Расщепление всегда было и оставалось очень частым, довольно распространенным и крайне пренеприятным явлением. При особо неудачно-невезучем стечении обстоятельств далеко не все части тела волшебника достигают указанного места назначения непосредственно вместе с ним: они могут быть доставлены как по отдельности, так и вовсе бесследно-навсегда исчезнуть в ходе до сих пор не до конца изученного и архисложновыполнимого процесса трансгрессии. На ожидаемо-неблагоприятный результат такого по умолчанию рискованного мгновенно-молниеносного перемещения одновременно влияет великое множество факторов, но, как правило, наиболее серьезные повреждения проще всего получить тогда, когда чародей, во-первых, не совсем ясно-четко представляет себе, куда именно хочет отправиться, а во-вторых, чрезмерно-слишком спешит при этом. Неутешительная совокупность этих двух критически-негативных факторов в итоге привела к тому, что ее все-таки основательно расщепило... Кажется, впервые с тех самых пор, как она научилась сносно-удовлетворительно аппортировать еще на шестом курсе обучения в Хогвартсе.
Худощавая шатающаяся фигура, тщательно скрывающая-укрывающая свое лицо темным капюшоном школьной мантии, медлительно брела в каком-то неопределенно-неизвестном направлении, выставив вперед свою мелко трясущуюся левую руку и лихорадочно обшаривая ею еще по-летнему теплый воздух. Она пока больше не могла полагаться на свои глаза, так как недавняя злополучно-неблагополучная трансгрессия привела к катастрофическому сужению видимого просвета до никуда не годящего состояния под названием «от силы метра два-три прямо перед собой с частичным атрофированием бокового зрения».
В связи с этим ей оставалось только полуслепо двигаться, точнее, нерасторопно-валко ковылять куда-то вперед, с неимоверным трудом волоча за собой свою жесточайше поврежденную правую ногу и негласно моля Мерлина о том, чтобы ненароком не споткнуться-наткнуться на какую-нибудь преграду, любая из которых при текущем положении дел могла стать смертельно-последней даже из-за малого промедления. При бегло-невнимательном осмотре крупно-глубокой раны на голени тут же выяснилось, что получить примерно аналогичную по форме и тяжести травму можно было бы, если…
Невидимые бульдожьи челюсти сомкнулись на ней и резко выдернули из нее приличный мясной шмат, состоящий из порванных мышечных волокон, лопнувших связок-сосудов и распоротой кожи. При таких отвратительно-жутко выглядящих последствиях аппортации ей потребовалось бы всего лишь несколько минут на то, чтобы потерять опасно-много крови, поэтому усиленно-отчаянно прячущаяся за капюшоном девушка все же логически-целесообразно заключила, что ей стоит поторапливаться.
Пострадавшая, прерывисто-тягостно дыша через широко распахнутый рот, тихоходно приближалась к очень запущенно-неприглядному и много лет подряд как не функционирующему по прямому назначению маггловскому универмагу. Этот захиревше-невзрачный архитектурный памятник из отсыревшего красного кирпича «улыбался» случайным прохожим висящей на покосившихся дверях запыленной вывеской с практически выцветше-неразличимыми огромными буквами, уныло извещающими о том, что здание закрыто на ремонт (причем для множества ни о чем не подозревающих простецов, проходящих мимо него сотни раз на дню без всякого интереса — предположительно, навсегда). В его грязно-серых опечаленных витринах располагались поломанные и облупленные манекены, облаченные в старомодные маггловские наряды то ли шестидесятых, то ли семидесятых годов, дополнительно украшенные съехавшими набекрень нечесаными париками.
Однако она, разумеется, даже близко не узнавала их покосившихся и застывших в неестественных позах силуэтов, так как ее стремительно мутнеющий взор уже едва-едва различал туманно-расплывчатые очертания собственных растопыренных пальцев, вдруг упершихся в заляпано-замызганное тонкое стекло. Уже в следующее мгновение ее влажная от обильно проступающего липко-ледяного пота ладонь с неприятным характерным звуком соскользнула вниз по нему, собирая и увлекая за собой толстенный намокающий слой долгими годами копившейся махровой пыли. Тем не менее именно благодаря непреднамеренно «расчищенному» таким образом узкому полупрозрачному просвету она все же сумела сосредоточить свой блуждающе-расфокусированный взор на кричаще-ярком зеленом пятне, которое, если, конечно, можно было довериться заторможенно воскрешающимся неотчетливым воспоминаниям, являлось потрепанным нейлоновым фартуком. Именно в него была «наряжена» особенно уродливо-страшная пластиковая кукла женского пола с отклеившимися еще лет десять тому назад искусственными ресницами-веерами.
