Кажется, утомленно-надорванное, словно надтреснутое звучание с детства родного девичьего голоса сбило Гарри с ног. Или, что было гораздо более вероятным, главной причиной тому стал Малфой. Поттер опрометчиво отвлекся всего лишь на сотую долю мгновения, резко оборачиваясь назад и рывком привставая с пола, чего вполне хватило стоически-терпеливо поджидающему подходящего момента слизеринцу. Стоило Гарри попытаться подняться и еще даже не выправиться во весь свой скромный рост, как он тут же схлопотал трусливо-подлый тычок в брюхо, благо, надежно защищенное натренированным крепким прессом. Таким образом Пожиратель оттолкнул его подальше от себя, должно быть, злоумышленно-преднамеренно не рассчитывая сил, чтобы самому молниеносно вскочить с пола и в несколько проворно-ловких прыжков существенно увеличить расстояние между ними. Разумеется, он ударил его ногой, как и все малодушно-несмелые слабаки. Должно быть, Малфой точно так же отметелил Рона, ведь Поттер не заметил никаких следов недавней борьбы на его беспрестанно-предвкушательно сжимающихся, но так ни разу и не пущенных в ход кулаках, но сейчас… Это уже не имело значения.
— Гермиона… — сдавленно-тихо выдавил из себя Гарри, не обращая ровным счетом никакого внимания ни на усиливающуюся тупую боль в животе, ни на то, с какой маниакально-лихорадочной поспешностью слизеринец одергивает безразмерно-растянутый левый рукав своей черной маггловской водолазки, так некстати задравшийся по ходу всего этого действа. Он, наконец, увидел Ее. Гермиона неподвижно стояла в одном из арочных проемов (что было наиболее-первоочередно важно сейчас — не в том, на который указал горемычный рыжий выпивоха…),
вцепившись держась обеими руками за фигурные декоративные элементы. Предельно сосредоточенный взгляд Поттера взволнованной опрометью пробежался по знакомой домашней пижаме с забавными ушастыми щенками, которую он как минимум квадриллион раз видел в Норе, и сразу же отметил, что… Гриффиндорка серьезно убавила в весе, и это было до неправдоподобия мягко сказано. Озадаченно-робко поднимая вновь заслезившиеся глаза выше, Гарри встретился с ясными, наблюдательно-острыми и пронизывающе-колкими карими, нет, почти что черными очами. Они… Совсем не казались заплаканными… — Я…
— Здравствуй, Гарри… — едва слышно проговорила Староста Девочек, неторопливо отводя свой отрешенно-тяжелый взор и пристально вглядываясь куда-то поверх встрепенувшегося плеча Поттера. Конечно же, после приключившегося с ними тремя в целом и с ней в частности, он опасался худшего. Гарри ожидал застать ее полностью сломленной, разбитой и раздавленной не только трагическим «родительским» несчастием, но и всей той эмоционально-физической мясорубкой, которая началась здесь всего лишь несколько часов назад после прихода же-ни-ха, но… Как оказалось, худшим было даже не это, а… Ее лицо. С ним
тоже было что-то не так. Оно выглядело… Не просто посвежевше-отдохнувшим, а цветуще-здоровым, и его приятный полнокровный цвет существенно отличался от истончившейся кожи на ее полупрозрачно-бледных запястьях. Где-то там, на нездорово-впалой, но при этом игриво румянящейся щеке Поттер пытался рассмотреть расплывающийся фиолетовый синяк в форме внушительно-широкой пятерни Рона, но его там не было и в помине. Учитывая то, что в прошлом Гермиона практически никогда (о, он ни в чем уже не был уверен…) не пользовалась косметикой, Золотой Мальчик заключил, что это, скорее всего, является результатом применения какой-то неизвестной ему «дамской» магии.
— Ну-с, теперь, я так полагаю, свадебки не будет, и бывшая невеста должна избавиться от
кольца… — Гарри, во все глаза таращившийся на гриффиндорку, даже не расслышал, что там предостерегающе-нервно и как бы между делом ввернул Малфой с неразличимо-малозаметным акцентом на последнем слове. Для него этот глумливый пустотреп был фактически бессмысленным, тогда как Гермиону он внезапно заставил содрогнуться и торопливо завести за спину обе руки, из-за чего она чуть не утратила свое сомнительно-нетвердое равновесие. Наверное, Поттер непременно подметил бы это, если бы, тайно-глубоко стыдясь самого себя, не попытался скрытно вытереть основательно перепачканные чистейшей малфоевской кровью костяшки о все тот же многострадально-истерзанный ковер, несколько раз проведя тыльной стороной ладони по его загрязненному ворсу. Он не имел никакого понятия о том, когда именно Староста Девочек спустилась в общую гостиную и сколько пробыла здесь, но все еще практически обезнадеженно уповал на то, что устроенный им нечестно-неравный мордобой не будет выглядеть настолько… Позорно.
Вместо того, чтобы поскорее встретиться с ней, устроил драку с Малфоем… Хороший друг, ничего не скажешь!..
Гарри вдруг подумалось, что в том, чтобы и дальше прохлаждаться на полу, больше нет резона, и с намеренно-замедленной плавностью поднялся с него. Поттер вряд ли сумел бы объяснить, почему повел и намеревался продолжать вести себя таким образом. В конце концов, перед ним стояла Гермиона, а не израненная дикая газель, которую он мог спугнуть каким-нибудь неосторожно-резким движением, но… Сам для себя Гарри квалифицировал ее непонятное и жутчайше тревожащее его состояние как условно-шоковое. Пережить подобное менее, чем за сутки… Он по-прежнему не сомневался в не по-женски твердой стойкости ее духа, но все же мысленно не прекращал воздавать хвалу Мерлину за то, что она не сошла с ума! Совершенно не представляя, что дальше делать и говорить, Поттер, машинально поправляя очки, попытался выжать из себя крайне неуместную, но все же добродушно-искреннюю ласковую улыбку и даже сделал крошечно-малый шажок по направлению к ней, когда…
— Идем со мной, Гарри. Поговорим в моей комнате.
