Грязь

      — Кого бы не принесло, я слышу, как ты там пыхтишь!.. Грейнджер сегодня нет и не будет! Дважды повторять не стану: убирайся отсюда…       Этот приглушенно-пониженный отталкивающий голос… Могло ли хоть что-нибудь на этом ничуть не белом свете звучать еще более премерзко-отвратно? Гарри готов был поставить абсолютно все постепенно тающие золотые сбережения, оставленные ему покойными родителями, на то, что нет. Он и вправду не знал, можно ли ненавидеть еще сильнее, злее и яростнее, и стыдился этой позорно-неблагородной, совсем не гриффиндорской ненависти, которая с вновь разыгравшимся аппетитом пожирала его изнутри. Пудели отчего-то одномоментно затихли, а Поттер вдруг понял, что даже Тома Реддла он не ненавидел так безудержно-бешено, как Малфоя прямо сейчас. До того, как прибежать сюда на всех своих безрассудных парах, Мальчик-Который-Выжил все еще верил в то, что не желает ему смерти, но… Едва заслышав отвратительно-резкие колебания, производившиеся его охрипшими речевыми связками, Гарри внезапно понял, что подсознательно-безотчетно жаждет ее. Он хотел, чтобы тот не просто навсегда-безвозвратно исчез из их вновь в мечтах неразрывно соединяющихся с Роном и Гермионой жизней, а умер. И это устрашало его даже больше, чем никуда не уходящая боязнь того, что знакомая огненно-острая боль однажды снова прожжет заживший шрам у него на лбу…       — Я пришел к Гермионе! И уверен, что она находится здесь, поэтому… — едва сдерживаемо пророкотал ему в ответ Гарри, членораздельно-медленно цедя слова и еще крепче стискивая скрипящие зубы. Он пытался добиться того, чтобы его угрожающе-рычащий тон казался более-менее спокойно-ровным и не столь явственно изобиловал намеками на скорую кровавую расправу с возможно-летальным исходом, но это, увы, было попросту невозможно. Поттер в сердцах многозначительно саданул своим увесисто-каменным кулаком по гулко затрещавшему и ощутимо завибрировавшему «дверному» полотну, из-за чего пронзительно вскрикнувшая портретная дама незамедлительно свалилась в театрально-притворный обморок. Гарри практически никогда не удавалось скрывать свои истинные эмоции, в особенности такие бесконтрольно-порывистые, а уж учитывая текущие из-ряда-вон-обстоятельства… Им всем, включая застывшего с изнаночной стороны холста слизеринца, еще повезло, что «паролем» для входа в башню не стала усиленная Бомбарда Максима, которой Амбридж однажды обрушила стену в Выручай-комнате… — …открывай сейчас же, Малфой!        — О-хо-хо-хо, кто к нам пожаловал! В этот раз доблестный рыцарь слегка припозднился… — откуда-то из недр гостиной, в которой Гарри еще никогда прежде не бывал, издевательски-измывательски хохотнули. Однако это не менее угрожающе-агрессивное, чем «сцеживание» Поттера, гоготание в действительности очень мало походило на нормальный человеческий смех. Скорее, оно звучало как негромкое бульканье зловонно-канализационных нечистот, в механически-вынужденно сотрясаемой гортани Малфоя, который, очевидно, зачем-то отдалился на несколько шагов вглубь комнаты, продолжая сардонически посмеиваться уже оттуда. Через несколько мгновений явственно послышался скрип торопливо сдвигаемой-волочащейся по полу негабаритной мебели: казалось, что Пожирателю внезапно-резко понадобилось сделать перестановку, и он решил начать с какой-нибудь мелочи вроде крохотной тумбочки или кофейного столика. К сожалению, у Гарри, только что целиком израсходовавшего свой незавидно-малый запас угасающего терпения, совсем не было времени на то, чтобы стоически дожидаться, пока тот приберется и наведет порядок к его приходу… — В чем дело, Поттер, м? Коня долго парковал?..       — Да что ты несешь, мразь поганая?!! — с оголтелой вспыльчивостью рявкнул гриффиндорец, мысленно почти со спасительно-долгожданным наслаждением высаживая ожидаемо пискляво завизжавший портрет из дверного проема. Совершенно незаметно для самого себя Гарри на этот раз первым опустился до бесполезно-излишних скверных обзывательств которые, разумеется, совсем ничего не могли исправить и вряд ли сумели бы хоть в чем-то помочь, но ему попросту позарез требовалось это малюсенькое «словесное» облегчение, потому что… Какие еще к черту кони, какая парковка?! Откуда этому чистокровному улюлюкающему выродку вообще было известно это маггловское слово?! У них тут Рон ударил Гермиону! РОН! ГЕРМИОНУ!!! Из-за того, что Малфой… Из-за того, что он… В самом деле, если подонок решил под шумок «герметично» забаррикадироваться-замуроваться под видом внеплановой смены интерьера, его бы это все равно не уберегло… — У тебя только три секунды!!! Если не откроешь, я сделаю это сам, и тогда тебе точно конец!!! Раз…       — Умерь свои чахлые потуги, Ланселот х_ров!.. — кажется, слизеринец снова бесшумно «подполз» обратно ко входу, так как уже более раздраженно-ядовитое презрительное шипение раздалось гораздо