— Здравствуйте… Мен-ня з-зовут… Полумна… Лавгуд… Цель моего визита… посещение… мистера Локонса…
Едва слышно прихрипев-вышептав это, неизвестная изнуренно-тяжко привалилась к возмущенно покачнувшейся стеклянной перегородке, тем самым худо-бедно восстанавливая практически полностью утраченное равновесие и кое-как удерживаясь на все сильнее подгибающихся ногах. Ее порывисто-шумные короткие выдохи взметнули в и без того загрязненно-отравленный городской воздух тут же разделившееся-разлетевшееся на мириады мельчайших частиц застарело-многослойное пыльное покрывало. Совершенно не замечая этого, она жадно вдыхала прогорклый запах этого обособленного покинуто-беспризорного островка под названием «Чист и Лозоход лимитед», тайно-явно расположившегося у всех на виду в самом сердце никогда не засыпающего Лондона. Конечно, в теперешнем угрожающе-плачевном состоянии, ей даже не удалось заметить бесшумно-плавных движений, которые начал совершать никуда не торопящийся и жутчайше-ужасающе улыбающийся ей манекен, вполне сгодившийся бы для съемок классических маггловских хорроров. В ответ на обращенную к нему сбивчиво-прерывистую речь, он еле уловимо кивнул почти незрячей посетительнице и с настойчивой терпеливостью принялся манить ее к себе своим полураскрошившимся и плохо гнущимся суставчатым указательным пальцем.
Уже через считанные мгновения десятилетиями исправно и почти без промедлений срабатывающее неизвестное заклятие услужливо приоткрыло проход в приемное отделение широчайше известной не только на всю Англию, но и на вообще весь волшебный мир «Больницы магических болезней и травм Святого Мунго». По ходу сего обыденного-регулярного и множество раз повторяемого однообразного колдовства витрина, которая являла собой единственную никудышно-нетвердую опору для изнеможенно привалившейся к ней уже практически бессознательной визитерши, одномоментно растворилась в небытие. Еще через секунду намеренно закутанная в ученическую гриффиндорскую мантию невысокая студентка еще более поломанно-изувеченной и обезволенно-безжизенной куклой, чем те, что с неизменным гостеприимным радушием на застывших пластиковых лицах встречали посетителей при входе, оказалась в непродолжительно-стремительном свободном падении, вскоре окончившимся твердо-холодным мраморным полом наводненного будущими, действующими и выписывающимися пациентами холла.
Неявственное ощущение приятно-успокаивающей прохлады гладко-глянцевой плитки под с размаху рассеченным лбом каким-то поистине непостижимым образом помогало сохранять остаточные крошки угасающе-рассыпающегося сознания, которое содрогнулось под нескончаемым шквалом десятков недоуменно-встревоженных и переполошенно-испуганных возгласов из растянувшейся на весь немалый вестибюль людской очереди. Ей взаправду казалось, что она вполне успешно ползет к письменному столу с невидимо-неразличимой табличкой со словом «Справки» и даже разумно-осмысленной членораздельной речью уведомляет пулей подскочившей из-за него привет-ведьму о том, что направляется на пятый этаж в отделение магически помешанных больных, дабы навестить бывшего профессора по ЗОТи, но в чертовски напугавших абсолютно всех присутствующих при этом действительности у нее начался безудержный эпилептиформный припадок.
* * *
— Меня уволят, уволят, уволят!.. Ах, да за что мне все это?!
Сокрушенный истошно-панический шепот стал ненавязчиво-легчайшей щекоткой для медлительно пробуждающегося мозга и тут же последовавшего за этим понимания. Гермиона с опасливой осторожностью приоткрыла свои болезненно-воспаленные слезящиеся глаза и с подозрительной недоверчивостью огляделась вокруг. Она с нескрываемым удивлением обнаружила себя лежащей на самой жесткой пошарпанной кушетке на всем свете, которая, к свою очередь, находилась в… До невероятия тесной, крайне тускло освещенной одноместной больничной палате без окон, с низкими потолками и потрескавшимися в виду вопиющего-долгого отсутствия не то чтобы капитального, а даже минимально-косметического ремонта стенами, выкрашенными в омерзительно-отвратительный светло-коричневый цвет. Непроизвольно морщащийся нос, несмотря на значительно притупившееся обоняние, безошибочно улавливал ноздрераздирающие «ароматы» ужасно воняющих ранозаживляющих мазей, которые, должно быть, совсем недавно появились вследствие их немыслимо-невообразимого и, возможно, не совсем верного комбинирования.
— Конечно же, наобещали мне золотые горы… Еще одно повышение… Но это все не для меня, нет-нет-нет!..
