Грязь

      Сказать, что запутанно-протяженные подземелья Министерства Магии, в которых временно содержались заключенные, ожидающие судебных заседаний, слыли местом весьма тоскливо-унылым — означало не сказать ничего. Достаточно просторные и хорошо освещенные верхние залы Визенгамота, где проводились как рядовые, так и особо важные государственные слушания, по сравнению с ними казались уютно-теплыми гостиными, в которых усталый путник не без удовольствия отдохнет после долгой дороги, несмотря на наличие заколдованного кресла с цепями на подлокотниках прямо посередине нижней площадки… Охватываемая болезненным жаром вновь поднявшейся температуры, но приводимая в чувство приятным холодом намертво приколдованного к полу железного стула, Гермиона постаралась максимально незаметно сглотнуть и в очередной раз с настороженной украдкой оглядела помещение, в которое Кингсли привел ее всего лишь несколько минут назад, тогда как ей самой казалась, что прошла, по меньшей мере, одна вечность. Это был настолько маленький вонючий закуток…       Да в чем, собственно, дело?! Она же такая вся из себя смелая, и больше не боится называть вещи своими именами, вне зависимости от обстоятельств (пожалуй, единственным исключением-допущением оставалось весьма пространно сформулированное про себя «то, что у нас с Драко»…)! Это была стесненная тюремная камера, предназначенная специально для встреч с узниками. Разумеется, никаких окон, а если бы они и были, то непременно открывали бы живописнейшие виды на… осадочные породы земной коры. Лишь чересчур темная клетка, будучи в которой приходилось изрядно напрягать адаптирующееся ко мраку зрение для того, чтобы рассмотреть незамысловатый серый узор на выщербленных веками каменных стенах. А еще… На общем удручающем фоне заметно выделялась буро-оранжевая стальная решетка, много столетий назад съеденная махровой ржавчиной, которая делила и без того не отличающуюся простором гнетуще-душащую «комнату» на две равные половины. Одну из них занимал визитер, другую — очевидно, тот, к кому он наведался. Здесь настолько сильно несло заплесневело-вспрелой сыростью (практически все углы темницы поросли густым черным мхом, который, кажется, местами даже шевелился…), что Староста Девочек всерьез опасалась скорого заселения целой колонии тлетворных спор в свои фигурально захлебывающихся этими отвратительно-гнилостными запахами легкие.       Не хватало еще подцепить тут что-нибудь!.. Поговаривают, что в Азкабане намного хуже… Охотно верю! Дементоров ведь до сих пор так и не отозвали…       Не то чтобы ее так сильно пугала перспектива лично повидаться с Малфоем Старшим с минуты на минуту… Она ее попросту ужасала. По многим объяснимо-необъяснимым причинам. В конечном итоге именно освобождение Люциуса со всеми сопутствующими обстоятельствами и отложенными последствиями было и оставалось ее первейшей, главнейшей и важнейшей целью на протяжении нескольких последних месяцев. В сущности, косвенно-прикосвенно, но именно благодаря ему Грейнджеров разыскали и благополучно доставили в Мунго. Благодаря ему и веками неоскудевающим несметным богатствам Малфоев два фаната австралийских кенгуру, возможно, когда-нибудь снова смогут стать мамой и папой. Благодаря ему же растрескавшиеся потолочные плиты перестанут крошиться и обваливаться ученикам за шиворот прямо во время занятий, и это коснется не только Хогвартса, но и всего того, что нуждалось в восстановлении после непродолжительного властвования Волан-де-Морта. Наконец, долгожданное появление Люциуса в их обреченной абсурдно-белибердовой юмореске… Должно было как-то повлиять на Драко. Не нужно было иметь ученую степень в маггловской психиатрии, чтобы со всей ясностью осознавать, что именно отец, предположительно, до сих пор являлся ключевой фигурой в его непутевой жизни! Несмотря на то, что практически все расставленные ими обоими акценты резко сместились на диаметрально противоположные, гриффиндорка все еще была настроена смехотворно-оптимистично и предпочитала рассчитывать на то, что с физическим возвращением Люциуса… Нет-нет-нет! То самое «как раньше» уже, разумеется, никогда не вернется, и пренаивно-свято уповать на эту слабоумную глупость далее было попросту неразумно-опасным. Но! Малфою Младшему могло хоть немного… полегчать. На большее она и надеяться не смела. Почти…       Кто у нас неисправимая самонадеянная идиотка? Правильно! Ты, Гермиона! Потому что на самом деле его отец никуда не уходил и постоянно присутствовал рядом с ним! В твоем лице…       Новая околошизоидная, почти что конспирологическая психологическая теория Старосты Девочек имела под собой весьма прочные основания-обоснования. Несмотря на ярковыраженную склонность к бахвальству, Драко с нескрываемой неохотой и крайним неудовольствием рассказывал о самом себе, при этом старательно избегая очевидно-животрепещущей для него темы раннего детства, в связи с чем в данном вопросе Гермионе приходилось полагаться исключительно на урывочно-восторженные воспоминания Нарциссы. Судя по ним, ее ненормально-обожаемый сын начал бредить своей первой мальчишеской мечтой — стать спортивной звездой мировой величины (что, кстати, однозначно подтверждалось как-то раз вскользь оброненной репликой в духе «Ну, я просто очень хотел играть в квиддич…») — еще до того, как ему разрешили взять в руки его первую метлу. При этом не в меру сурово-строгий папочка заранее решил, что у его нерадивого и малоперспективного первенца только одна дорога, пролегающая прямиком в большую политику. Вместе с тем, судя по тому, как Малфой Младший архинелестно отзывался о «министерских кабинетных крысах, поочередно вылизывающих друг другу очко сразу после высера очередного дебильного закона», вероятность такого непривлекательного будущего вряд ли приводила его в неописуемо-бурный восторг, но…       Детская психика, прямо как качественный маггловский пластилин, на который не пожалели денег, пластична и податлива, благодаря чему из нее можно вылепить практически все, что угодно. При условии, что скульптор достаточно опытен и знает, что делает. Однако из хладнокровного и расчетливого, но крайне несдержанно-жестокого Люциуса получился так-себе-ваятель. Из-за него «исторически» сложилось так, что Драко действительно не знал себе отказа практически ни в чем, а огроменный круг его вольностей неуклонно стремился к бесконечности, но… Он