ближе. Все-таки, несмотря на все произошедшее за последние несколько месяцев, точнее, даже лет, Пожиратель по-прежнему поразительно-выразительно походил на опасного злодейски-коварного змея с до сих пор почему-то не выпавшими острейшими зубьями, обильно сочащимися его отравляюще-токсичной желчью. Гарри следовало быть настороже и с куда более концентрированной внимательностью наблюдать за тем, чтобы это отвратительное кишкообразно-чешуйчатое тело внушительных размеров не извернулось под немыслимым неестественным углом, дабы дотянуться до его незащищенной взмыленной шеи своим фатально-смертоносным укусом. Наверное, если бы у Малфоя имелся собственный Патронус, он бы непременно выглядел как позорно-пресмыкающийся символ его бесславного факультета, только вот беда: его ни на что не годная отпетая душонка была неспособна породить даже такого незавидного и слабого Защитника… — Не хочу, чтобы ты обосрался прямо у нас в гостиной!       Нет, надо держать себя в руках… Нельзя убивать его прямо в Хогвартсе… Тогда где лучше всего?.. Стоп, о чем я вообще?!       Через мгновение многострадально-злополучный портрет с нарочито-плавной неторопливостью поплыл куда-то вбок, а Поттер неожиданно застыл, до искренней глубины пораженный совершенной беззвучностью этого замедленного движения. Ни одного звука. Просто, мать его, ни единого. Из-за такого тотально-сплошного диссонанса в нарушенном восприятии, и без того окончательно сбитый с толку Гарри еще сильнее опешил и инстинктивно слегка сощурил свои изрядно воспалившиеся подслеповатые глаза, безотчетно опасаясь того, что с детства подводящее неострое зрение могло вновь подставить его прямо в этот ужасающе-неподходящий момент. Однако он зря относился к своим ярко-зеленым очам с таким незаслуженным недоверием: в следующий решающе-поворотный миг сквозь стекла своих скругленных очков, покрытых мутными разводами от холодно-липкого пота, стекающего с нахмуренного лба и взмокших волос, Поттер узрел… Лицо.       Искаженно-перекошенное до абсолютнейшей неузнаваемости, и если бы гриффиндорец увидел его в каких-то других, гораздо менее стрессово-драматичных обстоятельствах, то ни за что бы не признал в этих искривленных и извратившихся чертах исконно-малфоевские. На какие-то кратчайшие доли секунды Гарри даже поверил в то, что прямо напротив него напряженно замер, если и не сам Сатана во плоти, о котором сквозь горемычно-безутешные слезы сбивчиво лепетал ему Рон, то какой-нибудь первостатейный верховный демон, поднявшийся сюда из самых глубин последнего круга ада, ибо обыкновенный человек, состоящей из костей, крепящихся к ним мускулов и обтягивающей все это кожи, попросту не мог вместись в себя столько безграничной, беззаветной, безусловной… чистейшей ненависти. И больше не было никаких сомнений в том, что Малфой прекрасно-чудесно понимает все эти чувства Гарри по отношению к нему и молчаливо отвечает ему на них тем же, только в троекратно-преувеличенном гиперболизированном размере. То, что неразделимо связывало их все эти годы, то, что бежало-струилось по их моментально съежившимся и быстро попрятавшимся, будто бы в страхе перед скорой неминуемо-массивной кровопотерей, жилам, то, что было записано в основополагающих структурах их ДНК…       — Хах, ну, здравствуй, Избр…       Малфой не договорил. Устрашающе-дьявольская гримаса, вполне способная напугать даже самых смело-бесстрашных из ныне живущих, скрылась настолько молниеносно-быстро, что даже создавалось обманчивое впечатление того, будто бы это было лишь мимолетно-короткой игрой разбушевавшегося воображения. По крайней мере, когда правая рука порывисто выдыхающего Гарри, ныне представляющая собой не что иное, как несокрушимо-стальной кулак мстительного возмездия, достигла солнечного сплетения гадко усмехающегося слизеринца, ее уже не было и в помине. Остались только мгновенно полезшие на лоб глаза и корчащееся-скрючивающееся неподготовленное тело, которое, наверное, непременно завалилось бы набок, если бы идеально-гладко выбритый подбородок буквально сложившегося пополам Малфоя не «догнал» зубодробильно-мощный апперкот. Ну, кгхм, как зубодробильный… Самый юный, но при этом далеко не самый малоопытный аврор из Британского отделения магического правопорядка лишь удовлетворенно отметил про себя, что не зря так фанатично-рьяно тренировался до почти полного изнеможения и таки поставил удар с левой, который теперь без всякого зазрения неусыпной гриффиндорской совести можно было назвать… Неслабым.       — Святой… Поттер… Кха-кха-кха…Скорый… На… Кха… Расправу… — было почти жаль, что усладительно ласкающий слух грохот, послышавшийся в результате опрокидывания Малфоя на спину, так до невероятия быстро сменился его всегдашне-излюбленными разглагольствованиями. Жалко-беспомощно размазанный по полу хорек продолжил вещать, точнее, верещать уже оттуда, заходясь от надсадно-чахоточного кашля, давясь собственной окрашенный в красный цвет слюной и едва слышно отхаркивая-выплевывая какие-то прерывистые малозначительные слова с явственным ядовито-металлическим привкусом. Впрочем, ничтожно малая доля пусторечивой слизеринской истины в них все же присутствовала: Гарри очень часто сначала делал, а вот думал — уже потом. Он фактически напал на безоружного без всякого предупреждения, а теперь не без некоторого самодовольного удовольствия наблюдал за смятенно-дезориентированной и адски болезненной агонией только что безвозвратно утратившего и без того отсутствующую боеготовность оппонента… — Узнал лишь… одну… Кха-кха-а-а-а-а-а… Сука-кха!.. Версию… Кха… Событий и уже… Размахивает… Ручонками…       Избить пьяного Рона до полусмерти было очень легко, да, Малфой?.. Посмотрим, как ты справишься со мной…       Пока его безостановочно матерящийся и неукротимо брызжущий окровавленными соплями недруг между делом усиленно пытался не выблевать свои потроха наружу, Поттер воспользовался этой непродолжительно-короткой паузой в их завязавшемся «диалоге», чтобы хоть чуть-чуть перевести дух и оглядеться вокруг. Наверное, трудно было бы найти еще более ординарно-типичную школьную гостиную, чем эта: небольшой диван, маленький камин, письменный стол, неоправданно большой и подозрительно пустой книжный шкаф, а еще… миниатюрно-декоративный журнальный столик, который, судя по продавленным ножками следам на ковре со светлым комковатым ворсом, стоял совсем не на своем месте, ибо там прямо сейчас корячился в своих бессочувстенно-несострадательных муках Пожиратель. То есть прямо напротив не более тридцати секунд назад закрывшегося за Гарри портрета. Видимо, этот склизко-скользкий ублюдок заранее предусмотре… Мерлин, да что это на нем?! Во что это он вырядился?! Неужели это действительно маггловская водолазка?! Нет, конечно, их несправедливо-дурацкий и противоречиво-запутанный мир уже давно свихнулся, но чтобы Малфой начал носить одежду простецов?! Это было настолько противоестественно-сверхъестественным, что…       Неужели после всего я до сих пор чему-то удивляюсь?..       — Чего так вылупился, Поттер? Поражен моей красотой? А я всегда знал, что Рыжая — всего лишь прикрытие, и на самом деле ты без ума от меня… — саркастически-едко прохрипел необычайно болтливый змееныш, тем самым выводя Гарри из случайного кратковременного оцепенения. Скорость, с которой это наигнуснейшее отродье Салазара приходило в себя, была поистине впечатляюще-ошеломительной: после такого прицельного удара в удивительно-не-разорвавшееся солнечное сплетение Малфой вполне мог расстаться со своей никчемно-непотребной презренной жизнью, но вместо этого он не только не потерял сознания, но и каким-то поистине непостижимым образом умудрялся продолжать трепаться и заигрывающе подмигивать нисколько не смутившемуся гриффиндорцу, что в текущих унизительных для него обстоятельствах было больше похоже на неукротимый нервно-панически тик, но сам факт… Впрочем, как и маловероятно-невероятный факт того, что Пожиратель, очевидно, даже не намеревался подниматься на ноги, попытаться хоть как-то дать сдачи или вообще как-либо защищаться. Он будто бы чего-то в самом что ни на есть прямом смысле кропотливо выжидал… Или же просто-напросто благоразумно не желал превращаться в боксерскую грушу?.. — Но зачем же так грубо и сразу? Мог бы на свиданку пригласить для начал…       — Сейчас ты мне все расскажешь, ничтожество… — тихо промолвил Гарри дрожаще-неуверенным тоном, обращаясь, скорее, к самому себе, нежели к этому плюгаво-невзрачному существу, вызывающе-заинтересованно взирающему на него с пола. После окончания войны Поттер (он до краснеющих щек смущался ужасно льстящего ему определения миссис Уизли, звучащего как «возмужал») еще сильнее окреп, сделавшись более приземисто-плотным, тогда как долговязый Малфой, хоть и не выглядел той же самой сгорбленно-иссушенной шпалой, что и в Визенгамоте, но все равно по-прежнему отставал от него в весе в лучшем случае килограммов на десять-пятнадцать, поэтому… У Гарри было явно-очевидное преимущество, которым он собирался воспользоваться. В несколько стремительно-коротких шагов настигая моментально дрогнувшего и рефлекторно съежившегося слизеринца, он опустился рядом с ним и без особо совестливых раздумий-терзаний надавил своим коленом на вздымающуюся грудную клетку едва-едва унявшего надрывный кашель врага, намеренно опасно значительно затрудняя и умышленно препятствуя восстановлению его нормального дыхания. — Все, как было на самом деле…       — Может, ты и сыворотку правды с собой предусмотрительно захватил? — стоило признать, что Малфой всегда умел картинно-зрелищно зубоскалить, и вполне справлялся с этой фантастически-непростой задачей даже теперь, будучи буквально придавленно-вплющенным Гарри в напольный ковер. Разумеется, он пока еще совсем