Грязь

      Пасмурная королева величественно восседала на своем импровизированном троне из черного короля и периодически окидывала доску почти что полусонным скучающим взором. Она никак не могла разглядеть на ней достойных оппонентов, в связи с чем и впрямь начинала полагать, что все это клетчатое черно-белое пространство рано или поздно будет принадлежать ей одной. Во многом тому поспособствовали другие шахматные фигуры, прочно занявшие свои почетные места подле нее: это был вышеупомянутый и беспрерывно ластящийся к ней черный король и по-прежнему далекосмотрящая черная королева, то и дело услужливо нашептывающая посеревше-белому ферзю на ухо, как и куда ему лучше всего ходить по доске. Из-за этого никто поначалу даже не заметил, что черный конь, до этого момента остававшийся полностью парализованным в противоположном конце игрового поля, начал едва заметно шевелиться. Не придавшая этому должного значения королева «белых», разумеется, была осведомлена об его присутствии, но это ее мало тревожило в виду того, что он уже давно был окружен многочисленными пешками и не мог сдвинуться с места. Однако если бы она не сделалась такой самоуверенной, то непременно еще раз детально ознакомилась бы с шахматными правилами и вспомнила о том, что фатально недооцененный ею коварный черный конь являлся поистине уникальным соперником, который мог с легкостью перепрыгивать через любых других участников сражения, а еще, помимо всего прочего, создать опаснейшую «вилку» (заведомо проигрышная ситуация с практически неизбежными потерями, когда под удар попадает две или более фигур одновременно).       В школьном Больничном крыле всегда стоял какой-то легкоузнаваемый специфический запах. Эта причудливо-экзотичная ароматическая смесь, состоящая из бесчисленного количества лечебных настоек, целебных экстрактов и высушенных горьких трав разительно отличалось от того, чем воняло пахло в Мунго. Она не вызывала пугающе-стойких ассоциаций с холодным потом, реками крови и нестерпимой болью. Скорее… С неисчислимыми, но, что самое главное, совсем не смертельными спортивными травмами, которые неугомонные мальчишки неизменно получали во время игры в свой фанатично обожаемый квиддич, будь он неладен!.. В связи с этим брезгливо воротить нос от этих лекарских «благоуханий» совсем не хотелось, даже наоборот — Гермиона была совсем не прочь вдохнуть их поглубже, так как теперь они почему-то придавали ей гораздо больше уверенности в завтрашнем дне, вернее, в том, что он вообще наступит. Впрочем… Вполне возможно, что главной причиной этого мнимого внешнего спокойствия была непревзойденно-неподражаемая мадам Помфри, которая, будучи одной из самых недооцененных магических целительниц во всей Англии, продолжала усердно трудиться на благо Хогвартса и всех его ныне немногочисленных студентов.       Ввязываться в очередную безумную авантюру совместно с Гарри и Рональдом было куда проще, зная, что потом о тебе хорошо позаботятся в медпункте… Да, были времена! Я большую часть второго курса провела здесь, на этой вот самой кровати!..       Гермиона робко сидела на скрипучей железной койке, зачем-то неосознанно прикрывая колени руками и стараясь казаться как можно мельче, тише и неприметнее. Помимо этого, она с малоуспешным усердием делала вид, что уныло-осенний пейзаж за закрытым окном лазарета ей до невероятия интересен. От белоснежного накрахмаленного белья буквально веяло сияюще-свежей чистотой, что было совсем неудивительным, ведь у до зацикленности педантичной мадам Помфри с поддержанием идеального порядка в ее больничной обители всегда все было очень строго, а уж после того, как она обзавелась сразу же полюбившейся ей прилежно-старательной помощницей!.. Кстати, о неизменно вездесущей Нарциссе… Она, разумеется, тоже присутствовала здесь: удобно устроилась позади Гермионы на той же самой кровати и была крайне занята тем, что с кропотливым усердием расчесывала густые каштановые волосы Старосты Девочек своим широким гребнем с редкими зубьями, что-то тихо и неразборчиво констатируя себе под нос. Ее незаслуженно-горячо любимый и единственный отпрыск, имевший вид не просто опечаленно-задумчивый, а откровенно хмурый, стоял чуть поодаль, засунув руки в карманы слизеринской мантии и нетерпеливо выстукивая какую-то тревожную мелодию носком своего начищенного ботинка. Что же до самой сверхтактичной властительницы всея Больничного крыла, то, закончив привычный профилактический осмотр пострадавшей ноги Героини Войны и оставшись несколько недовольной им, она удалилась в подсобные помещения, чтобы отыскать ультрамощное противопростудное средство в своих оскудевших врачебных запасах:       — Вы безрассудная упрямица, мисс Грейнджер, раз настырно продолжаете подвергать свой истощенный организм чрезмерным нагрузкам!..       