Грязь

      

Если вы что-то потеряли, то сможете найти это на стене моей страницы ВК. Приношу извинения за доставленные неудобства.       https://vk.com/nesovershennyj

* * *

      В эти поздневечерние осенние часы берег Черного Озера выглядел особенно уныло и невзрачно. Безлюдный, пустынный и отвратительно грязно-мокрый из-за много часов подряд не прекращающегося проливного дождя — он был подлинным «природным» олицетворением беспроглядного одиночества и безнадежной тоски по совсем недавно ушедшим летним денькам, которые, казалось, больше уже никогда не вернутся. Во всей пустынно-заброшенной округе не было никого, кроме одной девушки, укрытой высоченными многовековыми деревьями и густой порослью колючих кустарников от ныне несуществующих посторонних глаз. Она с бесчувственной отрешенностью сидела на сырой и холодной земле, бессознательно отмечая, что этот день и впрямь выдался ужасно пасмурным: солнце почти не показывалось из-за неестественно-черных туч и совершенно не требовалось быть самой-умной-пи_дой-в-школе, чтобы понять, что вскоре этот безудержный ветхозаветный ливень может стать причиной нового всемирного потопа… Да, представьте себе, эта слизеринка была достаточно эрудирована для того, чтобы мысленно провести пугающую, но вполне уместную библейскую аналогию! А также знать о самом существовании этой пресловутой маггловской Библии…       Поганая грязнокровка!..       Пэнси вымокла и продрогла до нитки, но абсолютно-совершеннейшая одержимая ненависть к этой маленькой гриффиндорской шлюшке согревала ее изнутри. Совсем не скудного словарного запаса Паркинсон, которая при большом желании могла изъясняться ничуть не хуже потомственно-чистокровной аристократической леди, ни за что не хватило бы, чтобы выразить даже малую толику этого всепоглощающе-снедающего разрушительного чувства… Оно занимало все ее болезненные мысли, истязало израненное сердце и разрывало оплеванную душу настолько сильно, что слизеринка уже разучилась засыпать по ночам, лежа лицом в подушку в ничем не отапливаемой факультетской спальне, откуда она снова сбежала… Сюда. Ища долгожданного спасительного уединения от сочувственно-подбадривающих вздохов малочисленных однокурсниц и преследующих ее повсюду обширно-новостных статей из «Ежедневного Пророка», а еще… Той самой грязнокровки. Надменно важничающей и царственно шествующей по замку с гордо вздернутой кверху лохматой башкой…       То же мне, королева грязи!..       Даже если бы Пэнси и пожелала воспользоваться своим обогащенно-культурным лексиконом, она бы вряд ли сумела точнее описать происходящее в вонючем Хогвартсе прямо сейчас, в режиме реального времени… С самого начала этого проклятого учебного года здесь начал твориться пи_дец, лютейший и беспощаднейший. Словно Паркинсон, ровным счетом ни о чем не подозревая, против воли поселилась в кривом зеркале, и в этом уродливом исковерканно-искаженном Зазеркалье все перевернулось с ног на голову: привилегированные чистокровные оказались в самом низу, а мерзкие бесправные грязнокровки — наверху! Казалось, что в мире нарушился естественный порядок вещей. Над несчастными раз-два-и-обчелся-слизеринцами не просто подшучивали, над ними открыто глумились и натурально измывались все, кому не лень! Чувствуя свою перманентную безнаказанность и полную вседозволенность, гриффиндорские выродки с каждым днем все больше наглели и беспределили, а буквально выбитые из сынов Салазара из-ви-не-ни-я за «все хорошее» из прошлого, совсем не помогали и делали только хуже… Чем больше капитулировали обороняющиеся, тем сильнее бесчинствовали нападающие, а практически все школьные преподаватели, кроме, разве что, никчемно мямлящего нечто невразумительное декана Слизнорта, словно сговорившись, преспокойно закрывали на это глаза.       Победителей не судят, а проигравших — еще как!..       Уже второго сентября Пэнси собиралась бросить учебу, но родители в один слезно-умоляющий голос настаивали на том, чтобы она при любых обстоятельствах оставалась в школе, потому что… Даже несмотря на все вышеизложенное, в ней по-прежнему было гораздо безопаснее, чем снаружи. Мистер и миссис Паркинсон, как и все ныне уцелевшие чистокровные волшебники без исключения, вынужденно-регулярно читали газеты, а потому прекрасно понимали, ЧТО может поджидать их и их дорогих детей за любым углом. Папе Пэнси, впрочем, как и подавляющему большинству отцов ее однокурсников, было официально предъявлено обвинение в пособничестве Темному Лорду. Улики против мистера Паркинсона были слабо-косвенными, поэтому вся семья уже почти поверила в то, что им удастся, если и не выйти сухими из воды, то хотя бы лишь слегка намочиться, однако… Накануне финального слушания их анонимно известили о том, что за