На несколько волнующе-коротких мгновений прикрыв утомленно слипающиеся очи, будто бы собираясь с собственным сломленно-обнищавшим духом, Героиня Войны снова открыла их и намеренно-медленно перевела до сих пор непонятно чем заволоченный взор на свою измученную правую ногу, которая… Вопреки наиболее непоправимо-пессимистичным прогнозам мгновенно нашлась на положенно-прежнем ей месте. Сильно распухшей и существенно увеличившейся в своих изначально скромных размерах, по сравнению со здоровой левой, претуго и претщательно перебинтованной от острого колена до отечно раздутой лодыжки, но все же на-ли-чист-вую-щей, что в данной ситуации попросту не могло не обрадовать. Между тем основательно-совестливо перевязанная голень, которая в соответствии с таким по умолчанию заложенным матушкой-природой малоприятным механизмом, как «боль», почему-то даже и не собиралась полыхать так, будто бы по ней дважды туда и обратно резво прокатился Адский огонь, когда-то вызванный покойным недотепой-Крэббом и полностью уничтоживший Выручай-комнату. В действительности она ее практически не беспокоила, в отличие от пропускающего удары и пожираемого-снедаемого этой самой болью сжавшегося гриффиндорского сердца…
— Я не справляюсь, разве они не видят?! Неужели нельзя было сразу назначить кого-то другого?!
Малфой… Прости, что пришлось оставить тебя. Это ненадолго…
Как Золотая Девочка оказалась здесь, в этой незнакомой мрачноватой комнате наедине с каким-то неизвестным, возбужденно-суетливо порхающим над ее нижней конечностью и беспрестанно неумело осыпающим ее десятками всяческих врачующих заклинаний? Очень просто… Фрагментарно-спутанная память, словно самособирающийся элементарно-детский пазл, начала со всей возможной угодливостью восстанавливать для нее так неожиданно прервавшуюся цепь неслучайно-закономерных событий. Ей все-таки удалось выиграть в той маленькой чревато-рискованной «гостевой» лотерее… Это и впрямь была Нарцисса. Когда портрет дамы с собачками с неторопливо-неспешной плавностью отодвигался в сторону, открыто целящаяся виноградной лозой в пока еще неизвестного и крайне нежелательного пришедшего, Гермиона увидела обескровленно-бледное лицо миссис М. Когда та без всяких подобающе-вежливых приветствий и повседневных предисловий начала лихорадочно тараторить с нарастающей паникой, небывало-участливым сопереживанием и глубочайше-горестными сожалениями, для молча остолбеневшей напротив нее Старосты Девочек кое-что урывочно-нечетко и чересчур быстро прояснилось:
— Слушай меня внимательно! Лечебные зелья, оздоровительные настойки и все-все-все необходимое для целительства Помфри теперь доставляют прямиком из Мунго! Но я, разумеется, не по этому примчалась к тебе через весь замок! И даже не потому, что вы с Драко, паршивцы эдакие, опять нигде не объявились! Моя дорогая девочка, мне придется сообщить тебе дурное известие! Я по возможности подслушиваю разговоры в Больничном крыле, чтобы быть в курсе всего, что происходит в Хогвартсе, и этим утром мне удалось узнать… О, Мерлин!.. У Поппи состоялся один приватный разговор с каким-то мужчиной из госпиталя, во время которого он проболтался ей о том, что к ним совсем недавно доставили двух особо важных пациентов. Магглов! Мужчину и женщину, потерявших память! Ты же понимаешь, что это означает, Гермиона?! Их личности строжайше засекречены, а преднамеренное распространение любой информации о них карается не руководством больницы, а самим Министерством! Но разве это когда-нибудь останавливало сующееся везде и всюду отребье?.. Младший медицинский персонал уже вовсю судачит о том, что над возвращением воспоминаний твоих… Твоих… Родителей… Бились очень многие тамошние чародеи, но пока безрезультатно! И… Еще я нашла палочку Драко в коридоре неподале… Стой, куда же ты собралась?!!
Ей даже удалось припомнить, как ее запаздывающая реакция, для которой вполне было бы достаточно всего лишь половины вышеуслышанного, на этот раз заставила себя непозволительно долго ждать. Гермиона невнятно-глухо пролепетала окончательно переполошившейся Нарциссе какие-то свои даже не в полной мере осознаваемые просьбы побыть рядом с Малфоем до тех пор, пока она не вернется. С истерично-грубым остервенением и далеко не с первой попытки, но все же, наконец, вырвала у нее свои стремительно холодеющие ладони и резко отшатнулась подальше от тотчас же устремившейся за ней и неугомонно протестующей против ее ухода Нарциссы.
Уже даже не слышащая вразумительно-отрезвляющих возгласов миссис М., Староста Девочек неловко увернулась от очередной отчаянно-безуспешной попытки схватить ее за руки и стремглав умчалась в зияющую пустоту содрогающихся от летящих ей вдогонку окриков школьных коридоров. Задыхаясь от ярчайше-интенсивных симптомов моментально развившейся гипервентиляции, она мигом вылетела-выпрыгнула из замка прямиком в громко галдящую толпу отдыхающих на свежем сентябрьском воздухе школьников с поголовно расплавчато-смазанными лицами и… скоропалительно трансгрессировала. Не совсем удачно…
Это было так глупо… Я подвергла опасности себя и… других. Нужно было сначала все обдумать, а не… Но я так хочу поскорее увидеть маму с папой!