— Может, прямо здесь пообщаетесь? Места тут побольше будет…
Недоуменно заморгавший воспаленно-заволоченными глазами Поттер откровенно не понимал, как и на кого из них отреагировать в первую очередь, потому как заговорили они взволнованно-громко, отрывисто-четко и… одновременно. Также он не знал, с чего именно негласно обалдевать больше: то ли с того, как Гермиона ни с того, ни с сего повернулась к нему спиной, крутанувшись на одной ноге и нерешительно ухватившись за перила ведущей наверх лестницы, то ли с ее похолодевшего сурово-непреклонного тона. Впрочем, Гарри препокорнейше, без всяких раздумий и лишних вопросов проследовал бы за ней, если бы неожиданно не споткнулся о невидимую подножку, которой на этот раз стал растревоженно-взбудораженный голос Малфоя, отдаленно похожий на режущий слух лязг быстро погружаемой в воду гигантской заржавевшей цепи корабельного якоря. По всей видимости, это псевдо-спасательное судно никуда плыть больше не собиралось, потому что едва сдерживаемо мандражирующий неподалеку от них старший помощник, вопреки отданным распоряжениям разгневанно-хмуро зыркнувшего на него капитана, попытался поднять малюсенький бунт…
— Оглох что ли, Поттер? Если ты тоже собираешься отхлестать
Гермиону по мордашке, я категорически не согласен такое пропускать!..
Гарри услышал только ее имя в никчемно-ненужном сером обрамлении этой фальшивой словесной мишуры. Это заставило его вновь обернуться назад одним шеюсворачивательным движением и посмотреть на чертов-малфоевский-рот со все еще кривящимися, вернее, кривляющимися и залитыми кровью брылами, которыми Пожиратель только что его произнес. Вслух. Только вот ведь предосадная незадача, это было абсолютной нелепо-казусной… случайностью. Нежданно-негаданной, непредвиденной, непроизвольной ошибкой, которую еще ничего толком не догнавший Малфой совершенно точно не собирался совершать. Почему же Поттер был так в этом уверен? Да потому, что когда их пылающе-недоумевающие взгляды вновь столкнулись, слизеринец все еще мерзопакостно-гадски лыбился, но затем… По-прежнему издевательски приподнятые уголки его побелевше-посиневших окровавленных губ стремительно поползли вниз от всеобще-ошеломляющего осознания… А потом он вдруг сделал ЭТО. Жалобно, чуть ли не обреченно вылупился на ту, чье имя только что изрек, своими перепуганно-расширенными блестящими шарищами навыкате для того, чтобы… что?..
— Пойди умойся,
Драко. У тебя кровь идет…
Прохладная, безучастная, пренебрежительная фраза, с неряшливой небрежностью брошенная вниз приблизительно с середины лестницы, поначалу не произвела совсем никакого эффекта на всепоглащающе-сковывающее оцепенение маленькой общей гостиной. Только спустя несколько секунд повиснувшей и затянувшейся паузы, сопровождающей коллективно-групповой ступор, Гарри нечаянно осознал, что впервые слышит от нее его отвратное выпендрежно-позерское имя и, застигнутый этим врасплох, вновь обернулся, чтобы отупело уставиться на Малфоя, с которым, по всей видимости, происходило то же самое. Нет, даже кое-что почище. Кто бы мог подумать, что слизеринца, к которому Гермиона однозначно-точно обратилась не по фамилии, встряхнет-подкинет на месте так, как будто некто незримый шибанул его заклинанием невидимого хлыста. Даже сложно представить, насколько ему было неловко и неудобно: резко дергаться, потом пялиться-таращиться в темноту опустевшего арочного проема глазами настолько выпученными, что казалось, ими без проблем можно было бы временно заменить поломавшийся рентгеновский аппарат в какой-нибудь маггловской больнице, а затем… запоздало изображать скупой-прескупой короткий зевок от столь внезапно накатившей смертельной скуки и начать неторопливо пятиться назад.
— Гарри, извини, я не могу долго стоять. Ты идешь со мной?..
Поттер, целиком и полностью поглощенный этой неестественно-заторможенной ущербной пантомимой, даже не шелохнулся. Не потому, что не хотел, а потому что попросту не мог. Его ошалело-очумелый взгляд был намертво прикован к не поднимающему головы и с интересом залюбовавшимся напольным ковром Малфою, который, по пути своего слепого следования (если, разумеется, он еще не обучился видеть своей непривычно согнутой спиной…) случайно опрокинул-навернул тот самый журнально-кофейный столик, который предусмотрительно передвинул несколько минут назад. Послышался негодующий треск поломанной ножки, возмущенно зашелестели страницы придавленной ступней книги, что-то сразу же разбилось, как это обычно и бывает, вдребезги, но слизеринец совершенно не замечал этого. Он был слишком занят тем, что спиной-наугад отыскивал противоположную узкую арку, в которую на полном ходу врезался плечом, но не остановился, как следует протерев своей водолазкой побелку, и, наконец, еле-еле втиснулся в иссиня-черный «просвет»
другой винтовой лестницы.
Наверное, кто-то просто объявил четвертое сентября днем безосновательного называния всех подряд по именам. И Гермиона с Малфоем прекрасно знают об этом. Вот только меня заранее не предупредили, я бы тоже поучаствовал…
— Гарри?..