оправдательный приговор придется весьма и весьма щедро заплатить. Отец категорично отказался от такого сверхвыгодного «предложения» (вероятнее всего, поступившего от совсем нечистого на руку судьи или какого-то другого высокопоставленного визенгамотского служащего), отчего-то наивно полагая, что сумеет отвертеться куда более небаснословно-приемлемым в денежном отношении штрафом (ведь всех Пожирателей Смерти чуть не с пеной у рта обещали судить честно!..), но… Из зала суда они трое вышли уже совершенно нищими, оставшись без фамильного поместья, «замороженных» в Гринготтсе золотых накоплений и даже просто средств к существованию. Теперь оба высокочтимо-любимых родителя Пэнси выстаивали нескончаемые очереди за бесплатно предоставляемым Министерством продовольствием и спали в позорно-дешевых ночлежках, из которых их еще не начали гнать за неуплату…       Мы не заслужили всего этого!.. А вот Малфои…       Пожалуй, единственным-и-неповторимым, тем, кого еще не забрызгало всем этим дерьмом с ног до головы, был… Драко. Как и всегда, облаченный в свое незримо-абстрактное «белое пальто» и преспокойненько стоящий под новым грязнокровым зонтиком. На днях до него прямо в школьном коридоре до_балось человек десять гриффиндорцев, и при таком неутешительном раскладе любого слизеринца, по удручающему примеру того же бедняги Нотта, недавно выписавшегося из Больничного крыла, ждала бы точно такая же участь, но тут заявилась Староста-Шалава и велела своим шавкам дружно поджать хвосты! Что они и незамедлительно сделали… После произошедшего практически все одноклассники Пэнси, в особенности, те, кому больше всего досталось от «новой» жизни после завершения войны, свято-пресвято полагали, что ушлый, дальновидный и беспринципный Малфой, как и всегда, подыскивает себе козырное местечко прямо под солнцем, да ищет там, где потеплее… «И правильно делает, между прочим! Ты бы тоже без дела зря не сидела: нашла бы себе недалекого хахаля из гриффиндорской кодлы, глядишь, заступится он за тебя, и в люди снова выбьешься!..» — дословная просветительская цитата все того же Теодора, который после ее на-полном-серьезе воспроизведения чуть не загремел в школьный лазарет повторно…       Впрочем, полностью обедневшего и совсем осиротевшего Тео (мать умерла вскоре после его рождения, а отец еще летом «поцеловался» с дементором, но оба Нотта, как Старший, так и Младший, были готовы к такому печально-скорбному исходу…), которому, если и крупно повезет дожить до окончания седьмого курса относительно целым, после успешного или не очень завершения обучения в Хогвартсе будет попросту некуда пойти, и его было можно и даже ничуть не сложно… понять. Как и то, что очень многие скоропалительно повзрослевшие студенты-парни со Слизерина свои души бы продали за то, чтобы только оказаться на месте Драко! Х_рова Героиня могла прямо, косвенно, да хоть боком защитить их фактически от всего, включая не только всеобще-преследующее порицание, но и внезапно выискавшегося из неоткуда двинутого психопата Ульриха, который мог явиться за очередной чистокровной семьей в абсолютно любой момент… Скоропостижная кончина Дафны, с которой Пэнси всегда охотно общалась и даже довольно близко сдружилась на последних курсах, внушала неподдельно-трепетный вселенский ужас не только ей самой, но и вообще всем тем, кто когда-то встал на сторону проигравшего Темного Лорда, и у кого хватало мозгов, чтобы осознать, что они вполне могут стать следующими. Однако было и кое-что такое, что пугало Паркинсон даже больше, чем все это. То, что в действительности Малфой… Запал. На. Грязнокровку. И довольно давно…       Надо было рассказать... Всё и всем. Тогда Поттер одной Сектумсемпрой точно не ограничился бы!..       Порой Пэнси взаправду казалось, что она была влюблена в Драко с самого детства. На первом-втором курсах это маленькое, едва зарождающееся чувство оставалось заурядно-обычной и ничем не выдающейся детской привязанностью, однако уже на третьем курсе быстро взрослеющая восприимчивая студентка с не очень красивым лицом вдруг осознала, что Малфой ей нравится. Даже сильно. Очень… И совсем не просто как приятель-одноклассник. Он был невероятно красивым, неприлично богатым и с самой безукоризненно-чистой аристократической родословной из всех существующих… Да-а-а. На него засматривались абсолютно все без исключения слизеринки, мечтающие о безоблачно-счастливом замужестве. Претенденток на такого завидного жениха было слишком много, а потому Паркинсон старалась делать все возможное, чтобы как можно больше времени проводить вместе со снисходительно-свысока посматривающим на нее Драко. Еще будучи девочкой-подростком, Паркинсон твердо уяснила, что неприкрытая сладкоречивая лесть, безостановочно вливаемая прямиком в утонченные уши ее потенциального суженого, рано или поздно сточит любой камень. Она всегда старалась быть терпеливо-чуткой и услужливо-внимательной для того, чтобы, наконец, попасть в очень избирательно-узкий круг его приближенных. И однажды ей это все-таки удалось!       [...] 1       Паркинсон не придала этому особого значения… Не придавала она его и потом, когда намеренно игнорировала эту довольно странную и даже несколько подозрительную, если не сказать «навязчивую», зацикленность Малфоя на «поттеровской подстилке». Да, он и впрямь слишком часто говорил о ней… Практически каждый день.       Разумеется, это были неизменные трехэтажные проклятья и пожелания поскорее сдохнуть шакальей смертью, но, тем не менее, сомнительно-многие пересуды рано или поздно сводились к особо тщательному перемыванию каждой грязнокровкиной косточки:       — Только глянь на нее! Тянет руку и подпрыгивает на стуле так, как будто прямо сейчас уссытся кипятком!       — Если бы меня поставили перед выбором на грани жизни и смерти: засунуть свой член в грязнокровую девку или сожрать дерьмо Гойла, то я бы ел с аппетитом!       — А-ха-ха-ха, Уизли опять уронил на нее свою жратву, ты видела, Пэнс?!       — Посмотри, как грязнокровка вырядилась в Хогсмид! Небось, надеется, что хоть кто-нибудь, кроме шрамоголового и нищеброда, посмотрит в ее сторону!       — Фу-у-у-у-у, как же отвратно она воняет! Живо уступите мне место подальше от нее, не то я сейчас за-дох-нусь!..       Со временем участливо поддакивающая ему Пэнси научилась «не замечать» и это, по умолчанию списывая все на безмерную неприязнь, неимоверное презрение и колоссальную брезгливость, которую она и сама испытывала по отношению к постоянно мозолящей им обоим глаза занудной зубриле-маггле. Это было довольно легко, на самом деле — проще просто. Раз уж она смогла проигнорировать ТОТ эпизод…       Паркинсон, как сейчас помнила: ЭТО случилось на пятом курсе. Их с Драко тогда только приняли в новообразованную почетную Инспекционную Дружину Амбридж, и они не без удовольствия указывали всем недостойным их место, из-за чего и произошла очередная стычка с «благочестивым» Поттером, гриффиндорским заступником всея слабых и угнетенных. В общем-то, ничего необычного: тот опять громко раскудахтался о том, что снимание факультетских очков со всех, с кого только вздумается под вымышленными предлогами, им еще непременно аукнется, и якобы он тому прямо поспособствует. Молниеносно взъерепенившийся Малфой, куда же без этого, с упоительной готовностью ввязался в перепалку с ним, и поначалу все развивалось по одному из самых типичных сценариев их мужских обоюдно-показушных понтов: поскалить друг на друга зубы — > угрожающе поиграть мускулами — > преспокойненько разойтись по своим делам. Однако в тот раз кое-что пошло не так. Грязнокровка посмела вмешаться… Обычно она практически никогда этого не делала, ссыкливо прячась за спиной у яростно кукарекающего Избранного, периодически выглядывая из-за его плеча и неизменно оттаскивая своего очкастого протеже назад за локоть. Но тогда эта мелкая страхо_бина вдруг ни с того, ни с сего вышла вперед, вклинившись между Малфоем и Поттером в самый разгар их увлеченно-захватывающей словесной перебранки, наглейшим образом приблизилась вплотную к Драко и напыщенно выхаркала ему в лицо… Что-то такое… Пэнси точь-в-точь уже не помнила, но смысл был примерно следующим: «Гарри во всем лучше тебя! Ты — жалкое ничтожество! И ногтя на его мизинце не стоишь!..». Малфой на целых-несколько мгновений будто бы окаменел от такой неслыханно-возмутительной борзости, а Поттер, к этому моменту почему-то уже растерявший весь свой запал, быстренько сгреб ее в охапку и утащил оттуда, по обыкновению закинув руку ей на плечо и что-то радостно гогоча про «нашу бесстрашную воительницу!». Короче говоря, все закончилось благополучно и без видимых эксцессов. Только вот после...       [...] 2       Давал «слово Малфоя»: «Конечно, поженимся, Пэнс! О чем речь?.. Только потом как-нибудь. Школу закончим сначала, а там посмотрим…». О, всевеликий Салазар, как же она могла быть такой непроходимо-слабоумной дегенераткой?! Постоянно ждать, надеяться, верить… Свято хранить ему верность, не взирая на разово-многочисленные измены и мимолетные интрижки на стороне, которые Драко даже не особо трудился скрывать?! Она и впрямь думала, что рано или поздно он нагуляется. Стискивала зубы и терпела, чтобы в один прекрасный день облачиться в ослепительно-роскошное свадебное платье, эскизы которого не раз рисовала на скучной учебе, и стать Пэнси Малфой. С пламенной гордостью носить эту лучшую-в-мире-фамилию, стать матерью его детей, состариться вместе. А что же теперь осталось от этих бесследно растаявших полудетских девичьих мечтаний?..       