Ну, что вы, мадам Помфри! Какие еще чрезмерные нагрузки? Два часа носиться за Малфоем вокруг замка под проливным дождем — всего лишь легкая прогулочка на свежем воздухе, оказавшаяся столь полезной для моего здоровья…        Как и заранее предвидела Гермиона, все прошедшие выходные они действительно провели в постели, изо всех своих истощенных сил стараясь воспрепятствовать тому, чтобы их фактически расплавленные высоченной температурой воспаленные мозги не вытекли на подушки прямо через чистокровные и не очень уши. Когда они до полусмерти измотанно-уставшие, обморочно голодные и промерзшие до самых костей с неимоверными усилиями, наконец, доползли до своей башни (и большое спасибо Малфою за это: большую часть обратного пути до Хогвартса она фактически провисела на нем…), там их уже вовсю поджидала не находящая себе места переполошенная миссис М., не преминувшая устроить им обоим основательную головомойку в своем типичном негодующе-заботливом стиле: «Шляетесь неизвестно где, а у матери тут сердце останавливается!». Впрочем, довольно быстро сменив свой гнев на милость, Нарцисса в приказном марш-в-кровать-порядке заставила Старосту Девочек улечься в постель и незамедлительно принялась отпаивать ее литрами принесенной из медпункта бодроперцовой настойки. Наверное, если бы не это, все и впрямь могло закончиться обширной двусторонней пневмонией с трагически-летальным исходом. Для Героини Войны, по крайней мере, ибо завидно жизнестойкий слизеринец, точно так же, как и она сама, всерьез размышляющий над составлением пустого завещания еще субботним утром, к вечеру того же дня чувствовал себя вполне удовлетворительно-сносно за исключением, разве что, надсадного сухого кашля и остаточного легкого насморка, из-за которого…       Его застрявшая на безнадежном повторе мило-гнусавящая «пластинка» а-ля «скажи, что ты моя девушка в миллион-первый-раз» почему-то раздражала далеко не так сильно, как могла бы. Гермиона терпеливо говорила то, что он хотел от нее услышать. Твердила это безучастно-автоматически и ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы Драко сострадательно подарил ей хотя бы несколько минут спасительно-безмолвного забытья, благодушно не пускаясь в весьма длительные и обстоятельные рассуждения на тему их серьезных(!), сердобольную его матушку, отношений. Они изобиловали такими высокопарными умиляюще-любовными признаниями и возвышенно-амурными излияниями, что кто-нибудь навроде все той же Демельзы Робинс с большой долей вероятности скончался бы прямо на месте от тяжелейшего передоза слащавых сантиментов. Гермиона же, чья истлевающая гриффиндорская душа в какой-то степени действительно была «сухая, как страницы учебников, к которым вы привязаны навсегда…», стоически переносила все это, не воспринимая и трети всего услышанного, периодически с неподдельной радостью проваливаясь в собственный лихорадочно-горячечный болезненный бред, в котором ей почему-то являлось ужасающе изуродованное одутловато-синюшное лицо бездыханного Криви. Он был бледен и искалечен настолько, что адски-убедительно казался… Мертвым.       Пока она невольно купалась в своем полусонном кошмаре из пугающих мысле-образов, соображающий гораздо-гораздо лучше нее Малфой решил не упускать повторно выпавшей ему возможности воспользоваться ее почти невменяемо-беспомощным состояниям. Гермионе, совершенно не отличающей сон от яви, виделось, слышалось и чувствовалось самое разное, и после того, как она очнулась следующим утром, у нее не было никакой уверенности в том, что было на самом деле, а что — нет. Вроде бы ей удалось припомнить неказистый рисунок каменной кладки стены, собственную бессвязную чепуху о так и невыполненном домашнем задании и… Чьи-то ладони. Неистово пылающие, они неустанно-беспрепятственно скользили, ползали и елозили по всему ее застуженному телу, свободно и безнаказанно проникая под ткань пижамы и касаясь оголенной прохладной кожи. Казалось, что они были везде и всюду, причем одновременно. Поначалу она неосознанно стремилась поймать их и оттолкнуть от себя, но эти загребуще-алчные руки были намного сильнее, проворнее и настойчивее ее собственных (она пыталась ловить их где-то внизу своего живота, а они уже успевали переместиться на ее обнаженную грудь) и вряд ли бы отцепились от нее даже в том случае, если бы над ними недвусмысленно занесли увесистую средневековую секиру с острозаточенным лезвием, способным запросто разрубить человеческий волос. А еще… Староста Девочек