— Ой, да вы очнулись!.. Нет, это меня ни в коем случае не удивляет, вы не подумайте!.. Кхе-кхем… Уважаемая мисс Грейнджер! Вы хоть представляете, насколько сильно вам повезло?! — излишне поспешно затрещал низко склонившийся над ней молодой человек в несуразно-длинном больничном колпаке. Именно он, по всей видимости, и притащил ее в этот крайне редко используемый и ныне пребывающий в
очевидном некотором запустении невостребованный врачевательный кабинет. Этот целитель мог похвастаться самой что ни на есть заурядной наружностью, представленной темными волосами и такими же, почти что в тон им, глазами, выделяющимися только чрезмерной оживленностью и необычайно-яркой медной окантовкой по краям радужек. На встревоженно-замученный вид ему можно было дать около двадцати с небольшим лет, и с каждой секундой их только что начавшейся-завязавшейся беседы Гермионе все явственнее казалось, что ее новоявленный спаситель изрядно злоупотребляет кофеином или чем другим, значительно покрепче: весь издерганно-нервный, он практически постоянно пребывал в движении, не успокаиваясь ни на мгновение. — Не окажись я поблизости, и вашу ногу было бы уже не спасти! Осмелюсь предположить, что эта травма была получена не ДО, а уже непосредственно ПРИ аппарации! Поэтому я собираюсь уточнить, что именно привело ва…
— А я вас узнала… Вы — Август Сепсис! — слабо-тихо проговорила Гермиона, открыто осматривая испуганно вздрогнувшего от непривычного неблагозвучия собственного «говорящего» имени колдометика с головы до пят. Ее медленно концентрирующийся-фокусирующийся взгляд с неуклонно усиливающейся дотошностью заскользил по заметно перекосившемуся блестяще-потному лицу бывшего стажера, который относительно недавно проходил обязательную медицинскую практику под нечутким руководством Гиппократа Сметвика. Гермиона почти сразу негласно констатировала, что его былая неумная энергичность, помноженная на излишнюю инициативность и практически полное отсутствие усидчивости, ныне проявлялась несколько… иначе. В прошлом, когда Артур оказался в Мунго и в течение опасно-продолжительного времени оставался в живых только благодаря магической крововосполняющей терапии, никому не удавалось отыскать наиболее подходящее противоядие от множественных смертоносных укусов Нагайны, только Август оказался достаточно находчиво-смелым для того, чтобы попробовать воспользоваться обычными швами. К сожалению, концентрация тлетворно-губительного яда была столь велика и высока, что он попросту растворял их… — Мы с вами уже встречались несколько лет назад. Вы тогда лечили мистера Уизли и предлагали использовать маггловские методики в качестве альтернативных… Они не помогли, но сама идея была по-настоящему стоящей!
— Покорнейше благодарю, но речь сейчас не об этом!.. Я позволю себе воспользоваться понятной нам обоим терминологией простецов, чтобы подробнее объяснить вам… Так-с, сейчас взглянем… Что ж, ваше состояние можно охарактеризовать как стабильно-тяжелое! — Гермиона не без надрывных усилий приподняла голову и даже слегка вытянула шею для того, чтобы с особо-скрупулезной тщательностью изучить его по обыкновению торжественно-гордо выпячиваемый волшебный бейдж с круглосуточно подсвечивающейся вывеской-надписью, величественно гласящей «Глава отделения магически помешанных больных». Едва заметив это, Сепсис спешно-волчком отвернулся от своей
сверхвнимательной праздно любопытствующей пациентки, беззвучно проклиная себя за то, что не сподобился отцепить его пораньше. Он порывисто выхватил из стоящего неподалеку миниатюрного шкафчика-картотеки первую попавшуюся и, очевидно, чужую историю болезни, выдрал из этой неутешительно-толстой подшивки несколько не совсем чистых листов и с нездорово-нервическим усердием принялся что-то черкать-записывать на них обычной шариковой ручкой с изгрызенным колпачком. — У вас наблюдаются признаки физического истощения и обезвоживания… А еще существенный недобор веса, что называется, налицо. Так и запишем, да… Кроме того, сегодня вы потеряли много крови, и мой священный долг немедленно вас госпитализировать!.. Зарегистрирую под вымышленным именем, но если это раскроется…
— Сначала я хочу увидеть моих родит…