Ничего… Ничего не осталось… У меня все отняли!!!       Паркинсон, как ни старалась, никак не могла припомнить, чтобы Драко кинул хотя бы один-единственный взгляд в ее сторону, хотя она безотчетно высматривала его повсюду. Пэнси невольно думала о нем каждую свободную минуту из тех, которые было попросту уже нечем занять, а он, кажется, напрочь забыл о самом ее существовании! Зато неустанно скакал вокруг этой надменной грязнокровой уродины, которая в ответ лишь воротила от него нос! Как же жалко и убого все это выглядело со стороны… Нет, даже не все это его раболепное низкопоклонничество у всех на виду, которое Грейнджер наверняка расценивала как у-ха-жи-ва-ни-я, а… То, во что превратился сам Малфой. Она тоже всегда и всячески старалась угодить ему в прошлом, но до такого подобострастного пресмыкательства ей еще опускаться не доводилось. После произошедшего на пиру в Большом Зале Паркинсон взаправду казалось, что хуже быть уже точно не может. Однако Пэнси, почти на всех уроках неотрывно следящая за самой последней партой ближайшего к выходу ряда при помощи своего маленького зеркальца, еще никогда так беспредельно-сильно не ошибалась, ибо то, что она подсмотрела в него сегодня, стало той кошмарно-премерзкой животрепещущей картиной, которая наверняка ежедневно будет являться ей в пугающе-страшных снах до тех пор, пока она не окажется на смертном одре… Это детально-красочно запечатленное в мозгу воспоминание о том, как Драко опускается вниз под парту и задирает юбку этой строящей из себя неприступную царицу гриффиндорской потаскухи!!!       Натренировался на мне, чтобы потом ублажать ее? И теперь даже не поблагодаришь за предоставленный «реквизит»?.. Как же хорошо, что бедный мистер Малфой никогда не увидит того, кем стал его сын! Предатель чистой крови!!! Наравне с Уизлями!!! Нет, хуже, намного хуже!!! Увяз по колено в этой грязи, навсегда запятнав свой славный волшебный род!!! Твой отец всегда знал!.. Всегда предчувствовал… Что ты именно так и закончишь!.. Поправ все то, что твои великие предки оберегали и защищали долгими веками! Не зря Люциус тебе столько раз говорил… Ты не достоин быть Малфоем!!!       Пэнси, наперекор тысячам и сотням тысяч данных самой себе клятвенных обещаний, в очередной раз не выдержала и совершенно беззвучно заплакала. Это несказанно удивило ее, так как она была уверена, что слезы уже закончились: казалось, что замерзшее и окоченевшее от свирепствующей вечерней прохлады тело попросту больше не способно на выработку этой физиологической жидкости, однако… Паркинсон, как ни прискорбно ей было это сознавать, снова ошиблась. Она знала, что однажды ей станет легче, но никакого понятия не имела о том, как дожить до этого освободительно-спасительного момента, не утопившись в загрязненных водах ныне выходящего из берегов Черного Озера. Пэнси жалостливо-слезно самоутешалась тем, что после окончания Истории магии ее, по крайней мере, все-таки не вытошнило в одиноко стоящий на полуразрушенном подоконнике горшок с каким-то волшебным растением (она сумела героически добежать до ближайшего женского туалета!..), а еще тем, что такая беспощадная стервозная сучка, как карма, в существование которой верили не только безмозглые магглы, но и некоторые чистокровные волшебники, работала безотказно. Она жесточайше карала и исправно воздавала Малфою за растоптанную любовь и отнятую честь Паркинсон, за что та впервые решилась по-настоящему отомстить ему той самой ночью, когда безостановочно ревела на койке в Больничном крыле до самого рассвета. Откуда же взялась эта непоколебимо-твердая уверенность?.. Ну-у-у… То, что ее бывший неверный избранник глубоко-многострадально несчастен, стало для нее совершенно очевидным. Потому что сквозь замутненную пелену проливного дождя и жгучей соленой влаги фактически полностью выплаканные за одиннадцать дней проклятого сентября воспаленные болотно-зеленые глаза вдруг увидели его…       Драко!..       Бесцельно бредущего через плотную стену ужесточающего ливня. Спотыкающегося в чавкающей грязи неровной кромки размытого озерного «побережья». Насквозь вымокшего и в отяжелевшей от непомерного количества впитанной воды школьной мантии. Напрочь потерянного, полностью опустошенного и всеми покинутого. О-о-о!.. От только что открывшейся ей чужой трагически-мученической перспективы Пэнси мгновенно прекратила рыдать и боязливо затаила дыхание, чтобы ничем не выдать своего присутствия. Окруженная многочисленными шипастыми ветвями без листвы, Паркинсон очень сильно рисковала быть обнаруженной, а потому с неожиданной даже для самой себя прытью припала к земле и принялась еще пристальнее наблюдать за Малфоем уже из положения лежа. К