точно слышала свое имя много-много раз подряд и запомнила это только потому, что оно еще никогда не звучало так пошло, грязно и незнакомо, и когда это приглушенно-сдерживаемое подобострастное нашептывание, наконец, прекратилось, по ее неприкрытой так удачно задравшейся пижамой пояснице вдруг разлилось что-то странно-горячее и подозрительно-липкое…       — Вроде бы уже хватит, Нарцисса! — несколько нервозно заметила Героиня Войны, зачем-то опять оправляя три секунды назад одернутую юбку и обращаясь ко все еще увлеченно-вдохновенно возящейся с ее непослушными локонами миссис М. Мерлин, ну, в самом деле? Сколько еще можно было их вычесывать? Гермиона никогда в жизни не понимала женщин, беспрекословно готовых жертвовать часами драгоценнейшего свободно-личного времени на… прическу и все такое прочее. Конечно же, никто не был обязан уподобляться ей, чтобы с нескрываемым отвращением рассматривать себя в зеркало по утрам в смежной ванной не-более-пяти-минут, но… По ее некомпетентно-скромному конкретно в этом вопросе мнению, столь ревностное и продолжительное орудование расческой вполне могло стать причиной образования большущих залысин на голове, да и вообще… А если кто-то из посторонних прямо сейчас войдет в полупустующий школьный лазарет? Этих загадочно-выразительных взглядов, периодически бросаемых на них троих по обыкновению скупой на проявление любых эмоций мадам Помфри, было уже предостаточно… — Вам так не кажется?..       О, да-а-а-а-а... Перед глазами животрепещущая картина маслом: воодушевленная Нарцисса с неподдельной гордостью объявляет своей новой приятельнице Поппи о том, что ее ненаглядный сыночек, наконец, сошелся с… Да, в принципе, можно смело называть любой титул на выбор, так как все они хорошо узнаваемы… А потом заговорщицки добавит от себя, что это еще неизвестно, кому из нас двоих повезло больше, ведь ее Дра-коч-ка такой замечательный: красивый, умный, любит маму…       — Уже почти, — любезно проворковала в ответ миссис Малфой, не отрываясь от своего захватывающего занятия. Вообще, по всей видимости, у этой чистокровной семейки имелся какой-то ярковыраженный «пунктик» по поводу волос гриффиндорки. Драко, сравнительно недавно псевдогорестно жалующийся Гарри на «лохмы, которые повсюду», тоже уделял им повышенно-нездоровое внимание. Разумеется, никаким гребнем, в отличие от своей дражайшей матушки, он не пользовался, зато при любом удобном случае с неизменным постоянством запускал свои длинные и цепкие пальцы в ее пышную шевелюру. Пожалуй, одно из наиболее излюбленных уединенно-вечерних развлечений неутомимого слизеринца заключалось в том, чтобы со старательной бережностью наматывать на костяшку какую-нибудь выбивающуюся из-за уха волнистую прядь и легонько оттягивать ее до тех пор, пока за этим не последует хоть какая-нибудь ответная реакция. Временами Гермиона не на шутку озлабливалась, порой — показательно игнорировала, а иногда — злобно игнорировала, тем не менее, позволяя мальчику с острейшим дефицитом ЕЕ внимания в очередной раз отвлечь себя от… Чем бы она там ни занималась!.. — Потерпи еще немного.       Не отворачиваясь от окна, Староста Девочек невольно скосила глаза вбок и увидела, что Малфой уже успел по-барски усесться на соседнюю койку и теперь с едва сдерживаемым беспокойством остервенело ерзал на ней. Она не знала точной причины его волнообразно нарастающей «скрытой» тревоги, из-за чего по ее спине уже не в первый раз пробегал противно-жутковатый холодок. Да, поддерживать видимость неудовлетворительного подобия гордой осанки, когда непозволительно ссутулившиеся плечи частенько передергиваются — весьма и весьма хлопотно, тем не менее Гермиона упорно продолжала делать это. Сейчас ей было совершенно невдомек, чего именно так боится Драко, но очень хотелось верить, что именно безжалостного карающего воздаяния за несанкционированное распускание рук! Хотя… В действительности гриффиндорка собиралась отказаться от незапланированного возмездия по очень многим «потому». Во-первых, она самолично облажалась со всей этой дурацкой ситуацией с Деннисом: вместо того, чтобы поторопиться обратно в замок в гордом одиночестве сразу же после окончания отборочных, как и наобещала кое-кому, ей вдруг захотелось вспомнить о том, какая-она-вся-из-себя-Героиня. Во-вторых, прекрасно осознавая, как сильно опростоволосилась, Гермиона решила снова отыграться на беспомощно-беззащитном перед ней Драко, чересчур бурное, но отчасти обоснованное нелепое негодование которого можно было оперативно погасить бесхитростным, но безотказно-проверенным методом под названием «дыхание рот в рот»… В-третьих, когда до