Грязь

      На шахматной доске наметился форменный переполох, такого здесь еще не видали: полностью обескураженная грязно-серая королева начисто утратила самообладание и, сломя голову, неслась через все поле подальше от ухмыляющегося ей вслед черного коня. Многочисленные пешки, окружающие его со всех сторон, начали медленно разбредаться, открывая ему столь долгожданный путь к свободе. Тем временем ужасно запыхавшаяся ферзь успела достичь другой половины клетчатого поля и сходу рухнула на собственноручно водруженный диковинный трон. Однако не успела она хотя бы немного привести дух, как услыхала оглушительный хруст где-то прямо под собой. Черный король, будучи не в силах более выносить регулярно возлагаемую для него чрезмерную нагрузку, громко и пронзительно застонав напоследок, с громоподобным треском развалился пополам. Должно быть, это произошло по многим причинам. Во-первых, он был сломлен изначально: его соблазнительно блестящее лакированное покрытие было испещрено многочисленными царапинами и сколами. Во-вторых, не знающая меры ферзь слишком уж часто восседала на своем животрепещущем одушевленном кресле. В-третьих, вес ее тщеславной гордыни постоянно увеличивался, так что не было ничего удивительного в том, что в этот совсем не прекрасный день черный король попросту не выдержал его. Верхняя и нижняя части павшей шахматной фигуры оставались соединенными между собой лишь тонюсенькой щепкой толщиной в обыкновенную маггловскую зубочистку!.. С безумной блаженной улыбкой на лакированных устах король «черных» тяжело повалился на глянцевую доску, а давно померкнувшая корона, до сих пор красовавшаяся на его буйной голове, высоко подпрыгивая и гулко звякая откатилась куда-то прочь…       — Ровно через тридцать восемь секунд Долиш постучится в башню и представится командиром отряда мракоборцев. Нарцисса им откроет, а Драко сразу же начнет вопить: «Ты ее видел, Поттер?!»       — Заткнись!..       Казалось, что леденяще-студеный пот вырабатывается абсолютно каждой функциональной порой ее мерзлой кожи, и поэтому лютейший озноб заколотил Гермиону еще сильнее, чем прежде, но вместо того, чтобы благоразумно задуматься о запоздалом приеме подогретой бодроперцовой настойки, она лишь сильнее вжалась в холодно-каменную стену замка и торжественно пообещала себе не двигаться с места раньше положенного времени. Успешно забившись спрятавшись в одну из темных крошечных ниш совсем неподалеку от слегка искромсанного портрета пухлой собачницы, она упорно-неуклонно сохраняла почти полную неподвижность вот уже несколько десятков минут кряду. Староста Девочек с опасливо-мнительной терпеливостью дожидалась этого… Этого приглушенно-тихого эха, наконец, прокатившегося по безлюдно-безразличным школьным коридорам и известившего ее о том, что по молчаливому предрассветному Хогвартсу образцово-дружно марширует небольшой отряд авроров, «выписанный» сюда специально для условно-безопасного сопровождения Малфоев в подземную темницу Визенгамота…       — Приветствую, я Долиш — командир отряда. Нам приказано немедленно доставить вас в Министерство, где вы сможете встретиться с Мистером Мал...       — Ты ее видел, Поттер?! Уже почти утро!!! Где она?!       — О-о-о-й, даже не знаю, Малфой! Надеюсь, что сбежала подальше от тебя!!!       — Ради Мерлина, не надо, сынок!!!       — ОТСТАВИТЬ, ПОТТЕР! Три дежурства вне очереди!       — Есть, сэр!..       — Идем же, дорогой! Если бы с ней что-то случилось, его бы здесь не было!..       Гавкающий холст, успевший замозолить глаза всем и каждому, совершенно беззвучно затворился, и панически-повышенные знакомые голоса всех участников этого убийственно-занимательного разговора начали постепенно затухать. Гермиона никак не могла выдохнуть, потому что попросту не вдыхала. Слабо-глухие отзвуки неуклонно отдаляющихся от нее шагов нисколько не успокаивали, а лишь наоборот усиливали ее запредельно-колоссальное внутреннее напряжение. Ломать голову еще и над тем, почему Малфой и Гарри миленько беседуют так, как будто каждый из них детально в курсе вообще ВСЕГО, она не собиралась, а потому по-мышиному быстро шмыгнула в сторону недовольно насупленной дамы с собачками, не слишком-то обрадовавшейся тому, что ее опять разбудили в такую непозволительную рань. Шустро проскользнув в едва приоткрывшийся портретный проем, Героиня Войны очутилась в тепле общей гостиной, где мать с сыном впервые за весь сентябрь разожгли крохотно-скромный камин, чтобы скоротать промозглую осеннюю ночь в ожидании ее возвращения…       — Ну, убедилась теперь? Все, как я и говорила!.. Нарцисса останется поговорить с Люциусом, а Драко сразу же помчится обратно и вернется сюда приблизительно через полча…       — ЗАТКНИСЬ!       Нет, она категорически не намеревалась за них волноваться, ведь Бруствер любезнейше шепнул ей о том, что под покровом темноты до сих пор еще относительно свободно перемещающимся Малфоям в виде исключительного-исключения будет выделен мини-отряд бравых авроров для долгожданного семейного свидания с одряхлевшим главой древнейшего чистокровного рода, очень внезапно и очень охотно согласившегося «уступить» гораздо большую денежную сумму, чем та, на которую избирательно-беспринципное Министерство Магии рассчитывало первоначально… Это произошло уже в самом конце самого тошнотворно-мерзостного вечера в жизни Старосты Девочек. После весьма обстоятельно-длительной репетиции уготованной ей речи, а также излишне щепетильного магического гримирования, она таки обратилась к прессе со своим подчеркнуто-официальным заявлением, коротко выступила на радио, дала парочку щекотливых интервью и, куда же без этого, стала главным действующим лицом о-бя-за-тель-ной министерской фотосессии… Но и на этом давно переваливший за полночь «вечер» тоже не закончился. После пыткоподобного близкого общения с бесчисленным количеством приставуче-навязчивых журналистов, сверхмерно довольный Кингсли не подразумевающим никаких возражений тоном пригласил ее на «небольшой фуршет», на деле оказавшийся размашисто-роскошным банкетом для «сливок» волшебного сообщества Британии, не забывающих исправно пировать во время чумы…       Там радушно-благодушно улыбающийся министр представил ее, кажется, вообще всем, кто там присутствовал. У Гермионы всегда была отменная память на имена и, тем более, лица, но возможности даже ее нескромно-развитого мозга были ограничены: она так и не сумела запомнить обладателей бессчетных рук, которые фактически безостановочно подавались ей вчера, вернее, уже сегодня. Она с намертво приклеившимся к лицу притворно-вежливым оскалом пожимала каждую из них: широкие и аккуратные, прохладные и теплые, сухие и мокрые, гладкие и морщинистые (и фактически ни одной мозолистой!)