Грязь

      Ад-ре-на-лин. Как много в этом слове, состоящем из девяти букв и четырех слогов! Оно явственно отдавало легким привкусом неотфильтрованных фармакологических медикаментов вкупе с вышедшими из-под контроля психомоторными реакциями. Это первостепенно-важный и эволюционно-необходимый гормон, исправно вырабатываемый здоровыми надпочечниками, без которого своевременный запуск древнейшего и, пожалуй, наиболее необходимого для выживания любой мало-мальски жизнеспособной особи многокомпонентного ответного физиологического жизнеспасательного механизма, попросту не представлялся бы возможным. Но мало кто знает, что у адреналина есть брат, очень-очень похожий на него и с которым они неразлучно «ходят парой». Более того, этот таинственный и малоизвестный недоблизнец является первенцем, ведь норадреалин во всех смыслах приходится ему прямым предшественником. Стремительный и мощный выброс этих двух гормонов-катехоламинов (которые являются незаменимыми в критически-кризисные моменты в качестве своеобразных химических посредников для обменных процессов) воздействует на дееспособный человеческий организм подобно резкому впрыску закиси азота во впускной коллектор ревущего автомобильного двигателя внутреннего сгорания.       Иными-простыми словами, мобилизуется абсолютно все, что только может и не может тоже, благодаря чему даже самое тщедушное, худосочное или полудохлое тело практически молниеносно достигает максимально-предельного пика своих физических, психических и каких бы то ни было еще возможностей: каждая отдельная клеточка начинает готовиться к повышенно-активной работоспособности. Стимулирующее воздействие лавиннобразно-бурлящего всплеска адреналина столь велико, что происходит беспромедлительное и значительное увеличение мышечной силы, существенное улучшение скорости всей совокупности реакций, ощутимо-неощутимое повышение общей выносливости и пограничное обострение чувствительности всего арсенала объединенно-коллективных рецепторов. О, и ни в коем случае нельзя забывать о кардинальном повышении болевого порога! Как известно, для каждого отдельного индивидуума он сугубо индивидуален и зависит от целой-преогромной системы неразрывно взаимосвязанных между собой факторов, начиная от уровня суммарных показателей биологической адаптации и заканчивая текущим состоянием гормонально-эмоционального фона, но конкретно в ее случае…       Гермиона снова попыталась перемахнуть через многометровую и быстро движущуюся в неизвестном направлении лестницу (зачем тратить столь дорогостоящее, если не сказать прямо — неоценимо-бесценное время, усиленно работающее против нее с каждой новой секундой, на непозволительно-длительный спуск по неисчислимым школьным ступеням, если можно просто перепрыгивать через них?..), и ей это почти удалось, как и много-много раз до этого, но вот сейчас что-то пошло не совсем так. Непослушная ступня так и не сумела совладать с излишне гладко-скользкой поверхностью испещренного вытоптанными углублениями мрамора, а панически выворачивающаяся в разные стороны и под немыслимыми углами костлявая лодыжка не смогла подстраховать ее от самоубийственно-нежелательной потери равновесия… Поэтому насквозь пропитанное адреналином нездорово исхудавшее тело находилось в патологически опасном для тонко-хрупких шейных позвонков свободном падении до тех самых пор, пока не произошло крайне неудачное приземление на, спасибо вялой инстинктивно-мышечной памяти, выставленные вперед руки. Влажно-жесткий шлепок удара взмокших ладоней об извечный холод одинокого лестничного пролета, невольно-бессознательно сомкнувшиеся глаза, трусливо страшащиеся полностью утратить даже пусть и мутно-нечеткое зрение, а еще сочный треск лучезапястного сустава, предположительно — левого… И все. Больше ничего. Только лишь темнота с малыми вкраплениями пыльной звездной россыпи вперемешку с молнеообразными ярко-белыми вспышками и ни-ка-кой чертовой боли! Чрезвычайно необходимой, невообразимо нужной и бесконечно желанной, которая вполне закономерно-естественно должна была бы за всем этим безотлагательно проследовать, но нет же! А все из-за непрекращающейся, усиленно-интенсивной сверхнормовой выработки…       Проклятый адреналин, чтоб его!..       