Грязь

      Ну, вот и все. Свершилось…       После того, как Нарцисса ведомыми одной лишь ей немыслимо-титаническими усилиями сумела привести в божеский вид свое единственное парадное платье с идеально реанимированной бахромой разорванного полевыми колючками подолом. После того, как они с не прекращающим громко брехать «почему-мы-не-купили-тебе-то-платье» Малфоем на протяжении нескольких дней убедительно-наперебой отговаривали ее брать с собой треклято-постылую кофеварку (настаивая на том, что никакие маггловские штучки в Хогвартсе не работают), а также таки надеть старую бейсбольную кепку Гермионы с длинным козырьком ради обеспечения практически гарантированно-стопроцентной неузнаваемости. После того, как им, несмотря, вопреки и наперекор всему удалось провести обморочно-мандражирующую миссис М., которая на протяжении почти двух месяцев ни разу не выходила на улицу (не потому что не хотела, а потому что не могла справиться со своим не ослабевающим паническим страхом незнако-странно-чуждых простецов), сквозь утреннюю многолюдную толпу лондонского метрополитена (Нарцисса, кажется, всерьез приготовилась расстаться с жизнью еще на первых ступенях бесконечно-длинного эскалатора). После того, как новое неразлучно-закадычное трио под громким и многоговорящим названием «Малфой, еще Малфой и Золотая Девочка» торопливо-украдкой-бегом с ровно-поочередным интервалом для минимального привлечения постороннего внимания проскочило через коричневую кирпичную колонну заколдованной платформы номер «девять и три четверти» на лишь наполовину маггловском вокзале «Кингс-Кросс»…       Полдела уже сделано. Осталось всего-то до школы доехать, а потом… Потом мы с ним рано или поздно останемся только вдвоем. «Ни-ка-ко-го Поттера». Никто больше не подстрахует, никто больше не защитит…       — Любишь ролевые игры, Грейндж? Я вот прямо обожаю… — горяче-путанный шепот, сиреноподобно извещающий об очередном возможно-скором пробуждении некрепко спящего вулкана, по самому краешку густо-дымящегося жерла которого она с таким беспечным упоением прогуливалась на протяжении всего этого времени, заставил протяжно-устало вздохнуть и ненадолго прикрыть уже-много-дней-как бессонные карие глаза… — Давай сыграем в одну такую, когда приедем. Оба притворимся, будто бы мы — это все еще мы. С курса эдак пятого… — и очень зря, ведь категорически нельзя было упускать ничего лишнего: ни одного беззастенчиво-наглого «случайного» прикосновения, ни одного опасно-продолжительного закусывания и без того уже вспухшей нижней губы, ни одного томительно-предвкушающего взгляда, задерживающегося на определенных частях ее тела куда дольше прилично-положенного… — А потом попробуем незаметно пробраться в гостиную Слизерина и… В общем, будет весело. Уж я-то тебя развлеку…       Что, вот что ты, скажи мне на милость, вытворяешь?! Посмотри, оглянись вокруг! Здесь столько тех, кто может желать как можно более скорой смерти тебе и твоей матери! А ты… Эфир только мне засоряешь. Надо поскорее занять свободное купе и запереться там.       «Небезопасный, антисанитарный и просто унизительный» (кстати, дословно-точная язвительная цитата презрительно хмыкающей где-то поблизости миссис М.) маггловский транспорт, который должен был доставить всех троих до знакомого и теперь уже незнакомого одновременного пункта назначения, нашелся на прежнем месте. Вот он, родной «Хогвартс-экспресс», снова стоит здесь, как ни в чем не бывало, всегда готовый поскорее отправиться в дальний путь. Когда-то раньше один лишь вид этого «пыхтящего» и словно дребезжащего от нетерпения состава заставлял Гермиону испытывать приятно-легкое волнение перед предстоящей, занимающей без малого весь день дорогой, и, конечно же, долгожданно-желанным началом нового учебного года.       