, чуть ли не с самого открытия, традиций клиентского обслуживания, почему-то подаваемого в «Дырявом котле» с утра пораньше, никак не способствовал пробуждению напрочь отсутствующего аппетита. Знаменитый волшебный бар, открытый еще в далеком 1500 году для того, чтобы служить одним из немногих связующих звеньев между двумя разнородными и совершенно не похожими друг на друга мирами, ничуть не изменился. Невзрачно-крошечное магическое заведение приветствовало ее своим узнаваемым обшарпанно-бедным антуражем, из-за которого до сих пор было очень сложно поверить в то, что это один из самых старых, уважаемых и популярных лондонских магических пабов. Но вот во что поверить было куда как сложнее, так это нередко проскакивающим слухам о том, что когда-то сюда беспрепятственно пускали даже самых обыкновенных простецов.       …но им тут, похоже, не очень-то нравилось…       — Присоединяйтесь к нам, мисс! Здешняя медовуха очень хороша! — добродушно-веселый окрик неприятно худощавого и выглядящего намного-много старше своих лет человека, который с повышенно-неотрывным вниманием следил за заметно покачивающейся гриффиндоркой, заставил полным ходом движущуюся к выходу ее с настороженной неохотой скосить свои слипающиеся карие глаза вбок, где за усыпанном всевозможными дешевыми спиртными напитками столом восседала довольно подозрительная компания нелицеприятно-неопрятных мужчин и женщин самых разных возрастов. Напрямую обращавшийся к ней волшебник с косматыми темными волосами до плеч и лучезарной полубеззубой улыбкой, восседал во главе этого небольшого утреннего застолья и с призывно-настойчивой энергичностью зазывал ее к себе обожженной и изувеченной рукой без двух пальцев — мизинца и безымянного. — Приглашение в силе! Если надумаете, то я всегда где-то поблизости: просто спросите Маркуса!..       — Как-нибудь в другой раз, мистер!.. — с тихой ироничной желчностью просипела девушка, несмотря на вертолетно-полетные вестибулярные трудности, все проворнее скользя между неприбранных пустующих столиков с заветренно-немытыми тарелками и, должно быть, еще несколько часов назад залпом осушенными гранеными стаканами. Ей категорически не нравилось в прямо-переносном смысле уподобляться нелюдимо-скрытному Малфою и опасливо прятаться за то и дело неосознанно поправляемым балахонистым капюшоном, тем самым наверняка неявственно ассоциируясь у простого-честнОго народа с небезызвестными смертолюбцами и последователями Темного Лорда, но фатально-опасная перспектива быть узнанной случайными уличными зеваками куда раньше положенного времени была и оставалась недопустимой. Сколь бы неотступно-настырная Гермиона Грейнджер не пыталась этого отрицать, но однажды, одним обыкновенно-малопримечательным утром она вдруг проснулась всемирно знаменитой. Если, будучи завсегдатой участницей Золотого Трио, Гермиона и раньше была широко-прешироко известна, то после свержения Волан-де-Морта вполне могла на полном серьезе посоревноваться с Гарри по части славы-почестей-признания и всего такого прочего. Их знали и, более того, практически везде узнавали все-все-все без исключения: что стар, что млад, и если выросший с выраженным непобежденным комплексом «младшего сына в большой малоимущей семье» Рон нескрываемо радовался этому, то тяжко вздыхающая гриффиндорка теперь наконец-то поняла, почему Мальчик-Который-Выжил продолжал неустанно жаловаться на повышенно-назойливое внимание магической общественности на протяжении всех школьных лет.       