Повышенно-утонченный и одновременно с этим приглушенный толстенными каменными стенами башни окрик Героини Войны все-таки заставил дрогнувшего Поттера вспомнить о том, где, зачем и почему он находится. Гриффиндорец кинулся к лестнице и стремглав взлетел вверх по ней, неумышленно-безотчетно притормозив лишь возле «пригласительно» открытой двери, ведущей в ее комнату. Не то чтобы Гарри был зациклен на манерах, этикете и благопристойном тоне, о которых так мало знал, да и вдаваться в непотребно-лишние подробности никогда особо не хотелось, но в спальню девочек в мирное время он без стука все же не входил… Тем не менее это ничуть не помешало в прямо-переносном смысле зависшему на пороге Поттеру мельком оглядеться незаметной украдкой, которую, как сам он надеялся, при практически безоговорочном обнаружении Гермиона расценит как вырабатывающуюся профессионально-мракоборческую привычку. Его напряженному наблюдательно-бдительному взору открылась опрятно заправленная постель, аккуратно сложенная гриффиндорская мантия, накинутая на спинку стула, прибранный письменный стол с многочисленными стопками учебников по самым разным магическим предметам… Одним словом, в персонально-личной школьной обители Старосты Девочек не было ничего такого-эдакого…
А что я ожидал здесь увидеть? Серебристо-зеленый слизеринский галстук, торчащий из-под кровати?.. Ну и кретин же я!..
— Не стой столбом! Проходи, будь как… Присядь уже куда-нибудь, пожалуйста!.. — мягко-настойчиво проговорила теряющая терпение Гермиона, нервозно-торопливыми манящими жестами призывая его войти. На этот раз все еще зачем-то сверхподозрительно озирающийся по сторонам Гарри безропотно подчинился, но едва ли успел сделать пару-тройку нерешительных шагов прежде, чем межкомнатная дверь за ним резко захлопнулась. Виноградная лоза, откуда не возьмись оказавшаяся в руке у безостановочно-монотонно бормочущей лучшей подруги, вдруг в одночасье выпустила великое множество запирающе-заглушающих заклятий. Наиболее примечательным было то, что непрошибаемо-сильные волшебные барьеры были поспешно, но скрупулезно наложены на обе двери, но больше всех, очевидно, досталось той, что вела в смежную ванную комнату, где уже вовсю гудел слегка приоткрытый водопроводный кран. По всей видимости, Малфой каким-то поистине непостижимым образом оказался там еще раньше, чем недоуменно колеблющийся и переминающийся с ноги на ногу Поттер — здесь… — Гарри, нам нужно поговорить без посторонних ушей, если ты, конечно, не возражаешь?..
— Что с твоей ногой?! Травма серьезная?! Сильно болит?! — нет, он хотел сказать ей что угодно, кроме этого, однако именно такие встревоженно-напуганные восклицания вихрем пронеслись по всей временно изолированно-отрезанной от остального мира девичьей комнатке. И как можно было не заметить такое?!! Любой уважающий себя аврор должен был обладать незаурядно-выдающейся способностью замечать то, что упускают другие, а Поттер умудрился прохлопать замочалившиеся и свалявшиеся бинты не первой свежести, весьма красноречиво
орущие выглядывающие из-под пижамы Гермионы. «…ей пришлось хромать аж до гребаного портрета!..» — вырванная из контекста уточняющая фраза вдруг оказалась вовсе не фигурой совсем испохабившейся малфоевской речи, и тут же заиграла новыми скверно-жуткими мрачными красками… Поттер моментально кинулся вниз, опускаясь на корточки рядом с ахнувшей гриффиндоркой, которая наверняка не нарочно отскочила бы от него, если б смогла, но Гарри без всяких лишних церемоний задрал широкую фланелевую штанину аж до верхней трети ее бедра, предельно стараясь не растревожить пострадавшую конечность. — Ты была у мадам Помфри?! Бадьяном уже мазали?! Сколько раз?! — судя по всему, полученное ранение неустановленного происхождения было довольно глубоким и затронуло большую площадь задней поверхности голени. Подобные травмы издавна лечились невыносимо смердяще-благоухающим бадьяном, но в комнате им почему-то совсем не пахло, зато отовсюду слышался запах застарело-отсырелой пыли, который был присущ практически всем без исключения помещениям ежегодно пустеющего на период летних каникул замка. Так ударяло в нос той самой необжитостью, которая одним махом выветривалась из мужских общих спален практически сразу же после их заселения, но тут он почему-то сохранялся стоически-долго даже несмотря на то, что Гермиона прозябала-пребывала здесь уже на протяжении нескольких дней к ряду. Должно быть, единственное наличествующее в спальне окно было распахнуто настежь именно для проветривания, но слабого притока свежего воздуха извне все равно почему-то было недостаточно для того, чтобы полностью перекрыть эту пропыленную вонь… — Нужна новая перевязка! И… Как это произошло?!
Ты ведь поэтому упала? Потеряла равновесие из-за пострадавшей ноги, когда Рон ударил тебя? Так все и было, да?..
— Меня… слегка расщепило при трансгрессии. Ничего, бывает. Это все пустяки, быстро заживет, ты же знаешь… Лучше скажи, как там Рональд? — растерянно-робко ответила как-то нетипично смутившаяся Гермиона, необычайно странно покосившись на закрытую дверь ванной, пока Гарри сосредоточенно-бережно держал в обеих руках ее оголенную ногу-спичку, чтобы доподлинно и самолично убедиться в отсутствии наверняка совсем недавно спавшей отечности и правильности наложения бинтов. Его грубые мозолистые ладони без какого бы то ни было непристойно-пошлого подтекста скользили не только по перевязке, но и по светлой нежной коже бедра, отчего-то сплошь покрывающегося бесчисленными крохотными мурашками. Между тем и без того плохо различимый шум умеренно-притушенного напора воды уже исчез, и Поттер упустил тот момент, когда он прекратился, потому что Староста Девочек вдруг низко склонилась над ним и перехватила его особенно высоко забравшуюся кисть, необычайно крепко сжимая ее в дрожащих своих. — Я ужасно переживаю за него! Мне… очень-очень жаль, что так вышло! Он все неправильно понял, но я сама виновата!..