… Почти все они принадлежали влиятельным английским политикам, международным дипломатам, знаменитым меценатам и известным благотворителям. По-бульдожьему хваткие «клешни» последних сжимались на ее скользкой от грязного пота кисти с преувеличенно-большой силой: яростная словесная перевалка двух особенно разгорячившихся джентльменов (один был абсолютно лысым, другой — аналогично, только предпочитал скрывать свою сверкающую макушку высоким цилиндром) чуть было не переросла в банально-тривиальную драку за очень многообещающую возможность создать благотворительный фонд имени Героини Войны для помощи… Впрочем, вообще без разницы, кому. Эта «блестящая» идея пришлась по душе молниеносно разнявшему их Брустверу, так что он повелительно-настойчиво рекомендовал ей как следует поразмыслить над этой деловой перспективой, чего она, конечно же, делать не намери…       — А сейчас ты ринешься наверх и начнешь набивать рюкзак своим походным барахлом… Как глупо и предсказуемо! Но я уже была на твоем месте, а потому знаю, каково тебе сейчас…       — ЗАТКНИСЬ!!!       Я теряю абсолютно все… Свою честь, совесть, жизнелюбие… А теперь еще и собственный разум!..       — …а теперь еще и собственный разум!.. — дразняще-наигранно продекларировало Оно ее сбивчивые мысли и расхохоталось настолько одиозно-противно, что моментально съезжавшейся в маленький мелкотрясущийся комок Гермионе захотелось незамедлительно помыться. Оно… Она… Эта!.. Появилась из ниоткуда прямо посередине фотосессии, когда одна из мириад ярчайше-хаотичных вспышек колдокамер полностью ослепила Золотую Девочку, и та вынужденно прикрыла воспаленно-усталые глаза, а когда через несколько мгновений снова резко распахнула их, то вдруг увидела Ее… Она стояла поодаль, нет, можно сказать, даже особняком от общей массы будто бы заколдованно тянущихся к ней людей и просто смотрела на нее. Изучающе-неотрывно и пронзительно-пристально, а еще… с легчайшим налетом иронически-снисходительного интереса! Должно быть, точно так же раскачавшиеся донельзя и буквально не пролезающие в дверные проемы бодибилдеры смотрят на свои старые «дрыщовые» фотографии, отснятые в самый первый день, проведенный в спортзале… — У меня совершенно нет времени на твой детский сад, поэтому собирай игрушки и готовься вылезать из песочницы! Кое-кто должен умереть, и ты обязана лично курировать этот процесс! Но… Я же точно знаю, что ты не станешь меня слушать…       — Сразу перед тем, как я неудачно стерла ему память, он успел сказать «та другая»! Другая я… — старательно игнорируя все вышесказанное, задумчиво-тихо промямлила Гермиона, которой, с учетом сложившейся ситуации, было совсем незазорно не сдерживать подступающую рвоту, однако, благо, она ничего не съела и не выпила на том «великосветском» приеме, хотя многие пожилые толстосумы назойливо предлагали ей угоститься столетним огневиски и продолжить вечер в их фамильных поместьях. Эта… Она!.. Выглядела до непередаваемой жути… Реалистично. Ее длинное бархатное платье темно-синего цвета с холодными серебристыми переливами… Да, то самое, из волшебного одежного бутика «Твилфитт и Таттинг»… Оно даже естественно колыхалось в движении, когда Она изящно-плавно следовала за истошно мандражирующей Героиней Войны, куда бы та ни пошла, при этом зачем-то выдерживая расстояние в три-пять метров и не подходя ближе. Разумеется, никто другой ее вовсе не замечал и даже с вопиюще-нахальной бесцеремонностью пару раз проходил сквозь эту одухотворенную эфемерную проекцию, у которой были… Выбеленно-седые виски и совершенно нетронутое возрастом лицо. Ее лицо… — Ты уже являлась Малфою? Для чего?..       — Да, мы с ним пересекались несколько раз, и советую тебе учесть на будущее… Из-за того, что предыдущие поколения Малфоев столетиями одобряли только межродственные связи, Драко от рождения предрасположен к психическим расстройствам. Наверное, поэтому он гораздо более восприимчив к межпространственным разломам… — безмолвно притихшая Гермиона смотрела в эти зияющие непроглядной чернотой глаза-провалы и отдаленно понимала, что смотрится в перевернутое изуродованно-кривое зеркало, а собственное отражение искажено, опорочено и фальшивит до такой невыразимо-невозможной степени, что хотелось только лишь одного… Разбить его, уничтожить этого обезображенного бесплотного фантома, исковерканную трехмерную голограмму, бестелесного неупокоенного призрака!.. Староста Девочек не имела ровным счетом никакого представления о том, кто перед ней, и от этого ей становилось еще страшнее. От Нее веяло лютым холодом, волчьим голодом и почти что осязаемой враждебностью, и это престранно-непонятное существо неизвестного происхождения, которое так подозрительно-много знало о ней и Малфое, а также безошибочно угадывало(?) происходящие события наперед, стало бы последним во всей вселенной, кому бы она поверила… — Не утруждайся, виноградная палочка тебе не поможет… Да она и ни к чему, когда есть вот эта! Не бойся меня… Я — это ты! Только… Немного постарше… И я здесь слежу за тем, чтобы определенные события произошли своевременно и именно так, как нужно… Проще говоря, присматриваю за всеми вами, помогаю и направляю. Это классическая временная петля: однажды ты окажешься на моем месте и будешь говорить эти же самые слова себе самой… — бесшумно-судорожно сглотнув, Гермиона незапланированно попыталась схватиться за свою отнюдь не дремлющую в кармане мантии виноградную лозу, дабы проверить свое дьявольски-убедительное наваждение на прочность, но в Ее костлявой мраморно-белой ладони вдруг блеснул изогнутый почти тринадцатидюймовый Коготь, который казался куда более реальным, чем все