нее, похоже, окончательно опьяненной прак-ти-чес-ки ничем не ограниченной властью над разнесчастным Малфоем, наконец, дошло, что в следующей раз они вполне могут увидеться уже только на его похоронах (если после встречи с «Маркусом и компанией» от него останется хотя бы малюсенькая горсточка аристократического пепла…), ей вдруг отчетливо показалось, что…       — Ох, мисс Грейнджер! Вот вы где! А я опять вас по всей школе разыскиваю! — гребенка в аккуратно собранных пышных волосах Старосты Девочек мгновенно замерла, а мраморно-белые ладони Драко, который наверняка не переставал убийственно сокрушаться (благо, преимущественно про себя, иначе она бы не вынесла…) по поводу того, что так и не побывал на прелюбопытнейшей экскурсии в Тайной Комнате, мгновенно сжались в мелко дрожащие кулаки. Конечно же, они с Нарциссой все еще пребывали в оптимистично прогнозируемом и надежно оберегаемом неведении, в отличие от самой Гермионы, которая совсем недавно окольными путями сумела обрести кое-какую осведомленность. Ей, в отличие от обоих Малфоев, не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, что в Больничное крыло только что на всех парах влетела профессор Макгонагалл и остановилась прямо в дверях. По еще более неприятному дребезжанию ее строго-сухого голоса можно было легко догадаться о том, что она запыхалась и взволнована настолько, что даже не может не демонстрировать этого окружающим. — Вы должны немедленно пойти со мной! Поторопитесь, я освобождаю вас от оставшихся занятий!..       Что ж… Почти вовремя.       Медленно оборачивающаяся Гермиона, волею зигзага судьбы имеющая частичное представление о том, что здесь на самом деле происходит, старалась ничем не выказывать этого. О, она была в курсе, что они явятся за ней уже сегодня. Министерство… Не заставило ждать своего эффектного появления на и без того уже переполненной амбициозно-пронырливами фигурами шахматной доске. Почему Гермиона была так твердо уверена в этом? Потому, что не далее, как этим утром за завтраком в Большом зале с ней внезапно приключилось престранно-неординарное происшествие. По-прежнему опасно температурящая со всеми вытекающими последствиями (свинцовая голова, ужасная ломота во всем теле и высочайшая вероятность захлебнуться мокротой из собственных легких), но, тем не менее, относительно вменяемая Староста Девочек решила, что еще одни бесконечные сутки в удушающе-напористых объятиях сладострастного слизеринца она попросту не вытерпит, а потому они, хоть и при полном обоюдном отсутствии энтузиазма, но все же потащились на уроки. Уже привычно и без всякого стеснения восседая за их персональным обеденным столом, когда-то принадлежавшем целому факультету (за него, к слову, почему-то вообще никто не садился кроме них с Драко и Нарциссы, которая временами изъявляла желание трапезничать вместе с ними), Гермиона краешком глаза отметила, что в этот раз регулярную почту Джинни принесла не семейная Стрелка, а какая-то другая почтовая сова. Судя по всему, ей эта неприметная быстрокрылая птица тоже была совершенно незнакома, так как Уизли выглядела очень удивленной и даже немного растерянной. Префект Гриффиндора быстро вскрыла полученный конверт, достала ничем не примечательный на вид листок бумаги, шустро изучила то, что там было изложено, а потом…       Гермиона поняла то, что… Все. Просто все. Потому что, едва закончив свое лихорадочное скорочтение, Джинни тут же уставилась на нее скругленными глазами размером с суповые тарелки из самого роскошного подарочного сервиза миссис Уизли. Досидеть до конца завтрака с каменно-непринужденным лицом, попутно пропихивая в сводимый судорогами от нестерпимой тошноты желудок первую попавшуюся под руку еду, при этом не до конца пропуская мимо ушей невинную болтовню Малфоя про «а ты уже достаточно хорошо себя чувствуешь для-чего-то-там», чтобы реагировать на него хотя бы рефлекторно, было невероятно-запредельно сложно, но она все-таки справилась с этим. Когда Джинни, не перестающая очевидной всем «украдкой» кидать ей чудовищно-многозначительные взгляды, поднялась из-за совместного гриффиндоро-пуффендуйского стола, Гермиона автоматически сделала то же самое, так и не донеся до своего рта последнюю ложку с какой-то остывшей кашей (она абсолютно не чувствовала вкуса еды, причем наверняка не только из-за болезни…) и, не мешкая более ни секунды, двинулась вслед за ней к выходу. Где ее лучшая(?) подруга, весьма преуспевающая в таком агрессивном мужском спорте, как квиддич, вдруг намеренно-случайно задела ее не по-женски крепким плечом так, что Староста Девочек не только выронила схваченную впопыхах сумку с учебниками, но и отлетела