От этих прямодушно-заботливых обеспокоенных интонаций у Поттера закружилась голова. Кажется, Гермиона и впрямь волновалась за того, кого должна была осыпать троекратно-непростительными проклятиями. О, она всегда была такой… Хрупкой и ранимой, миролюбивой и порядочной, но сильной до такой степени, чтобы в первую очередь волноваться за других, а не о себе. Гермиона только что потеряла родителей, чуть не лишилась ноги и была незаслуженно-несправедливо обвинена в измене с применением самого настоящего физического насилия, но все равно… Кажется, даже все это не помешало ей оставаться самой собой и сочувственно-искренне справляться о самочувствии человека, посмевшего дать ей преподло-бессовестную пощечину! Определенно, Рону и впрямь повезло, что тогда Гарри не оказалось где-то поблизости, потому что при таком раскладе они с Малфоем наверняка принялись бы избивать хмельного ревнивца по очереди… Поттер должен был молить о прощении, как минимум, за то, что его вновь-снова не было рядом, но вместо этого извиниться пыталась она. И за что? За то, что рядом почему-то оказался не Избранный, а Пожиратель, полезший защищать ее от малоадекватно-невменяемого суженого, который в том состоянии одной затрещиной мог бы и не ограничиться?..
Так и быть, я принимаю твои извинения, Гермиона. Ага. Да. Отлично. Супер. Класс. МЕРЛИН, ДА ЧТО ЗА ДЕРЬМО ЗДЕСЬ ВООБЩЕ ТВОРИТСЯ?!
— Надеюсь, что ты сумеешь понять… Я не держу на него зла, правда. Но… После случившегося… Я утвердилась в том, что мое послание не было ошибкой. Передай ему, что… Возможно, когда-нибудь позже… Мы снова сможем быть вместе, но сейчас… Я действительно расстаюсь с Рональдом, Гарри.
В Поттера столько раз попадали оглушающими заклятиями, что попросту не перечесть… Сразу же после все вокруг как будто замедлялось, смазывалось и отдалялось, из-за чего способность ориентироваться в окружающем пространстве-времени и воспринимать радикально исказившуюся реальность значительно ухудшалась. Иной раз бывало крайне сложно понять, не просто, где и почему, но и кто ты. Нет, конечно же, он думал, он предвидел, он ожидал, но… Подготовиться к такому было попросту нереально. Ее сбивчиво-тихие и истошно-звенящие слова неразличимыми человеческим зрением удавками накинулись на его взмыленную шею и принялись с беспощадной безжалостностью душить Гарри невысказанными сожалениями, вселенской скорбью и неконтролируемым страхом. Серьезно, Поттер предпочел бы получить обухом по голове или, на худой конец, настоящим многократным «оглушающим», выпущенным из нескольких волшебных палочек сразу, лишь бы только всего этого не чувствовать. И тем более не начинать плакать перед ней, хотя он опять не был в этом уверен, черт возьми, уже ни в чем не был уверен, но глаза так предательски зажгло-защипало, что…
— Ты мой самый близкий друг, Гарри. Ближе тебя у меня сейчас никого нет, понимаешь?.. — и он разнюнился окончательно, со всеми сопутствующими и вытекающими, громко шмыгая-хлюпая носом и едва-едва сдерживая подступающие и неуклонно рвущиеся наружу из пересохшей глотки горестные всхлипы, когда она осторожно опустилась рядом с ним, фактически сползая с кровати и заставляя его грузно осесть на пол. Поттер неоднократно клялся-божился себе в том, что больше никогда не будет этого делать, ведь, еще сидя в одиночестве в чулане у Дурслей в качестве домашнего питомца, наревелся на многие-долгие годы вперед, но… Гермиона так нежно и крепко прижала его к себе, что Гарри буквально стал задыхаться еще и от этого знакомого медово-сладостного аромата ее непослушных густых волос, неизменно щекочущих ему нос во время любого их дружески-братского объятия, и он беспомощно уткнулся им в теплый полосатый гриффиндорский шарф, которым почему-то было вкруговую-наглухо замотано ее, по всей видимости, больное горло (иначе как же еще объяснить его присутствие в этот еще по-летнему жаркий день?..), чтобы не захлебнуться этим запахом окончательно. — Это же никогда не изменится. Это навсегда. Я люблю тебя, слышишь? Всегда буду!..