Что за непонятный тип этот Маркус?.. Может ли быть, что он?.. Так, не отвлекаться! Будто других хлопот нет… Три вверх и два в сторону…       Все более ветшающая от быстро бегущего времени заколдованная коричнево-красная стена, расположенная на заднем дворе «Дырявого котла» и послушно подчиняющаяся элементарным щелчкам абсолютно любых (даже таких, как сомнительно-многофункциональный розовый зонтик Хагрида…) волшебных палочек, с характерным звуком оперативного разбора кирпичной кладки разъехалась в разные стороны, легко и свободно преобразуясь в широкий арочный проход, ведущий в знакомый каждому без исключения ученику Хогвартса Косой Переулок. Когда Пожиратели Смерти пришли к власти вот-уже-во-второй-раз, все здесь тут же преобразилось, причем кардинально-упадническим образом. Неспешно вышагивая по вымощенной светлым булыжником протяженной магической улице и почти против воли настороженно-пристально озираясь вокруг, Гермиона со скорбно-болезненно сжимающимся сердцем отмечала, что подавляющее большинство магазинов, лавок и киосков со всевозможными магическими товарами на любой вкус и кошелек все еще продолжает тоскливо взирать на этот, созданный и при ее непосредственном участии, новый свободный мир наглухо заколоченными окнами из побитых стекол, а явно предпочитающих не задерживаться подолгу на открытых безлюдных пространствах прохожих можно было запросто пересчитать по пальцам одной руки.       Война закончилась, но память обо всех ее ужасах передастся многим будущим поколениям…       — Так и будем стоять-тупить, или все-таки делом займемся для разнообразия? — внезапно лукаво-насмешливо фыркнули откуда-то сбоку, моментально заставляя гриффиндорку подскочить на месте и ошалело вытаращиться в зияющее рядом свободное пространство. Малфой!.. Его грубовато-низкий голос прозвучал так натурально-отчетливо и близко-рядом, что на какие-то короткие погранично-сумасшедшие мгновения ей явственно почудилось, что она взаправду слышит его. Разумеется, он ни коим образом не мог вдруг оказаться здесь, прямо посреди Косого Переулка средь бела дня (если, конечно, дико обостренный слизеринский инстинкт самосохрания не начал ему изменять…), но продолжал незримо преследовать Гермиону повсюду, без устали и продыху гоняясь за ней по пятам, словно неотделимо-неотторжимая тень, в режиме нон-стоп отбрасываемая болезненным гриффиндорским воображением. Чем дальше она безоглядочно улепетывала от плавящегося мутно-серого льда этих безразлично холодных, голых и голодно-одичалых глаз, тем глубже они проникали в ее нетрезво-замутненное сознание и отпечатывались там.       А Нарцисса та еще… змея. Вменяет вину, прививает ответственность. За него… И все это — на пустом месте. Браво!.. Впрочем, она даже не пытается этого скрывать. В отличие от профессора Макгонагалл, которая явно чего-то недоговаривает… Что ж, посмотрим, насколько ловко вы будете справляться с надраиванием больничных уток, миссис М…       Еле-еле заставляя себя волочить слабеющие и все чаще спотыкающиеся ноги по направлению к «Гринготтсу», чтобы обменять свои изрядно оскудевшие маггловские сбережения на английскую магическую валюту (ибо то, что на протяжении всего этого пути-следования отягощало карман джинсов и жгло-опаляло ни в чем неповинное бедро гриффиндорки никогда бы не обратилось в золотые галлеоны, серебряные сикли или бронзовые кнаты, по крайней мере, по ее «доброй» милости…), Гермиона, несмотря на все ее мысленные усилия-противления, все-таки задумалась о драконах. О, разумеется, она, кажется, чуть ли не всегда была прекрасно осведомлена о том, что означает имя Малфоя.       