сожалению, она уже узнала этот потухше-бессмысленный взгляд потрясающих серых очей (таких не было больше ни у кого в целом свете…), устремленный в бесконечное-никуда. Ей довелось увидеть его лишь однажды, но этого вполне хватило для того, чтобы запомнить этот угнетенно-подавленный угасший взор навсегда. Нечто отдаленно похожее творилось с Малфоем после того, как в конце пятого курса обучения в Хогвартсе он получил сокрушительное известие о том, что его достопочтенного отца отправляют в Азкабан за незаконное проникновение в Министерство Магии, попытку похитить пророчество и неудавшееся покушение на жизнь ненавистного Поттера. Это тут же выбило устоявшуюся и благоприятную почву из-под ног Драко, положив конец его прежней беззаботно-богатой и всесторонне-безопасной жизни, но даже тогда… Даже тогда!.. Он не выглядел таким, как сейчас…       В этот самый миг, который в дальнейшем будет пафосно окрещен ей «моментом истины», Пэнси страшилась даже вскользь подумать о том, что именно скрывается за этим обваливающимся, крошащимся и рушащимся красивым фасадом, за сохранение которого Малфой почти наверняка панически-отчаянно цеплялся. Не просто какие-то осыпавшиеся руиноподобные развалины, на месте которых при большом желании и должном усердии можно будет заново отстроить хоть что-нибудь, а самая настоящая пустошь. Голая, одичалая, одинокая… Да, Салазар его раздери — Драко действительно сошел с ума! Он был безумен! Однозначно и вне всяких сомнений! Потому что психически здоровые адекватные люди не ведут полубредово-задушевные беседы сами с собой, совершенно неестественно жестикулируя руками и при этом лихо нарезая ограниченные круги вокруг валяющейся на почерневшем песке трухлявой коряги. Малфой, он… Будто бы увлеченно общался с кем-то посторонним, хотя, разумеется, в непосредственной близости от него, помимо истошно-безмолвно глазеющей на него из кустов Пэнси, никого не было. Ему, по всей видимости, казалось совершенно иное, так как он что-то крайне неразборчиво-тихо бормоча, доказывал, оспаривал и опровергал, с патологической увлеченностью дискутируя с… Никем! Ничем! Пустым, блин, пространством!..       — Я просто признаюсь ей, что вижу то, чего нет на самом деле и… Должно быть, это все из-за того сотрясения… Почему ты постоянно преследуешь меня, когда я остаюсь один?! Она поможет мне! Не оставит меня! Она поклялась!.. А ты — не настоящая!..       — …       — Нет, она не отправит меня в Мунго к своим родителям! Ты лжешь! Тебя вообще не существует! Ты — не она! Ты — моя галлюцинация! Поэтому… Я не обязан тебя слушаться!!! Это ты заставила меня пойти за ней на отборочные и вот, что вышло!!!       — …       — Тебя-нет-тебя-нет-тебя-нет!.. Ты специально говоришь мне то, что я хочу услышать! Что?.. И как ты мне это докажешь, м?!! Ну, давай, расскажи мне о моем прекрасном будущем, раз ты все знаешь наперед!..       — …       — Отец выйдет из тюрьмы, а мы с Грейнджер поженимся и переедем в Мэнор? А-ха-ха-ха-х... Погоди, что з-з-з-з-з-значит Поттер все еще может забрать ее у меня?.. Если только я что?.. Но!.. Я вообще никогда никого еще не убивал! Вдруг у меня опять не получится?!!       — …       — Хорошо, допустим… Допустим!.. Я поверю тебе! И сделаю это ради нее, но… Ты должна показать мне, что все это правда! У тебя только одна попыт… Что-о-о?! Сейчас прибежит за мной сюда и признает, что она моя девушка? И ты думаешь, я поведусь на это?!!       Кажется, он окончательно ё_нулся… Ну, это хотя бы все объясняет…       Нервно трясущаяся Пэнси продолжала архинастороженно прислушиваться к этому престранно-устрашающему псевдодиалогу, в котором неизменным ответом на все реплики и восклицания Драко была полнейше-абсолютная безразличная тишина. До крайней степени удивительно, но Паркинсон все равно втайне надеялась, что ему кто-то да ответит, потому что ей, честно признаться, хоть и, с одной стороны, неосознанно хотелось верить в то, что Малфой променял ее на мерзопакостную грязнокровку исключительно по причине своего полнейшего умопомешательства, а вот с другой стороны — не хотелось верить, что оно окончательно-бесповоротное… Быть может, она смогла бы стать той, которая поможет ему? Тем более, что наиболее подходящего момента было попросту не сыскать: он был совсем один, разбит, унижен, раздавлен… Сломлен настолько, что казалось крайне неправдоподобном то, что в его теле осталась хотя бы одна целая кость. Продолжало лить, как из ведра, а внезапно умолкнувший Драко, по всей видимости, утомившись от замкнутого расхаживания вокруг сгнившего полена, уселся на него сверху так, что Паркинсон с такого неудобного ракурса была видна только его вздрагивающая широкая спина и бледные руки, с болезненным остервенением зарывающиеся в слипшиеся платиновые волосы, с которых вода оттаявшим ледяным градом стекала прямо ему за шиворот.       