— Нет, даже не рассчитывайте на это! И думать забудьте! Вас здесь вообще не должно быть, но раз уж вы тут… То останетесь под моим наблюдением! По крайней мере, до тех пор, пока полностью не поправитесь! — пронзительно-тонко вскричал в одночасье утративший самообладание Сепсис, отбрасывая свою бесполезно-никчемную и никому ненужную писанину, чтобы в два поистине гигантских прыжка оказаться возле выхода из стесненно-душного помещения, которое одномоментно переквалифицировалась в давяще-ограниченную тюремную камеру. По всей видимости для того, чтобы доказать всю серьезность своих пока еще не совсем ясных намерений, Август почти что одержимо вытаращился на нее так, словно его предельно выпученные, отдающие рыжей медью глаза прямо сейчас могли выпрыгнуть из безостановочно вращающихся орбит и ускакать куда-то по своим делам. Помимо всего прочего, он демонстративно-широко расставил руки и ноги, тем самым полностью перегородив единственный путь к желанно-спасительной свободе. — Я лично займусь вашим лечением! Оно может оказаться продолжительным, поэтому вам придется задержаться в этой палате как минимум на несколько дней! Никто не должен узнать о том, что вы находитесь здесь, иначе М-м-м-министерство…
Боязливо-растерянно вжимающийся в дверное полотно молодой человек внезапно умолк, когда встретился с этим угрожающе-предупреждающим и усмиряюще-устрашающим пронизывающим взором, от которого все его внутренности самовольно утрамбовались в снежный глыбоподобный ком и молниеносно ухнули-рухнули куда-то в область его нетвердо стоящих на полу ступней. Выжидающе-настороженная заинтересованность пациентки одномоментно сменилась леденяще-холодным негодованием, и истерически заикавшему Сепсису было совершенно невдомек, как эта хрупенькая маленькая нимфа, которая уже одним лишь своим трогательно-беззащитным видом вызывала неудержимо-неуемную потребность неистово молотить себя пяткой в грудь и денно-нощно охранять ее от всего и вся, вдруг обратилась в эту пока еще пассивно-агрессивно свирепеющую гарпию, едва придя в сознание. По всей видимости, она не испытывала даже формальной благодарности за спасение и сохранение ее изящно-стройной нижней конечности, над заживлением и, подобной возвышенно-подлинному искусству, реконструкцией которой он рьяно корпел пять-шесть-семь(?) часов подряд.
Просто возьми и сделай это… Ради того, чтобы встретиться с ними!.. Или так, или придется применять магию, и все может закончиться… Плохо. Давай, ты сможешь, Гермиона! Все получится! Просто представь, что ты — Нарцисса… Или нет… Лучше… Беллатриса…
— Если они все узнают, то непременно уволят тебя, не так ли, Август?.. Ах, какая досада! Сразу после твоего грандиознейшего повышения! Подумать только, вчерашний неумеха-стажер перешагнул сразу несколько ступеней карьерной лестницы и вознесся к самым ее вершинам, возглавив целое отделение! А чем же ты, разлюбезный, смог заслужить такую явную благосклонность от своего начальства? — грубо-резко переходя на неофициальное «ты» и тем самым значительно сокращая и без того невеликую дистанцию между ними, даже не поднимая отяжелевшей головы, издевательски выпалила Героиня Войны. Она со всей осознанностью копировала легкоузнаваемо-экстравагантную манеру общения достопамятной мадам Лестрейндж, причем крайне убедительно-похоже, вот только в несколько суматошно-торопливой манере, чтобы ненароком не передумать и ни в коем случае не останавливаться на достигнутом потрясающе-ошеломляющем эффекте. — Не тем ли, что Министерство выбрало тебя для выполнения особо важной миссии, которая была с треском провалена тобой по всем пунктам? Ты не только не добился исцеления вверенных тебе пациентов, но и допустил утечку конфиденциальных и строго засекреченных сведений из стен этой самой больницы! Ну, разумеется, после такого провала тебя сразу же выкинут отсюда, Август! — все глубже и глубже погружаясь в этот кошмарно-жуткий и однажды уже примеренный на себя
пришедшийся в пору образ самой яро-верной сподвижницы почившего Волан-де-Морта, Гермиона неискренне самоуспокаивалась тем, что этот практически безобидно-бесхитростный шантаж гораздо лучше, безопаснее и честнее наложения пресловутого Империуса. Потому как если этот отталкивающе-противный тип с вспотевшей кислой миной всерьез намеревался удержать ее здесь, то НЕ привязывать Героиню Войны к этой расшатанно-разваливающейся кушетке было крайне непредусмотрительно, ибо ради того, чтобы увидеть родителей после столь продолжительной и невыносимо-мучительной для нее разлуки, она бы и камня на камне не оставила от едва ли не единственной уцелевшей после войны британской магической больницы, основанной великим целителем Мунго Бонамом, если бы то понадобилась… — Но это только в лучшем случае!.. Потому что в худшем Министерству станет известно о том, что ты уже давненько подворовываешь маковое молоко из здешних запасов и употребляешь его далеко не в лечебных целях... Поверь мне, я с огромнейшим удовольствием уведомлю их и об этом тоже!