То, что Гарри испытывал к ней… Вообще и сейчас… Нет, это уже вряд ли относилось к разряду ограниченно-стандартных человеческих привязанностей. Это были какие-то непостижимо-запредельные эмоции высшего порядка. Единственное верно-точное, в чем Поттер совсем не сомневался, так это в том, что он готов ради нее на все. Ему просто хотелось, чтобы она была счастливой, веселой и беззаботной девушкой, наслаждающейся своей с боем отвоеванной у Пожирателей жизнью во всех ее проявлениях, и ради этого он привел ее в свой Эдем под названием «Нора», где всегда было тепло, светло и уютно, а рядом находились люди, которые безвозмездно и чистосердечно любят тебя только за то, что ты есть, и принимают таким, каким уродился, но… Гермиона, столько раз гостившая в этом маленьком укромном раю, принадлежащем семейству Уизли, почему-то опять простилась с ним, из-за чего в этом огромном многолюдно-многоэтажном доме вдруг сразу стало тихо, пусто и одиноко. Чего же ей там так не хватало?! Настолько, что она покинула его пределы и отправилась странствовать по свету в неизвестно-известном слизеринском направлении…
Нет, Малфой ничего не сможет ей дать, кроме своего начищенного смазливого рыла… Это просто абсурд… Это… Дуреха… Ты такая дуреха, Гермиона!.. Я тоже люблю тебя. Не уверен, что можно любить еще сильнее... Не так, как ты меня. Но и не так, как Рон тебя. Не так, как я Джинни. По-другому... Не знаю, как... Не знаю!!! Я совсем запутался…
Поттер мог поклясться чем угодно, что услышал и продолжал слышать музыку. Ту самую пронзительно-меланхоличную мелодию, преисполненную светлой грустью и ностальгической печалью, которая однажды нарушила напряженно-звенящую тишину малоосвещенной брезентовой палатки, скрытой в густой чащобе заснувшего леса. Как и тогда, только они вдвоем, не осталось больше никого, кроме двух отчаянно-напуганно жмущихся друг к другу в танце людей, устроивших этот безрадостный «пир во время чумы», но по-прежнему готовых жертвовать собой ради других и спасать тех, кто отвернулся от них… Когда песня резко оборвалась на полуноте из-за так невовремя умолкнувшего волшебного радио, Гермиона галопом унеслась в непроглядную темноту холодной зимней ночи, чтобы через полчаса вернуться назад и невозмутимо-усиленно вести себя так, будто бы ничего не произошло. Однако на этот раз она почему-то даже не попыталась отвернуться, отстраниться или как-то еще закрыться от всего того, что Гарри теперь пытался ей выразить-доказать, поэтому…
Это не он, а минорно-мечтательная чарующая музыка сократила и без того отсутствующее расстояние между их неотвратимо тянущимися друг к другу телами, заставила его приподнять голову и обхватить мелко трясущимися взмокшими ладонями безэмоционально застывшее женское лицо, так красиво обрамленное вьющимися каштановыми локонами, и пододвинуться к нему умопомрачительно-непозволительно близко. То, что больше не помнящий себя Поттер собирался сделать, нельзя было понять даже ее феноменально-экстраординарным разумом… Это можно было лишь отчасти ощутить в одном мимолетно-невесомом прикосновении: абсолютно всю его безусловную платоническую любовь и безоговорочную неплотски-духовную преданность… Гермиона, кажется, попыталась что-то сказать ему, но его запотевшие круглые очки уже съехали вниз по переносице и дотронулись до тускнеющей фарфоровой кожи, потому что Гарри уже прильнул к ее все еще что-то говорящим, но тут же остановившимся устам, уже попробовал неописуемый вкус этих плотно сжатых прохладно-сухих и шершавых губ, уже…
— Грейнджер, твой ручной крестоносец мне, походу, нос сломал! Живо выходи и сделай что-нибудь с этим!!!
— Я тебе сейчас еще что-нибудь сломаю, гадюка слизеринская!!! — оглушительно гаркнул Поттер, едва заслышав этот мерзко-гнусавый и крайне нетерпеливо-требовательный вой, внезапно раздавшийся прямо из-под двери ванной. Он ознаменовал собой судорожно-резкое окончание их маленькой «музыкальной» паузы: Гарри, подчиняясь внеочередному бесконтрольно-импульсивному порыву (на этот раз — противоположному…) отшатнулся назад, больно ударившись затылком о завибрировавшую столешницу, в то время как боязливо вздрогнувшая Гермиона тоже отпрянула обратно к кровати. Совершенно не стоило того, ведь из-за столь предусмотрительно-осмотрительно поставленных «заглушек» Пожиратель никак не мог их услышать. Сконфуженно-обескураженно уронив глаза на пол и безотчетно потирая здорово ушибленный загривок, Поттер задумался над тем, как справиться с накатывающим и охватывающим его гневом, который совсем нельзя было назвать непредвзято-праведным. Он злился на себя, на Малфоя, на Рона, на… Что он наделал?!
— Гарри, прошу, у нас очень мало времени! Только ты можешь помочь мне, я больше никому не могу доверять!.. — ее нервически-панически сдавленный шепот сделал только хуже. Нужно было сказать ей, как-то убедить ее в том, что это… Совсем не то, что она могла вообразить. Гарри даже не помышлял о том, чтобы поцеловать ее, нет! И даже думать не смел распускать свой язык, на самом кончике которого все еще индевел неявственный привкус ее леденяще-морозных уст. Он просто наклонился к ней, чтобы… Но, кажется, Гермиона даже не была удивлена, возмущена или смущена произошедшим. Ни капельки. Она торопливо одернула штанину, одним быстрым движением пригладила слегка растрепавшуюся шевелюру и, сделав титанически-превозмогающее усилие, самостоятельно уселась обратно на постель, вцепившись руками в свои выступающие острые коленки. С каждой секундой ее «приукрашенное» волшебством лицо становилось все более сосредоточенно-собранным и зловеще-спокойным. — Мне надо многое тебе рассказать, поэтому выслушай меня очень внимательно и не перебивай!
— Уши заложило, Грейнджер?! ИЛИ ЗАНЯТА ТАМ СИЛЬНО?!!
Поттер немигающе-молча наблюдал за своей лучшей подругой(?), которая досадливо-презрительно фыркнув, попыталась сделать все возможное для того, чтобы не закатить глаза, но у нее не получилось. По всей видимости, сейчас Малфой представлялся ей назойливо-докучливой мухой, истошно жужжащей-верещащей где-то за дверью, и это почему-то тайно обрадовало Гарри. Он не имел никакого понятия об истинных причинах этой мнительно-сомнительной слизеринской истерии, но реакция Гермионы на нее стала для него спасительно-короткой передышкой и беспомощно-болезненным утешением. Поттер окончательно запыхался в собственной смятенно-беспорядочной растерянности, пока гриффиндорка продолжала с терпеливой выжидательностью неотрывно смотреть на него, тогда как цунамиподобные «волнения» в ванной продолжали нарастать. Угрожающе трясущееся и громко трещащее дверное полотно озарилось бледно-голубоватой магической вспышкой, от которой по нему прокатилась мелкая рябь: так срабатывали контр-заклинания против заглушающих чар. Вернее, НЕ срабатывали, с учетом того, кто именно их накладывал…
Гермионе нет равных в маскирующих заклятиях. Она может спрятать что угодно и от кого угодно, если захочет. Только благодаря ей нам удавалось так долго скрываться от Волан-де-Морта и всей его армии. Неужели ты и вправду надеешься расколдовать эту комнату, Малфой?..