Наверное… Именно поэтому она и пришла сюда. Не для того, чтобы истерично расхныкаться перед ним и потребовать извинений за все содеянное, тем самым еще больше принижая себя в этих лицемерно-двуличных бесстыжих глазах, обращающихся в две бездушных глыбы серого льда. Но для того, чтобы увидеть его таким. В сущности, Паркинсон потому и брела по берегу, неосознанно следуя за своей ускользающе-призрачной нереалистичной надеждой повстречаться с Малфоем. Потому что раньше здесь было их «особое место», в которое они частенько наведывались только вдвоем, потому что Драко очень любил погружаться в свои неозвучиваемые и бесконечно далекие, ведомые лишь ему одному мысли, подолгу неотрывно созерцая спокойную водную гладь, тогда как Пэнси оставалось только молчаливо сидеть рядом с ним, положив голову ему на плечо, и томно вздыхать о чем-то своем… Паркинсон почувствовала, что еще не до конца отмершие светлоностальгические чувства затмевают ее разум и напрочь лишают здравого смысла уже только тогда, когда поднялась на четвереньки, чтобы выбраться из своего импровизированного укрытия. Она уже даже начала открывать рот, чтобы, вообще незнамо для чего, но все-таки негромко окликнуть его по имени, как вдруг… Ее внимание всецело переключилось на какое-то поспешно-резкое движение в той же стороне, откуда не более десяти минут назад приплелся Малфой, кстати говоря, по-прежнему фанатично упивающийся своим тихим сумасшествием. Изо всех сил напрягая расфокусированное зрение, Пэнси кое-как удалось разглядеть, как какой-то невысокий силуэт, странно-знакомо прихрамывающий на правую ногу, стремительно движется по направлению к застывшему Драко.       Ах, ну да… Вспомнишь говно — вот и оно! Идиллия такая, что кровь из глаз брызжет: Гриффиндорская Принцесса спешит навстречу к своему Слизеринскому Принцу!.. Фу, гадость какая! Чуть с коряги не навернулся от столь внезапно привалившего счастья!..       — Ох_реть, да быть не может! Ты и впрямь пришла за мной! Она сказала правду!.. — ликующе-радостно вскрикнул, подпрыгивая на месте так, как будто у рыхло-сырой деревяшки только что выросли длинные и острые зубья, которые вцепились в его бесчестную аристократическую задницу! Ой, ну, естественно, сразу же бросился к ней!.. То есть сделал несколько чересчур поспешно-торопливых шагов в ее сторону. Потом, конечно, опомнился и остановился, но вид такой жалобно-жалкий, словно прямо сейчас упадет перед ней на колени и начнет молиться на нее без передышки, нещадно расшибая свой высокий лоб в бесчисленных поклонах! А рожа-то, рожа!.. Отсвечивает так, что и солнца больше никакого не надо! Но дальше почему-то не пошел… Видимо, невидимый грязнокровкин поводок, на котором он с таким мазохистки-извращенным удовольствием сидел, был предназначен не для того, чтобы гарантированно удерживать его где-то поблизости, а наоборот держать на «приличном» расстоянии… — То есть… Я имею в виду… Что ты здесь делаешь, Грейнджер?.. Я думал, что ты пойдешь свой доклад дописывать, и решил тебе не мешать…       Еще как минимум дня два ничего есть не буду, чтобы точно не рвало…       — Да вот, доделала руны и подумала: чего одной в башне сидеть, пойду-ка лучше прогуляюсь… По-моему, я выгляжу достаточно красноречиво, Малфой! — хотела заносчиво фыркнуть ему в ответ Грейнджер, но у нее ничего не получилось. О, и без того потрепанный видок этой горделивой говорящей вагины на ножках-спичках (увы и ах, правую так и не ампутировали, хотя Пэнси с исступленной регулярностью молила Салазара об этом!..), был и впрямь многозначительно-живописен: она фактически задыхалась от изнуряюще-продолжительного бега, и это было вполне очевидным как для вновь опустившейся на размытую ледяную почву Пэнси, так и для Малфоя, который… Псих конченный, буквально жрал глазами с ее белоснежного мокрого лица остаточное подобие вселенского облегчения, которое примчавшаяся сюда грязнокровка испытала, едва завидев его издали. Видимо, достаточно долго носилась по горам-и-долам, как _банутая, попутно тщательно обшаривая каждый сантиметр близлежащий округи своими округленными шарами цвета дерьма на предмет наличия этого умственно деградирующего кобеля!.. — Ты ослушался меня! Но… Ладно. На первый раз прощаю… Идем скорее обратно, пока Нарцисса не узнала, что ты вышел из школы!       Заучка тоже что ли чокнулась? И ведь совсем не боится с ним трепаться! Да он же ненормальный, бахнутый просто! Она что, не видит?!!       — Нет! Никуда я не пойду, пока ты не признаешь, Грейнджер!.. Пока не скажешь это! Сло-ва-ми! — Драко неистово замотал своей дурной головой в знак слабого душевнобольного протеста. Влажные потемневшие волосы спутанным хаосом разметались по всему малфоевскому лицу, налипая на все подряд, тем самым придавая его, мягко говоря, одержимо-шальному облику еще больше внешней психической нестабильности. Он со свойственной ему принципиально-непроходимой упертостью скрестил на груди руки и выжидательно уставился на нее, поджав свои утопленнически посиневшие губы и, кажется, даже перестав дышать для демонстрации всей серьезности своих намерений. Тем не менее, тут же измученно-резко закатившую глаза грязнокровку это нисколько не пугало и даже более того — не смущало. Должно быть, то, что казалось Паркинсон сумасбродной дикостью с его стороны, являлось вполне обыденно-нормальным для Грейнджер. Во всяком случае благоразумного желания как можно скорее унестись куда-нибудь подальше от него у нее явно не возникало, по крайней мере, сейчас... — Я подожду, милая. Столько, сколько нужно подожду. Прямо здесь. Торопиться мне некуда…       Из-за того, что никто из них, кажется, не решался приблизиться к другому первым, откровенно о_уевающая от всего происходящего Паркинсон была вынуждена шустро переводить свой обалдевающе-недоумевающий взор то на одного, то на другого. От собачьего холода она уже не чувствовала ни рук, ни ног, и кажется, даже утратила чувство времени, но ей все равно убедительно казалось, что несколько последующих невыразимо долго тянущихся минут прошли в гнетуще-напряженном безмолвии. Эти двое… Какие-то невменяемые, на головы отбитые!.. Так и продолжали неподвижно стоять на расстоянии нескольких метров друг от друга. И если грязнокровка о чем-то озабоченно-сосредоточенно раздумывала, изредка прикусывая нижнюю губу и все сильнее стискивая волшебную палочку (которую, вероятно, зачем-то достала еще задолго до того, как очутилась здесь) в своих тонких побелевших пальцах, то окончательно «поплывший» Малфой, очевидно, уже вообще забыл, где находится… Паркинсон даже невольно задалась отвлеченно-пространным вопросом о том, кто на кого ТАК влияет: она на него, или же все-таки он на нее, причем не в меньшей степени?..       Драко, отныне ты для меня умер. Мне очень жаль… Тебя.       — Ну, н-а-а-а-а-до же... А я-то думала, что ты вперед меня помчишься вприпрыжку, чтобы поскорее сообщить матушке благую весть о том… — издевательски-насмешливо протянула дура-Грейнджер, а Паркинсон, сама того категорически не желая, получила еще одну уникально-замечательную возможность полюбоваться на то, как изрядно замаслившиеся серые очи жадно «облизывают» зазнавшуюся гриффиндорскую дешевку с взлохмаченной макушки до самых пят. Вроде бы виной тому было то, что вымокшая белая блузка обтянула угловатую худосочно-костлявую фигуру, на которую любой нормальный мужчина не взглянет без громадных крокодильих слез, словно вторая кожа. Груди у этой плоско-дощатой уродины все равно, что вообще не было, но Паркинсон, которая, конечно же, особо-то и не присматривалась, отчетливо видела простенький светлый лифчик с соскользнувшей с одного плеча бретелькой. Такие неказистые бюстгальтеры обычно носили закомплексованные девочки-подростки, но никак не взрослые и хоть сколько-нибудь уважающие себя девушки! Хотя… Что-то уж Пэнси чересчур разошлась, великодушно причисляя ее к женскому полу, ведь, как известно, курица — не птица, а грязнокровка — не человек!.. — …что девушкой обзавелся. Наконец-то.       — И кто же она?.. — почти неразличимо-тихо прошелестел себе под нос Драко, вдруг сорвавшийся с места и ринувшийся к Грейнджер с утроенной прытью. Если бы не Паркинсон, а кто-то другой беспощадно отмораживал свой несчастный урчащий живот в этой лесной «засаде», то он бы, наверное, этого даже не расслышал. Однако Пэнси, к ее огроменному сожалению, обладала превосходно-чутким слухом, который позволял ей без всяких усилий улавливать то, что совершенно точно не предназначалось для ее давно завядших ушей. В то же время это кудрявое чучело, не дожидаясь приближения Малфоя, круто развернулось на сто восемьдесят градусов, чтобы медленно заковылять обратно по направлению к замку, из которого, по всей видимости, и прискакало сюда на одной корявой ноге. Уже в следующее мгновение неуклюжая отощавшая корова поскользнулась и чуть не полетела мордой в грязь, и радостно подпрыгнувшее в предательски-саднящей груди оцарапанное сердце слизеринки тут же замерло в сладостном предвкушении, но… Вовремя подоспевший Драко молниеносно ухватился за куцые сутулые плечи, чтобы подхватить ее, и явно не спешил убирать свои руки даже после того, как грязнокровое отродье в раскоряку выровняло утраченное равновесие. — Как ее зовут?..       