совершенно не распоряжался собой. Нет, не в том самом приземленно-житейском смысле, а в гораздо более широком. Над ним всегда стоял всевидящий и ничего не прощающий грозный отче, стремящийся чуть ли не насильственно контролировать абсолютно каждый чих своего бесценного наследничка. Потом его место плавненько занял гораздо более устрашающе-опасный Темный Лорд, пока эта садистски-антигуманная очередь не добралась непосредственно до Героини Войны… Таким образом, Малфой Младший не только банально не научился контролировать себя, но и категорически не желал этого делать! Сломленное, подавленное и изуродованно-извращенное самосознание заставляло его впадать в панику всякий редкий раз, когда ему выпадала поистине уникальная возможность совершить хоть какой бы то ни было жизненно-важный выбор… самостоятельно. Он попросту не был способен на это! Ему всегда отчаянно-истошно требовался Люциус! Причем вовсе не как Отец, а Индивид, который бы решал все за него, при этом заставляя его испытывать неимоверные нравственно-физические страдания. Потому что иного Драко никогда прежде не знал, знать не хотел, да и представить боялся!..       Впоследствии именно Гермиона, как ни тошнотворно-прискорбно было это сознавать, стала для него Люциусом «в превосходной степени». В данном случае тотальная бытовая беспомощность и практически полное отсутствие права выбора (за исключением малозначительных мелочей а-ля «можешь сам выбрать себе чипсы в магазине») помножились на детскую глубоко-заглушаемую привязанность, в более зрелом возрасте переросшую в маниакальную плотскую аддикцию. В результате прогрессирующая навязчивая зависимость (которую неискушенный в азах элементарной человеческой психологии и, как выяснилось, болезненно-склонный романтизировать буквально все подряд Драко принимал за настоящую и подлинно-истинную любовь всей своей жизни) стала настолько всеобъемлющей, что… теперь, как бы пафосно и избито это ни звучало, только смерть могла разлучить их. Причем, вероятнее всего, трагически-скоропостижная. Уже сейчас, робко вдыхая настенную «слякоть» судебного подвала, Гермиона точно знала, что он ни за что не оставит свои попытки добиться от нее взаимности, а это отдельная песня, которую лучше бы никогда не запевать… Знала, но все равно не хотела с этим мириться!..       Обычно дети, которые, во-первых, вырастают, а, во-вторых, в адекватных состоявшихся взрослых с уравновешенно-стабильной психикой, в детстве получают достаточное количество родительской любви, которая в норме априори безусловна. Нарцисса любила своего единственного отпрыска гипертрофированно-абсолютной любовью, но, к большому несчастью, тот, в силу деструктивного и неполноценного воспитания, усиленно нуждался в НОРМАЛЬНОЙ отеческой любви, и, разумеется, никогда ее не получал. Признание Люциуса нужно было заслужить, чего маленький, а потом уже и подросший Драко пытался добиться изо всех сил, но чопорно философствующий батюшка несправедливо считал, что любые, даже самые ничтожно-малые поощрения и проявления благосклонности могут повредить взращиванию «достойного» преемника рода Малфоев. В отличие от Гермионы… Которая, поначалу сама того не ведая, а затем уже совершенно осознанно и даже из чисто-научного интереса включалась в увлекательнейший процесс «дрессировки», несколько пересмотрев и существенно усовершенствовав авторскую методику Малфоя Старшего. Лишь единожды кинув изголодавшейся бездомной псине высохшую косточку из своего дома, можно уже больше не сомневаться в том, что та навсегда останется под дверью в ожидании следующей. И как бы ее потом ни пытались прогнать… Она все равно возвращалась снова и снова.        А кое чем он превосходит даже Гарри. Своей непроходимой упрямостью! Кто бы мог подумать!..       — Не верю глазам своим! — до невероятия противно-напыщенный голос, заставлявший ее буквально трепетать от панического испуга на курсе эдак втором-третьем, великолепно узнаваемая дурацкая манера растя-я-я-я-я-гивать слова (которой Драко до сих пор иногда с поразительно-омерзительной точностью подражал при общении с Макгонагалл и некоторыми другими раздражающими его школьными преподавателями), приснопамятная издевательская ухмылка, мерзко-премерзко искажающая это безнадежно отравившее множество счастливых и не очень детских воспоминаний зеленовато-бледное лицо всякий раз, когда перед внимательно-настороженным взором вдруг возникала какая-нибудь неугодная ему грязнокровка… Тяжелая металлическая дверь напротив, от которой Гермиона была надежно(?) отделена вышеупомянутой внушительной решеткой, крайне неприятно лязгнула, и малочисленный конвой, состоящий из одного неизвестного волшебника в черной робе и с капюшоном на голове, ввел в «переговорную» Люциуса Малфоя II. — Да это же сама Героиня Войны! Собственной персоной! Весьма и весьма польщ…        Не без злопамятно-мрачного удовлетворения тут же содрогнувшаяся всем телом Гермиона пронаблюдала за тем, как совсем не утратившего былую спесь заключенного резко ткнули в спину, причем от всего, так сказать, сердца, совершенно не сдерживаясь, а потому тот чуть не улетел вперед со всего маху, и от того, чтобы прочесать грязный каменный пол камеры своим тоже-не-менее-узнаваемым-острым-подбородком, потерявшего равновесие Люциуса спас лишь своевременно спохватившийся и грубо схвативший его за шкирку охранник. После этого огромный конвоир произнес какое-то совсем нелестное ругательство и поволок энергично брыкающегося и громко шипящего проклятия в его адрес Малфоя Старшего к стулу, почти что зеркальному брату-близнецу того, на котором гриффиндорка сидела по другую сторону клетки. Суровый привратник, не обращая на это ровным счетом никакого внимания, продолжал равнодушно делать свою работу: при помощи магии он методично пристегивал увесистые магические кандалы злобно ропщущего невольника, прочно связанного по рукам и ногам, к единственно-неповторимому «трону», на который тот вообще мог рассчитывать в данный момент, тогда как Староста Девочек была чуть более, чем полностью поглощена открытым глазением на Люциуса, вернее, на то, во что он превратился после первого «отмотанного» срока в Азкабане, последующей войны и, собственно, второго заключения.       — У вас пятнадцать минут, время пошло.       Итак… Начали?..       — А вы, должно быть… мисс Грейнджер? Да, Драко мне все о вас рассказал. И о ваших родителях…       Стражник прытко удалился восвояси, оставив их двоих наедине, и Гермиону тут же начала накрывать гигантская волна несвоевременно всплывающих в остро-заточенной памяти воспоминаний: именно эти слова презрительно бросил ей Малфой Старший, когда они впервые столкнулись в волшебном магазине «Флориш и Блоттс», куда она пришла вместе со своими… Грейнджерами… чтобы купить все необходимые книги к началу нового учебного года, и прак-ти-чес-ки случайно угодила на назначенную как раз на этот час помпезную презентацию очередного литературного «шедевра» Локонса (по всей видимости, Героиня Войны с самого раннего детства была падкой на светлоглазых блондинов, этого было у нее не отнять…). Наверное, это могло бы даже показаться слегка забавным. То, как произнесенные много лет назад фразы неимоверно коверкались, переиначивались и приобретали абсолютно иной смысл, фактически выворачиваясь наизнанку!..       «Рассказал…». Должно быть, уже тогда Люциуса, начавшего глубоко разочаровываться в недостойном своего «величественного» отца отпрыске, в большей степени изрядно беспокоило не то, что родители нечистокровной однокурсницы сына, вероломно обходящей его по всем школьным дисциплинам, являются убого-недостойными простецами, а то, что юный и пока еще совсем несмышленый Драко безостановочно трындел о ней на протяжении всего лета после окончания первого курса Хогвартса, причем почти не затыкаясь… Сейчас, по прошествии стольких лет, это казалось таким… Таким… Жутко замкнутый, смертельно ранимый и адски неуверенный в себе двенадцатилетний мальчишка с уже тогда до самого основания искалеченной душой, безвыходно-отчаянно запихивающий столь диковинные и поразительно-необыкновенные для него светлые чувства к грязнокровке подальше к себе под подушку, чтобы их там никто и никогда не нашел… Ну, разве не поэтично?.. Шекспир бы точно одобрил!..       Надо бы завязывать с этими сострадательными рассуждениями, а то от жалостливого сочувствия до драконовской дефлорации «милосердной» Мисс Идеал всего один шаг. Очень короткий такой шажочек…       Кгхм, так вот… Спустя пару лет Гермионе выпала величайшая «честь» лично повидаться с Малфоем Старшим на Чемпионате мира по квиддичу в августе девяносто четвертого года. Драко, стыдобина, как обычно, поспешил похвастаться Золотому Трио тем, что они всей своей чистокровной семейкой будут наслаждаться игрой аж из министерской ложи, куда их пригласил сам бесхребетно-трусливый Фадж, тогда еще занимавший пост Министра Магии. Его распоясавшийся папаша тоже времени зря не терял: снова принялся усердно угрожать Гарри, чтобы как минимум испортить им настроение на весь вечер. Как же он там сказал?.. Ах, точно! «Наслаждайтесь жизнью, пока можете!», а после завершения матча решил тряхнуть стариной: инициировал и лично возглавил трусливо-подлое нападение Пожирателей-пенсионеров на несчастных магглов, которым нечем было себя защитить... Наконец, в дальнейшем они встретились лицом к лицу уже… В Мэноре. Да-да! У Драко дома! Если взглянуть на ту ситуацию с несколько иного искривленно-преломленного ракурса, то этот поистине незабываемый визит в фамильный особняк Малфоев вполне можно было счесть дружеским походом в гости. Правда, вместо скучнейше-безобидных посиделок за неизменной чашечкой кофе, без которого Нарцисса теперь не проводила ни одного дня, Гермиону там изуверски пытали и чуть не обесчестили, но все же… Кстати говоря, именно в тот раз внешний облик главы именитого семейства, которого она едва-едва сумела рассмотреть с учетом чрезвычайно-смертельных обстоятельств, был максимально приближен к тому, что он являл собой сейчас.       — Очевидно, что даже с такими элементарными правилами приличия, как почтительное приветствие старших, вы не знакомы… — вдруг проскрежетал Малфой Старший, наигранно скривившись, и с прежней скрупулезной бдительностью продолжая изучать таращащуюся на него посетительницу своими блекло-белесыми глазами. Ей показалось немного странным, но… Они были совсем не такими, как у его сына. Чем-то похожими, но все же другими. Серо-голубые, с воспаленно-желтыми от чрезмерного переизбытка желчи склерами, и абсолютно непроницаемые. Раньше Гермиона этого почему-то не замечала. Должно быть, в точности такими же глазами смотрит на мир исполинский сетчатый питон, с размеренно-непоколебимым спокойствием наблюдающий за тем, как ни о чем не подозревающая, но отнюдь не случайная жертва приближается к смертоносной ловушке, состоящей из массивного гибкого туловища, молниеносно образующего стальные спиральные кольца, способные в мгновение ока столь плотно обвить маленькое тело, что оглушительный хруст ломающихся и выворачивающихся хрупких костей, вне всякого сомнения, не заставит себя долго ждать… — С подобными манерами путь к высшему свету общества заказан! Вам непременно стоит ознакомиться с азами этикета!       Т-ш-ш! Тише! Успокойся! Нельзя насмехаться над ним раньше времени! Пусть он пока не догадывается о том, что это жалкое зрелище с лихвой компенсирует большую часть того, что тебе пришлось преодолеть, чтобы увидеть его воочию!       — Почему я здесь?.. — вместо требуемого от нее приветствия Гермиона решила выдохнуть короткий резонный вопрос, который почему-то прозвучал куда тише, чем ей самой того хотелось бы. Она, будто бы слегка устыдившись вопиющего ехидства собственных мыслей, поспешно опустила взгляд куда-то вниз и задержала его там на несколько долгих секунд. Туда, где густая ржавчина толстых решеточных прутьев утопала в сплошном монолитном камне. Героиня Войны злорадствовала, причем так оголтело-необузданно, что, кажется, едва-едва могла удержать вырывающийся из саднящего и капитально простуженного горла брезгливо-высокомерный… хохот. Шикарная платиновая шевелюра Люциуса, которой еще парочку лет назад дичайше завидовали очень многие светские дамы, свалялась окончательно и превратилась в один большой вшиво-взлохмаченный колтун, болтающийся где-то в районе его ссутуленных плеч. Некогда столь же бледная, как и у Драко, кожа посерела-позеленела настолько, что приходилось невольно усомниться в том, не протирают ли здесь часом полы столь ненавистным всему магическому миру Пожирателем Смерти… Сам же он накинул, по меньшей мере, лет десять-пятнадцать, и это снисходительная Гермиона еще порядком щадила засушенную полудохлую мумию, облаченную в висящее на ней дыряво-мешковатое тюремное тряпье. — Зачем вы так настаивали на встрече со мной?       — Затем, что мне невероятно интересно узнать, почему вы во все это ввязались, мисс Грейнджер! Я еще не окончательно тут спятил, знаете ли! В бредовые россказни о том, что вы вступились за Драко в Визенгамоте, а потом укрывали их с Цисси среди магглов, было просто невозможно поверить! Но мне представили неопровержимые доказательства… — довольно живенько отозвался Люциус, «сердечно» одаряя ее своим поредевшим волчьим оскалом, который, тем не менее, все равно смотрелся во сто крат эффектнее, чем у Малфоя Младшего, что создавало ошеломительно-яркий контраст с его общим заупокойным ликом… Существовали известные народные поверья о том, что муж и жена, много лет прожившие в мире и согласии, становятся очень похожими друг на друга, в том числе и внешне. Разумеется, в настоящее время Нарцисса выглядела во сто крат лучше своего предельно изможденного и фактически стоящего одной ногой в сырой могиле лицемерного-благоверного, но достаточно хорошо узнавшая ее Гермиона уже умела безошибочно распознавать малозаметные всем посторонним невербальные сигналы. Батюшка-Люциус ужасно переживал о своей семье, хоть и блистательно убеждал ее в обрат… Стоп! Какие еще доказательства?! И что именно послужило ими?.. — Что вам там наобещали эти презренные политические проститутки? Признавайтесь! Захудалую должность в Министерстве? Или, может быть, еще одну бесполезную медальку? Вам их, заступница вы наша, наверное, складировать уже негде… — скорбно-прискорбная тень, оставшаяся от «растаявшего» патриарха древнейшего чистокровного волшебного рода, рассмеялась неожиданно и очень громко, еще сильнее обнажив изрядно пожелтевше-сгнившие зубы, которые местами и вовсе отсутствовали. Пожиратель откинулся назад столь резко, что на какое-то мгновение ошалевшей от такого устрашающе-неестественного рывка Старосте Девочек даже показалось, что ослабшие дистрофичные мышцы аристократической шеи, покрытой толстенным слоем грязи, запросто могут не удержать в прошлом белобрысую голову на положенном ей месте, и она прямо сейчас сорвется с плеч, да так и заскачет по замызганным каменным плитам, ни на секунду не прекращая пакостно хихикать при этом. — Или все-таки рассчитываете на мою «закулисную благодарность»? Чего вы на самом деле хотите, Грейнджер? Денег, связей, власти?.. Почему вы сделали то, что сделали? Я несколько месяцев мучаюсь этими вопросами и жажду получить на них ответы!       — Не сочтите за дерзость, мистер Малфой, но вам вряд ли удастся это понять. Я, можно сказать, волонтер, действующий на добровольных и бескорыстных началах. Ради того, чтобы то, что вы так старательно пытались уничтожить, однажды возродилось из пепла, подобно Фениксу… — с притворно-вкрадчивой кротостью проговорила неотрывно следящая за ним Гермиона, намеренно сделав издевательски-измывательский акцент на первой реплике и щедро сдобрив все остальное не менее уничижительной ухмылкой на своих закоченевших от подземного холода устах. Ей вдруг подумалось о том, что еще никогда прежде они с Люциусом не оставались только вдвоем, тем более, настолько близко друг к другу. Несмотря на наличие прогнившего заколдованного барьера между ними, на который она неустанно-безмолвно молилась с того самого момента, как Малфой Старший появился в этой маленькой зловонно-затхлой камере, рядом с ним ей становилось совсем не по себе. Но еще более ей становилось не по себе от того, что в ужасающе-кошмарной действительности они оба оказались здесь и сейчас из-за одних и тех же людей… Драко и Нарциссы. Ради которых они оба были готовы… Если Люциус стопроцентно на все, то она — на очень многое, однако никому из ныне живущих Малфоев знать об этом было совершенно необязательно, поэтому ис-тин-на-я гриффиндорка окинула своего худосочного собеседника показательно-насмешливым взглядом (который даже имитировать не пришлось!), и весьма мстительно-гаденько расхохоталась практически на тот же манер, что и он. — Ну и… Разве можно было упустить столь редкую возможность полюбоваться на вас… В подобном виде… Вы выглядите… Весьма скверно. Пожалуй, в связи с этим я даже подам прошение о прибавке к жалованию охране Визенгамота…       Я многое упустила! Стоило регулярно навещать его в тюрьме! Где еще можно бесплатно получить столько положительных эмоций всего лишь за несколько минут?.. А это он еще даже не в курсе того, что в его отсутствие Драко-таки дорвался до мерзопакостной грязнокровки!..       — Я безмерно рад тому, что вам так весело, мисс Грейнджер, но, как ни печально, мне придется вас огорчить! Министерство хочет превратить меня в доенную корову и предлагает совершенно грабительские условия для НЕвзаимовыгодного сотрудничества! — после подозрительно-непродолжительных раздумий медленно проговорил мистер Малфой, вновь встряхнув головой, только на этот раз возмущенно смахивая налезающие на глаза безнадежно запутанные космы и теперь уже импозантно откидываясь на спинку тут же скрипнувшего стула, что, стоит отметить, в его незавидно-бедственном положении было не так-то просто. Кажется, что даже пустячная мыслишка о том, чтобы понапрасну потратить хоть один лишний кнат, который не окупится в дальнейшем, всякий раз заставляла Люциуса судорожно мандражировать и мученически корчиться чуть ли не до эпилептического припадка. По всей видимости, неутолимо-прожорливая алчность была неотъемлемой семейной чертой абсолютно всех урожденных Малфоев. Только если Старший был скопидомно-крохоборно жаден исключительно до золота и власти, то Младший… Впрочем, пока эти излишние интимные подробности лучше было бы благоразумно опустить... — Если я соглашусь на них, то наше выдающееся фамильное наследие, добросовестно накапливаемое долгими веками, сократится как минимум на треть! С учетом теперешней инфляции, это недопустимо, а посему никакой сделки не будет!       