на добрых парочку метров прямо в… Впрочем, совсем несложно догадаться, кого. Того, кто практически везде и всюду с отъявленно прогрессирующей навязчивостью вновь неотступно следовал за ней по пятам. Пока опасно-озадаченный этой непонятной ситуацией Малфой, молниеносно выбесившийся так, словно это не Гермиону, а его Слизеринское Величество (о, Салазар, какая трагедия!..) задели, что-то громогласно ревел в духе «Смотри, куда прешь, Рыжая!!! Врожденная косолапость не оправдывает…» на весь Большой Зал, Староста Девочек прытко кинулась вниз подбирать рассыпавшиеся по полу школьные принадлежности и заметила среди них… То самое таинственное послание, которое преспокойно дожидалось своего часа в увесистом практическом пособии по травологии (куда было неаккуратно запихано чуть ли не со скоростью света) до тех самых пор, пока она не прочла его в закрытой кабинке работающего женского туалета спустя два урока, предварительно забаррикадировавшись на десяток мощнейших запирающих заклятий:       «Срочно передай это ей так, чтобы он ни в коем случае не увидел и ничего не заподозрил! Никому об этом не рассказывай! Ни о чем ее не расспрашивай!!! (последние слова были сердито подчеркнуты тремя жирными линиями, а далее с пропуском абзаца, по всей видимости, для четкого обозначения кому-что адресовано, размещался небольшой, но крайне содержательный кусочек текста).       Вчера поздно вечером одна наша общая чистокровная знакомая вышла из отчего дома, но так и не вернулась. На данный момент числится без вести пропавшей, но, скорее всего, уже мертва. Мин Они хотят, чтобы эта информация была правильно представлена в газетах и по радио, поэтому придут в школу за тобой. Сегодня! Поговаривают, что Равелин прибудет лично!       Еще наши расшифровали кровавые «руны». М. У. требует выдать всю драконью семью в полном составе, иначе обещает ужесточить террор. Главные пока против этого, но у нас внизу уже начали ходить слухи о возможной предстоящей ловле на живца… М.У. как будто неуловим, мы все гоняемся за призраком.       Прости, что не отвечал. И за то тоже прости. Это случайность!       Ты была права насчет них! Никому не верь на слово и, прошу, будь осторожна!       Письмо уничтожь!       

P.S. Если Мал он (в этом месте пером орудовали столь яростно, что несчастная скомканная бумага слегка порвалась) хоть как-то посмеет обидеть… Я всегда рядом. Сохатый».

      После прочтения послание-предупреждение, написанное знакомым мучительно екающему сердцу размашисто-корявым почерком Гарри на самом простом пергаменте без каких-либо опознавательных знаков, благополучно смылось в унитаз и отправилось во всех смыслах затягивающее путешествие по ничуть не волшебной хогвартсовской канализации, а Героиня Войны страстно-дико жалела только о том, что не может последовать за ним, так как чисто физически не пролезет в чертову трубу…       — Добрый день, директор Макгонагалл! А это не может немного подождать? — пока еще ни о чем не подозревающая Нарцисса грациозно-неспешно поднялась с кровати, издавшей протяжное режущее слух скрипение, и, оставив расческу на покрывале, манерно сложила руки за спиной. Это была теперь уже так хорошо известная Старосте Девочек холодно-учтивая поза, которую миссис Малфой частенько принимала, когда сталкивалась с необходимостью вынужденно контактировать с теми, кто был ей до крайней крайности неприятен. Между тем Гермиона, осторожно выглядывая из-за статной чистокровной волшебницы, нерешительно смотрела на исподлобья уставившуюся на них Макгонагалл с немного съехавшей набок остроконечной шляпой, Так, будто бы Нарцисса и вправду могла хоть как-то защитить ее от всего того, что вскоре начнется… Гриффиндорка, сама того не желая, угодила в гигантский кухонный комбайн, немилосердные ножи-лопасти которого вот-вот должны были прийти в движение и мелко перемолоть ее в жиденькую кровавую кашицу вместе с Малфоями. — Осмелюсь заметить, что вы нашей девочке проходу не даете своими нескончаемыми поручениями!       — Боюсь, что нет, миссис Малфой. Несказанно рад встрече с вами, кстати, — низкий благодушно-размеренный голос, который после небольшой паузы послышался вслед за протестной репликой Нарциссы, заставил инстинктивно вздрогнуть, кажется, абсолютно всех присутствующих без исключения (даже невозмутимую мадам Помфри, как раз выходящую из своих личных покоев с какой-то запыленной темной склянкой в руках). Внутренне предельно напряженной и сосредоточенно-собранной Золотой Девочке было невыразимо трудно представить, что когда-то давно этот густой зычный бас действительно мог обнадеживать даже в критически опасных ситуациях. Гарри один раз даже признался ей в том, что рядом с Кингсли ему отчего-то всегда становилось гораздо спокойнее. Сейчас это казалось до нелепости смехотворной иронией, но, даже будучи почти общепризнанной Героиней Войны, Гермиона не могла позволить себе непочтительно-гадко расхохотаться в непосредственном присутствии действующего Министра Магии Англии… — Выглядите просто изумительно, впрочем, как и всегда!       — Здравствуйте, мистер Бруствер! — деланно-радостно, но в меру удивленно воскликнула Гермиона, чтобы это не показалось в худшем случае дешевым притворством, а в лучшем — отвратительной актерской игрой. Все должно было выглядеть максимально естественно, ведь она — застенчивая Героиня Войны и прилежная Староста Девочек, которая почтительно вскакивает с кровати (в отличие от некоторых, нехотя поднимающихся с нескрываемой неприязнью на кривящемся бледном лице), чтобы выказать свое прямо-таки безграничное уважение самому главному чиновнику во всей Британии. Бросившей на нее быстрый пронзительно-колкий взгляд Нарциссе, которая от такой неожиданности даже проигнорировала эту формальную бесхитростную любезность, потребовались какие-то жалкие доли секунды на то, чтобы с полной ясностью осознать, что тут активно заваривается какая-то чертовщина, а ее… Кто? Хм… Неназванная невестка? Или кто поближе?.. В общем и целом, миссис М. мгновенно стало известно о том, что Гермиона прекрасно проинформирована о происходящем, но при этом Малфоев известить об этом так и не утрудилась. — Или теперь вы, сэр, предпочитаете более официальные обращения?       — Можно и без строгой субординации, мисс Грейнджер! Мы с вами так давно не виделись! Эх, как же вы все быстро растете!.. — добродушно и будто бы совершенно беззаботно рассмеялся Кингсли, обнажая свои крупные белоснежные зубы, которые очень ярко и резко контрастировали с его темной кожей. Одним вежливым жестом он деликатно потеснил в дверях нервозно сминающую в руках какие-то свернутые в трубочку пергаменты профессора Макгонагалл и быстро вошел в удивительно притихший лазарет. Судя по всему, новому Министру Магии явно пришелся по душе шутливо-детский реверанс, который взволнованная и несколько смущенная (естественно, для своей личной трагикомедии…) Староста Девочек сделала с упором на все еще больную правую ногу, чтобы выразить ему дополнительное почтение. Тот самый Равелин, как в свое время конспиративно прозвали Бруствера в «Поттеровском дозоре», сделал широкий шаг по направлению к ней и недвусмысленно выставил руку вперед, как бы невербально приглашая ее пройтись с ним, что называется, «под локоток». — Не угодно ли вам, юная леди, отправиться в Министерство вместе со старым другом и кое-что обсудить с ним с глазу на глаз, если вы, конечно, не возражаете?..       Как будто у меня есть выбор…       — Разумеется, министр! Почту за честь!       — Стой, Грейнджер, не так быстро!..       — Пожалуйста, дайте нам всего одну минуту, мистер Бруствер!       И снова они трое заговорили одновременно, прямо как тогда, на маленькой непритязательной кухне обветшалого загородного дома. На пути у не желающей вообще ничего и никому объяснять Гермионы, торопливо двинувшейся к выходу из Больничного крыла, вдруг выросла жутко встревоженная, но, разумеется, не выдающая этого никому из окружающих Нарцисса, а увлажнившаяся от ожесточенно-смятенных переживаний рука гриффиндорки тут же оказалась крепко-накрепко зажатой в мужской ладони, которая, кажется, не имела абсолютно ничего общего с похотливой плотью и чистейшей кровью: она была больше похожа на ледяные тиски, угрожающие ее кисти последней стадией обморожения. Незначительно повышенные, но от того не менее возражающе-возмущенные голоса матери и сына слились воедино и прозвучали почти синхронно, мгновенно теряясь в закоулках почти опустошенного медпункта. Впрочем, как и досадливо-негодующее хмыкание Макгонагалл, которая, кажется, собиралась демонстративно закатить глаза, но в присутствии Кингсли все же решила воздержаться.       — Заставлять Министра ожидать в коридоре! Неслыханно!.. — черство и крайне неодобрительно изрекла профессор Трансфигурации после того, как совершенно не смутившийся и нисколько не оскорбившийся Бруствер благосклонно кивнул им троим на прощание и довольно проворно для своего высоченного, почти что двухметрового роста покинул помещение. Судя по всему, полуриторическое замечание-тире-наблюдение поджавшего губы декана Гриффиндора не требовало никакого ответа, который, к слову, никто давать и не намеревался. Опечаленно-тяжело вздохнув, профессор Макгонагалл приосанилась и торопливо направилась вслед за Кингсли, но уже прямо в дверях столкнулась с зачем-то изрядно спешащей в медпункт Паркинсон. Та быстро пробурчала какие-то невнятно-неискренние извинения и, почти буквально уронив свои маленькие злобно-внимательно блестящие глазки куда-то вниз, в пожарно-спешном порядке проследовала вглубь лазарета, при этом, сама того не замечая, кощунственно наследив почти на всем пути своего скорого следования — ее черные лакированные туфли на экстремально высоких каблуках будто бы нарочно извозили в густой болотистой грязи зелено-коричневого оттенка.       