— Министерству что-то нужно от меня! Помимо того, что они уже затребовали… И профессор Макгонагалл с ними заодно! Они скрытно вывезли моих родителей из Австралии и теперь держат в заложниках в Мунго. Но НА ЭТОТ РАЗ никто не должен узнать, что я в курсе, поэтому, ради Мерлина,
держи свой язык за зубами! Для того чтобы вылечить маму и папу, мне понадобятся деньги… Много… Поэтому Люциус должен как можно скорее выйти из Азкабана! А для этого, в свою очередь, необходимо обезопасить его семью, то есть обоих Малфоев, на иных условиях он на сделку с министерскими не согласится! Гарри, я всегда шла за тобой, не спрашивая, куда мы идем! А теперь… Теперь мне нужно, чтобы ты как можно скорее поймал Ульриха, иначе начнется Третья магическая война, иначе Сириус, Дамблдор, Фред, Люпин, Тонкс и остальные… Тогда все они погибли напрасно, понимаешь?..
— Да… — с иступленной «защитной» отрешенностью соврал Мальчик-опасно-распухшая-голова-которого-могла-взорваться-в-любой-момент, обессиленно уронил ее себе на руки, предварительно неаккуратно сдернув-сорвав очки с вспотевшей переносицы, и зарылся немеюще-непослушными пальцами в свои жесткие и топорщащиеся во все стороны темные волосы. Теперь-то уж он точно окончательно и бесповоротно не по-ни-мал. Минуты три назад Гарри предпринял вторую по счету в своей жизни попытку «признаться» Гермионе непонятно вообще в чем, но, кажется, вполне успешную. Мистер и миссис Грейнджер могли навсегда лишиться своих воспоминаний о дочери, но она, нарочно или нет, но не выказывала абсолютно никаких опасений-сожалений по данному катастрофично-фатальному поводу и продолжала вести диалог-тире-монолог тоном настолько хладнокровно-деловитом, будто бы все это было вполне ожидаемым и вообще в порядке вещей. Наряду с этим был выявлен факт того, что Макгонагалл замешана в этих политически-грязных дрязгах, и, соответственно, доверие к ней останется радикально-кардинально подорванным до выяснения всех обстоятельств. Кроме того, до кучи выяснилось, что Героиня Войны теперь зовет Малфоя Старшего просто Люциусом и намерена всевозможными способами добиваться его вызволения из тюрьмы, а между тем продолжающая держаться исключительно на заклинаниях дверь в ванную под оголтело-чудовищным натиском вроде бы уже начала слетать с расшатанно-лязгающих петель…
— Хорошо… Это очень хорошо, что ты поддерживаешь меня, Гарри! Спасибо тебе! Я знала, что всегда смогу на тебя положиться! — с будто бы заранее заготовленной-приготовленной бесстрастной благодарностью выпалила Гермиона, стремительно расчерчивая сгустившийся спертый воздух своей виноградной лозой для того, чтобы помешать крайне кровожадно-враждебно настроенному почтовику Малфоев спикировать в спальню прямо через открытое окно. Огромный филин с размаху влетел в только что возведенную магическую преграду и тут же вонзился в нее растопыренными когтями и изогнуто-острым клювом, который «прищемило» точно так же, как и поломанный аристократический нос, с таким нездорово-отчаянным любопытством пытающийся разнюхать, что творится внутри комнаты Старосты Девочек… Которая, к слову, даже не утруждалась тем, чтобы делать вид, что такие, мягко говоря, подозрительно-двусмысленные выходки стали для нее неожиданностью… — Скажи, а Министерство все еще отслеживает волшебные палочки? Есть какая-то информация о том, где находится Маркус? Может быть, я сумею как-то помочь в его поимке?..
— Нет! Ни в коем случае! И речи быть не может! Ты уже сполна навоевалась!.. — сразу и бескомпромиссно-жестко отрезал Поттер, перебивая гриффиндорку и принимаясь за ненадобно-зацикленное протирание скругленных стекол подобранных очков оттянутым рукавом своей ветровки. Снова доверительно-низко склонившийся над ним силуэт Гермионы сильно смазывался, перемешивался и будто бы растекался, в конце концов, превратившись в приветливо-расплывчатое пятно, которое заботливо коснулось его предплечья. Наверное, это был прозрачно-негласный намек на то, что ему уже давно пора подняться с пола, но Гарри предпочел бы забиться под стол и, в никем не тревожимом полном одиночестве, просидеть тут еще как минимум неделю, а то и две… Ну, во всяком случае к декабрьскому Святочному балу он бы точно вылез сам… — Ульрих и его сподвижники используют самодельные «одноразовые» палочки и избавляются от них сразу после применения. Численность его группы нам неизвестна, но предполагается, что там немало людей. Они хорошо организованы… Сказать по правде, сейчас весь Аврорат стоит на ушах! Раньше он работал в Министерстве, значит, знаком с нашими внутренними распорядками… — ему было необходимо переключиться хоть на что-то, на что угодно, и тихо запинающийся-заминающийся Гарри не мог упустить эту спасительно-избавительную возможность. Поттер целенаправленно сосредоточился только на тех незаданных вопросах, ответы на которые у него были, и предпочел проигнорировать те, ответить на которые он бы не сумел. Прямо сейчас ему гораздо легче-проще было рассуждать о строго конфиденциальных «рабочих моментах», нежели о… другом. Тем более, что Гермиона с настороженной скованностью внимала-впитывала абсолютно каждое его слово. Она практически беспрестанно бесшумно сглатывала так, словно в режиме реального времени подтверждались ее кошмарно-наихудшие опасения, а Гарри на несколько ускользающе-тающих секунд вновь ощутил себя таким полезным, важным и нужным… — Во время войны Маркус подвергся репрессиям сама-знаешь-какой-комиссии. У него отобрали палочку и сослали в Азкабан, а жена, которая тоже имела «неправильное» происхождение, но не желала признаваться в этом, подверглась поцелую дементора в назидательных