остальное вместе взятое. В дополнение к этому Она приняла пародийно-шуточную, но вполне узнаваемую боевую стойку Беллатрисы, в которой во время последней битвы за Хогвартс та и погибла (пугающе-успешно сражаясь сразу с несколькими опытными противниками одновременно…) от насланного смертоносного проклятия Молли Уизли. Двойница Героини Войны вскинула руки вверх и выставила одну ногу вперед, и суеверно-знакомый цокот высокого каблука невольно заставил Гермиону опустить буквально вылезающие из орбит глаза вниз. Она была обута в лакированные туфли, точь-в-точь, как у Паркинсон. Вернее… Это были туфли, принадлежащие Паркинсон… — Это необходимо. Если хоть что-то пойдет не так, разразится Третья Магическая война, и магглы узнают о существовании волшебников! Именно благодаря мне наша цивилизация до сих пор не уничтожена ядерной катастрофой планетарного масштаба, а ты стоишь там, где стоишь, вполне целая и почти невредимая! Или Героиня Войны и впрямь решила, что Сепсис СЛУЧАЙНО оказался в холле как раз в тот момент, когда она распласталась по полу, а Министерство до сих пор не в курсе того, что Золотая Девочка свободно «гастролировала» по всему Мунго, только по счастливому стечению обстоятельств?..       — Хочешь сказать, что я скоропостижно умерла, а потом мой дух самостоятельно отправился назад в прошлое, чтобы все исправить?.. Даже в крайне непредсказуемом волшебном мире возможно далеко не все! На него тоже распространяются законы мироздания, знаешь ли!.. — порывисто огрызнувшись в захудало-слабой попытке поставить под сомнение новоявленные факты, нервозно дергающаяся Гермиона вспомнила яркую медную окантовку, которая «украшала» затуманенные глаза Августа в больнице Святого Мунго. Разумеется, она тут же объяснила свой малюсенький недосмотр теми оправдательно-чрезвычайными обстоятельствами, но… Наверное, в любой другой ситуации Героиня Войны бы тоже не придала этому необычайному явлению должного значения. Такая медная «кромка» могла образоваться на радужках только в двух известных ей случаях: либо при редчайше-редкой наследственной болезни Вильсона, либо… В качестве малозаметного побочного эффекта при наложении какого-нибудь эксклюзивно-авторского подчиняющего волю заклятия, еще более неуследимого, чем давно ставший традиционным Империус. — Как бы там ни было, ты не имеешь никакого права вмешиваться в хронологический ход истории! На третьем курсе мне постоянно везло, хотя регулярное использование маховика времени могло привести к необратимым последствиям! Они были уничтожены не зря! Это слишком большая сила, которая никогда не должна быть сосредоточена в руках одного человека!..       — Я не умерла и, кстати, вообще не намереваюсь. Напротив, собираюсь прожить очень долгую и даже, представь себе, счастливую жизнь. Я стала Министром Магии. Самым молодым в истории, между прочим! И совсем скоро раздобуду восстановленный Философский камень… — дальше слушать Гермиона не собиралась, а потому, что было измельчавшего и утончившегося гриффиндорского духу, рванула вверх по винтовой лестнице к себе в спальню. Ступеньки беспрестанно мелькали под ногами, чему не помешала даже предательски не унимающаяся дрожь в коленях, но собственный угрожающе-пониженный голос неотступно продолжал громыхать в ушах. Золотая Девочка не могла медлить более ни секунды, а потому молниеносно влетела в пустующую комнату и кинулась прямиком к платяному шкафу. Схватившись за осуждающе-возмущенно скрипнувшие деревянные дверцы и потянув их на себя, Староста Девочек рывком открыла его и выдернула из этих компактных недр свой еще даже не успевший запылиться дорожный рюкзак. Уже в следующее мгновение в него начали беспорядочно-лихорадочно запихиваться, зашвыриваться и утрамбовываться вещи первой и не очень необходимости. Начисто позабыв о своей сумочке с заклятием незримого расширения, Героиня Войны отчаянно-бездумно стремилась забрать с собой все, что могло бы облегчить ей пребывание в… Да хоть в том же лесу! По крайней мере, у нее уже имелся довольно богатый опыт выживания в дикой природе… — …но для его изготовления нужно физически вернуться в прошлое, а Нотт сейчас как раз работает над вторым прототипом нового маховика… Хм-м-м… Что, так и продолжишь делать вид, что не жаждешь узнать никаких подробностей?       Я решила бежать после того, как Она появилась? Или еще до?..       — Да будь ты хоть Папой Римским! Мне все равно, кем я… Мы… Ты стала! Потому что ты — это не я! Я другая… И у меня все будет по-другому!.. — неуклюже соврала Гермиона, громко-тяжело кряхтя и надавливая ватной ногой на то, что никак не желало пропихиваться в стремительно наполняющийся и уже начинающий тихонько потрескивать в районе швов вещмешок. Конечно же, помимо теплой одежды, некоторых книг и снова подвернувшегося под руку маггловского канцелярского ножа, следовало бы взять с собой расческу и зубную щетку, которая до этого переломно-трагического момента преспокойненько стояла себе в пластиковом стаканчике по соседству с аналогичной, только другого цвета, на раковине в смежной ванной, но добираться до нее было слишком долго-далеко, так что… Она вполне могла обойтись без нее. А еще без Малфоев. Нет, ну, конечно же, Гермиона зарочно-клятвенно обещала Нарциссе и Драко, что не бросит его, но… Это вовсе не означала того, что Золотая Девочка беспечно отказалась от неустанно-регулярного мысленного прокручивания всевозможных планов побега с того самого момента, как они трое выбрались на внеплановый летний отпуск в загородный домик Грейнджеров… — Твое будущее меня совсем не интересует! И напутствия твои мне даром не нужны! Уходи и больше никогда не возвращайся!       — Куда ты так спешишь? Неужто сбежишь? А как же Драк…       — Да к черту Малфоя!!! Он мне никто!!! Я даже не люблю его!!! — пискляво-тонко заверещала Героиня Войны, отбрасывая куда-то в сторону закоптившийся походный чайник и отчаянно мотая своей агонирующей взлохмаченной головой, будто бы всерьез надеясь отогнать от себя эту бесовщину. В последний раз всплеснув руками и влажно всхлипнув, Гермиона в притупленном изнеможении опустилась вниз, не осознавая почти ничего, кроме недозапакованного переполненного рюкзака, который немым укором обжег ее пятую точку. Сидя на нем верхом и погружаясь в свое сокрушительно-беспомощное безмолвие, она все сильнее цепенела всем телом, будто бы намертво приковываясь к этому мешку невидимыми стальными путами. Между тем солнце уже несмело выглядывало из-за будто бы смущенно порозовевшей линии горизонта, и в единственном окне заурядно обставленной спальни Старосты Девочек, почти круглосуточно завешанном тяжеленной школьной портьерой, вот-вот должен был забрезжить рассвет. Обычное первые солнечные лучи нерешительно касались обшарпанной временем столешницы письменного стола и медленно-лениво ложились на теплую шерсть темного покрывала у самого подножия расстеленной кровати, а затем упрямо расширяющиеся световые полоски пробирались все выше и выше, пока, наконец, не утопали в запутанных от беспокойно-поверхностного сна платиновых волосах, но сегодня… Все было совсем иначе. — Не знаю, кто ты есть, но я, скорее, умру, чем стану тобой!!! Сгинь, пропади, исчезни!!!       Ну, давай же… ДАВАЙ! Встань. И иди. Беги. Куда угодно! Куда глаза глядят! Потому что сейчас или…       Уже тогда Гермиона знала, что ни за что на свете не поднимется с этого проклятого продавленного рюкзака, но все равно зачем-то пыталась хотя бы немножечко привстать. Иллюзорно-призрачная двойница ничего не ответила на ее душераздирающую завывательную тираду и продолжила слегка разочарованно смотреть на нее всепонимающе-покровительственным взглядом. Она-то знала наверняка, почему смятенно-ошарашенная Золотая Девочка не может просто взять и уйти отсюда прямо сейчас даже при том, что прекрасно осознает все губительно-роковые последствия этого промедления. Собственно говоря, Гермиона поддельная заявилась сюда в первую очередь для того, чтобы потяну-у-у-у-у-у-уть время и отдалить момент ее псевдовозможного отбытия из Башни Старост, а Гермиона настоящая (впрочем, кто из них был настоящей — оставалось под очень большим противоречиво-неразрешенным вопросом) никак не сопротивлялась этому, но… Из-за чего? Из-за Грейнджеров? Героиня Войны нисколько не сомневалась в том, что после ее таинственного исчезновения Гарри-добрая-душа непременно позаботится о них. Из-за возможности остановить Третью Магическую войну, о которой ныне орали буквально на каждом шагу? Нет, Золотая Девочка была очень близка к тому, чтобы в кои-то веки предложить этому долбанному миру выкручиваться самостоятельно и без ее непосредственного участия. Из-за…       А когда-то давно я сказала себе, что никогда не буду играть в прятки с Малфоями! ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!!!       Пока Гермиона с бесконтрольным остервенением цеплялась негнущимися пальцами за свои растрепанные волосы, ее усовершенствованно-улучшенная версия «из будущего» вдруг покрылась крупной волнообразной рябью и начала растворяться прямо в воздухе. Золотая Девочка превосходно осознавала, что это означает, но никак не могла прекратить ожесточенные безмолвные торги с собственной неразговорчивой совестью, которая до сих пор периодически шаталась вокруг нее и неожиданно являлась ей, словно траурно-скорбная Тень отца Гамлета, но не более того… Где-то внизу бессовестно потревоженный портрет за эти несколько недель заметно похудевшей от такого нескончаемого стресса полной дамы вновь беззвучно-плавно отодвинулся в сторону, а несостоявшаяся трусоватая беглянка так и не придумала, как избежать, по всей вероятности, неотвратимо-фатальной встречи с вполне ожидаемо нагрянувшим гостем. Хотя… Почему гостем? Один из постояльцев уединенной Башни Старост только что пожаловал к себе домой!.. Малфой… Только ему одному собачница-тире-шляпница открывала проход в общую гостиную без произнесения пароля, хоть это и было недопустимо-преступным нарушением правил безопасности школы. Кроме того, она с боязненно-добросовестным рвением исправно рапортовала ему о том, кто, когда и с какой целью захаживал сюда в его отсутствие, а также исполнительно докладывала и то, во сколько покидала и возвращалась в башню Староста Девочек, если ей все-таки доз-во-ля-лось сделать это в одиночестве. А все потому, что как-то раз слегка обозлившийся Драко показательно заверил стерегущую их «толстуху» в том, что собственноручно вырежет «визгливых шавок ножом с холста», если той хоть единожды заблагорассудится НЕ делать всего вышеперечисленного…       Согнувшаяся пополам Золотая Девочка с поистине нездоровым интересом изучала носки собственных крайне потерто-неухоженных кроссовок, а заходящееся в ее груди кровоточащее сердце своими сумасшедше-бешеными ударами отсчитывало миллисекунды до того, как непредусмотрительно приоткрытая дверь в спальню бесшумно-спокойно и без резких движений, можно даже сказать, неторопливо отворится. Сложно было предположить, в каком именно расположении духа Малфой Младший возвратится со сверхнеожиданного ночного рандеву с любимым папочкой, который за эти самые полчаса с небольшим наверняка успел поведать ему очень много нового и интересного о Гермионе. В целом и в частности… Во всех отношениях ослабевающей гриффиндорке, изможденно зажмурившей глаза, вдруг вспомнилось, какую животрепещуще-мерзкую картину Драко имеет неудовольствие лицезреть в режиме реального времени: шкаф распахнут настежь, все ящики стола открыты до упора и едва держатся в своих пазах, повсюду на полу валяются несметно-всевозможные вещи, начиная от какой-то старой кофты и заканчивая потрепанным учебником по Зельеварению с отставшей обложкой, тогда как увенчивала все это неописуемое великолепие непосредственно сама Героиня Войны, кое-как восседающая верхом на высоченном вещмешке, который она вряд ли когда-нибудь смогла бы оторвать от земли без помощи магии…       Сейчас все решится. Мы узнаем, насколько сильно боимся… Одиночества.       — Я… Не могу… Поверить… — чрезвычайно слабо, мучительно тихо и убийственно дрожаще. Это раздалось далеко и ошеломляюще близко от нее одновременно. Режущие уши удручающе-гнетущие вибрации тут же заставили Гермиону в очередной раз содрогнуться до самого основания. Не более, чем минуту назад ей действительно-мнительно казалось, что ничего страшнее встречи со своей бездушно-безжизненной копией нет и быть не может, но уже теперь… Так хорошо знакомый приглушенно-хриплый голос Драко практически полностью парализовал ее, немилосердно мешая разжать намертво слипшиеся припухше-отекшие веки и просто взглянуть в его сторону. Как… Как все дошло до того, что она стыдилась посмотреть на Малфоя?! Она! На Малфоя!!! О, Мерлин, настолько неловко, неудобно и со-вест-но ей не было еще, наверное, никогда… Разумеется, Гермиона и не помышляла о том, чтобы извиниться перед его отцом за все наговоренное, но про то, что она якобы может выдать Драко и Нарциссу Ульриху… Было явно излишним. — …что ты…       — Мал… Драко!.. Ты должен выслушать меня! Я могу все объяснить! — о, разумеется, она может!.. Гермиона же не какой-то там необремененный интеллектом неверный-благоверный, только что пойманный взрывоопасной супругой на «горяченьком» и блеющий несуразную оправдательную чепуху, тем самым продолжая, не скупясь, подливать маслица в и без того неудержимо полыхающий костер, на котором его, собственно, и сожгут… Нет, конечно же, это все не про нее! Она, между, прочим, хоть и формально-условно, но все еще гриффиндорка! И вполне в состоянии оторвать свою окоченевшую лицемерно-лживую худощавую задницу от звонко лопающегося из-за перегруза рюкзака, чтобы объяснить… Вообще все! Рассказать о том, с чего и почему это началось: про чересчур преждевременно-серьезные намерения Рональда, про слезно-тягостную обстановку в Норе, про «продавившую» ее насквозь Макгонагалл, про желание поскорее увидеть тогда еще любимых родителей, про… — Понимаю, как ужасно это выглядит! Должно быть, тебе жутко неприятно видеть подобное… Но на самом деле все совсем не так, как тебе кажется!       О да! Все именно так! И никак иначе... Но мне очень-очень-очень… Бесконечно жаль. Ты этого не заслуживаешь. Никто не заслуживает!       — Драко, я действительно хотела уйти, но не смогла, потому что…       — …ты любишь меня!..       Кажется, это был не вопрос, а утверждение. Героиня Войны не поняла, каким неведомым образом очутилась в противоположной от двери части комнаты, на предельно-максимально возможном расстоянии от Малфоя. Она смутно-неявственно ощущала только то, что еще чуть-чуть, и ее выпирающие лопатки попросту вдавятся в грудную клетку, если она продолжит с тем же безудержным рвением вжиматься в твердый камень стены и топтаться на месте, будто бы целеустремленно вышагивая спиной вперед. Гермиона могла лишь косвенно-предположительно догадываться о том, как оказалась здесь: должно быть, все благодаря немыслимо-невероятному прыжку назад, который не только подкинул ее высоко вверх, но и отшвырнул назад на добрых несколько метров. Такому невообразимому воздушному пируэту наверняка позавидовали бы даже снежные козы, которые, будучи подлинными меховыми исчадьями ада, скачут по отвесным скалам и узким горным тропам настолько ловко и уверенно, что попутно нарушают несколько непреложных физических законов, совершенно не подозревая об этом. И прямо сейчас Золотая Девочка сожалела о том, что природа наградила ее двумя подворачивающимися человеческими ступнями, а не раздвоенными копытами, позволяющими удерживаться практически на любых поверхностях…       — Можешь даже не произносить этого вслух… Я же не требую… Мне достаточно… Просто знать, понимаешь?.. — этот беспощадно-нещадный сбивчивый шепот заставил ее бессловесно взмолиться о том, чтобы тотчас же стать размером с микроскопически-крошечную пылинку, которые после ее недавних беспорядочных метаний взбаламученно кружились по их общей комнатушке в неограниченном количестве. Она не могла… Вообще ничего. Ни сказать что-либо в ответ, ни пошевелиться, ни заплакать… Практически все компенсаторные реакции ее почти критически истощенного организма притуплялись и угнетались, из-за чего ей оставалось только полубезучастно наблюдать за всем происходящим с самой вершины своей персональной Голгофы, где Малфой, сам того не ведая, прямо сейчас безжалостно распинал ее на твердокаменном кресте из холодной школьной стены своими словами-гвоздями. Они пробивали насквозь ее кисти и стопы, залезали под кожу, проникали в уши… Если бы только она могла еще и ослепнуть, чтобы больше никогда не видеть своего премерзко скорчившегося отражения в двух огромных мутно-серых зеркалах, которые когда-то были глазами Драко… — Отец рассказал мне… Ты сделала все это ради меня!.. Иначе зачем?..       Зачем… что?..       — Я догадывался еще тогда, на суде… Ты спасла меня… И мою мать, и отца… Его скоро выпустят… Нам вернут Мэнор… Даже перстень мой!.. Ты сохранила… — с этим всем можно и нужно было спорить, но… Гермиона не могла вымолвить ни единого слова. Она задыхалась. Малфоем, их си-ту-а-ци-ей, этой чертовой тесной комнатой… Даже в стесненно-душной подземной камере Визенгамота, в чьей многовековой пылище перепачкалась обувь из «Твилфитт и Таттинг», дышать было намного легче. Ко всему прочему, Драко, кажется, окончательно и бесповоротно ослеп вместо нее: он смотрел, но не видел… Ничего вокруг. Изрядно пошатываясь и мотаясь, незрячий Малфой медлительно вышагивал к ней навстречу, неаккуратно наступая на разбросанные по полу пожитки, которым не посчастливилось оказаться у него на пути. Когда его черный запыленный ботинок с размаху опустился на напичканный рюкзак, внутри того хрустнуло-треснуло настолько громко, что стало вполне очевидным — с новенькой питьевой фляжкой придется попрощаться… — Теперь у нас с тобой все будет по-другому!.. Ты ни в чем не будешь нуждаться… Все мое — твое!.. Отец сразу проспонсирует лечение твоих родителей… И свалим подальше отсюда! Лучше на какой-нибудь остров… Только вдвоем… — эти фразы, нелепые, глупые и дикие, будто бы спотыкались друг о друга, но все равно рвались к ней наперегонки, с настырным упорством достигая своей окаменевшей у стены цели. Их скоростные «соревнования» показались ей настолько уморительно-потешными, что ее застывше-осипшая гортань каким-то невообразимым чудом издала один непроизвольно-короткий смешок, который на деле опять оказался практически неразличимым и задушенным неизвестно кем или чем всхлипом. Золотая Девочка, с недавних пор столь много мнящая о самой себе, очень хотела, но не имела физической возможности