Его обладатель и впрямь был очень похож на гигантского летающего хладнокровного ящера, способного без всяких усилий изрыгать из себя как минимум двадцатиметровые столпы испепеляюще-губительного адского пламени. Справедливости ради стоило отметить, что последнего не наблюдалось уже довольно-таки давно, и на смену ему пришел густой отравляюще-едкий дым, то и дело вырывающийся из свирепо-гневно раздувающихся кожистых ноздрей, но все же… Эта непредсказуемо-своенравная и неуправляемо-упрямая рептилия, совершенно обоснованно относящаяся к категории XXXXX в объединенной Классификации Министерства Магии («Смертельное для волшебников/не поддается дрессировке), была крайне уязвима, а оттого чрезвычайно опасна, причем не только для всех окружающих, но и в первую очередь для самой себя. И… С чего нужно было начинать приручение неприручаемого?.. Если вспомнить незабвенную «Чудовищную Книгу о Чудовищах», то для того, чтобы она ласково мурчала и открывалась на нужной странице, ее следовало сперва чем-то хорошенько приложить, а затем аккуратно погладить по корешку. Благо, в том, чтобы выискивать этот самый «корешок» у Малфоя, не было абсолютно никакой надобности, ибо пошло-циничный и бесстыже-развязный слизеринец, не имеющий ровным счетом никакого представления о таком важнейшем взаимодополняющем тройном понятии как достоинство-честь-совесть, нескромно предпочитал никогда НЕ скрывать свою вызывающе оттопыренную ширинку, а даже наоборот будто бы старался выставить ее ей напоказ с полюбуйся-ка-ты-к-этому-причастна-выражением на своем нахально-ухмыляющемся самодовольном лице:       — А ты случайно не девственница, Грейнджер?.. Погоди-погоди, не отвечай! Я сам узнаю…       — Мисс Грейнджер?..       — Да! ДА! Это хоть что-то меняет?! — куда как громче, чем следовало, вскрикнула смятенно-оробевшая Гермиона, и оглушительно-звонкое эхо ее переполошенного девичьего почти-что-визга молниеносно разнеслось по впечатляюще огромному мраморному холлу единственного в мире магического британского банка, основанного неким гоблином по имени Гринготт в 1474 году. Остроухий седой служащий, чинно восседающий за высокой коричневой стойкой (к слову, единственной занятой на весь пустующе-безлюдный приемный зал), с повышенной внимательностью и почти нескрываемой неприязненной подозрительностью смотрел на нее своими прищуренными и немигающими черными глазками.       — Не угодно ли вам забрать ваши деньги и удалиться? К нашему глубочайшему сожалению, мы не можем прекратить ваше обслуживание, но не будем рады видеть вас снова… — противно-скрипучий голос низкорослого существа с непропорционально удлиненными кистями заставил медленно возвращающуюся в реальность Гермиону вспомнить о том, почему же она так тайно-сильно недолюбливает этот умный, скрытный и крайне неприветливо-малообщительный волшебный народец, несмотря на все свои высокопарно-громкие заявления о том, что продолжает относиться ко всем без исключения магическим расам с одинаковой симпатией, будь то домовые эльфы или садовые гномы! Но гоблины… В особенности после близкого знакомства с Крюкохватом… — …после вашего последнего визита все меры безопасности в «Гринготтсе» были вынужденно удвоены.       А то, что именно благодаря Гарри вы избавились от гнета Пожирателей и вернули себе свои золотые подземелья, конечно же, не учитывается…       — До свидания, — с нарочито-вежливой прохладой попрощалась почти не обидевшаяся на него Героиня Войны, не без слабого облегчения отмечая, что снова зарывшийся в высоченную кипу лежащих на банковской стойке увесистых гроссбухов малоприятный клерк, кажется, напрочь потерял к ней всякий интерес. Показательно-неторопливо сгребая катастрофически-недостаточно густую горсточку блестящих драгоценных волшебных монет в свой раскрытый рюкзак, по обыкновению рассчетливо-бережливая гриффиндорка с тихонько нарастающей паникой размышляла о том, на что стоит ее потратить. Что там по списку из первостепенно-необходимого? Учебники, книги, письменные принадлежности? По-хорошему, решить этот злободневный