Сам по себе «Хогвартс-экспресс» перманентно-стойко ассоциировался с… Переполненными весело галдящими студентами красными вагонами, Гарри и Роном, безостановочно уплетающими сладости за обе щеки и обсуждающими квиддич с набитыми ртами, вечно-рассеянным Невиллом, который, если бы постарался, запросто мог посеять свою голову, озорными близнецами Уизли, важно шествующими по коридорам и показывающими всем желающим свои новые интересные, но зачастую чересчур опасные изобретения. С Малфоем!.. Который обязательно найдет их купе, без спроса заглянет туда, одаряя всех своими тщательно отрепетированными презрительными ужимками, и скажет какую-нибудь напутственную омерзительную гадость, что, в конце концов, и станет финальным штрихом, знаменующим… Хогвартс. Просто Хогвартс. Все это было его частью. Ее второго дома, который временами казался ей куда важнее первого, и сейчас… Гермиона, предпочитающая вне зависимости от чего бы то ни было трезво оценивать их злободневную действительность, с предательски подступающими к сжавшемуся горлу слезами осознавала, что как прежде не будет уже никогда. Хотя бы потому, что…       — Я хочу тебя. И получу. Слышишь меня?..       …все было так, как и предсказывала профессор Макгонагалл, с напускной торжественностью вручившая ей три билета на тот свет, причем только в один конец. Их ждал непривычно-унылый полупустой перрон без бледно-жалкого намека на привычное перво-сентябрьское оживление прошлых лет. Больше никакой разношерстной, взволнованной и парадно одетой толпы, состоящей из детей всех возрастов и их родителей, братьев и сестер, друзей и знакомых, провожающих их в школу. Никаких тележек с грудой тяжеленных чемоданов-сумок-рюкзаков и клеток с немного напуганными и ошарашенными домашними питомцами.       Ничего из этого. Только малочисленные семьи, кучкующиеся в разных уголках на этот раз почему-то по-стерильному чистой платформы, откровенно сторонящиеся малознакомых и вовсе совершенно незнакомых им людей. Практически все старшие что-то предостерегающе-убедительно втолковывали внимательно внимающим им младшим. Даже не разбирая слов, по сразу же угадывающимся выражениям напряженно-серьезных лиц, можно было понять, что выжившему подрастающему поколению яростно втолковывали-разжевывали написанные чистой и не очень кровью других погибших волшебников правила личной безопасности, которые в теперешних реалиях наравне с перечнем разрешенных оборонных заклинаний должны были без запинки отскакивать даже от молочных зубов. Впрочем, панически страшащихся происходящего первокурсников, которые никак не могли попрощаться со своими пребывающими в почти аналогичном состоянии мамами-папами-дедушками-бабушками, можно было буквально пересчитать по пальцам. Что же касалось совсем уже взрослых студентов, одиноко-тихо стоящих поодаль от всех, то их родители, очевидно, не смогли сегодня присутствовать на платформе «девять и три четверти» по непоправимо-сверхуважительной причине, ибо со смертью нельзя договориться, ее невозможно подкупить, напугать или разжалобить. Только отсрочить, но тут уж кому как повезет…       — Грейнджер, я на все готов. На что угодно. Понимаешь?.. Меня ничто не остановит…       Вопреки стремительно покидающему ее здравому смыслу, Гермиона все-таки отвлеклась от неусыпно-бдительного сканирования окружающей обстановки на предмет любых потенциально-возможных опасностей, и, наконец, заглянула глубоко в бурляще-кипящие серые котлы. Оттуда на нее неотрывно взирали безоглядно увлекшиеся своей безудержной сатанинской пляской уродливые крохотные черти. Они хватались за непропорционально большие рогатые головы, тыкали и показывали на нее своими скрученными когтистыми пальцами и смеялись-издевались-потешались над ней, беззаветно готовой заключить архиневыгодную для себя сделку с самим дьяволом во плоти прямо здесь и сейчас: вечность, проведенная в аду, в обмен на то, чтобы проклятого слизеринца туда никогда и ни за что не пустили…       — Видела бы тебя сейчас твоя Пэнси, Малфой… — с тихим отрешенным безучастием прошептала она, почти с неподдельным безразличием опуская свой напряженно-внимательный взгляд на нездорово-бледную прохладную ладонь, с удивительно крепкой чтоб-точно-не-вырвалась-надежностью ОПЯТЬ вцепившуюся в ее расслабленную миниатюрную руку, которая на таком широком белом фоне казалась еще меньше и слабее. Впрочем, Гермиона не возражала. Какие у нее имелись варианты? Спросить, что он делает? Это было и так понятно. Спросить, зачем он это делает? Это тоже было вполне очевидным. Попросить его перестать это делать? Ха… — Ездишь на маггловском метро, облачаешься в одежду простецов… Но что хуже всего… — в отличие от слабодушно цепенеющей гриффиндорки, Пэнси и