разреветься. Горюче-соленые слезы никак не желали скатываться по щекам и начерство закостенели в широко распахнутых потемневших глазах, покрыв, вернее, надежно запечатав их прозрачной твердой коркой. — Думать могу только о тебе… Забываю, кто я… Когда тебя нет рядом... Что они отберут… Поттер!.. Он них_ра не оценит!.. Какая ты… Непостижимая… Никто… Никогда… Не сможет полюбить тебя так, как я!.. — обрывочно-непоследовательный, противоречиво-запутанный и нелогично-сумбурный надрывный хрип вдруг слабо всколыхнул растрепанные каштановые волосы, и уже в следующий миг ее тело столкнулось с другим. Будучи в беспросветном одержимо-безумном беспамятстве, Драко заключил Гермиону в объятия настолько жуткие и болезненные, что со стороны это гораздо больше было похоже на бойцовский захват. Неистово сминая ее тонкие ребра, Малфой не обращал никакого внимания на то, что хрупкие руки-палки безвольными плетьми остаются висеть по швам вдоль ее исхудавшего туловища, а она не без сардонической отрады начинала сознавать, что слизеринец вполне может придушить ее, разумеется, неумышленно, но вместо этого Драко вдруг резко опустился куда-то вниз, практически не разжимая рук… — Отец благословляет нас! Мы можем пожениться хоть сейчас! Ты же выйдешь за меня, Гермиона?.. Да, любовь моя?.. Просто скажи мне «ДА»!..       …с прискорбием уведомляем, что у вас «Грейнджер головного мозга» в терминальной стадии. Редчайшая, крайне агрессивная и быстро метастазирующая в жизненно важные органы злокачественная опухоль. Патологические изменения необратимы. Лечение до сих пор не найдено, потому что… нам с самого начала было плевать! Мы даже не утруждались его поисками! Меж тем вам осталось совсем недолго, мистер Малфой…       Вот теперь-то до нее дошло... Как и всегда, слишком поздно. Драко только что добрался до точки невозврата. Его больше не было. Он просто… Закончился. Совсем. Примерно так же, как заканчивается любая невостребованная, исчерпавшая, изжившая себя продукция. Однажды потребители начинают терять к ней интерес и перестают покупать. Поначалу она постепенно исчезает из крупных торговых сетей, затем — из менее раскрученных розничных пунктов продаж, а еще чуть позже — никому ненужные остатки самой последней партии, выпущенные перед окончательным закрытием нерентабельного производства, можно приобрести лишь в деревенско-глухоманских магазинчиках за сущий бесценок. Потому что в силу утраты былой актуальности или появления более дешевых конкурентов на рынке они больше никому не нужны. Практически… И виновата в этом была только Гермиона. Не в естественном устаревании трендов, конечно же, но… Она всегда знала, что это когда-нибудь непременно случится, но даже не представляла, что это «когда-нибудь» настанет уже сегодня! Почему-то ей было гораздо проще старательно игнорировать его психическую хворь, при этом издевательски-надменно приговаривая: «Ты болен, Малфой! И не лечишься! Тебе нужна по-о-о-о-о-о-омощь…», и никогда!.. Никогда не оказывая ее…       Ладно, эту битву я проиграла... Но война еще не окончена, Люциус!!!       — Д-д-да, Драко… Конечно-конечно! Мы с тобой обязательно поженимся!.. Вот только… Школу закончим сначала, а потом… — это было именно то предложение нечистой руки и грязного драконьего сердца, которое она заслужила, и поэтому… Очевидно-несомненно, что ошалело взирающая-сверху-вниз на коленопреклоненного Малфоя Гермиона согласилась не взаправду, а только понарошку. Это ведь никак нельзя было счесть за официально-задокументированный ответ, да ведь?.. Староста Девочек никогда не умела правильно обращаться общаться с детьми, тем более, впавшими в кромешное болезненно-маниакальное помешательство, но хотя бы пыталась! Мерлин свидетель, в этот пугающе-кошмарный момент она сказала бы ему абсолютно все, что угодно, лишь бы… За этой доверчиво-полоумной обреченной улыбкой сохранились хоть какие-то ничтожно-жалкие остатки атрофировавшегося слизеринского рассудка. — Акцио, усыпляющее зелье! — в навязчиво презентованном ей драгоценном кольце миссис М., которое Героиня Войны без удовольствия, но частенько носила (после ухода Гарри из башни — уже почти не снимая…), больше не осталось «волшебного порошка», а потому иного выхода у нее не оставалось. До сих пор Малфой пребывал в относительно стабильном психическом состоянии, но ей все равно не мешало бы подстраховаться… Со всей отчетливой-четкостью предвосхищая, что, даже несмотря на внеочередной обсессивный «приход», зацикленный на ней су-же-ный обязательно запомнит столь многообещающе-безрассудный ответ и непременно обернет против нее же в дальнейшем, Староста Девочек ни в коем случае не могла допустить, чтобы он навредил в первую очередь самому себе, потому как в случае ее отказа появление острых суицидальных психозов, по весьма неутешительным прогнозам, не должно было заставить себя долго ждать… — Тебе нужно выпить это, хорошо?.. Чтобы успокоиться…       — Я спокоен, родная! И совсем не хочу спать!.. — ее виноградная лоза, как и всегда, безукоризненно справилась с простейшими манящими чарами: молния на боковом кармане вещмешка незамедлительно расстегнулась, и наполовину опустошенный темно-синий пузырек торопливо поплыл по воздуху к ее трясущейся разжатой ладони. Малфой отреагировал на это не слишком положительно, еще сильнее вцепившись в ее бесчувственные подкашивающиеся ноги. Хаотично-дерганое метание стремительно охватываемых параноидальным беспокойством и совсем немигающих серых очей явственно свидетельствовало о том, что даже начисто и всецело рехнувшись, Драко не лишился своей остро-мнительной подозрительности и подобный «небезопасный» расклад его категорически не устраивал. Тем не менее, на этот раз, вопреки всему, переживать ему было совершенно не о чем. — Что ты будешь делать, пока я…       — Буду петь тебе колыбельную, пока тоже не усну… — Гермиона больше не собиралась… Вообще никуда. И не намеревалась делать ничего из того, что теоретически-точно могло быть не одобрено его заносчиво-деспотичным нравом. Что, важно отметить хоть какой-то справедливости ради, было не так уж и просто, ибо нескончаемый список бескомпромиссно-жестких и по некоторым пунктам откровенно противоречащих