вопрос можно было просто, быстренько наведавшись в Нору (там у нее осталась целая куча самых разнообразных вещей, включая ее так-чертовски-необходимую-сейчас-сумочку с до сих пор еще действующим незаконным заклятием невидимого расширения), но…       Гарри ни за что не отпустит меня назад. Поэтому... И вовсе не потому, что Малфой этой ночью меня чуть ли не на крови заставил поклясться, что я туда не пойду…       Поспешно минуя, как и всегда, надраенные до ослепительно-белого блеска каменные ступени «Гринготтса», который всеми силами пытался замаскировать свое упаднически-краховое финансовое послевоенное положение за все так же «радушно» встречающими редких посетителей помпезно-величественными мраморными колоннами, Гермиона могла надеяться только на то, что профессор Макгонагалл обязательно передаст одну малюсенькую просьбу Джинни, которая, в свою очередь, не преминет исполнить ее в точности, при этом не особо вдаваясь в подробно-дотошные расспросы.       В прошлый раз на прощание директор Хогвартса, очевидно, исключительно из доброжелательно-ободряющих побуждений, воодушевленно сообщила, как ей казалось, отличную новость: единственная девочка в семье Уизли тоже УЖЕ согласилась занять почетную должность старосты, вот только не общешкольного, а факультетского калибра, тогда как всех гриффиндорских парней в этом году станет представлять… Впрочем, какая разница, кто?.. Не Гарри. И не Рон. Что в свою печально-прискорбную очередь могло означать только лишь одно: ее мальчишки отказались от наверняка-точно-стопроцентно сделанного им, причем не единожды (!), аналогичного предложения. Она опасливо-смутно догадывалась об этом еще будучи в Норе, задолго до того, как началась эта нежданно-негаданная операция под кодовым названием: «Нет времени объяснять, живо спасай Малфоев!».       Гарри безвылазно торчал в Аврорате и «наглядно продемонстрировал свою готовность продолжать борьбу за справедливость, став самым молодым мракоборцем за всю историю ведомства!», тогда как ее рыжий хандрящий шалопай все чаще заводил жутко-серьезные разговоры о женитьбе, детях и невыполнимо-далекой перспективе нового открытия «Всевозможных волшебных вредилок» совместно с Джорджем, тогда как мистер и миссис Уизли единодушно благословляли их на все эти и многие другие «семейные» начинания. Да-а-а… Долгая, изнуряющая и кровопролитная Вторая Магическая война, унесшая столько безвинных жизней, наконец, закончилась, и Рон торопился поскорее начать жить на полную катушку, наверстывая, без всякого преувеличения, ГОДЫ страданий, лишений и страха. После кончины Фреда он хотел как можно скорее обзавестись собственной семьей, что совсем неудивительно, учитывая наглядно-положительный пример старших Уизлей, и… В тот самый день, в тот самый вечер, в том самом судебном зале Визенгамота Гермиона Джин Грейнджер явно-ясно-четко осознавала, что сразу же после ее возвращения в Нору Рональд Артур Уизли хорошенько «накатит» для пущей храбрости, перестанет ходить вокруг-да-около и настоит на их скорой помолвке.       Покинула корабль, прихватив с собой первый попавшийся под руку спасательный круг… Кто бы мог подумать, что им окажется Малфой?.. Горько. Зато хотя бы правдиво.        — Осторожнее, леди! — совсем-совсем близко, почти что задев ее ногу по ходу стремительного сближения, мимо мрачно-озадаченной гриффиндорки с заливисто-веселым смехом на всех парах промчался шустрый круглолицый мальчуган в заштопанных обносках. На вид ему можно было дать не больше восьми-девяти лет отроду, поэтому оставалось совершенно непонятным, что такой маленький ребенок, пока еще не имеющий собственной волшебной палочки, делает здесь в столь ранний час, да еще и в полном одиночестве.       