— Как вы узн…
— Молчать!!! Что, всерьез рассчитывал запугать меня этими диагностическими страшилками и запереть тут до тех пор, пока ты не придумаешь, как из всего этого выкрутиться?! Забыл, кто я такая?! Перед тобой
ГЕРОИНЯ ВОЙНЫ! Не догадываешься, почему меня так прозвали?! — оглушительно взвизгнула-рявкнула Староста Девочек, окончательно вжившаяся в одну из своих новоприобретенных ролей и не без некоторого извращенно-садистского удовольствия наблюдающая за тем, как бедный глава отделения, ростом, по меньшей мере, на полголовы выше Малфоя, съеживается, скукоживается и будто бы уменьшается в размерах, даже не смотря на то, что она по-прежнему принимала «упор лежа на спине». Пока панически-отчаянно мандражирующий Август нерасторопно отъезжал по стене куда-то вбок от двери, вроде бы ненамеренно освобождая проход, Гермиона даже успела щедро похвалить саму себя за то, что не прогадала со своей в пожарном порядке выстроенной «молочной» теорией, основанной лишь на его тревожно-импульсивных симптомах и на том, что во время борьбы с Пожирателями всевозможные снадобья из мака сделались наиболее распространенным обезболивающим средством ввиду своей дешевизны и доступности. — А сейчас, Сепсис… Предлагаю тебе заткнуться и делать в точности то, что я скажу. Проведи меня к моим родителям как можно скорее и… Я должна остаться неузнанной! Это ясно? Если все получится, то никто из нас двоих не пострадает. Мы разойдемся, и я великодушно сохраню все твои тайны, а ты никому не выдашь мои. Договорились?..
— Договорились, м-м-м-мисс!.. Нам нужно поторопиться! Но вам пока нельзя нагружать ногу… Понадобится кое-какая одежда и специальное оборудование… — внезапно-вдруг «усовестившийся» Сепсис, явно не ожидавший выдвижения столь обоюдовыгодно-милосердных условий, снова мгновенно оживился и вертляво закрутился вокруг своей оси, активно-энергично выискивая то самое о-бо-ру-до-ва-ни-е. Не найдя его в палате, он с осмотрительной осторожностью приоткрыл дверь, пытливо огляделся и проворно выскочил наружу, чтобы уже через несколько секунд вернуться оттуда со сплошняком покрытой ярко-оранжевой махровой ржавчиной инвалидной коляской, очевидно, предназначенной для перевозки тяжелобольных и неходячих пациентов. Не обращая никакого внимания на взгляд, скептически-недоверчивый и красноречиво выражающий один-единственный немой вопрос в духе: «А это действительно так необходимо?», Август прихватил с одиноко стоящей в углу поломанной вешалки скомканный светло-зеленый больничный халат (явно не первой свежести…) и с почти что чутко-сердечной отзывчивостью протянул его Старосте Девочек. Кое-как нетвердо усевшись на встряхнувшейся кушетке и неловко-неуклюже натянув его на себя прямо поверх окровавленной школьной мантии, надо сказать, не без совсем не помешавшей помощи хлопотливо мельтешащего возле нее горе-целителя, Гермиона сделалась неотличимо-похожей на сотни других рядовых постояльцев этой переполненной лечебницы.