друг другу малфоевских ограничений, будь он любезно-педантично составлен им персонально для нее, занял бы свитков n-цать. Стоило только дать ему крохотную капельку власти над ней, и Героине Войны тут же пришлось бы отпрашиваться… Да даже в туалет! Впрочем, она уже так делала, но ее малахольному новонареченному избранничку и этого было мало!.. Он внимательно-превнимательно следил за тем, как Гермиона рывком запрокидывает давно налившуюся свинцово-болезненной тяжестью голову и делает несколько маленьких глотков из склянки с «успокаивающим» зельем. — Ты почувствуешь себя намного лучше, когда проснешься…       — Дерьмище какое-то… — незамедлительно пожаловался ей Драко, осторожно отхлебывая из переданного ему флакончика, растерянно морщась и недовольно причмокивая напрочь обескровленно-пересохшими губами. Это неизведанное снотворное варево, предоставленное Гермионе неустанно справляющейся об ее «пошатнувшемся» здоровье Нарциссой прямиком из Больничного крыла, вырубало тихо, незаметно и на троекратное «ура». Учитывая «лошадиность» принятых ими обоими доз, подействовать оно должно было сравнительно быстро, но… Рано порадовавшаяся Героиня, уже отстраненно прикидывающая, как безопасно для себя уложить Малфоя в постель, совершенно оторопела, когда ее резко перехваченная полупрозрачная хлипкая ладонь смачно припечаталась к его неестественно дыбящейся раскаленной груди. ТУ-ДУФ. ТУ-ДУФ. ТУ-ДУФ… Заходящееся в умопомраченно-вожделенном исступлении слизеринское сердце безотрадно запело, нет, истошно завыло ей бессловесную песню о своей несуществующей выдуманной любви, полную невыразимо-печальных, невыносимо-горестных и мучительно-страдальческих аккордов… — Прислушайся, Гермиона… Чувствуешь? Для тебя бьется!..       Что это вообще такое? Их пресловутая любовь!..       К своему превелико-огромному и тщательно скрываемому ужасу… Она не знала. Лучшая ученица Хогвартса иногда была осведомлена о том, о чем не подозревали даже седовласые и морщинистые профессора, но ответа на этот простейше-элементарный, фактически детский вопрос, несмотря на то, что она потратила непомерное количество времени на его безрезультатное исследование-изучение, у нее не было. Раньше она была стопроцентно уверена в том, что испытывает нечто подобное к своим самым близким друзьям, но… По всей видимости, ей просто… показалось. Ибо с теми, кого по-настоящему любят… Уж точно не поступают таким вот образом! И можно было прямо на месте доказать это на примере ее личного Золотого Трио, состоящего из главных в ее жизни мужчин (после дорогого папы, разумеется, ведь он-то был в единственном и неповторимом экземпляре!..). Гарри-Рональд-Драко. Всем троим она безостановочно-нагло лгала из самых корыстных побуждений. Всеми тремя нахально-цинично манипулировала по той же причине. Всем троим с завидным постоянством причиняла нравственные страдания различной степени тяжести, причем отдельным высокородным чистокровным индивидуумам — еще и телесные... Двое (Гарри, очевидно, не в счет) фантастически заблуждались в плане того, что якобы именно она сможет их осчастливить!.. При этом за каждого из них Гермиона была готова умереть, если потребуется. Даже за Малфоя. Если бы, к примеру, Ульрих внезапно очутился в Башне Старост в эту самую секунду, Золотая Девочка, вне всякого сомнения, ожесточенно сражалась бы с ним до последнего вздоха (причем, вовсе необязательно, что своего…), но разве это могло послужить неоспоримым подтверждением тому, что она люб… Что, всех троих?.. Или только двоих?.. Однозначно… НЕТ.       Прости, Драко. Я не хочу, да и не могу разделить с тобой... ЭТО. Но вот страдания… Запросто!       — Rock a bye baby, in the tree top…       Гермиона, все сильнее проникаясь идеей непоправимой предопределенности фатума, нараспев затянула известную ей с раннего детства зловещую старинную колыбельную, благодаря которой маленьких детей запугивали тем, что повесят их колыбельки высоко-высоко, на самую верхушку дерева, а сильный ветер будет раскачивать их до тех самых пор, пока сухой сук не сломается и не полетит вниз… Местами получалось совсем уж фальшиво, но на звание даровитой певицы она никогда и не претендовала. Тыльная сторона ее расслабленно-непослушной кисти вдруг почти непроизвольно коснулась белого, как античной мрамор, но на удивление не такого уж и неприятно-холодного лица. Всего лишь очередной отвлекающий маневр, усыпляющий болезненно-подозрительную бдительность и вынуждающий сонно-подрагивающие под немного хмурящимися темными бровями веки, наконец, прикрыться. И ей вовсе не понравилось то, как прохладная и гладкая щека тут же принялась с благодарным упоением тереться об ее недвижимые ледяные пальцы… Хуже всего было то, что Драко даже не выслуживался. А просто… Просто…       — When the wind blows, the cradle will rock…       Гермиона легонько надавила на неукротимо полыхающую грудь Малфоя своей онемевшей ладонью, наивно надеясь, что таким образом сможет заставить его податься назад и улечься прямо на пол, но все произошло совсем не так, как она рассчитывала. Кажется, наводящее беспробудно-глубокий сон зелье подействовало на Драко куда эффективнее, чем на нее саму, и поэтому от такого осторожно-робкого толчка он тяжело повалился навзничь, при этом по-прежнему не разжимая своих еще не окончательно ослабевших рук и неотвратимо увлекая ее за собой. Это короткое и непредвиденно-несвободное падение внезапно оказалось довольно приятным… Как и не то чтобы совсем мягкое, но уж точно не жесткое приземление. Приближающаяся к вызванной магией снотворной полудреме Гермиона очень хотела, если и не перебраться на кровать, то хотя бы чуть-чуть приподняться на локтях и откатиться куда-нибудь-куда-угодно в сторону, чтобы не лежать верхом на Малфое, растянувшемся во весь рост в окружении учиненного ей же самой бардака…       — When the bough breaks, the cradle will fall…       И уж тем более она не имела никакого желания безотчетно ощущать, хвала Мерлину, понемногу успокаивающееся и постепенно выравнивающееся, мерно приподнимающее и опускающее ее над полом дыхание своими ноющими от недавних «объятий» ребрами. Однако проклятая волшебная настойка, в полном соответствии с