Героиня решительно лишила свои зрачки, давным-давно выползшие за расплывчатые очертания почерневших радужек, их природной защиты в виде подвижных век и фактически механически, будто бы подкрутив-перенастроив свои врожденные окуляры, с отсутствием всякой пощады и даже символического снисхождения заставила их сфокусироваться на прогнозируемо-травмированной кисти. Как нетрудно догадаться, обычно мышечная ткань никогда не грешит зычным хрустящим звучанием, как с размаху лихо разломанный об коленку толстенный древесный сук, даже при полном и безоговорочном разрыве, так что она пока оставалась вне подозрений. В отличие от лучевой кости и тех, что формировали собой запястное сочленение, а было их всего три. Учитывая немалую высоту, которая была непроизвольно-ненароком преодолена перед ничем не смягченной аварийно-вынужденной «посадкой» наземь, Гермиона в большей степени склонялась к такому бесхитростному и довольно распространенному диагнозу, как издавна ставший чуть ли не традиционным перелом Смита. Он по типичному обыкновению стопроцентно подтверждался на рентгеновских снимках в двух проекциях после характерного приземления на автоматически выброшенные вперед передние конечности. При незапланированном падении это, кстати, происходило всегда и без всяких сознательных команд мозга, который по умолчанию был готов пожертвовать целостностью рук во благо спасения куда более жизненно важных наружных и внутренних органов.       Судя по тому, что покалывающе-онемевающие кончики вздрагивающих пальцев начали планомерно отказываться от беспрекословно-безусловного подчинения, оскольчатые костные обломки рассыпались в противоположной от перенапряженной ладони стороне. Однако благодаря запредельной скорости, с которой вскипающая грязнокровая жижа (состоящая, вопреки всем современным маггловским научным исследованиям, не из плазмы, эритроцитов и тромбоцитов, а химически-безукоризненного, кристально-беспримесного, ультрачистого адреналина) циркулировала по пока еще замкнутой системе кровообращения, несколько ограниченная подвижность покалеченной кисти, в соответствии с маловероятной НЕврачебной теорией, должна была сохраняться вплоть до того судно-рокового момента, когда перегруженные внезапно возложенными на них колоссально-стрессовыми нагрузками надпочечники, преисполненные чувством перевыполненного долга перед чересчур много затребовавшим от них организмом, наконец, целиком и полностью откажут. А пока…       Ох, поглядите-ка, кажется, она до кучи сломала еще и свою волшебную палочку! Верно-преданная виноградная лоза, остающаяся ее почти неизменной спутницей с самого первого учебного курса, капитально треснула и неисправимо переломилась пополам, обнажив иссушенно-засохшую некротизированную сердечную жилу дракона и… нескольких копошащихся, доедающих и обгладывающих ее магических околомикроскопических насекомых-падальщиков. Должно быть, ее палочка уже давным-давно была чем-то заражена (такое пренеприятное явление считалось неординарно-редким и лишь пока недоказанно-гипотетически связывалось с кардинально-резким изменением нрава хозяина-волшебника), и скоро вся остаточная магия, еле-еле теплящаяся в ней, все равно бы навсегда иссякла, так что… Гермионе было совсем не жаль эту бесполезную сгнившую деревяшку! Можно сказать, Золотая Девочка даже возрадовалась тому, что это произошло сейчас, а не в самый разгар многовероятно-предстоящего боя, поэтому она, и доли секунды не промешкав, извлекла из-за пазухи столь удачно-любезно «презентованную» ей Джинни новую-тире-старую волшебную палочку. Искривленно-изогнутый аспидный Коготь покойной Беллатрисы, который после битвы за школу бесхозно валялся в Норе без всякой надобности, был куда длиннее, прочнее и жестче, в связи с чем с непривычки пользоваться им было совсем не просто, однако, будучи в таком гипермобилизованном состоянии, Героине Войны ничего не стоило вспомнить ни разу не позабытый опыт прошлого…       Раз заметные проявления внешней деформации отсутствуют, стало быть, никакого смещения костей нет и в помине, но это неточно... Самое время полежать здесь еще чуть-чуть и поразмышлять над всем этим подольше, пока Малфой, быть может, в этот самый миг свежует Криви живьем!..       