Золотой Девочке пришлось приложить поистине титанические усилия для того, чтобы вспомнить, что это невзрачное и мелочное существо, более не имеющее никаких морально-физических сил для того, чтобы хотя бы с горем пополам скрывать свое волнение, мелко трясущееся напротив и с неуемным подозрением зыркающее на нее своими заплывшими водянистыми очами, выжидая ответную реакцию, является… отцом Драко. О, да… К неимоверно-невыразимому сожалению, это все-таки случилось. Теперь для нее это был не только Люциус Малфой II, ярый Смертолюбец, первый ненавистник всех грязнокровок и один из самых презираемых заклятых врагов Гарри Поттера... Отныне Героиня Войны противовольно воспринимала его еще и как отца (хоть и, по ее мнению, весьма и весьма паршивого) одного временно(?) неразлучного с ней слизеринца. Наверное, именно поэтому она все же не стала с демонстративно-усталым вздохом возводить глаза к почти что черному от непонятно откуда взявшейся здесь копоти потолку и звонко-больно хлопать себя своей ледяной ладошкой по лбу. Вместо этого ей пришлось ограничиться лишь сдержанно-недоверчивым фырканьем, наконец, прервавшим ее отрывистые непроизвольные смешки.       Ага, не согласитесь вы, как же! Однозначно, предельно ясно и абсолютно несомненно, что это ваш самый последний шанс!.. Стоит его профукать, и вы тут же поцелуетесь с дементором, так и не узнав о том, какой смертью умерли ваши, как ни парадоксально, но любимые жена и сын. Тем более, Бруствер открыто намекнул на заключительное согласие, и никто бы не стал тащить меня сюда в угоду вам, если бы дата предстоящего слушания не была назначена официально… Значит, оно состоится со дня на день, а все это — лишь плачевная попытка вывести меня на чистую воду при помощи недоразвитого блефа. Вот только… Вы с несвойственной вам неосторожностью взбаламутили ее гораздо сильнее, чем прежде. Теперь уж не серчайте, мистер М. Сами виноваты…       — Конечно же, никакой сделки не будет. Потому как прежние условия уже более не актуальны… — ласково-любезно пропела Героиня Войны, почти лениво натягивая на свое побелевшее, но местами нездорово-румяное лицо самую ослепительно-лучистую улыбку. Если бы ее полуобескровленные тонкие губы могли сиять, то, наверное, у ошарашенно вылупившегося на нее Люциуса могло создаться впечатление, что он впервые за многие месяцы неволи увидел настоящее солнце, каким-то поистине неведомым образом проникшее в эту душную каменную клетку, расположенную глубоко-преглубоко под землей в темницах Министерства Магии. Правда, его испепеляющие лучи совсем не грели и не заставляли светлую кожу принимать ровный бронзовый оттенок. Вместо этого они молниеносно оплавляли и выжигали ее, превращая в нежизнеспособную эпителиальную кашицу за какие-то доли секунды. Последние приглушенные слова с явственными оттенками ничем не прикрытой угрозы быстро растворились в окружающем их сперто-тяжелом воздухе, после чего и без того строго-ограниченное пространство тюремной камеры вдруг начало неспешно, но от того не менее неумолимо стягиваться. Казалось, что влажные стены, изгвазданный пол и закопченный потолок почему-то начали сжиматься вовнутрь, а практически гробовая тишина, нарушаемая исключительно шумным и все более ускоряющимся носовым дыханием Малфоя Старшего, оказывала беспрестанно нарастающее давление на них обоих. Никогда прежде Гермиона не замечала за собой никаких проявлений даже легкой клаустрофобии, но… — Вы пожертвуете в два раза больше, чем они затребовали изначально. И это — не обсуждается…       — Какое смелое заявл…       — Вам наверняка известно, что в Хогвартсе имеется одно небольшое специализированное помещение… Оно называется «биб-ли-о-те-ка»! — Гермиона бесцеремонно оборвала его на полуслове одним коротким, решительным, почти что небрежным хватит-взмахом руки, принадлежавшей отнюдь не Великому и Ужасному Темному Лорду, перед которым они все так раболепно лебезили, а всего лишь какой-то занюханной грязнокровке. И Люциус… Замолчал. Ядовито осклабившаяся Гермиона отдаленно осознавала, что ее нежданно-негаданно и весьма некстати понесло, и это следовало как можно скорее остановить, но она не мог… не хотела. Истлевающе-вызревающее желание взять хотя бы малюсенький реванш за годы беспрестанных притеснений, унижений и гонений (которые лично у нее почему-то невнятно ассоциировались с длинной черной тростью с увесистым набалдашником в виде серебряной головы изумрудоглазой змеи, широко разинувшей пасть…), наконец, стало практически бесконтрольно-роковым. — Если очень сильно постараться, то рано или поздно тяга к познаниям всегда вознаграждается. В нашей школьной библиотеке можно найти сведения фактически о чем угодно. О детальной родословной древнейшего магического рода чуть ли не до самых его истоков, например… — Героиня Войны с грациозной плавностью поднялась с места и аккуратно расправила складки на своей гриффиндорской мантии, которую дражайшая супруга гулко позвякивающего зачарованными цепями при малейших телодвижениях узника привела в относительно-приличный вид. Золотая Девочка злонамеренно пыталась не пересекаться с ним взглядом, но из-за нестерпимо зудящего свербения под собственной охладевшей кожей, она явственно-четко ощущала, что тот немигающе-пристально следит за ней. Негромко откашлявшись без всякой на то необходимости, Гермиона постаралась сделать свою и без того идеально ровную осанку еще более горделивой, высокомерно-драматически вздернула подбородок и завела слегка подрагивающие руки себе за спину, бессознательно соединяя их там точь-в-точь, как Нарцисса в Больничном крыле. Ее нарочито-мягкий и невозмутимо-спокойный голос в действительности был гораздо тверже старинного каменного «саркофага», который неуклонно обступал их со всех сторон. — Основательно покопавшись в давно позабытых фолиантах Запретной Секции, можно узнать и о том, что вашу шикарную усадьбу в графстве Уилтшир, которой вы так хвастливо гордитесь, Арманд Малфой получил от Короля Англии Вильгельма I в обмен на оказание ему… некоторых магических услуг. Там же кроется ныне неугодная вам правда о том, что ваши далекие беспринципные предки, искавшие богатства и власти везде, где их только можно было найти, не гнушались сближаться с влиятельными магглами настолько, что даже связывали себя с ними брачными узами… — чтобы скрыть собственное разыгрывающееся волнение, Староста Девочек начала прохаживаться вдоль махровой решетчатой ржавчины, задевая ее широкими полами своей накидки. Неторопливо, туда-сюда, медленно достигая одной полуосыпавшейся кладки, резко разворачиваясь на пятках и тихоходно следуя обратно к противоположной… Гермиона не имела ни малейшего представления о том, как выглядит со стороны, и не собиралась концентрироваться на этом, но где-то на задворках сознания машинально успокаивала себя предательски радующей мыслью о том, что покойный профессор Снейп непременно оценил бы ее сценически-показушные