целях… Еще у него была дочь примерно нашего возраста. Она оставалась на свободе какое-то время, но потом до нее добрался Сивый. Егеря… развлекались с ней на протяжении многих месяцев. До тех пор, пока она не скончалась где-то в закоулках Мэнора. Поэтому предполагается, что… — по насквозь мокрой спине оперевшегося о ножку стола Гарри вновь и вновь проносился этот омерзительно-гадкий холодок, когда он, увлекаемый собственным криминалистическим рассказом, опять мысленно пролистывал дело разыскиваемого всеми и вся Ульриха в своей взрывающейся-разрывающейся острой болью голове. Ибо всякий раз изучая его, Поттер неизменно-невольно представлял, что на месте этой бедной безымянно-неизвестной, по крайней мере, лично для него, могла запросто оказаться другая… Та, что обездвиженно-мраморной статуей замерла напротив него с намертво примерзшей к его плечу хрупкой кистью. И ведь однажды это почти случилось! Если бы не крошечный Добби, храбрости которого позавидовал бы любой великан… — …из мести он начнет с убийств молодых чистокровных девушек. Авроры пришли к выводу… В общем, пока неофициально считается так: Гринрассы стали первыми жертвами только потому, что у них было две дочери-школьницы. Во всяком случае никаких других взаимосвязей между Маркусом и этой семьей больше не было выявлено. А еще… Этого, разумеется, никогда не напечатают в «Пророке», поэтому никому не распространяйся! Ульрих вырезал странные символы на останках обеих сестер, старшей и младшей. На руны не похоже, но начальство считает, что это может быть как-то связано с жертвоприношениями или еще Мерлин-весть с чем…
— «Чудесные волшебные палочки» уже проверяли?.. Они вроде бы закрыты… — отчужденно-задумчиво поинтересовалась Гермиона, отводя свой помрачневше-отяжелевший взгляд куда-то вдаль и явно усиленно прислушиваясь к напряженно-звенящей тишине, около минуты назад воцарившейся в, должно быть, до самого основания раскуроченной смежной ванной. Гарри не спешил надевать очки обратно, а потому лишь догадываться о том, что на самом деле выражало ее матово-восковое лицо. Где-то на задворках взбаламученного сознания он даже успел еще раз неподдельно подивиться ее сверхъестественной, почти что, как ни парадоксально, ясновидящей проницательности. Действительно, упомянутую ей лавку Джимми Кидделла осмотрели в первую очередь и не обнаружили никаких следов присутствия ее хозяина. Этот чародей, разумеется, был далеко не таким искусно-великим мастером, как Олливандер, но свое дело он знал, и его навыков вполне хватило бы на то, чтобы изготавливать «временные» палочки (разумеется, нигде не регистрируемые), предназначенные лишь для однозначно-краткосрочного применения. Именно поэтому Кидделл и был предположительно-точно похищен людьми Ульриха, как выяснилось, еще несколько недель тому назад, но прежде, чем Поттер успел уведомить Гермиону об этом, раздался уже совсем не неожиданный вкрадчиво-деликатный стук в одну из двух ныне наиболее популярных во всем Хогвартсе дверей:
— Дорогая,
это мама! У тебя там все в порядке? Пора перебинтовать твою ногу!..
* * *
Гарри почти дошел до того места, откуда можно было бы трансгрессировать как можно дальше отсюда. Он не имел ни малейшего представления о том, куда именно отправиться, ибо отчитываться перед Джинни или успокаивать Рона ему хотелось в самую последнюю очередь. У него возникла неуемная физически-необходимая потребность побыть одному, чтобы привести хотя бы в относительный порядок сумбурный вихрь собственных хаотично-непоследовательных мыслей. Мерлин, он почти дошел, почти… Несмотря на то, что мучительно-усиливающееся головокружение не ослабевало ни на мгновение, Поттер намеревался аппарировать, ради чего достал свою волшебную палочку и привычным жестом потянулся к очкам на переносице, чтобы придержать их во время перемещения, но в самый последний момент кое-что заставило его остановиться, резко крутануться на сто восемьдесят градусов вокруг своей оси и стремглав помчаться назад по направлению к только что покинутому им замку. По пути своего угорело-молниеносного следования Гарри накинулся на первого попавшегося гриффиндорца, спешащего на первую в этом учебном году тренировку по квиддичу, и
вырвал из рук одолжил у него метлу, чтобы уже через несколько мгновений, удерживая ее гладкое древко нетвердыми руками, взмыть высоко-высоко в небо.
Избранный летел к по-прежнему, как сам он на то надеялся, распахнутому окну спальни Старосты Девочек не потому, что после того, как дверь распахнулась, и на пороге появилась миссис Малфой, с которой он еще ни разу не виделся с того самого судьбоносно-злополучного заседания (где почему-то приговорили совсем не того, кого следовало…). И не потому, что она, придирчиво-цепко осмотрев всю комнату своим гипервнимательным и ничего не упускающим взором, повернулась к нему со свойственным ей надменно-недовольным выражением лица, чтобы профыркать: «Приветствую, многоуважаемый мистер Поттер! Я была бы вам крайне признательна, если бы вы перестали избивать моего сына при каждой новой встрече, если вас это, конечно, не затруднит! А теперь, пожалуйста, начните вести себя по-взрослому и дайте девушке хоть немного покоя! Она ужасно утомилась и очень плохо себя чувствует после визита вашего друга, разве вы сами не видите?..». И даже совсем не потому, что, когда Гарри, еле-еле поднявшийся на свои дервенело-ватные ноги, нагнулся к сидящей на кровати и хранящей поистине гробовое молчание Гермионе (которая одними губами прошептала ему нечто вроде «Позаботься о Рональде!»), чтобы как обычно чмокнуть ее в щеку на прощание, Нарцисса осуждающе-возмущенно цокнула языком...