впрямь очень везло всего этого не видеть, не слышать и не знать. Слухами полнилась не только Земля, но и Хогвартс, поэтому ни для кого не было секретом, что чистокровная Паркинсон, вроде бы никогда не отличающаяся особо «тяжелым» нравом, широко раздвигала свои длинные и стройные ноги для Слизеринского Принца по первому же требованию. А рот, небось, раскрывала еще шире, чтобы самозабвенного отсасывать ему, противно причмокивая своими губами-пельменями от такого «изумительно-восхитительного» удовольствия в перерывах между уроками, а может быть, до и после них, да и вообще… — …волочишься за маленькой поганой грязнокровкой! О, твоя безотказная шлюха наверняка бы не вынесла такого позорного зрелища…       Надеюсь, позволяя этой несчастной удовлетворять свои неуемные низменные потребности, ты никогда не представлял меня на ее месте… Хотя… Мне уже все равно. Просто… Пусть все это поскорее закончится.       — Если хочешь по-настоящему задеть меня, Грейнджер, постарайся сделать так, чтобы твои высокопарные инсинуации не выглядели как приступ ни_уевой такой бабской ревности! — хищно облизнувшись и внутренне безудержно ликуя-торжествуя, почти что ласково пропел в ответ Драко, совсем-почти не дрожащими пальцами свободной руки ловко прихватывая случайно выбившуюся из-под темного капюшона вьющуюся светло-каштановую прядь и по-хозяйски заправляя ее за маленькое и аккуратное гриффиндорское ушко. Внимательно наблюдая, как вновь вернувшийся к напряженно-бдительному созерцанию перрона взор резко натыкается-спотыкается обо что-то, а в неярко блестящих темно-карих омутах поднимается растревоженная чем-то или, скорее, кем-то (но никак не его последними словами, которые она, скорее всего, даже не услышала, конечно же, нет…) мутная взвесь с грязно-илистого дна.       Приехали, бл_дь!..       — Ты сказала, что твои щенки не поедут, так х_ли Поттер здесь де?..       — Ввагонбыстро! — Малфой еще ничего толком не успел понять-осознать-сообразить (стоило заранее хотя бы разочек элементарно задуматься над тем, что уже более двух недель не слышавший свою драгоценную «лучшую подружку» слепошарый непременно заявится сюда, чтобы проводить ее или наоборот не позволить ей благополучно отчалить в Хогвартс, но все мысле-помыслы Драко были заняты кое-кем другим…), а громко захлебывающаяся своим панически-густеющим ужасом Гермиона уже крайне испуганно верещала на всю округу, сотрясая, встряхивая и вырывая у него свою тонкую хрупкую кисть с такой неправдоподобно-фантастической силой, что и впрямь казалось, будто бы она совсем не против и вовсе остаться без этой совершенно ненужной и только мешающей ей верхней конечности. Между тем очень-даже-зрячий-когда-не-надо Поттер, до этого момента с методичным упорством выискивающий Грейнджер и, должно быть, часа полтора уже как неустанно рыскающий по всему гребаному вокзалу взад-вперед-вдоль-поперек, наконец, нашел ту, что так нетерпеливо-долго искал. — НАРЦИССА!       Далее все вокруг пришло в сумбурно-хаотичное и синхронно-стремительно движение, и отчего так некстати капитально затормозивший в самый что ни на есть неподходящий момент болезненно-воспаленный мозг Драко даже не успевал регистрировать весь объемно-бурный поток бесчисленных входящих внешних сигналов: едва завидев их с Гер-ми-о-ной и то, в какой оцепенело-неподвижной позе они на несколько коротких, но будорожаще-оглушающих мгновений примерзли друг к другу, наверняка еще ни_уя не верящий в происходящее Поттер сделал один маленький шажочек по направлению к ним, а уже через считанные доли секунды молниеносно разогнался до такой степени, словно всерьез вознамерился взять золото на олимпийских соревнованиях по забегу на пи_децки короткую дистанцию.       Между тем изрядно пострадавшая гортань наверняка напрочь охрипшей Грейнджер, которая трепетала-дрожала-мандражировала похлеще всех обдуваемых резко-порывистыми промозглыми ветрами осиновых листочков вместе взятых, все еще продолжала сотрясаться от ее отчаянно-истеричного крика, когда возникшая рядом буквально из ниоткуда матушка, воспользовавшись одним из своих многочисленных прирожденных талантов и в миллимгновение ока оценившая сложившуюся ситуацию гораздо-гораздо лучше всех остальных задействованных лиц, впилась во вздрогнувшие плечи Малфоя своими изнеженно-хрупкими руками поистине бульдожьей хваткой и с неодолимо-необоримой, теперь уже абсолютно ничем не сдерживаемой силой безграничной материнской любви, поволокла изумленно-ошалелого и пока еще не сопротивляющегося сына к ближайшему открытому вагону так, будто бы он весил максимум килограммов пять, не больше.       — Совсем о_уел, черт?!! — Драко со слабоудивленной отрешенностью вдруг понял, что прямо сейчас вопит куда как громче, чем Грейнджер несколько секунд назад, прямо в непробиваемо-толстое запыленное стекло готовящегося к совсем скорой отправке «Хогвартс-экспресса», с сатанински-яростным остервенением молотя по нему судорожно сжимающимися кулаками. С радикально-беспомощной сторонней наблюдательностью становясь свидетелем того, как на совершенно побелевшую и до чертиков перепугавшуюся гриффиндорку со всего маху налетает рассвирепело-взъерошенный Поттер, почти что сбивая ее наземь с и без того подгибающихся в районе острых коленок тоненьких ног. Вот так запросто подбирается к ничуть не сторонящейся ей настолько вопиюще-недопустимо близко, что их носы не практически, а, сука, со-при-ка-са-ют-ся прямо сейчас, и надрывно-истошно что-то орет в ее мраморно-белое, внезапно-вдруг застывшее безжизненно-непроницаемой бледной маской личико. Намертво окаменелое с распластанными по швам руками изваяние, должно быть, даже не ощущает того смрадно-мерзостного зловония, которым так сильно «благоухает» его псевдо-праведногневно кривящийся рот. — ОТОШЕЛ ОТ НЕЕ!!!       Дыши. Просто дыши. Снова представь, как будешь драть ее до потери сознания в тихой и уединенной Башне Старост. Сколько захочешь. Когда захочешь. Ты-ты-ты! Не Поттер…       — Драко!.. покойся… терпи и жд… кого из них нельзя трог… слово ей дал… …вочка не простит!.. — из-за оглушительно-громкого шума в ушах Малфой вдруг перестал слышать то, что в отчаянном беспамятстве кричит ему мать, неумолимо-безжалостные стальные тиски невероятно окрепших и твердо намеревающихся удержать его во что бы то ни стало ладоней которой все сильнее и сильнее сжимались на плечах полуприпадочно дергающегося Малфоя. Терпеть, да? Хм-хм-хм… Да как это вообще можно было вынести?!! То, что все никак не унимающийся густо-раскрасневшийся Поттер вдруг порывисто-резко схватил наконец-то очнувшуюся-встрепенувшуюся Грейнджер и начал тянуть-тянуть-тянуть на себя. Так, словно собирался увести ее куда-нибудь подальше отсюда. Так, будто бы на самом деле хотел забрать ее у него, у Драко.       Отдай мне Грейнджер, а? Тебе что, жалко что ли? У тебя есть твоя рыжая телка, не менее рыжий дружок, целая рыжая семейка на_уй! А у меня... Отдавай по-хорошему, ублюдок, или сдохнешь!       Обескровленно-белоснежные, мучительно-притягательные и такие бля_ски-недоступные для него уста Гермионы, по всей видимости, наконец, отмерзли и пришли в медлительно-трепетное движение. Теперь вместо того, чтобы впиться в них и разгрызть до появления ало-грязной крови в наказание за адски-истязающее его происходящее, Малфой внезапно возжелал только лишь одного. Научиться. Читать. По губам.       За сотые доли секунды он успел трижды проклясть себя за то, что не может и, скорее всего, теперь уже никогда не сумеет узнать все детали этого архи-жизненно-важного для него разговора на платформе перед самым последним вагоном, протяжными гудками призывающего поторапливаться нерадивых пассажиров и готового вот-вот тронуться с места поезда. Потому что от того, что Грейнджер прямо сейчас вещала четко, внятно и доходчиво настолько, чтобы даже этот тупорыло хлопающий своими округленными зенками говноед понял. Ибо его неестественно-напряженные малопривлекательные телеса вдруг начали потихоньку-полегоньку расслабляться, а кривые короткие культяпки, ну-неужели-бл_дь, прекратили скручивать-выворачивать до сих пор интенсивно-настойчиво вырывающееся грейнджеровское запястье для того, чтобы… с неожиданно-молниеносной быстротой сгрести беззвучно ахнувшую ее в свои грубо-неуклюжие медвежьи объятия.       Наслаждайся ей, пока еще можешь, Поттер. Недолго тебе осталось...       