расхаживания по достоинству. Изначально она вообще планировала опуститься снизойти до уморительного гогота, сопровождающегося хватанием обеими руками за впалый живот и периодическим смахиванием проступивших на глазах истеричных слез, но в последний момент решила отказаться от этого. — Копнув достаточно глубоко, я узнала о том, что Люциус I, в честь которого вы были названы, и вовсе претендовал на руку королевы Елизаветы I, правда, потерпел унизительную неудачу. Как же сложно было поверить в то, что Малфои на протяжении многих веков подряд занимались маггловской валютой и разнообразными активами, при этом не брезгуя пополнять свои безразмерные сокровищницы произведениями искусства прос-те-цов! Ох уж эта ваша неуемная тяга к прекрасному!.. — если в самом начале этого «беспристрастного» от первого и до последнего слова монолога ей казалось, что все же стоит взять небольшую паузу и хотя бы пару секунд поразмышлять над тем, зачем она вообще это вытворяет, то теперь… Гермиона всегда надеялась верила в то, что этот самый разговор когда-нибудь да состоится, и более подходящего времени-места для него было попросту не сыскать! Еще будучи зеленой второкурсницей, глубоко и сильно уязвленно-оскорбленной этими чистокровными негодяями, она решила предусмотрительно выяснить о них как можно больше, чего вскоре успешно добилась, но почему-то так никому и не распространилась об узнанном… До сего дня. Раньше Гермиона просто хотела, чтобы они знали, что знает она, и ей убедительно казалось, что этого будет вполне достаточно, однако… Тогда она все-таки ошиблась. — Все изменилось лишь в 1692 году после окончательного принятия Статута о секретности, предписывающего всем магам без исключения отныне вести скрытный образ жизни и уйти в «подполье». Ваше коварное семейство активно протестовало против него, не желая лишаться выгодной возможности входить в высшие круги знатных магглов, но теперь рьяно отрицает не только то, что ее представители когда-то охотно роднились с простецами, но даже банальное общение с ними! Так что ваша драгоценная, волшебная, столь превозносимая всеми вами кровь… Тоже слегка разбавлена, мистер Малфой!..       — Во-первых, дорогуша, я с легкостью опровергну все вами только что сказанное в судебном порядке, мне не впервой… — беззапиночно выговорив-отчеканив свою речь, Староста Девочек вдруг умолкла и резко остановилась, как вкопанная, а Люциус, напротив, сразу же начал говорить. По довольно благоприятному для нее стечению обстоятельств она оказалась повернута спиной к бурно отреагировавшему собеседнику, который, по всей видимости, позабыл о своей утроенной природной настороженности и начал словесно обороняться, не обдумывая стратегию защиты. В связи с этим он никак не мог увидеть скупой влаги триумфально-ликующего превосходства, непреднамеренно брызнувшей из пылающе-черных очей. Самая известно-знаменитая и повсеместно почитаемая магглорожденная ведьма своего поколения пока еще не могла поверить в то, что после стольких лет терпеливого ожидания эффектно вышвырнула ему все ЭТО в бесчестно-наглое лицо. Но, Мерлин Всемогущий, так и было!.. И она вовсе не собиралась на этом заканчивать. Было бы крайне несправедливо, если бы Люциус сумел отделаться всего лишь сухой констатацией нескольких некритично-нежелательных для него фактов, которые Малфои многократно пытались навсегда стереть из позорно-гадкой истории своего насквозь прогнившего семейного древа… — Во-вторых, как все эти нелепые заказные сказки из непроверенных рукописных источников относятся к нашему текущему делу?..       — Думаю, если прибавить к вашему, мягко выражаясь, солидному счету в Гринготтсе все те деньги, которые вы успешно прячете от чересчур беспокойных налоговых агентов Министерства в мире магглов… — Гермионе, незаметно утирающей полыхающие щеки тыльной стороной мелко трясущейся ладони, неимоверно захотелось завопить во всю глотку нечто вроде: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!!!», но и тут она снова смогла стерпеть и ничем не выдать своего малодушно-низкодушного торжества. Кроме того, на него попросту не было времени. Привратник должен был вернуться с минуты на минуту, а медленно оборачивающаяся Героиня Войны была чертовски озабочена тем, как бы успеть нанести мистеру М. последний удар, при этом не запутавшись в собственном многоступенчатом шантаже и без явственной дрожи в голосе, а также еще и тем, чтобы навсегда запечатлеть в своей памяти непередаваемо-неподражаемое выражение лица Люциуса, которое в эту самую секунду казалось ей поистине бесценным: покрасневшие прозрачные глаза почти навыкате, а в них — паника-испуг-смятение, беззубый рот широко раскрылся в переполошенном удивлении, как будто бы из него прямо сейчас вырвется ошеломленное восклицание неверия, грудная клетка вздувается и бугрится так неестественно, что оба они, загнанные в эту самоубийственную тюремную западню самой судьбой, казалось, вполне могли бы вскоре скоропостижно скончаться от острой нехватки кислорода в помещении. — …то сразу же выяснится, что запрашиваемая мной сумма окажется для вас вполне посильной, да еще и многим будущим поколениям Малфоев останется!       ХА-ХА-ХА!!! Видели бы вы сейчас свою опростофилившуюся рожу! Нет, все-таки нужно было взять с собой Драко, он такое пропускает! Когда б ему еще удалось застать высокочтимого папочку в таком сконфуженном виде?! Что, не ожидали, мистер Малфой?!! То ли еще будет…       Откуда, собственно, ей все это было известно, причем доподлинно-точно? До недавних выходных в ее распоряжении имелись лишь смутные и ровным счетом ничем не подкрепленные догадки, но когда доверчиво-наивняцкий сынуля Люциуса в очередной раз полез к ней со своими при-ми-ри-тель-ны-ми, а оттого еще более неудержимо-страстными лобызаниями, между ними состоялся коротенький, но крайне занимательный диалог следующего содержания:       — Не упрямься, дорогая. Давай! Я заслужил поцелуй…       — П-ф-ф-ф, и чем же это, Малфой? Тем, что у меня теперь-то уж точно начнется воспаление легких из-за того, что я два часа рыскала по всей округе в поисках тебя, как… Дура!       — Как уж его там?.. Криви, да?.. Все еще жив-здоров, не правда ли?..       — О, даже не вздум…       — От-кры-вай. Свой. Маленький. Рот!       — Стой-стой-стой, погоди!.. Чего хотела Макгонагалл?       — Угрожала отселить меня куда-нибудь подальше от тебя, если я хоть что-нибудь выкину. _бать, да в который раз уже убеждаюсь, что вся гребаная школа на страже твоего целомудрия! Кстати… Об этом… Можем прямо сейчас начать с того, на чем останов…       — И это все?       — Уже под конец старуха зачем-то начала про отца расспрашивать. Точнее, про наши деньги в основном. Вопросы всякие ненавязчивые задавала. Типа я совсем тупой и быстренько выложу ей все…       — А было что?       — Так... Ничего особенного.       — Ясненько. Тогда желаю тебе приятных сновидений, Малфой.       — Нет, не отворачивайся от меня!.. Ну, ты что? Обиделась?.. Ладно! Знаешь ведь, что я все это пи_дец как не переношу, но ради тебя… В общем, отец мне никогда особо не доверял и не подпускал к своим делам. Не очень-то и хотелось, к слову!.. Но я все равно случайно узнал, что в Гринготтсе далеко не все то золото, которым мы владеем. Остальное он припрятал на черный день, подальше от министерских псов.       — Где, Драко?! Тебе известно? Ты можешь рассказать мне!.. Своей девушке…       — Конечно, известно, бл_дь! Именно поэтому мы все тухнем здесь, а ты вынуждена носить ВОТ-ЭТО!.. Оу… Помочь тебе переодеться во что-нибудь другое?..       С учетом всего этого, а также того, что у сверхмерно интеллектуально-одаренной гриффиндорки никогда не было проблем с дедуктивным мышлением и формированием последовательных логических цепочек, можно было сделать вполне однозначные выводы о том, что…       — Далеко пойдешь, Грейнджер. Рискну предположить, что даже очень… — сдавленно просипел Малфой Старший после весьма и весьма продолжительной паузы, которая порядком затянулась из-за того, что оба они, словно по чьей-то команде, начали стремительно тонуть в собственных быстротечно-хаотичных размышлениях. Голос его был очень низким и хриплым, чем-то отдаленно похожим на омерзительный лязг кандалов, на которые он уставился своим остекленевше-безжизненным взором. Однако это вовсе не означало того, что многочисленные мыслительные процессы, которые бешено проносились в этой хитроумной, злокозненной (что, собственно, и означала фамилия «Малфой»…) и куда более опытной, чем у излишне заигравшейся без пяти дней девятнадцатилетней гриффиндорки, голове, вдруг приостановились или безнадежно угасли. Не просто отнюдь, а даже напротив… — Только взгляни на себя!.. Неужели это та самая пугливая, но дерзкая девчонка, которую я когда-то видел в книжной лавке в компании с магглами и оборванцами-Уизлями? — тяжело дышащий Люциус с техничной плавностью перешел с ней на «ты» по собственной инициативе, но пока что в строго-одностороннем порядке, тем самым вновь молниеносно сокращая все мыслимые и немыслимые дистанции между ними. Тем не менее Староста Девочек не придавала этому должно-особого значения, так как эти короткие мгновения она целиком и полностью посвятила себя наслаждению его взором. Тем, которым он окидывал ее с ног до головы. Не восхищенным, конечно же, нет… Но необычайно одобрительным, если не выразиться еще более точно и прямо — хвалебным. Одному лишь Салазару было ведомо, почему получение такого поощрительного «вердикта» именно от этого, с позволения сказать, че-ло-ве-ка, являлось столь необходимо-важным для нее, тонущей в непроглядно-бездонном море, состоящем из собственного тщеславия и безграничных честолюбивых амбиций, а постоянно пребывающий уровень его мутного и зловонного содержимого уже успел достигнуть ее самодовольно задранного вверх подбородка... — Молчишь?.. И правильно! Монашеская скромность тебе, определенно, к лицу… Но все же ответь! Что станешь делать, если я все-таки не соглашусь? Уже все козыри достала, или еще кое-какие завалялись?..       — В таком случае, мистер Малфой, некто, приближенный к вашим жене и сыну, может резонно задуматься над тем, зачем ему, собственно, все это, если его всепрощающая доброта по отношению к бывшим гонителям никак не помогает простому народу?.. — ох, зря он это спросил. Тут же взъерепенившаяся и ощетинившаяся Гермиона, неожиданно кинувшаяся к решетке и рывком взявшаяся за ледяные ярко-оранжевые прутья своими не менее замерзше-непослушными ладонями, не очень хотела делать того, что собиралась, но Люциус, сам того не ведая, не оставил ей иного выбора. Ей не нужны были перепачканные в нечистой крови магглорожденных деньги Малфоев, которые, тем не менее, в кои-то веки вполне могли пойти на пользу пострадавшим (в том числе и от них!..) людям, которые в этом действительно нуждались. Героине Войны было необходимо буквально и фигурально додавить его исключительно ради будущего благополучия магической Британии, Грейнджеров и… еще кое-кого. Того, кто после сверхудачного завершения развеселого первосентябрьского школьного пира стал ее перманентной персонально-личной ответственностью. Однако она не намеревалась посвящать в эти несущественные детали Люциуса, по крайней мере, до тех самых пор, пока не закончит со своей крохотно-безобидной местью, которая… — Вполне возможно и то, что по ходу своих размышлений он внезапно вспомнит о том, как все Малфои без исключения обращались с ним до падения Волан-де-Морта… Как с оскверненной грязью! Как с поганым сором!! Как с помойными нечистотами!!! — …совершенно незаметно для нее самой переросла в преднамеренное запугивание и полномасштабное циничное вымогательство. Ей хотелось продемонстрировать ему свою власть то, насколько он заблуждался на ее счет, и, кажется, Люциус вправду очень-очень горько пожалел о том, что заикнулся об этом. Наверное, знай он наперед, что именно Героиня Войны жестко выпалит-выплюнет ему сверху-вниз в ответ на псевдокаверзный вопрос, то никогда бы не осмелился произнести его вслух. Искренне не понимая, что не перестает удерживать застращано-сконцентрированное внимание на собственной персоне, свирепеющая Золотая Девочка все больше входила в безрассудно-сумасбродный раж, тем самым дополнительно предоставляя своему невольному оппоненту великолепную возможность получить всестороннее представление о том, кто она есть на самом деле, чего он и добивался… — Ну, как же тут не проникнуться свежими освободительными идеями мистера Ульриха, о котором вы наверняка уже не раз слышали!.. Его красноречивые проповеди вдохновляют настолько, что хочется немедленно взяться за вилы и факелы! И… Чтобы этот некто не показался вам голословным…       Окончательно потерявшая самообладание Староста Девочек принялась суетливо-лихорадочно