Жутко одеревеневшие пальцы обхватили Коготь покрепче, и Гермионе вдруг казалось, что на эти подробно-обстоятельные, но совершенно неуместные рассуждения у ее воспаленно-раздутого и едва-едва умещающегося в медленно раскалывающейся черепной коробке мозга ушли преступно-долгие минуты, но по факту она за считанные секунды вскочила на твердо-устойчивые и, как никогда прежде, неутомимые ноги, одним сверхъестественным для себя рывком оттолкнувшись от каменного пола обеими руками, одна из которых, вне всякого сомнения, сломалась всего лишь несколько коротких мгновений назад. Все происходящее зиждилось на шаткой до умопомрачения грани фантастически-сверхчеловеческих возможностей. Ее практически безмускульное и слабо-хлипкое тело, которое при обыденно-повседневных обстоятельствах можно было запросто перешибить одним прицельно-метким плевком, превратилось в образцово-совершенную биороботехническую машину. Она ограниченно-временно не ведала боли и не знала усталости, потому что все это надежно блокировалось и подавлялось, как и остальное невостребованно-лишнее на текущий час. Ненадолго «усовершенствованная» Золотая Девочка, будто бы искусно-виртуозно управляемая или подстегиваемая кем-то или чем-то извне, с изумляюще-неправдоподобной готовностью преодолевала любые преграды, препятствия и помехи, с которыми ей только доводилось столкнуться, начиная от реактивного подъема по бесчисленным ступенькам-выступам и заканчивая многоярдовыми расстояниями в запутанном полумраке обширнейших слизеринских подземелий. При этом ее экстренная активация и всеобъемлюще-полномерное обеспечение функциональной трудоспособности подчистую сжирали-поглощали абсолютно все имеющиеся у самодеструктивного организма ресурсы… Их глобальное истощение, в свою очередь, глубоко-всерьез ставило под большущее сомнение саму возможность его дальнейшего существования и самообслуживания, не говоря уже об очень вряд ли досягаемой перспективе состариться естественным путем и не скончаться от неуклонно усиливающейся синусовой брадикардии сразу после подъема-взлета на очередной этаж. Но, несмотря на все это, сверхнапряжные усилия погибающей прямо на ходу Гермионы были тщетно-напрасными чуть более, чем полностью, потому что…        Старый добрый Хогвартс, так хорошо изученно-исхоженный вдоль-поперек и некогда ставший вторым домом, был непомерно-слишком большим! Тут столетиями не могли отыскать гигантского Салазарового василиска, не говоря уже о том, чтобы найти младшекурсника-гриффиндорца, существенно уступающего ему размерами! Деннис… Да кого она, собственно, не опять, а снова пыталась обмануть?! Разогретый до температуры собственного плавления биомеханоид, проносящийся, кажется, в одиннадцатый по счету раз по одному и тому же петляюще-извилистому школьному коридору с проворной резвостью ни дать, ни взять призовой скаковой лошади, безуспешно пытался отыскать и во что бы то ни стало ухватить за вертляво-егозливый хвост подколодную гадюку, чтобы как можно скорее обезвредить ее и… Гермиона еще не утратила ничтожно-слабую затухающую надежду на то, что эта пресмыкающаяся перед ней ползуче-подлючая хладнокровная тварь, наконец, отогреется у нее не на шее, а по факту в аналогичных целях вкрадется в одно маленькое укромное местечко, где очень-очень тепло и влажно… Она до сих пор уповала на то, что после их соит… вос-со-е-ди-не-ни-я!.. Малфой больше никого и никогда не тронет, так как попросту не захочет выползать из своего уютного змеиного гнездышка, по-домашнему обустроенного между двух ее ныне пневмомеханических ног.       Я даже не представляю, на что ты на самом деле способен сейчас, Драко… Ты видел... И слышал. Все! Все, что сказала я! И Джинни!.. Должно быть, тебе сейчас так больно… Но Криви во сто крат больнее, не так ли?.. Он в твоей власти, совсем беспомощный. Куда же ты пойдешь? Что сделаешь с ним? Убьешь?.. Тогда вся его грязная кровь окажется на моих руках…       Гермиона бежала (если это вообще в принципе можно было так назвать хотя бы отдаленно), практически не касаясь пола и ни в коей мере не ощущая под собой нижних конечностей, словно их попросту не было, а верхняя часть тела перемещалась в пространстве по воздуху, если и не посредством мини-телепортации, разрешение на которую в Хогвартсе выдавалось только при условии чрезвычайно-чрезвычайных обстоятельств, то где-нибудь около того. Двери заброшенно-покинутых невосстановленных учебных кабинетов и других уединенно-обособленных подсобных помещений широко и послушно распахивались перед ней по коротко-стремительным мановениям удерживаемой на перманентной изготовке ореховой двенадцатидюймовой палочки. За все время внепланово-непредусмотренного «патрулирования» замка Староста Девочек не повстречала ни единой живой души, за редким относительным исключением праздно проплывающих по округе призраков, которые удостаивались лишь мимолетно-сканирующего взгляда, прежде чем остаться далеко за ее спиной, но… Если бы она все-таки наткнулась на кого-нибудь из студентов-ротозеев, по каким-то причинам уже покинувших или вовсе не заявившихся в до сих пор запальчиво бесчинствующую гриффиндорскую башню, то не стала бы ни о чем их расспрашивать и, тем более, отвечать на возможные вопросы.       