— Я вам помогу! — будто бы беспечно позабыв о том, что перед ним не совсем обычная пациентка, бескомпромиссно-решительно скомандовал Сепсис и, так и не дождавшись неуверенно-согласного кивка, с необычайно-обычной легкостью поднял ее на руки, дабы пересадить с одного неудобо-жесткого места на другое, куда более неприятное. От этого непродолжительного, но очень стремительного полета прогрессирующая головокружительная дурнота Гермионы многократно усугубилась, но вместо того, чтобы благоразумно уведомить суматошно вертящегося возле нее Сепсиса о возможно-серьезном ухудшении своего и без того паршиво-скверного самочувствия, она понадеялась на то, что оно будет терпимо-кратковременным. Вполне успешно скрывая вопиющую нескоординированность собственных заторможенно-скованных движений за демонстративной небрежностью, она вновь предусмотрительно накинула капюшон поверх своих всклокоченно-спутанных волос и нарочно опустила подбородок пониже. Кого бы они не встретили по дороге, незаменимо-верная волшебная палочка все еще была при ней, ведь бестолковый лопух даже не додумался заблаговременно забрать ее, так что…
Подождите еще немного, мои дорогие… Я уже иду к вам!.. Вернее, еду…
— Мисс Грейнджер, если вы позволите, я хотел бы объясниться, чтобы между нами не осталось никакого недопонимания… У меня очень простая, скромная и, да что уж там, незавидная жизнь… В детстве я хотел стать великим колдомедиком, как Дайлис Дервент, но, попав сюда и погрязнув в рутине волшебной медицины, быстро простился с этой мечтой… — насквозь проржавевшее ветхо-древнее кресло быстро выехало в, вопреки ожиданиям, полубезлюдный больничный коридор и бодро покатилось по местами выщербленному неумолимым временем каменному полу. И, честно говоря, исключительно в целях профилактики собственного незапланированного «отключения» Гермиона предпочла бы терпеливо вслушиваться в мерзотно-отвратительнейший скрип двести лет как несмазанных колес, чем как-либо воспринимать монотонно-оправдательное гундение вышагивающего позади и подталкивающего передвижное кресло Сепсиса, но… — Я пытался учиться, честно, очень старался, но стажировки давались из рук вон плохо, и мало кто из целителей-наставников соглашался выписывать мне положительные рекомендации. Столько лет приходилось мириться с минимальным окладом и полным отсутствием перспектив… — …она не слишком-то надеялась выяснить хоть сколько-нибудь полезное для себя в этом самоотбеляющем сбивчивом мямленьи. Гермиона даже начинала терять суть сей тривиально-скучнейшей исповеди, когда утомленно-устало возвела закатываемые глаза к потолку и с большой неожиданностью для себя воочию убедилась в отсутствии его привычного оформления: переливающиеся хрустальные шары с негаснущими магическими свечами внутри, похожие на причудливые мыльные пузыри гигантских размеров, куда-то запропастились. Должно быть, опять и снова сказывался тот самый всюду распространившийся и уже почти ставший привычным недостаток финансирования… Ну, или совсем недавно назначенное руководство больницы единогласно решило сделать уныло-невзрачную общую атмосферу, повсеместно царящую в послевоенном госпитале, еще более угнетающей и безрадостной. — Недавно моя мать сильно захворала, и моей урезанной зарплаты, большая часть которой уходила на лекарства для нее, перестало хватать. Мы еле-еле сводили концы с концами, а потом вдруг пришли они… Люди из Министерства. Они долго рассказывали про повышение и об обещанном денежном вознаграждении… — немногочисленные обезличенные больные и выздоравливающие, разодетые в аналогичные халаты, то и дело встречались им на пути и изредка одаряли их своими малозаинтересованными полупустыми взглядами, ведь со стороны взаправду казалось, что не в меру заботливо-обходительный врачеватель везет свою «дорогую сердцу» молоденькую пациенточку на какое-то очередное-бесконечное магическое обследование или лечебную процедуру. Искоса взирая из-под широких полов капюшона на то, сколь пугающе-страшно были
изуродованы искалечены некоторые из них, Гермиона с неосознанной бессознательностью коснулась своего забинтованного колена и тихонько похлопала по нему, дополнительно убеждаясь и, наконец, внутренне громко возрадовавшись тому, что у него все-таки есть продолжение из нераздробленных костей и мало-помалу регенерирующей здоровой плоти. — Мне объявили, что я должен буду курировать восстановление памяти неких магглов. Прошу вас принять к сведению, что тогда их имен никто не называл! Соглашаясь на сделку, я и понятия не имел, кто это такие… Теперь министерские регулярно захаживают сюда, справляются, как у них дела… Вчера вот некая пожилая дама в остроконечной шляпе принесла им очень красивые цветы…
— Что ты сказал?! Какая дама?! — душе— и ушераздирающие женские крики, внезапно раздавшиеся из давно оставленной ими позади перевязочной, подоспели как раз вовремя для того, чтобы запросто перекрыть ее собственный ошеломленно-пронзительный и сраженно-шокированный визг, заставивший мгновенно всполошенно-взвившегося Сепсиса рывком наклониться к ней и крепко ухватить ее за вздрогнувшие плечи. Потому как, если бы он не успел этого сделать, то Гермиона бы непременно вывалилась из порывисто-резко остановившегося кресла прямо на пол. Несмотря на то, что ее мелко затрясшиеся руки с остервенело-диким усердием цеплялись за потрескавшуюся обивку подлокотников, а непослушно выгибающиеся ступни пытались самостоятельно удержаться на специально предназначенных для этого подножках, они все равно упрямо соскальзывали куда-то вниз, так, будто бы кто-то нарочно и потехи ради смазал их жирнющим машинным маслом и стал поджидать подходящего беспомощного калеку для своего беспринципно-бесчеловечного розыгрыша… — Ты сможешь подробно описать ее, Август?!
— К сожалению, я не могу вспомнить, как ее зовут, но точно уверен, что несколько лет назад она находилась здесь на реабилитации после многократного попадания Оглушающего заклятия.