Хм, весьма любопытненько… На шпильку даже накололся кусочек шляпки прыгающей поганки. Она что, ходила в Запретный Лес посреди учебного дня? Для чего?.. Как жаль, что упомянутая Гарри в письме «общая чистокровная знакомая» оказалась не тобой, Пэнси… Не то чтобы я желала тебе смерти, но горевать о твоей преждевременной кончине точно не стану …       — Уверена, что все будет именно так, как вы и предвидели, Нарцисса. Они попытаются сыграть на моих дочерних и… других чувствах. Не думаю, что меня задержат надолго, — размышлять о пространственных перемещениях слизеринки-неудачницы, которая в последние дни как-то уж чересчур активно крутилась вокруг нее и Малфоя, явно что-то намеренно вынюхивая-разнюхивая, сейчас было некогда, а потому Гермиона решила попытаться перехватить инициативу, видя в этом единственно-возможный выход из сложившейся ситуации. Она начала приглушенно шептать какую-то, как ей самой казалось, аргументированно-успокоительную ерунду, предназначенную в первую очередь для миссис М., которая не сводила с нее своих настороженно-бдительных глаз, ибо была стопроцентно уверена в том, что для того, чтобы благополучно уйти отсюда, ей нужно во что бы то ни стало успокоить именно ее, а она, в свою очередь, сумеет худо-бедно приструнить выходящего из себя Драко. — Через пару часов вернусь назад. А вы пока… Присмотрите друг за другом, ладно? Лучше побудьте вдвоем и запритесь в Башне до моего возвращения…       — Грейнджер, ты же не стала бы ничего от меня скрывать?.. Ничего важного, да?.. — Нарцисса уже собиралась ответить ей нечто ободряюще-благословляющее, но тут Староста Девочек будто бы по чистой случайности напоролось на въедливо-пристальный взор сумрачных серых буравчиков, от одного вида которых ей тут же захотелось зарыться куда-нибудь глубоко-преглубоко под землю, чтобы хотя бы ненадолго спрятаться от них. Таких вопрошающих, подозревающих, перепуганных и… недоверчиво-доверчивых одновременно. Потому что, несмотря на всю свою недремлюще-острую проницательность, они с потрясающей готовностью обманывались всякий раз, когда ей это было действительно необходимо. Иногда Гермионе казалось, что она и впрямь имеет возможность вероломно и напропалую врать ему о чем угодно, и даже хотелось проверить, насколько далеко ей удастся зайти, но… — Например… Что заранее откуда-то узнала, что они придут?.. Что тебе Пот… Кто-то!.. Даже сообщил, для чего именно… — с околосуеверной опаской проговаривая это, Малфой подступился к ней вопиюще-близко на людях, но в текущих обстоятельствах застывшая Золотая Девочка ничего не могла с этим поделать. Одна его рука по-прежнему ощутимо-сильно сминала безвольную заиндевевшую гриффиндорскую ладонь, а другая — принялась «обниматься» с ее запавшей щекой: большой палец нервно-судорожно гладил высокую выступающую скулу, а остальные, наверное, в тысячный раз залезли в выемку под линией челюсти, заставляя девичью голову приподняться вверх и немного вбок, тем самым не позволяя ей поменять положение. Приятного было очень и очень мало, но в этот раз… Только в этот раз!.. Героиня Войны собиралась беспрекословно-послушно стерпеть такую недозволительную грубую вольность с его стороны, втайне свято надеясь и уповая на помощь Нарциссы. — Мне пох_р, что скажут министерские! Я пойду вместе с тобой!..       Ради Мерлина, миссис М.! Помогите же мне!!!       — Сомневаешься во мне, Малфой? В чем-то подозреваешь? Может, теперь еще заявишь, что я политические заговоры за твоей спиной плету?.. — издевательски-хладнокровно протянула Староста Девочек, уничтожая его своим мгновенно ужесточившимся взглядом. А что еще она могла сказать? Поведать захватывающую до дрожи в коленях историю о том, что Маркус, акромантул его раздери, оставил им с матерью «любовную» записку, в которой зовет на долгожданное кровавое рандеву? Правда, вот незадача, не на бумажке изъяснился, а на изувеченных трупах Гринграссов, с которыми Малфои, хоть и не близко, но все же были знакомы в далеком прошлом. Или, может быть, чистосердечно признаться Драко в том, что в этот самый момент мракоборцы, должно быть, усиленно соображают над тем, стоит