Эх, а могло бы получиться почти поэтично. Грязь, упавшая в грязь…       — Не стесняйся, назови ее имя сам…       После того как эти изнеможенно-вялые слова, явственно отдающие вымученной усталостью и неприкрытой безнадежностью, затерялись где-то в необычайно шумной завесе не затихающего ливня, у продолжающей остро-выжидательно прислушиваться Паркинсон вдруг полностью заложило уши. Ее продрогшие трясущиеся ладони, основательно перепачканные сырой травой, землей и черт знает еще чем, тут же взметнулись к ним, безуспешно пытаясь защитить их от того, что неотвратимо проникало в них извне. У нее даже создавалось поразительно-четкое впечатление того, что, прежде чем она временно оглохла, оттуда безудержными горячими потоками захлестала чистая волшебная кровь, старательно промывающая агонирующие ушные каналы. Впрочем, Пэнси была почти что искренне рада этому, потому как больше уже не могла расслышать имени, которое Малфой неистово-яростно рокотал во всклокоченный каштановый затылок, тем самым безбожно распугивая всю земную и озерную живность в радиусе, скорее всего, исчисляемом в нескольких милях, тогда как даже ни разу не вздрогнувшая Грейнджер лишь раздраженно поморщилась и прикрыла веки, видимо, будучи более не в силах скрывать собственное истомленное бессилие.       Паркинсон, практически следуя ее заразительному примеру, тоже закрыла свои давно выплаканные глаза. Пэнси не представляла, сколько времени прошло прежде, чем она открыла их вновь. Во всяком случае на осиротелом берегу, укрытом непроглядно-черным покрывалом осенней ночи, никого уже не было. До сих пор накрапывающий дождь услужливо смыл все следы пребывания Малфоя и Грейнджер, которые, взявшись за руки, неспешно удалились по направлению к замку. Громко шмыгающей заложенным носом и брезгливо отряхивающейся слизеринке хотелось верить, что их здесь никогда не было, но… К ее злопамятно-мстительному счастью, она никак не могла об этом забыть, потому что набатоподобное раскатистое эхо, безвылазно застрявшее в ее черепной коробке, все еще фанатично-преданно голосило: «ГЕРМИОНА-ГЕРМИОНА-ГЕРМИОНА». Тем не менее, вычистившая свою заляпанную грязевым месивом мантию и сообразившая наколдовать себе приличный волшебный зонтик Паркинсон больше не собиралась убиваться по Драко ни одного дня отпущенной ей жизни. Потому что он умер, а она — по-прежнему жила. И, между прочим, могла зажить гораздо лучше, справедливо расквитавшись и навсегда покончив с порочащим ее «любовным» прошлым. Как? М-м-м… Например, анонимно сообщив некому Маркусу Ульриху, который совершенно случайно являлся лидером кучки свирепствующих нечистокровных анархистов-убийц, что Пожиратель Смерти Драко Люциус Малфой, чья преподло-ублюдочная персона ему наверняка чрезвычайно интересна, периодически покидает пределы такого защищенно-безопасного Хогвартса. И… Если один цинично позабытый, равнодушно игнорируемый и вообще никем не замечаемый информатор как следует постарается, то сможет достоверно-точно уведомить его еще и о том, когда это произойдет в следующий раз…

* * *

      На дворе стояла глубокая беззвездная ночь, бессловесная тишина которой нарушалась лишь глухим постукиванием дождевых капель по старой прохудившейся крыше ветхого дома с немыслимым количеством пристроев. Казалось, что все его многочисленные обитатели уже давным-давно забылись беспокойным сном из-за тревожного завывания ветра за окнами. Однако это было совсем не так, ведь, по крайней мере, в одном из них все еще горел тусклый лучик световых чар, целенаправленно разрезающий ночную мглу. Эти неясные блики замедленно плясали в мутных стеклах круглых очков, из-под которых мрачными, почти зловещими огоньками поблескивали выразительные зеленые глаза. Они, не мигая, вглядывались в подсвечиваемые наконечником волшебной палочки маленькие точки на Карте Мародеров, которые в данный момент находились в одной из комнат Башни Старост на минимальном расстоянии друг от друга. По правде говоря, они были так близко, что практически сливались в одно-единое целое на этом старом жухлом пергаменте. Так, будто бы улеглись спать в одной кровати гораздо раньше обычного, что… Было совсем неудивительным, ведь сегодня у них выдался довольно насыщенный день! Они и уроки посетить успели, и в теплицы сходить, и в туалет Плаксы Миртл зайти, и на поле для квиддича заглянуть, а потом и на Черное Озеро наведаться! Сильно припухшие и крайне воспаленные слабовидящие очи были прекрасно осведомлены об этом по одной простой причине: они устремлялись на Карту Мародеров всякий раз, когда у их обладателя выдавалась свободная минута — то есть в коротких перерывах между выслеживанием временно-успешно скрывающегося от Аврората Ульриха. Иными словами, достаточно часто для того, чтобы иметь точное представление о практически каждом передвижении Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя…

* * *

      In This Moment — «Whore».