Почему?.. Во-первых, любое бессовестно-предосудительное промедление было прямо-пропорционально исчезающе-тающим, как ни с того, ни с сего преждевременно выпавший в начале осени первый снег, незначительным шансам Денниса на выживание или хотя бы частичное сохранение былого, буквально пышущего, куда не попадя, молодецкого здоровья. Во-вторых, негласно считалось, что истинно-подлинная, настоящая суть человека раскрывается и предстает перед миром обнаженной до сердцевинного основания только в последний момент, когда от скоропостижной погибели его самого или тех, кто ему небезразличен, в действительности уже совсем ничего не отделяет. Когда набатом прибивает фатально-предрешенный час, зачастую неосознаваемых, но непоколебимо-правильных подсознательных решений, равно-однозначно указывающих на то, стоит убегать или сражаться, жертвовать или… спасаться. Никакого навялено-навязанного стадным обществом благовоспитанного поведения, социально-статусных ролей, притворно-высокоразвитой цивилизованности, продвинуто-гуманной просвещенности или культурно-нравственной интеллигенции!.. Только геннозаложенные инстинкты самосохранения и безотчетного размножения, близко граничащие с первобытно-животной дикостью и помноженные на то, что в теперешней современности принято называть «характером», который, в сущности, коренным образом и определяет ту или иную личность… В общем, если резюмировать:       Буду надеяться на лучшее, но готовиться к тому, что всегда обычно и случается. Если вдруг бедняге уже все равно нечем помочь, то Малфой ни за что не пойдет на корм дементорам. За все его деяния… Моя ответственность!.. Я что-нибудь непременно придумаю. Только бы найти его! А оплакать ни в чем неповинного Криви и еще разок попытаться свести неравные счеты с жизнью я всегда успею…       За последние пять часов произошло следующее: Гермиона чуть не лишилась физической невинности, Гарри осознал какие-то сверхдружественные чувства к ней, Ульрих объявил о своем скорейшей и твердейшем намерении прикончить Малфоев во что бы то ни стало, а Драко, в свою психически неуравновешенную очередь, решил отмстительно расправиться со спьяну распустившим руки и губы гриффиндорцем. И это был совсем не конец, а только лишь начало! Сколько времени прошло с тех самых пор, как Героиня Войны покинула общую гостиную Гриффиндора? Его счет был безнадежно утрачен… Минуло от силы минут десять-пятнадцать? Или, может быть, несколько часов кряду? По правде говоря, Староста Девочек, испаренно-взмыленная до такой степени, что на ее ставшей безоговорочно-непригодной для ношения школьной блузке не осталось ни одного, даже самого крохотного более-менее сухого участка. Крупные градины горько-соленого пота, безропотно подчиняясь гравитационным законам, лились по ее сморщенно-нахмуренному лбу и испещренным синими венами вискам, тонкими струйками стекали на болезненно насупившуюся переносицу и мертвенно-бледные впалые щеки, достигали предельно напряженной линии челюсти и срывались куда-то вниз… Проскакивая галопом очередную безлюдно-пустынную беспортретную галерею, Гермиона вдруг отметила, что волшебный замок, неотвратимо-медленно окутываемый темным маревом сумерек, начал постепенно подсвечиваться яркими огнями тысяч (вообще-то, их количество варьировалось в зависимости от поступающего в фонд школы финансирования) самовоспламеняющихся при приближении факелов и незатухающих свечей. Ненавистно-проклинаемый вечер, явственно и недвусмысленно свидетельствующий о том, что, сколько бы сейчас не показывали неумолимо-безразличные стрелки часов, которым было абсолютно начхать на то, что чьи-то хрупко-ломкие судьбы рушатся прямо в эти навсегда ускользающие минуты, скорее всего… Она опоздала. Не к бездыханному трупу изуродованного, предположительно, до неузнаваемости Денниса, очевидно. К нему-то как раз-таки можно было уже не торопиться. А к… Круглому дурачью! Бестолковому недоумку!! Болвану набитому!!! Которого кто-нибудь, не дай Мерлин, заметил… Ведь рано или поздно пропавшего гриффиндорца все же хватятся, если этого уже не произошло, и тогда… Но ничего. Ничего… Да! Она ведь и это предусмотрела! Когда Если вскоре заявится следственно-мракоборческая оперативная группа, то все вольно-невольные очевидцы, как один, причем во главе ни с кем-нибудь, а именно с Дином-префектом-факультета, подтвердят, что Золотая-Героиня-Староста является последней, кто виделся и говорил с внезапно без вести пропавшим юным магглорожденным волшебником. Лишь косвенно-предположительно, разумеется. Но все их легко опровергаемые сомнения-недоумения тотчас же развеются, стоит только Гермионе официально подтвердить все это, что она и не преминет сделать.       