непреодолимым законом всемирной подлости, на этот раз подействовала так, как ей и было положено. Кроме того, крайне неуступчивые и чересчур медленно обмякающие руки с превеликим удовольствием обмотались вокруг ее шеи и талии, почти инстинктивно утапливая ее в разнеженное мужское тело, так что… Ей оставалось только смириться. В очередной раз. С тем, что с Малфоем всегда было на удивление удобно. Да!.. Зачем отлеживать до синяков свои костлявые бока на холодном полу, когда можно взгромоздиться на перманентно-горячего Драко и преспокойненько проспать хоть сколько-нибудь минут?.. Все предельно логично и обосновано…       — And down will come baby, cradle and all…       На грани самоугнетающегося сознания у Старосты Девочек неожиданно проснулся интерес к тому, что именно подумает мама («Как это не скажете мне пароль от портрета?!»), которая наверняка по своему обыкновению вскоре заглянет в башню, чтобы проведать их… Впрочем… Что именно здесь произошло — не имеет абсолютно никакого значения. Важно было лишь только то, как это выглядело, а выглядело оно, мягко говоря, прескверно. Чем и не преминул воспользоваться самый злокозненный батюшка текущего тысячелетия… Что могли разглядеть ослепленные глаза Драко?.. Перед ними наверняка стремительно проносились юмористические зарисовки с соответствующим музыкальным сопровождением, прямо как в немом черно-белом кино с подставленными субтитрами.       Сцена первая: Гермиона чуть ли не жертвенно спасает его на суде от длительного и с очень большой долей вероятности губительного заточения в Азкабане, попутно предоставив ложные сведения Визенгамоту и тем самым нехило очернив-оговорив саму себя, что доселе ей было несвойственно.       Сцена вторая: Героиня Войны несколько месяцев подряд самоотверженно укрывает их с матерью в мире магглов от Пожирателей-и-всех-всех-всех за почти что собственный счет скудных родительских накоплений, не требуя ничего взамен. Ну, кхе-кхе, почти ничего…       Сцена третья: только что назначенная Староста Девочек по просьбе-мольбе Нарциссы с потрясающей готовностью по-мо-га-ет обездоленным Малфоям перебраться в надежные стены Хогвартса — в наиболее безопасное место, по их обоюдному мнению, если и не в целом мире, то во всей стране точно.       А сколько еще было таких душещипательно-фиктивных сцен? Тут уж все зависело от хитропродуманных нюансов несколько иной-переиначенной и умышленно-приукрашенной версии последних событий, которую вероломный Люциус злонамеренно разложил по полочкам своему фактически невменяемому влюбленному отпрыску! Очевидно, что в этом красноречиво-колоритном рассказе, были нарочно опущены ярчайшие подробности их тюремного свидания с гнусным вымогательством, подлым шантажом и бесчестными угрозами. Зато в него наверняка были добавлены несколько другие незначительно-мелочные детали, не имеющие абсолютно ничего общего с опасно-непредсказуемой и пугающе-стремительно меняющейся реальностью… А для произведения пуще-неизгладимого эффекта Малфою Старшему оставалось только театрально вытащить на свет божий целое и невредимое (правда, давненько нечищеное) фамильное кольцо, так и не заложенное в самый дешевый ломбард Косого Переулка и — вуаля!..       Они что… На самом деле хотят, чтобы я вышла замуж за Драко?..       Как это вообще могло случиться? Приблизительно следующим образом: первые узнаваемые признаки окончательно вышедшей из-под контроля малфоевской зависимости начали вполне явственно и недвусмысленно проявляться практически сразу после треклятых отборочных. Можно было, особо сильно не раздумывая, вновь подставить руку на отсечение: Его Подлейшество Люциус, совершенно неясно, дьявол его раздери, каким образом, но все же понял, что ее с Драко «смехотворные», как она имела неосторожность выразиться, взаимоотношения… слегка изменились (та одиозная таинственно-торжествующая улыбка, которой Мистер Малфой почти что ласково наградил ее на прощание, до сих пор неустанно маячила под неплотно зажатыми гриффиндорскими веками). Но даже если и не до конца, то для подтверждения собственных неприятных догадок ему было достаточно лишь одного взгляда на единственного сына, которого проницательнейший папенька изучил, как облупленного, и правильно истрактовать то, в каком малоутешительном состоянии он пребывает. А для того, чтобы уже почти «отъехавший» наследничек вконец психически рассыпался, многого и не требовалось… Несчастный Драко на полном, мать его, серьезе подумал… взаправду решил… нешуточно допустил… что Гермиона… Она бы ни за что не рискнула повторять те фанатасмагорично-гротескные выдержки из его вдохновенно-блаженного «прозрения», даже предварительно завуалировав их для себя…       «Кто виноват и что делать?». Засыпая прямо на умиротворенно посапывающем слизеринце, Героиня Войны загналась в безвыходно-безысходный тупик. Надрывно вопящий инстинкт самосохранения устрашающе настаивал на том, чтобы наконец-то поведать ему всю П-Р-А-В-Д-У. Вот только примерно с тем же успехом Староста Девочек могла бы забавы ради отвести Малфоя на вершину Астрономической Башни и глумливо скомандовать ему сигануть вниз без страховки, при этом расчетливо делая ставки: расшибется ли он в тонкую лепешку, или от него даже мокрого места не останется... Одним словом, чтобы обойтись с ним подобным образом, нужно было одновременно стать (или уже быть…) бессердечным мучителем, бездушным извергом, беспощадным садистом, безжалостным палачом и, помимо всего вышеперечисленного, законченным изувером! Коим, собственно, и являлся его родной папуля!.. Создавалось впечатление, что у того, помимо «неудавшегося» первенца, от которого тот явно-нескрываемо был, прямо скажем, не в восторге, где-то еще предусмотрительно припасено с десяток более подходящих преемников, но… Это ее никоим образом не касалось. В отличие от вполне очевидно-неоспоримого факта: теперь сразу-спонсирующий-лечение Люциус был прекрасно осведомлен о ее крайне уязвимой, никак не защищенной и легкоранимой Ахиллесовой пяте в виде двух пациентов-магглов из Больницы святого Мунго…       Я действительно стану женой Малфоя? И как ко мне будут обращаться? Миссис Малфой?.. Ну уж нет! Оставлю свою фамилию…       

* * *