ли использовать его семью в качестве пока-еще-живой приманки прямо сейчас или все-таки немного попозже, когда еще кого-нибудь из чистокровных прилюдно четвертуют? О!.. А, может, стоило как бы невзначай сообщить ему, что после ее обращения к прессе, из-за которого добрый-мистер-Бруствер и явился сюда, ужасно ранимый Ульрих может очень сильно огорчиться? Настолько, что не разделившая его нежнейших чувств грязнокровая Героиня Войны стремительно взлетит на первую строчку в его многопунктном «убийственном» списочке, по-хамски обогнав даже самих Малфоев?.. — А как же то самое до-ве-ри-е в наших с тобой серье-е-е-е-е-е-езных превозвышенных отношениях? Или оно у нас только в одностороннем порядке работает?..       — Драко, сколько раз тебе было сказано?! Не наседай на нее зазря! Она знает, что делает! — отрезвляюще-вразумляющее шипение Нарциссы тут же благоприятно подействовало на них обоих: помогло гриффиндорке, наконец, выдохнуть и кое-как высвободить почти полностью атрофировавшуюся кисть. Между тем миссис М. ловко перехватила запястье сына и, насилу отодрав трясущуюся руку Малфоя от онемело-неживого девичьего лица, уволокла ее куда-то вниз, а Староста Девочек без всякого облегчения ощутила, что вновь может вертеть своей головой в разные стороны. По весьма многозначительно-загадочной обезоруживающей улыбке Нарциссы было практически невозможно определить, какие именно она сделала выводы и сделала ли вообще. Ясно было лишь одно: как-либо препятствовать ее отбытию в Министерство она не собиралась. По крайней мере, прямо сейчас… — Деточка, я только хотела напомнить тебе, чтобы ты не забывала мои, с позволения сказать, небольшие наставления. Улыбайся — много, говори — мало… — ласково произнесла Нарцисса самым мягким тоном из тех, которые у нее имелись, попутно еще раз непонятно зачем прихорашивая куда-уж-идеальнее уложенные волосы, отряхивая несуществующие пылинки с отреставрированной ею гриффиндоркой мантии и аккуратно поправляя новенький шейный платок Золотой Девочки (миссис М. сама тактично-любезно одолжила его Гермионе этим утром вместо «некрасивого, безобразного и просто уродливого!» факультетского шарфа, так как на выходных Малфой, помимо всего прочего, облобызал ее многострадальную шею так, что на ней буквально и фигурально не осталось ни одного живого места…). Покончив со всеми этими манипуляциями, Нарцисса отступила назад, оттаскивая увлекая за собой никак не сдающегося и все еще намеревающегося активно сопротивляться Драко. — Никому не показывай, что ты себе на уме! Ах, и… пожалуйста, не забудь сначала удивиться, а потом расплакаться, когда они сообщат о провале с лечением твоих… Грейнджеров. Это очень важно!..       Он как будто специально старается оставить как можно больше отметин на моем теле… Ты так свою территорию метишь, Малфой? Чтобы другие человеческие самцы, случайно забредшие сюда, сразу же узнали о твоем чрезвычайно опасном для них существовании?.. А мы напоминаем, что в прямом эфире увлекательнейшая телепередача под названием «В мире слизеринских животных», а с вами я, ее бессменная ведущая Гермиона Джин Грейнджер…       — Мисс Грейнджер, взывание к вашему благоразумию еще не является лишенным всякого смысла занятием?! Или вы всерьез полагаете, что ваши личные заботы важнее внутренних дел Министерства Магии?!       — В общем, скоро увидимся… — скрипяще-ворчащий голос старухи, вдруг отчетливо послышавшийся из коридора, помог Героине Войны раздраженно выдавить это из себя и порывисто-решительно зашагать к выходу из Больничного крыла. Гермиона гордо прошествовала мимо да-я-уже-почти-привык-ко-всему-этому-Малфоя, провожающего ее тоскливо-потерянным взглядом, к чуть приоткрывшейся двери, причем с таким преувеличенным усердием, что собственные пятки начали нещадно отбиваться о твердые каменные плиты. Нет, она вовсе не собиралась… Еще чего… Целовать его на прощание! Да и вообще… Кажется, это было впервые. За все проведенное вместе время (сперва вынужденно, а вот потом — не очень…) они с ним ни разу нормально не поздоровались и не попрощались так, как это было принято у обыкновенных нормальных людей, коими они оба уже давно не являлись, но, что гораздо более вероятно, вообще никогда не были. Только одна ухитрялась весьма успешно притворяться на протяжении многих лет, тогда как другой изначально предпочитал не скрывать своей истинной натуры.       Ну и? Что еще ты там мог ожидать? «Пока, Драко»? Или еще чего похлеще? Может быть, надо было вообще встать на цыпочки и чмокнуть тебя в щечку при всех? Заруби на своем аристократическом носу, что ты никогда от меня не дождеш…       — Увидимся, любимая…

* * *