не подозревал о губительной сути этой бесхитростно-простой пытки, которая запросто могла повлечь бы за собой мучительно-тяжелую смерть от необратимых последствий незаметно наступающего отека легких, а потому продолжал упорно-показательно хорохориться. Его архинеприязненно сощуренно-прищуренные белесые холодные глаза, которые должны были навсегда потухнуть в судебном зале номер десять, почему-то блестели куда выразительнее и ярче, чем когда-либо прежде. Кажется, они светились, нет, буквально сияли какой-то странно-незнакомой эмоцией, или, скорее, неопределенно-смутным и еле угадывающимся чувством… Превосходства?.. Малфой ощущал превосходство над ним, над Гарри Поттером, обессиленно-немощно валяясь внизу и оставаясь в его безраздельно-полной власти?!! — В Министерстве-то, небось, выдают без ограничений?..       — Она мне не понадобится… — многообещающе-грозно заверил его гриффиндорец, стараясь абстрагироваться от всего остального-ненужного и сосредоточиться на… ожидании. Которое, по самым снисходительно-завышенным его оценкам должно было продлиться не более трех-максимум-пяти минут, прежде чем Малфой практически самовольно запоет соловушкой и выложит ему все, что только знает о произошедшем здесь ранним утром, а пока… У Гарри появилось совсем немного времени на то, чтобы придумать, как убедить самого себя в том, что НЕ стоит отработанно-натренированным жестом доставать свою волшебную палочку из кармана ветровки и наставлять ее на дрыгающе-скачущий заостренный подбородок начинающего планомерно задыхаться слизеринца, который безостановочно, но совершенно беззвучно скандировал ему: «Я не боюсь тебя, Поттер!». То ли он действительно растерял весь свой давний трусовато-мнительный страх где-то по дороге сюда из мира магглов, то ли до сих пор наивно-самонадеянно не воспринимал намерения Поттера, которые в очередном министерском рапорте в дальнейшем бы несомненно квалифицировали как «особо тяжкие телесные повреждения», хоть сколько-нибудь всерьез. И очень зря… — Я в курсе: окклюменту выпить сыворотку — все равно, что хлебнуть тыквенного сока! — служба в Аврортате обязывала знать и уметь очень-очень многое. Прошло всего лишь несколько месяцев, а все его внушительно-обширные «военные» познания систематизировались и укомплектовались, а навыки (помимо новоприобретенных и активно развивающихся) заметно улучшились, причем касалось это как магических дуэлей, основ преследования и обезвреживания противника, так и скрытого сбора информации и экстренно-чрезвычайного вызова боевых товарищей в любую точку мира, а еще… У него был (пока что несанкционированный, но все же!) доступ к личным данным многих из тех, кто состоял на учете у Министерства как потенциально опасный или «нежелательно осведомленный» волшебник. Конечно же, это касалось и всех условно-зарегистрированных окклюментов, постоянно или временно пребывающих на территории Англии, в обнадеживающе-небольшое число которых входил и Малфой Младший. Многие из таких, как он, могли преспокойненько глушить сыворотку за здоровье следователей и столь же непринужденно выдавать им неправдивую информацию под непроницаемой эгидой достоверно-непреложной истины, да и потом… Вряд ли бы Пожиратели отправили его на «дело», если б не были стопроцентно уверены в том, что незащищенность его паскудно-скотских мыслишек не помешает исполнению грандиозных оккупационных планов Реддла. — Хоть на что-то ты все-таки горазд, да, гаденыш?..       Будет ли применение Круциатуса расцениваться как необоснованное превышение должностных полномочий?..       — Хочешь знать правду, Поттер? Ну, так слушай! Жила-была одна девочка… — сдавленно-сиплый голос Малфоя неожиданно дрогнул, сорвался и будто бы истончился, тогда как глаза переполошенно-опрометчивыми серыми молниями метнулись куда-то в неизвестном направлении, обнажая воспаленно-красную сеть лопнувших сосудов на белках. То, ради чего они столь поспешно оставили в сверхподозрительном покое изумленно вытянувшееся лицо Гарри, внезапно прекратив выжигать-испепелять его, оказалось пустующим подножием обыкновенного и ничем не примечательного лестничного проема, ведущего в одну из двух комнат старост. Он точно знал это, так как тут же внимательно-превнимательно проследил за направлением этого растерянно-взволнованного остекленевшего взора. По всей видимости, оглашение давно известной Министерству истины весьма странным образом подействовало на перенапрягшегося Малфоя… Куда-более устрашающе, чем тяжеловесное колено, упертое во все реже и ниже поднимающуюся грудь. Более того, это вовсе не помешало ему сразу-напрочь забыть не только о присутствии, но и, кажется, о самом существовании Гарри в принципе, когда он продолжил отрешенно-безучастно, практически неосмысленно бормотать, все неотрывно-пристальнее всматриваясь в зияющую из арки кромешную темноту: — …которая еще только вчера узнала о том, что к ее родителям-магглам не вернется память, а сегодня утром сюда завалился Уизли и на радостях со всей дури у_бал ей так, что она отправилась в непродолжительный полет без метлы… Конец.       