копаться в просторных карманах своей бессменной факультетской мантии. У Гермионы, как совершенно верно подметил Кингсли, наблюдательности было не занимать (впрочем, как и у всех в ее теперешнем ближайшем окружении…), а потому она отлично знала, что Драко с маниакально-параноидальной регулярностью шарится по всем ее вещам. Впервые это произошло в тот самый памятно-злополучный день, когда он наткнулся на ее розовый детский дневник в загородном доме Грейнджеров. Тогда могло показаться, что тот случай будет единичным, но нет... В дальнейшем вошедший во вкус слизеринец все чаще устраивал полноценные обыски с особым пристрастием: проще говоря, переворачивал их ее комнату вверх дном при первом же удобном случае, а затем незаметно возвращал вещи на свои места, причем практически так же, как и было изначально. Гермиона не имела никакого понятия о том, что именно он так упорно-старательно выискивает, беспечно списывая все на его очередные «ревностные» заскоки, но на всякий случай исправно прикидывалась, что совершенно не подозревает об этом и… Ее старания не прошли даром: безошибочно вычислить те места, которые Драко пропускал или почему-то не заглядывал в них, было непросто, но вскоре ей это все же удалось. Именно они превратились в относительно надежные тайники, в которых Гермиона хранила то, о чем он не должен был узнать. Фамильный перстень Малфоев, например... С которым вдоволь наигравшись, привычно надевая и снимая с большого пальца (единственного, на котором он более-менее держался, не соскальзывая) этим осенним утром, она, вопреки обыкновению, почему-то не распрощалась и аккуратно затолкала к себе в карман будто бы на удачу…       — Это, по-моему, когда-то принадлежало вам, если я, конечно, не путаюсь в ваших семейных традициях… — с добродушно-сердечной наигранностью протянула Героиня Войны, наконец, извлекая откуда-то из тканных недр учебной мантии тускло, но вполне узнаваемо поблескивающее увесистое кольцо, весьма небрежно вертя и прокручивая его на своем миниатюрном мизинчике почти под носом у всецело остолбеневшего Малфоя Старшего. Этого ей тоже почему-то показалось мало, и пока Люциус неосмысленно хлопал глазами, она проворно просунула свою белоснежную руку между изъеденных ржавчиной стальных прутьев (они предусмотрительно располагались на очень близком расстоянии друг к другу, чтобы визитер и заключенный не могли обменяться чем-либо, но ей было достаточно всего лишь повернуть тонкую кисть ребром…) и почти без труда дотянулась до него, чтобы с наглядным гадливо-неприязненным омерзением поковыряться в складках его тюремного одеяния и оставить наследный перстень (столь самоотверженно пожертвованный ей Драко не на что-нибудь необходимое и стоящее, а, прости, Мерлин, новое шмотье!..), где-то среди этих загаженно-оборванных лохмотьев. — Оно какое-то время пробыло у меня, теперь же я снова возвращаю его назад законным владельцам…       — Что ж… Я… Признаться… Сражен наповал… Как тут можно-с отказать?.. — в конец зашуганный Малфой Старший, очевидно, силящийся выговорить хоть что-то, вытаращился на нее так, как еще никогда прежде. Казалось, что он не просто напуган, а безраздельно объят нескрываемо-искренним страхом за свою семью. Открывшееся ей зрелище было настолько печально-плачевным и жалостливым, что Гермиона невольно отпрянула от решетки, досадливо смутившись, и с неконтролируемым отвращением (но на этот раз уже совсем не по отношению к беспомощно смотрящему на нее пленнику) стала вытирать увлажнившиеся ладони о галантно одолженный ей носовой платок Министра Магии. Невольно переведя взгляд куда-то вбок, Героиня Войны почти интуитивно провела незримую некорректно-натянутую параллель от отца Драко к Питеру Петтигрю, чьи лживые водянистые глазки почти так же умоляли Гарри о незаслуженной пощаде в Визжащей Хижине. Смятенно-рассредоточенная этим Гермиона начала бессознательно пятиться к выходу, а потому кое-чего не заметила… — Ни дать, ни взять… Самые прекрасные цветы растут из грязи!       — Прощайте, мистер Малфой!.. — тихо, невнятно и совсем неразборчиво промямлила поникшая гриффиндорка, искренне недоумевающая по поводу того, почему прямо перед ней только что из ниоткуда возник прежний Люциус. С ним по самым загадочным для нее причинам произошли решительно-радикальные мистические метаморфозы. Он вдруг вскинул голову, величаво выпрямился и посмотрел на нее таким странно-необъяснимым самоуверенным взором, что порядочно оробевшая Героиня Войны неуклюже запнулась о намертво приваренно-припаенное к полу сидение, с которого поднялась всего лишь пару-тройку минут назад. Ее еще совсем немного беспокоило то, что такая невпечатляюще-скомканная развязка может запросто испортить весь произведенный старательно-нагнетательный эффект, но лицезреть эту неразгаданную победоносную ухмылку на воспрянувшем малфоевском лице ей сейчас хотелось меньше всего на свете. Когда через несколько долей секунды она услышала неявственно скрипящее ковыряние огромного ключа в замочной скважине, свидетельствующее о скором появлении временно покинувшего их охранника, то тотчас же испытала невыразимое облегчение.       — До встречи, маленькая мисс-героиня!.. — шутливо-благодушно попрощался Люциус, расслабленно выдыхая и, скорее, по привычке смиряя постыло-ненавистного привратника уничтожающим взглядом, при этом притупившимся боковым зрением наблюдая за тем, как нескладно-тощая фигурка его будущей грязнокровой невестки юрко просачивается за дверь. Несмотря на то, что очень многое пошло совсем не так, как он планировал, удовлетворенно хмыкающий Малфой Старший остался полностью доволен этим коротким тюремным свиданием. А все могло бы быть совсем иначе, если бы его блуждающий, но от того не менее цепкий взор не ухватился за элегантно переливающийся в густом полумраке черный шелк изящного шарфика его любимой жены, который он бы узнал из сотен других подобных!.. Впрочем, как и едва-едва заметно выглядывающие из-под его краев все еще сливово-фиолетовые синяки, которые частенько появлялись на короткой шее дочери Паркинсонов вскоре после того, как его гостеприимный сын с учтивой готовностью вызывался в очередной раз показать ей фамильный особняк… Впервые за очень долгое время Люциус был не просто рад, а по-настоящему счастлив тому, что Драко, хоть и неисправимо-безнадежен, но все же не бесполезен... — Очень скоро мы увидимся вновь…       

* * *