Нет, вовсе не поэтому Поттер сейчас слушал оглушающе-пронзительный свист рассекаемого метлой воздуха, дополняемый сумасшедше-бешеным набатом своего захлебывающегося в закипающей крови сердца, которого, он, казалось, мог бы навсегда лишиться, если бы просто хорошенько откашлялся… А потому, что именно в этом месте ее мертвенно-хладная кожа так сильно пропиталась и до сих пор едва уловимо источала остаточный вонюче-резкий запах, который он совершенно точно уже слышал, ибо… так пахло от Малфоя. Наверное, это могло показаться даже иронически-забавным: Гарри окончательно осознал все это только тогда, когда запоздало сбрасывал скорость в непосредственной близости от Башни Старост, чтобы ненароком не расплющиться о нагретую солнечными лучами каменную кладку. По возможности ничем не выдавая своего присутствия, он затаил дыхание и неподвижно завис прямо под заветно-сакраментальным подоконником комнаты, из которой в добровольно-принудительном порядке
выпроводился удалился не более десяти минут назад. Поттер что-то услышал еще на подлете, но до сего момента не мог нормально воспринять и проанализировать эти звуки, которые только теперь можно было более-менее внятно разобрать:
— …да, признаю, под конец я сорвался, но не будь так строга ко мне! И насчет имени тоже прости… Это не специально, клянусь тебе! Все же прошло, как по маслу! Я ведь был паинькой и самоотверженно спас хиленький рассудок твоего бесценного Поттерчика, как ты меня и просила!.. — Малфой… Кто ж еще?.. Стоило Гарри выйти вон, как вот и он, тут как тут! Хотя, когда Поттер уходил, его не было видно ни в общей гостиной, ни в коридоре… Кто бы мог подумать, что этот хрипло-низко гундосящий голос может звучать еще и так… Заискивающе-елейно? Ласкательно-благоговейно? От этих извращенно-противоестественных интонаций его изламывало и выворачивало настолько, что… Если честно, Гарри совсем не хотелось заниматься подбором подходящих сравнений для подробного описания этого одиозного звучания. Он просто поблагодарил Мерлина за то, что так и не успел угоститься обедом миссис Уизли в Норе, иначе бы все ее кулинарные изыски незамедлительно оказались бы на исшарпанно-серой стене, либо улетели бы к подножию Хогвартса… — Кровь наконец-то остановилась, но мне т-а-а-а-к больно… Кажется, это останется навсегда. А я, как ты прекрасно знаешь, не считаю, что шрамы украшают мужчину! Может, сменишь свой несправедливый гнев на милость и взглянешь, Грейндж? Хоть одним глазочком? Пожалуйста-препожалуйста?..
Для того, чтобы посмотреть на ту, к которой Малфой так старательно подлащивался и перед кем так откровенно лизоблюдствал, Поттер был готов пойти на высочайше-вероятный риск быть обнаруженным. По правде говоря, это его больше совсем не волновало. Он расправил плечи и вытянул шею вперед для того, чтобы воочию узреть то, что происходит в спальне, очевидно, НЕ принадлежащей Старосте Девочек. Гарри просто хотел еще раз увидеть ее… Прыг-скок. Прыг-скок. Прыг-скок. Медлительно прыгающая по направлению к письменному столу Гермиона выглядела так, как будто уже давным-давно умерла, но какая-то необоримо-могущественная темная магия сделала из нее уникального инфернала, который дышал, ходил и говорил так же, как она, но в действительности являл собой лишь непогребенную ожившую мертвячку. Впрочем… Малфою, чинно восседавшему на стуле вполоборота к окну, она очень даже нравилась. Во всяком случае смотрел он на нее с таким восторженно-фанатичным обожанием, будто бы ему виделась не разлагающаяся восставшая покойница, а подлинная потомственная вейла неземной красоты, вдобавок еще и применившая на нем свои самые эффективно-разящие приворотные чары.
— Эпискеи! — обесцвеченно-тусклый и пронизанный зябким холодом абсолютного безразличия голос, которым было произнесено это кровоостанавливающее и костевправляющее заклинание, лишь подтвердило «неупокоенную» теорию Гарри о том, что на самом деле произошло с его
любимой подругой. Она потянулась к ликующе-довольному разбитому лицу Малфоя и, обхватив его обеими руками, начала с преувеличенно-осторожной аккуратностью поворачивать белобрысую голову то в одну, то в другую сторону, чтобы со скрупулезной внимательностью оценить изрядно пострадавший аристократический профиль. Пока известково-белые ладони Гермионы были заняты этим (из-за чего вдруг стало неожиданно очевидным то, что нездоровая бледность оттенков их кожи практически совпадает), слизеринец явно не знал, куда девать свои. Малфой попросту не мог найти им места, потому что они беспрестанно скользили по ее напряженным запястьям, спускались ниже к локтям, в дрожащей нерешительности замирая над скрытой пижамой тонкой талией, и возвращались обратно. Однако… Когда его длиннющие трясущиеся пальцы все же несмело сомкнулись на ней, готовые отдернуться в любой момент, инфернал продолжил сосредоточенно-отстраненно изучать покрасневший отекающий нос, а с первого курса возненавиденное заостренное лицо с отталкивающе-правильными мелкими чертами вдруг совершенно разгладилось и приобрело такое престранно-непонятное выражение, будто бы это все, чего его обладатель вообще хочет от своей жизни.
Это было последним, что смог увидеть Гарри прежде, чем его позаимствованная метла будто бы сама по себе нырнула вниз и устремилась к быстро приближающейся земле…
* * *
Bring Me the Horizon — “Deathbeds”.