Девушка, провожающая его обеспокоенно-пристальным взглядом, уповала только на то, что нерадивые родители этого растущего джентльмена околачиваются где-то поблизости: кто бы еще купил ему столь аппетитное на вид мороженое с мятно-зелеными шариками, будто бы только что приобретенное в знаменитом кафе Флориана Фортескью (известного практически всем юным волшебникам мороженщика похитили и пытали Пожиратели, до тех пор, пока не убили, пытаясь доказать его связь с Орденом Феникса, но порой ей слишком сильно хотелось представлять, что это не так…). Гермиона была несомненно-твердо уверена в том, что однажды и ее любимые дети будут вот-так-же-радостно носиться по Косому переулку, когда они всей, возможно, только возможно (!), многочисленной дружной семьей прибудут сюда, дабы закупить необходимое к началу нового учебного года в Хогвартсе, но все это неизменно упиралось-спотыкалось об ее… Не то чтобы нежелание, вовсе нет, ничего подобного! Она знала, что когда-нибудь обязательно станет матерью, и, между прочим, очень-очень хорошей, ничуть не хуже Нарциссы, но… Просто для этого было чересчур-слишком рано. Поэтому Рону придется ее немного подождать. Совсем чуть-чуть! Теперь-то у нее есть какой-никакой, но план! Старший Малфой выходит из тюрьмы -> Ему возвращают Мэнор -> Прощай, Младший Малфой (чистокровный папочка быстро и без труда приберет распоясавшегося сыночка обратно к загребущим рукам...). Все счастливы, и, что немаловажно, никаких нарушенных обещаний! Кгхм… А после Гермиона с отличием закончит школу, воссоединится со своими родителями, устроится на работу в Министерство… Ну, а уже вот потом можно будет поговорить о вероятном замужестве!        — Если тебя удивляет, мама, что это за вонь, так сюда только что вошла грязнокровка!*        — Когда я вижу, какое отребье здесь обслуживают…*       Несмотря на то, что Гермиона упорно-усиленно надеялась на обратное, ее любимый магический магазин одежды «Мантии на все случаи жизни», где с почти зеркально-точной схожестью презрительно морщащиеся аристократы высокомерно швырнули ей в лицо эти уничижающе-растаптывающие реплики пару лет назад, был закрыт. По всей видимости, мадам Малкин, никогда особо не отличающаяся смелостью и жаждой чувства справедливости, до сих пор, как и многие-многие другие владельцы малых, средних и больших магических бизнесов, побаивалась возвращаться в Косой переулок, тогда как вскользь упомянутый в той же самой поистине незабываемой перепалке в непритязательном волшебном ателье элитный бутик «Твилфитт и Таттинг»… Не только процветал, но еще и разрастался, судя по всему, немногим ранее обзаведясь дополнительным вторым этажом. Мерлин, насколько же неуместно, вычурно, да и попросту нелепо смотрелось на обще-обедненом фоне это роскошно-пафосное узкоспециализированное заведение, вход в которое в былые времена был заказан не только магглорожденным, но и недостаточно обеспеченным чародеям…       Спустить последние папины деньги на шикарное тряпье для первого-модника-школы? Интересно, что бы на это сказали еле сводящие концы с концами и считающие буквально каждый кнат Уизли?..        Бесшумно проглотив не-пойми-откуда взявшийся и вставший поперек горла объемный нервный комок, Гермиона, совершенно неосознанно расправив свои плечи точь-в-точь на манер Миссис Малфой, со спокойной неторопливостью отворила украшенную дешевым сусальным золотом входную дверь и тотчас же оказалась внутри довольно просторного магазина. Как и ожидалось, все здесь буквально искрилось-пестрилось непомерно дорогим и недоступным для подавляющего большинства лоском до нестерпимой рези в глазах. Стойки, стенды, полки, весьма эффектно демонстрирующие да-никаких-денег-не-хватит-вещи — все это либо сверкало низкопробно-крикливым гламуром, либо манило утонченно-элегантной консервативностью с деликатной примесью подлинного изыска.       — Здравствуйте, мне нужна… э-э-э… мужская мантия… какая-нибудь попроще… — заплетающимся языком промямлила гриффиндорка, тогда как лысый и упитанный хозяин магазина в голубом твидовом пиджаке и крупными золотыми кольцами на всех десяти пальцах рук, стоящий за прилавком, не соизволил удостоить ее даже поворотом своей потной блестящей головы: кажется, ему хватило всего лишь одного придирчиво-оценивающего взгляда, чтобы сделать определенные выводы относительно платежеспособности только что вошедшей и неуверенно мнущейся у порога посетительницы. За все время своего пребывания в магическом мире, полном вопиюще-несправедливого и повсеместно-распространенного неравенства, Гермиона успела привыкнуть даже к самому пренебрежительно-неуважительному отношению, но вот Героиня Войны почему-то стерпеть такого откровенного хамства уже не могла… Только не в этот раз: — Хотя, нет. Знаете, что? Дайте самую лучшую из всех, которые у вас есть. А еще самоподгоняющуюся рубашку, брюки и ботинки. И поторапливайтесь!       — Не верю своим глазам! Какая большая честь! Сама госпожа Грейнджер почтила наш скромный бутик своим присутствием! — стоило непроницаемо-темной импровизированной вуали из капюшона опуститься на вызывающе-гордо расправленные женские плечи, как моментально осознавший всю возможную фатальность своей непредвиденной оплошности продавец рывком подскочил на месте, в прямом смысле выпрыгнул из-за прилавка и начал с торопливым косноязычием лопотать нечто заискивающе-извинительное: — Располагайтесь, прошу вас, будьте, как дома! У нас есть одежда, достойная даже столь высокочтимой особы, как вы! Пожалуйста, осмотритесь вокруг, а я сейчас… — было довольно смешно и странно наблюдать за тем, как это немолодой грузный мужчина энергичным галопом уносится куда-то вглубь своего излишне подобострастно-льстиво отрекламированного одежного царства, но… Гораздо смешнее было теперь уже всерьез поразмышлять над тем, что «Твилфитт и Таттинг», скорее всего, будет первым и последним магазином, который она сегодня посетит, ибо после грабительского расчета с омерзительно-лебезящим перед ней торгашом, единственным и неповторимым местом, доступным для ее кошелька, останется только безымянная лавка старьевщика, в которой почти за бесценок можно было приобрести подержанные учебники, поломанные палочки, дырявые котлы и прочий сейчас-им-вполне-сойдет-и-такой-хлам. Что же касалось переносной клетки для перевозки вечно агрессивно-взъерошенного и грозно щелкающего клювом малфоевского филина, внезапному эпическому возвращению которого осчастливленные владельцы до сих пор никак не могли нарадоваться, то о ней можно было благополучно забыть. Впрочем, учитывая ожесточенно-суровый нрав свободолюбивого Иакова, сам бы он явно предпочел добираться до Хогвартса исключительно по воздуху.       Сколь долго я еще смогу делать вид, будто бы те слова Нарциссы… насчет Гарри… насчет Малфоя… насчет меня… и так легко данные мной клятвы… Ничего не значат?..       Со свистяще-шумным выдохом, лишенным всякого облегчения, не перестающая сокрушаться по всем вышеперечисленным поводам она неуклюже плюхнулась в черное кожаное кресло, должно быть, поставленное сюда специально для с усталой обреченностью зевающих аристократов-толстосумов, часто захаживающих сюда вместе со своими не менее чистокровными состоятельными пассиями и прекрасно понимающих, что многочасовая примерка всевозможных дамских туалетов только-только начинается… Дабы хоть чем-то занять себя, не со столь явно-откровенным интересом глазея по сторонам, Гермиона оперлась локтями об удобные мягкие подлокотники и закрыла лицо отчего-то вдруг снова похолодевшими ладонями. В небольшие прорехи, образовавшиеся между неплотно сжатыми и мелко подрагивающими, неизменно выдающими ее почти запредельное нервное перенапряжение, бледными пальцами вполне можно было рассмотреть близлежащее окружающее пространство.       