Да, все верно, офицер! Деннис Криви очень плохо себя чувствовал и остался в туалете для мальчиков, когда я оттуда уходила. Потом в коридоре мне встретился Драко Малфой, с которым мы вместе направились в Башню Старост и больше не выходили оттуда…       Черт возьми, она не имела никакого понятия, куда еще податься! Непродолжительно-короткий рвотный след, по вполне объяснимым причинам местами прерывистый и почти ничего не подсказывающий, кроме того, что обезволенный Криви без борьбы и нетвердым шагом шел впереди следующего за ним по пятам Малфоя (с миллионной долей вероятности тут не обошлось без коллективно обожаемого всей их семьей Империуса…), был молниеносно уничтожен… Предусмотрительно-осмотрительной и цинично-расчетливой соучастницей Драко, которая быстренько «подтерла» его своей тогда еще не сломанной виноградной палочкой для порядочно-изрядного уменьшения количества потенциальных свидетелей. Тем не менее, изначальная вариация недопереваренных «улик» обрывалась практически у самого конца коридора, выходящего на ближайший лестничный пролет. Именно он и стал нулевой-отправной точкой, к которой невольная марафонша возвращалась снова, снова и снова, поистине неисчисляемое количество раз. Всесторонне отказавшиеся подчиняться ей автоматизированно-неуправляемые ходули самостоятельно выбирали маршрут сверхстремительно-вихревого следования с седьмого этажа, где и располагалась гриффиндорская башня. Внеочередная безвыходная и бессмысленная попытка выискать Выручай-комнату увенчалась тотально-провальным успехом: Золотая Девочка опять опрометью прогалопировала вокруг нее трижды, всецело испытывая отчаянно-острую необходимость, наконец, увидеться с Драко, но так ничего и не произошло…       Если, конечно, не брать в расчет то, что Героиня в едком угаре своей полубредово-истошной истерии принялась абсолютно беззвучно вопить и неистово молотить черство-окаменелую стену своими скромно-миниатюрными кулаками, беспощадно выбивая нежные костяшки пальцев и таки добиваясь смещения с образованием штыкообразных костных выпуклостей там, где их быть совсем не должно даже при супер-переусложненном запястном переломе. Она с обреченно-безысходным благонадеянием просебямолитвенно просила о том, чтобы Адский огонь подчистую уничтожил только тьмочисленные горы старьевски-мусорного хлама, веками исправно накапливаемого в этом пыльно-заброшенном тайном хранилище, а не само помещение, но… Оно выгорело дотла и сгинуло-кануло в небытие, так, будто бы его никогда и не существовало вовсе, поэтому как-же-тебе-повезло-что-ты-уже-давно-сдох-Крэбб! Потому что… Именно это место было не просто подходяще-соответствующим, а, без всякого преувеличения, идеальным: уединенно-далекое от любых посторонних глаз, очень мало кому известное и звуконепроницаемое настолько, что душераздирающих воплей Криви несомненно-безусловно не услышат! Да и войти сюда даже при всем большом желании, если уже «занято», прямо как в кабинке любого школьного туалета, попросту невозможно, более того, Малфой много-много раз заглядывал сюда на шестом курсе, и абсолютно все здесь ему было знакомо, ведомо и привычно, а в подобных, как бы это сказать… инцидентно-трагических ситуациях теперь-то уж точно раз и навсегда свихнувшийся-рехнувшийся буйнопомешанный одержимец с неизлечимой манией-ее-преследования очень вряд ли рискнул бы ступить на ново-неизведанную территорию. Гипотезоподобные домыслы о том, что Драко мог покинуть пределы крепости и наведаться, например, в Запретный Лес, чтобы вздернуть Криви на одинокой осине или утопить его в Черном Озере, тут же подрубались прямо на корню и отметались прочь в виду своей оголтелой абсурдности, ибо он наверняка не смог бы долго утерпеть (ведь почти напрочь был лишен такого божьего дара!), чтобы не разделаться-поквитаться с ненавидимым гриффиндорцем как можно скорее. Так чего же пропаще-неисправимой слизеринской душеньке было еще желать? Второй такой комнаты во всем Хогвартсе не сыск…       …ТАЙНАЯ КОМНАТА СНОВА ОТКРЫТА…       — Враги наследника, трепещите!       — Вы будете следующими, грязнокровки!       — Мы сейчас же идем в Тайную Комнату…       — Как ее открыть?! Назови пароль!       — Хешаха гешах…

* * *

      Archive — Bullets