Нет! Малфой врет! Это все вранье! Это… не может быть правдой! Он все придумал!!!       Мистер и миссис Грейнджер… Родители… Вернее, были родителями его самой лучшей, самой близкой, самой незаменимой подруги. Добропорядочные и очень приятные, между прочим, в общении, магглы, работавшие дантистами столько лет, сколько он ее знал. О, наверное, Гарри и впрямь следовало вспомнить о них не тогда на платформе при новом незапланированно-вынужденном расставании с ней, а несколько раньше. После похорон Фреда, например. Или после их коллективно-совместного переезда в Нору. После одного-второго-третьего судебного заседания с их с Гермионой непосредственным участием. Да, действительно, ему стоило хотя бы раз озаботиться этим вопросом, ведь они с Роном на пару неоднократно заверительно обещали ей, что: «обязательно отыщем твоих родителей, как только все это закончится!». И, надо же, однажды все действительно закончилось, но потом сразу же началось… То одно, то другое, третье, пятое, десятое. Все это казалось таким безотлагательно-важным! То нужно было срочно готовиться к вступительному экзамену (пусть и формально-условному…) в Аврорат, то плодородный огород миссис Уизли начал хиреть из-за массовой миграции садовых гномов, то потребовалось как можно скорее помочь родной бабушке полностью осиротевшего Тедди Люпина миновать все бюрократно-волокитные формальности и получить опеку над единственным сыном погибших Римуса и Нимфадоры… Честно говоря, Гарри и вправду был занят. Сильно и постоянно…       — Я понятия не имею, как у вас, _банутых в край, там заведено... Может, ты тоже регулярно пи_дил свою Рыжую по утрам перед работой… — Поттера вдруг отчего-то повело вправо, и он был вынужден предоставить Малфою возможность вновь дышать полной грудью, уже начавшей издавать какие-то приглушенно-мокрые всхрипы. Золотой Мальчик окончательно осел на пол, дополнительно опираясь на ощутимо дрожащую руку, и бессознательно попытался сморгнуть быстро проступающую и заволакивающую обзор выжигающе-соленую слезную пелену, в то время как беспрерывно откашливающийся слизеринец, зрительный контакт с которым на несколько опрометчиво-безрассудных секунд был полностью разорван, продолжал все так же отстраненно рассуждать о том, что… Кажется, шокировало его ничуть не меньше, чем самого Гарри, вот только на этот раз, банально-очевидно растерявшись, Пожиратель позабыл привычно замаскировать это под тоннами своего издевательски-чернейшего сарказма. Настолько, что он даже не попытался воспользоваться так сверхудачно подвернувшимся ему шансом окончательно высвободиться и взять не менее болезненно-мстительный реванш, с практически смиренным спокойствием оставаясь в строго горизонтальном положении. — Но серьезно, Поттер... Настоятельно рекомендую тебе все-таки сводить Вислого провериться, а то после сегодняшнего я реально опасаюсь за Грейндж… ер…       Нет… Что… Как… Почему он ведет себя так?.. Малфой должен насмехаться над тем, что случилось! Гермиона только узнала про родителей, а Рон пришел к ней и… Это же смешно!!! Это должно казаться ему смешным, разве нет?! «Ха-ха-ха, прикинь, Уизли втащил грязнокровке!» — вот этими словами он должен был поприветствовать меня, а не…       — ЧТО ТЫ ДЕЛАЛ В ЕЕ КОМНАТЕ??? — его отчаянно-дикий крик был больше похож на оглушительно-пронзительный рев рассвирепевшего льва, который своими мощными когтистыми лапами придавил к земле гигантскую извивающуюся анаконду, готовую проглотить и переварить его, если и не живьем, то целиком точно. В неконтролируемом приступе ошалело-безумной бессильной злобы Гарри вновь кинулся к слизеринцу, чтобы схватить-встряхнуть его за грудки и больше уже не останавливаться до тех пор, пока он не получит желанно-волнующий ответ, даже если бы для этого ему пришлось проломить тупую белобрысую башку об пол гостиной Башни Старост. Таким садистски-жестоким образом Поттер спасался от всецело и неуклонно обволакивающе-захлестывающего его чувства вины, не нашедшей иного выхода: ему взаправду казалось, что если он сейчас остановится, перестанет шевелиться и неподвижно замрет, то это фактически трупное оцепенение-окоченение не отпустит его уже никогда. Нужно было двигаться, предпринимать хоть что-то, истязать беззащитного и даже не обороняющегося Малфоя — все, что угодно, лишь бы только не… погибать. От только что обрушившегося на него осознания всего случившегося... — ЧТО ТЫ ДЕЛАЛ У НЕЕ, СВОЛОЧЬ?! ЧТО ТЫ ДЕЛАЛ С НЕЙ?!       — ТИШЕ, усопшую твою мамашу!!! Рыдания стихли минут за двадцать до твоего при-шест-ви-я, если тебе это, конечно, интересно! Должно быть, она нахныкалась вдоволь от несказанного счастья — зваться вашей лучшей подружкой — и заснула! — отчетливо-резкие и выразительно-зычные звуки, с которыми безвольно мотающийся вверх и вниз слизеринский затылок бился о напольное покрытие, могли бы быть посочнее и посмачнее, если бы не этот проклятый (в прошлом, должно быть, белый) посеревший ковер, который смягчал и притуплял удары. Наверное, именно поэтому по-животному осклабившийся Малфой все еще оставался в сознании и… Поттер еще никогда прежде не видел, чтобы кто-то так истерически-истошно орал практически неразличимым рычаще-клокочущим шепотом. Единственно-явной причиной которого стало то, что прямо сейчас Гермиона спала, а Гарри, видите ли, мог разбудить ее... Он всегда прилежно старался не опускаться до бранно-дворовой ругани даже в собственных мыслях, но это и правда был тотально-беспросветный… Пи_дец… — Не было меня в ее комнате, недоумки, бл_дь!!! Я вышел из своей-личной-собственной! И без того не шибко башковитый свинопас нахрюкался в ноль! Он не мог видеть, из какого проема она спустилась! Сам своими куриными мозгами пораскинь: чтобы назвать пароль, ей пришлось хромать аж до гребаного портрета!       — А как же ее палочка?! Как лоза оказалась у тебя?! — сконфуженно, почти что боязливо вздрогнув, Гарри значительно понизил голос, тем самым выражая свое невольно-принужденное согласие на эти почти заговорщицкие взаимо-недружелюбные перешептывания. Наверное, со стороны эта невиданно-фантастическая картина смотрелась до умопомрачения комично и забавно: Поттер непроизвольно ослабил хватку, попытавшись как можно сильнее отстраниться от Малфоя, который, в свою очередь, размахивал своими длиннющими ледяными руками в настойчиво-безуспешной попытке зажать Поттеру рот, будто бы даже не допуская ничтожно-малой вероятности того, что он может НЕ развопится вновь. Из-за заглушенных коротких возгласов, часто-тяжелой одышки и отрывистого кряхтения этой потной возни-толкотни, которая, казалось, не кончится вообще никогда, от Гарри начали медленно, но верно ускользать здраво-трезвые мысли о том, что Пожиратель может попытаться ввести его в заблуждение. Ибо то, что он сказал о Роне, которому в его беспрерывном запойно-алкогольном угаре могло померещиться вообще все, что только угодно (чего стоили одни только пьяные пересуды на тему того, что произошло у них с Гермионой к лесу!..), имело какой-никакой, но смысл. Как минимум, Уизли действительно мог перепутать арки и… — Она ни за что не отдала бы свою палочку тебе по доброй воле!!! Ты ее отнял?! При каких обстоятельствах?!       — Это была мера… М-м-м… Предосторожности! Вчера вечером Грейнджер была, мягко говоря, не в адеквате, и могла напакостить не только самой себе, но и окружающим… То есть мне! Сечешь, Поттер?.. — деланно-задумчиво пожевав свою разбухшую и растрескавшуюся нижнюю губу, густо покрытую свежими ранками-укусами, ответил ему Малфой. Его задушенное свистяще-шипящее шиканье становилось все более уверенным, аргументированно-убедительным и… обнадеживающим. Он наконец-то отцепил свои широкие мокрые ладони от заливающегося потом лица Гарри и, успокаивающе-привычно брезгливо кривясь, с демонстративно-нерасторопной медлительностью вытер их об его ветровку с обеих сторон. Идея не по-гриффиндорски терпеливо выслушать Малфоя до конца казалась Гарри все более заманчиво-привлекательной и рационально-обоснованной с каждым мгновением. Подобно сверхпослушной одомашненно-ручной змее, заблаговременно науськанной безмолвно притаившимся во мраке винтовой лестницы факиром, слизеринец всем своим побежденно-сокрушенным огрызающимся видом транслировал Поттеру то, что вновь вселило в него почти угасшую мнимо-ложную надежду… — Поэтому я отнес ее наверх… Палочку в смысле!.. Закинул на свой стол и улегся спать. Утром она первой попалась мне под руку, когда сюда завалился…       — Ты очень жестко избил Рона! Почему? Разве он угрожал лично тебе? Или посмеешь соврать, что заступился за Гермиону?! — упрямо продолжал допрашивать-вопрошать Гарри, где-то на задворках отуманнено-одурманенного сознания неожиданно задумываясь над тем, почему столько людей вокруг умерло, а они вдвоем с Малфоем — выжили? Они оба столько раз встречались со смертью… Не той, которую зловеще-красочно изображают в маггловской живописи: ее Поттер уже не единожды обманывал, самонадеянно заглядывая ей под капюшон, но не позволяя костляво-скрученным пальцам сомкнуться на своей шее и умело уворачиваясь от каждого замаха острозаточенной косы. А настоящей... От исподтишка пущенной бесчестным зложелателем Авады, от крупномасштабного магического взрыва или неснимаемого умерщвляющего проклятия. Именно она отняла, унесла и выкосила столько безвинно оборвавшихся жизней, а вот его почему-то не тронула. Возможно, только благодаря тому, что в каждый критический решающе-последний момент, когда почти все остальные лишь обреченно зажмуривали глаза, готовясь встретиться с неминуемой неизбежностью, Гарри всегда держал их широко-прешироко открытыми. Но не теперь… — Даже если и так, во что я, конечно же, ни за что не поверю… Достаточно было просто обездвижить его, но тебе этого показалось мало!.. Готов поспорить, что ты, сукин сын, наслаждался каждой секундой!       — Я был в состоянии аф-фек-та! Это термин такой. Медицинский... Короче говоря, разбудили меня в такую ранищу, а внизу, значит, шум, гам, вопли… — теперь совсем уже обыденно-противно заухмылялся Малфой, в открытую потешаясь над пораженно-недоумевающей реакцией Гарри на так легко и беззаботно произносимые им маггловские слова. Их сосредоточенные режуще-сверлящие, будто бы испытывающие друг друга на прочность взгляды, то пересекались, то расходились снова, и каждое новое такое столкновение сопровождалось звеняще-неслышным лязгом двух вновь и вновь скрещивающихся мечей, но лишь один из них преуспевающе-незаметно и без всяких физических усилий со своей стороны загонял неприятеля в тщательно подготовленный и оберегающе-заботливо расставленный для него капкан лжи, ведь… — Естественно, я сразу решил, что это пришли по мою душу, и слегка… Занервничал. Новости читаешь, нет?.. Ну, вот! — …с фанатичной преданностью дожидающийся своего часа слизеринец знал нечто такое, о чем фальшиво-безупречный и лицемерно-добросовестный гриффиндорец даже не догадывался. О том, что Поттер пришел сюда не для того, чтобы увидеть Гермиону, о чем чуть ли не обетно клялся самому себе еще даже не переступив порог Башни Старост, а в первую очередь для того, чтобы получить другое объяснение произошедшему. Неважно, какое. Другое. Отличное от того, в котором фактически черным по белому было написано, что Героиня Войны провела ночь наедине с Пожирателем Смерти, а возможно, и не одну… И, справедливости ради стоило отметить, что именно зализанно-зацелованные малфоевские уста как нельзя лучше подходили для воспроизведения наспех состряпанных ими опровержений… — Да и потом, ты ведь и сам только что сказал… Мне не требуется особый повод для того, чтобы хорошенько ухайдакать Рыжего. Да, черт возьми, это было о_уенно! Я бы с удовольствием еще разок повторил!       — Почему ты взял ее за руку, а, Малфой? Почему смотрел на нее ТАК из вагона?.. — о, он говорил, вернее, заливал идеально-складно и образцово-безукоризненно, но Гарри все еще не сдавался. Ему просто нужно было разобраться… Нет, в том, что Пожиратель хотя бы один раз премерзки-подло и бесстыже-грязно постарался затащить Гермиону в постель, он даже не сомневался, но, как бы кощунственно это не прозвучало, теперь важно было не это, а то, какими именно по-буж-де-ни-я-ми руководствовался хорек. Разумеется, он наверняка не мог хотеть чего-то большего, чем похотливо-животное сношение (о, раньше вся школа была наслышана о том, что тот всегда готов «уважить» практически любую подвернувшуюся слизеринку…). Абсолютно-недостижимый максимум, на который Пожиратель к тому же вряд ли был способен — это выдумать псевдо-коварный «гениальный» план по безнадежным поползновениям в сторону своей спасительницы, ведь даже с отупевшими и вывернутыми набекрень мозгами вполне можно было догадаться, что без нее он и двух дней не протянет в мире простецов… А тупым Малфой никогда не был. К сожалению или к счастью, но в данном случае именно это все еще позволяло Гарри самообманчиво-ослепленно надеяться на то, что… — Ты ведь даже заревел, я точно видел… С чего вдруг? Неужели ты и впрямь влюб…       — П-хах, на что это ты тут намекаешь, Поттер?.. Великого Избранного на платформе было видно издалека, и я решил, что обязательно стоит как следует выбесить его на дорожку! А потом… — резко перебивший его слизеринец вдруг ощутимо-заметно осекся, запнулся и замялся — причем все это одновременно. Будто бы кто-то снова вспыльчиво зарядил ему по дых, чего он никак не ожидал, но ведь Гарри даже не шелохнулся! И прежде, чем все сильнее хмурящийся гриффиндорец сумел недопустимо-правильно расценить этот совершенно-случайный малфоевский ступор, Пожиратель быстренько сделал вид, что просто поперхнулся. Уже далеко не столь убедительно, как ему самому хотелось бы, но это было вполне нормально-естественно, с учетом всех «рукоприкладных» событий нескольких прошедших минут, и тем не менее… Умышленно позабыв об абсолютно излишней необходимости соблюдать давно уже нарушенную тишину, Малфой закатил глаза и внезапно залился одержимо-безудержным полубезумным смехом, из-за чего его тело вновь затряслось от почти судорожных конвульсий. Зрелище было настолько страхолюдно-жутким, что оторопевший Гарри невольно выпустил изрядно взмокшую ткань его водолазки из собственных поспешно разжимающихся пальцев. — … мне как-то слишком сильно взгрустнулось от того, что ты не пожал мою руку на первом курсе! До сих пор никак не могу смириться с этой детской эмоциональной травмой!       