Напротив нее на высоком подиумном помосте, лишенное всяких опор в виде привычных магглам вешалок-манекенов, прямо в воздухе зависло с грациозно-чарующей плавностью вращающееся длинное бархатное платье насыщенного темно-синего цвета с холодным серебристым отливом. По завораживающе-блестящей деликатной ткани то и дело прокатывались радужные переливы магических микроволн, из-за которых этот необыкновенно-красивый наряд выглядел еще более притягательно-привлекательным. Конечно, декольте могло бы быть и не таким откровенно-глубоким, впрочем, как и разрез, идущий не чуть ли, а от самого бедра, но, черт возьми… Даже у такой неистово-ярой поклонницы практичных и-в-пир-и-в-мир-и-в-добрые-люди джинсов и свитеров тоже имелась не так уж и далеко запрятанная тяга к эстетически-прекрасному великолепию.       Должно быть, стоит целое состояние. Ну, и зачем оно мне такое? Буду в нем грядки в Норе полоть?.. И нечего украдкой таращиться на то, что никогда не станет принадлежать тебе! Малфоя это, кстати, тоже касается…       — Да у вас превосходный вкус, мисс Грейнджер! Второго такого платья нигде не найти, оно единственное в своем роде! Не желаете ли примерить его прямо сейчас? — увещевательно-торопливо заворковал непонятно откуда вылезший корыстолюбивый торговец с пугающе-внушительной охапкой фирменных пакетов с горделиво красующимся на каждом из них узнаваемым золотисто-черным теснением в виде витиеватой эмблемы «ТТ». С превосходно скрываемой досадой наблюдая, как недоверчиво хмыкающая девчонка бескомпромиссно-отрицательно качает понурой растрепанной головой и не без труда поднимается на ноги с насиженного места, он, категорически не желая упускать такую завидно-перспективную клиентку (а также многообещающе-заметный слоган на первой полосе «Ежедневного Пророка», утверждающий, что Героиня Войны отныне будет отовариваться только в «Твилфитт и Таттинг»), решил незамедлительно пустить в ход один из своих излюбленных и эффективно-безотказных приемов, благо, обстоятельства складывались как нельзя более удачно: — Но, кажется, молодой человек настаивает! Давайте же не будем его огорчать и пригласим зайти внутрь, чтобы он тоже мог на вас полюбова…       — Какой еще?!.. — громко довопить свой встревоженно-взвинченный вопрос тут же встрепенувшейся всем телом взбаламученной до самого основания гриффиндорке так и не удалось, потому как, едва взглянув на улицу сквозь ярко-освещаемую магией магазинную витрину, она внезапно подавилась собственным завязавшимся в тугой многоуровневый бантик и герметично припечатавшимся к сухому небу языком. Смехотворно-сусальная входная дверь резко распахнулась под оповещающе-приветственный перезвон колокольчика и через порог размашисто перешагнула знакомая до мгновенно затрепетавших поджилок мужская фигура в уже слегка выцветшей маггловской толстовке. Хрипловатым обыденно-самоуверенным голосом нагло вещающая ей что-то там о крутящейся по ящику муре, доставучей домашней скуке и заманчиво-щедром предложении поскорее угоститься почти растаявшим мятным фисташковым мороженым с очевидно-многократно облизанными размякшими зеленоватыми шариками, скорее-всего-точно отобранными у немногим ранее проскакавшего мимо нее по вымощенной светлым камнем мостовой мальчишки…       Обезумел. Уже не фигурально. Буквально. Одна я с ним не слажу… Нет. Нет. Нет. Что мне делать?.. Помоги… Спаси… Га… Га… Га-р-ри?..