Профессор Макгонагалл!!! Нет, этого не может быть… Или наоборот, может? Она заодно с Министерством? Да! Именно! Как раз-таки может! Я ведь знала, чувствовала, подозревала… Как?! Зачем?! Почему?! Почему она предала меня?!! И кто втянул меня во все это своими лживыми манипуляторскими россказнями про истинную гриффиндорку?!! Ради чего?!! Как же это… Я ведь в детстве так хотела стать похожей на нее… Даже думала, что смогу преподавать в Хогвартсе, если больше никуда не возьмут… Я… А она…
Вижу цель — не вижу препятствий!
Малозначительно-короткая фраза, однажды дурашливо вскользь брошенная весело гогочущим Малфоем на кухне старенького загородного дома Грейнджеров, вдруг сделалась стремительно разрастающимся густым маслянисто-черным нефтяным пятном на поверхности беспокойно-буйной водной глади ее всколыхнувшегося сознания. Он произнес ее тогда, когда они оба практически одновременно поняли, что в вазе с фруктами осталось только одно зеленое яблоко.
В действительности Гермиона никогда не питала какой-то особливо-нежной слабости к этим фруктам, но вот зато Драко явно был к ним неравнодушен. И только одного этого непримечательно-незначительного факта вполне хватило для того, чтобы очертя голову пуститься с ним в нелепо-детский понарошечный забег, попутно пихаясь, толкаясь и всячески препятствуя тому, чтобы оппонент смог заполучить ценнейший низкокалорийный трофей. Тогда она не придала этому его забавно-пафосному высказыванию практически никакого значения, но сейчас… Именно оно и никакое другое помогло ей выровнять свое хаотично-поверхностное дыхание, восстановить «устойчиво-усидчивое» положение на каталке и даже раздраженно отпихнуть прохладно-липкую ладонь целителя, беспорядочно ощупывающего ее лоб и что-то слишком громко тарахтящего про усиливающийся жар. Ибо ее теперешняя столь близко расположенная цель не имела прямого отношения к бесчестно и преподло-нижайше подставившего ее бывшего… Нет, кумиров у нее больше не было. Ни одного.
Мама, папа… Я уже рядом!
— Поехали дальше, Август… Нет нужды останавливаться… Со мной. Все. В порядке!..
— Должен сразу предупредить вас о том, что ваше появление может навредить им. Вспомните, что это все-таки магглы! Они гораздо более восприимчивы к ментальной магии, нежели мы, волшебники… Наши колдомедики впервые столкнулись с такими последствиями забвения! — противно дребезжаще-лязгующее инвалидное кресло, пусть и с искусственно-принудительным энтузиазмом, но все же двинулось вперед, и Героиня Войны вдруг обнаружила, что… боится. Того, что совсем скоро, с минуты на минуту, вот прямо сейчас произойдет нечто такое, что разделит ее в последнее время все более отягощенно-тоскливую жизнь на «до» и «после», хотя недавний такой эпизод произошел всего лишь два дня назад в общей гостиной Башни Старост… Предстояло проверить, выдержит ли она еще один неблизко-подобный… — Как только предпринимаются какие-либо попытки расколдовать пациентов, их рассудки только сильнее дестабилизируются. Многие опасаются, что в конечном счете попросту сведут их с ума, и потому отказываются лечить, не рискуя брать на себя такую ответственность! Вот поэтому у нас все и застопорилось… — она предпочла рассредоточено смотреть прямо перед собой вместо того, чтобы прислушиваться к этим его отзывчиво-сочувственным словам, ибо все могли ошибаться. Даже она сама, если, конечно, верить Малфою… Даже сам Дамблдор однажды допустил непростительно-глупую оплошность, закончившуюся двумя масштабными и кровопролитными магическими войнами, взяв из приюта на попечение маленького-миленького мальчика по имени Том Марволо Реддл и позволив ему учиться в Хогвартсе. Поэтому… — Не хотелось бы вас огорчать, но необратимость вашего воздействия на родительские воспоминания до сих пор остается под вопросом. Если у матери поначалу намечались какие-то проблески, то мистер Грейнджер с самого начала не поддавался терапии, как мы ни бились — толку ноль… — ну, и? Стоило безоговорочно довериться высококвалифицированным вердиктам местных доморощенных «профессионалов»? Макгонагалл же неоднократно упоминала-настаивала на том, что сегодня умело-опытных дипломированных кадров не хватало никогда и нигде — многие светлые чародейские умы благоразумно мигрировали подальше от боевых действий. В связи с чем для того, чтобы заручиться далеко небезвозмездной поддержкой общепризнанных светил волшебной медицины, требовались неограниченные золотовалютные ресурсы, которые снова уже почти возвратились обратно к
батюшке Люциусу. И нужно было только дождаться, когда он начнет с безудержным филантропично-благотворительным рвением «жертвовать» их направо и налево…
— Мисс Грейнджер, вы меня слышите?.. Мы на месте!..
* * *