Медленно оживающее сердце, до этого момента беспрестанно замирающее, а то и вовсе останавливающееся в широкой гриффиндорской груди, совершило первый ликующе-радостный кульбит. Гарри почувствовал себя чудом пережившим ужаснейшее кораблекрушение горе-мореплавателем, бесконечно-длинными неделями бесцельно дрейфующим на обломках в собственном бушующем океане сомнений, опасений и тревог. Он вдруг завидел вдалеке долгожданно-спасительное судно, и ему даже не пришлось кричать, размахивать руками или как-либо еще пытаться привлечь к себе внимание, потому что призывно-громко гудящий корабль сам плыл к нему полным ходом, с поразительной легкостью рассекая высокие волны своим острым… Подбородком?.. Черт, от Малфоя так дичайше несло-воняло то ли каким-то пахучим лосьоном после бритья, то ли еще чем, что у впервые облегченно вздохнувшего-всхлипнувшего Гарри снова начали путаться мысли... Как бы там ни было, при ближайшем рассмотрении судно оказалось бронированным военным крейсером, в полной мере готовым поднять утопающего на борт, причем безотказно-исполнительным старпомом на нем, определенно, значился именно Малфой, а вот личность таинственного капитана (которому, кстати говоря, гораздо больше подошло бы непочетное звание Серого Кардинала), даже не выглянувшего на палубу, до сих пор оставалась нераскрытой…       — Поттер, советую вам с Уизли поскорее завязывать с просмотром бабских мелодрам по ящику! Что вы там еще насочиняли, сказочники болезные?! Историю о том, как одиозный антагонист запал на хорошую девочку?.. Тогда у меня для вас очень плохие новости: вам обоим срочно надо в Мунго, потому что вы, психи припадочные, крайне опасны для общества на_уй! — никогда не подозревавшей о своей усидчивости, Гарри продолжал прислушиваться к тому, что так целеустремленно втолковывал ему необычайно-покорно лежащий внизу Пожиратель, необдуманно развесив свои ныне лопухоподобные геройские уши. Вполуха, вполслуха, по остаточной инерции — теперь он узнал предостаточно для того, чтобы хоть на одну заслуженно-выстраданную секундочку расслабиться и передохнуть. Из-за этого Поттер почти лишился равновесия: ослабляющиеся и размягчающиеся мышцы едва удерживали туловище в относительно вертикальном положении. Гарри неотвратимо повлекло назад, и ему пришлось сделать надрывно-резкое усилие для того, чтобы не откинуться туда. — Я не позволил Вислому закончить начатое только потому, что ваша Героинька — единственная причина, по которой мы с матушкой до сих пор не почиваем в землице. Только представь, каково мне! Я вынужденно торчу с этой заунывной дурой и слежу за тем, чтобы она не подохла раньше времени, потому что деваться нам больше некуда! Но это вовсе не означает, что мы тут раскланиваемся ей в ножки и рассыпаемся в благодарностях… — каким же Гарри был безмозгло-круглым, просто преполнейше-полным идиотом! Что вообще предвзято допустил, превратно предположил, ошибочно представил… Якобы Малфой может хоть что-то испытывать по отношению к такой, как их Гермиона! Какие-то лояльно-светлые и благодарно-доброжелательные чувства, не говоря уже о каком-то извращенно-искалеченном подобии сердечной привязанности, которая всегда была ему коренным образом чужда. Да этот эгоистичный и прогнивше-сгнивший до самых костей моральный урод наверняка только и мог, что неотрывно любоваться собой в зеркало во время самоудовлетворения!.. — Серьезно, лучше одолжи бомжаре свои очки, потому что он, кажись, вообще ослеп. Да кто на нее позарится?! Она же страшная, как жизнь моя после войны! Ни рожи, ни кожи! Лохмы эти ее повсюду… Фу-фу-фу, б_я! Но хуже всего то, Поттер, что она навсегда останется той самой… Маленькой... Поганой... Гр... Гря-я-я…       Наверное, если бы умилосерженно-спокойно улыбающийся гриффиндорец все-таки повнимательнее присмотрелся к натуженно краснеющему Малфою, который изо всех своих оставшихся сил пыжился-мурыжился под ним для того, чтоб только выговорить одно-единственное словцо, в недосягаемо далеком прошлом свободно вылетающее из его нечистого рта при любом удобно-неудобном случае, он бы что-нибудь да заподозрил… Наверное. Но Гарри было совсем не до этого. Он бил наугад, нисколько не задумываясь и даже не желая причинить боль, а фактически машинально-автоматически, в очередной раз доверившись рефлекторной мышечной памяти. Все ненадолго вновь вернулось к такому понятно-простому и изначально установленному «школьному» порядку: хорек опять брякнул что-то плохое про Гермиону, и Поттер тут же заехал ему в заалевший нос, совсем не по-аристократически сплющившийся и красноречиво хрустнувший. Гарри так непередаваемо-сильно нуждался в этом, что был почти благодарен мученически взвывшему Малфою за возможную-невозможность на какие-то доли ускользающего мгновения стать прежними, двумя враждующими студентами Хогвартса, как вдруг…       — Достаточно, Гарри! Слезь с него! Немедленно…       

* * *