Безвольно-обреченно глядя на все более нечетко-смазанную и неразборчиво-расплывчатую картину перед теперь уже безостановочно слезящимися глазами, из последних сил пытающийся хоть как-то утихомирить дико обострившийся рвотный рефлекс и не заблевать собственные ноги Драко каким-то поистине невероятным образом умудрялся худо-бедно абстрагироваться от того… как огромная оленья башка с вновь пробудившимся и одномоментно восстановившимся безграничным дружеским, а-ха-ха-ха-ха, доверием укладывается на тут же подставившееся под нее маленькое женское плечо. Поттер и Грейнджер были практически одного роста (Избранный немного выше, на парочку сантиметров от силы), а это, в свою очередь, означает, что ему, в отличие от некоторых, не нужно сгибаться в три погибели для того, чтобы будто-бы-случайно-невзначай проехаться по так ох_енно-бесподобно-пахнущей коже ее вытянувшейся тонкой шеи своим по-уродски огромным шнобелем.       А еще от того, как Мальчик-который-клянусь-ты-сдохнешь-в-страшных-муках с одиозно-трогательным идиотски-детским волнительным смущением прикрывает глаза под заляпанными стеклами круглых очков, когда все еще трясущаяся девичья рука, которую Драко не собирался добровольно выпускать из своей, с осторожной нежностью зарылась в нечесаные темные волосы на его затылке.       Если ты отвергнешь меня, я убью всех, кого ты любишь, Грейнджер. И начну именно с него…       С ног до головы обливаясь гадливо-брезгливым холодным потом, непомерно высокой ценой десятков лет жизни борясь с непреодолимо-диким-животным желанием прямо здесь голыми руками вспороть брюхо упоенно тающего от наслаждения Поттера и намотать его гнилые кишки себе на кулак, обессиленно-беспомощно взирающий на плотно прижатые, будто бы сатирически-жестокой вселенской иронии созданные друг для друга тела, Малфой с впервые за все это время замершими желваками на блестяще-мокром лице задумался над тем, как же ему заполучить то и дело украдкой предельно-настороженно-подозрительно косящуюся на него исподлобья Грейнджер.       Так, чтобы уже окончательно, бесповоротно и навсегда. Для этого просто потыкаться в нее своим членом и поведать об этом по-секрету-всему-свету было, во-первых, маловато, а, во-вторых, недальновидно и бесперспективно. Даже после этого свалить от него на все четыре было проще простого, но все бы значительно усложнилось, если бы Золотая Девочка неожиданно-вдруг забеременела… От Драко, разумеется. Именно поэтому однозначно стоило поскорее опуститься до внимательно-досконального вычитывания желтушных магических журналов для «молодых и целеустремленных ведьм, желающих удачно выйти замуж за богатого и чистокровного волшебника» для получения рецептов невероятно популярных в прошлом (да и в настоящем...) зелий, существенно повышающих шансы «быстрого и легкого зачатия с первого раза и со стопроцентной гарантией положительного результата!».       Правильно сварить эту запатентованную еще в глубокой древности волшебную байду — говно-вопрос, матушка без проблем управилась бы, но вот развести до нужной безопасной, но при этом высокоэффективной концентрации, такой, чтобы можно было беспалевно подмешивать это в ее еду и питье... Да, получить Феликс Фелицис собственного приготовления было бы явно проще, но эта неблагородно-подлая игра по-любому стоила свеч, да еще каких, ибо Грейнджер-такая-Грейнджер ни за что бы не избавилась от... от... От того, кого они потом сразу же благополучно передадут самой заботливой на свете бабушке-Нарциссе на воспитание. Впрочем, она могла бы и, скорее всего, стала бы с присущим ей непроходимо-ослиным упрямством ломать свою горделивую трагикомедию вплоть до самого его рождения, однако, как только голова их совместного и возможно даже любимого, пусть и не сразу, чада покроется узнаваемыми платиновыми волосами (а в их роду испокон веков были именно такие)... Личность его кровного отца станет очевидной всем и каждому, а добровольно растить внебрачного и незаконнорожденного отпрыска Малфоя не пожелает ни одно живое и хоть сколько-нибудь разумное существо на этой планете, поэтому рано или поздно, так или иначе, в один прекрасный день Гермиона...       …все-таки достанется мне…       Между тем поезд, до этого момента терпеливо подгоняющий безнадежно опаздывающих пассажиров гомерически-пронзительными и предостерегающе-уведомляющими гудками запоздалого отбытия, вдруг тронулся с места.

* * *