Завтра ветер переменится

Весть, доставленная матушкиным гонцом, заставила Цзинъяня бросить все. Чжаньин полетел в резиденцию Су, а Цзинъянь, подумав еще с минуту, отправил гонца к княжне Му. Та явилась так скоро, будто ожидала вызова, в броне и с оружием, а с нею и Мэн Чжи, которого император, оказывается, отправил во внезапный отпуск. — Плохо… — пробормотал Цзинъянь, услыхав это. — Чего может государь желать от господина Су, да еще и с такой срочностью и секретностью… Княжна и командующий переглянулись и пожали плечами. Цзинъяня не отпускало ощущение, что они знают больше, чем говорят; с другой стороны, они оба состояли с Мэй Чансу в дружеских отношениях с самого начала, в то время как сам он очень долго не мог поверить и довериться. Быть может, там, в начале их знакомства, и было что-то, сделавшееся важным сейчас? Но как спросить?.. Вбежал Чжаньин. — Ваше высочество! Господина Су приняла личная стража императора. Он вошел во дворец Янцзюй, и других известий о нем не было. В его доме мне сказали, что у него гостил принц Юй — и он отправился во дворец вместе с господином Су. — Я не знаю даже, хорошо это или плохо, — княжна покачала головой. — Насколько я могу судить, принц Юй старается оберегать господина Су, но чего стоит его защита перед императором… — Мы ведь не понимаем, от чего следует защищать господина Су, — Цзинъянь сжал руки в «замок», хрустнул пальцами. — Но отстранение цина Мэна не сулит ничего хорошего. Есть ли способ выяснить… У порога с грохотом преклонил колени один из солдат, охраняющих внешние ворота. — Ваше высочество! У ворот человек, настаивающий, что ему необходимо срочно вас видеть. Высокий, в светлых одеждах, при мече, звать… — Линь Чэнь! — в три голоса вскричали принц, княжна и генерал. — Так точно. — Зови его, быстро. Солдат кинулся прочь, и через минуту в зал, будто несомый ветром, ворвался Линь Чэнь. — Ваше высочество… о, княжна, командующий, как кстати. Уже знаете? — Что господина Су призвали во дворец? Знаем. А знаете ли вы, в чем дело? — Не имею представления, — прищурился лекарь, — явно ничего хорошего, и потому я здесь. Ваше высочество, Чансу просил меня разыскать Ся Цзяна и остатки шпионской сети хуа. Ся Цзяна я не нашел, зато нашел некоторое количество хуа и ваш порох. И если прямо сейчас вы отправите людей, у вас будут доказательства, что это Ся Цзян — зачинщик мятежа принца Сяня, что он повинен в убийстве супруги Юэ, а кроме того, вы получите право на немедленную аудиенцию. — Полагаете, государь сочтет обнаружение пороха столь важным? — О да, учитывая, что нашелся он не где-то, а в Хризантемовой усадьбе, которую, если память мне не изменяет, как раз завтра князь Цзи намеревался открыть для входа. Вы же собирались там быть, не так ли? — Ого, — мрачно сказала княжна Нихуан. — Покушение на великого князя и наследного принца? Пожалуй, это и впрямь увесистая причина предстать перед государем срочно. Цзинъянь, который совершенно позабыл о назначенной на завтра церемонии, резко выдохнул. — Мастер Линь, вы-то как это обнаружили? Мне придется докладывать отцу… — А вы, ваше высочество, навестите свою бывшую резиденцию полюбоваться на последние приготовления. Вот прямо сейчас навестите, пока не началась какая-нибудь суета. Вместе с княжной и командующим. А охраны поменьше возьмите: вы же там ничего особенного не ожидаете найти… Цзинъянь кивнул и уже направился к выходу — позвать Чжаньина и отдать приказ, когда внезапная мысль заставила его запнуться на полушаге: — А если, пока меня не будет, придут вести из дворца?! — Так вы не делайте секрета из того, куда собираетесь, — Линь Чэнь был совершенно серьезен, но Цзинъяню почему-то все время казалось, что лекарь насмешничает. — Гонцы вас на месте и найдут. А о задержке не беспокойтесь: там принц Юй, он что-нибудь да придумает, если потребуется. — Можно ли доверять принцу Юю, когда речь идет о с… господине Су? — нахмурился Мэн Чжи, и теперь уже принц и лекарь в один голос заверили: — Можно! Бравый генерал казался растерянным, да и княжна подняла брови, удивляясь такому единодушию, но времени на объяснения не было. Через несколько минут блистательные всадники не спеша направлялись к бывшей резиденции Цзин, привлекая внимание зевак. Линь Чэнь исчез совершенно незаметно, стоило всем отвернуться на миг, и возник как из воздуха уже в самой резиденции. Впрочем, там в этот день, наверно, можно было пропустить появление не только человека, но даже боевого слона: десятки людей метались, что-то перенося, прибивая, подвязывая, украшая, расставляя; гомон стоял такой, что и стая воробьев позавидовала бы. Работники, завидев важных гостей, почтительно кланялись, но стоило тем пройти — снова принимались за работы с неменьшим пылом. — Понимаете, почему сегодня здесь так удобно было готовить маленький симпатичный взрыв? — Линь Чэнь выступил из-за угла, заставив всех троих схватиться за мечи от неожиданности. — Пойдемте, покажу вам кое-что. «Кое-что» оказалось прелестной беседкой, возведенной в тени ароматных сосен. Вокруг был белый песок, поросшие мхом камни, молодая поросль бамбука и мостик через ручей, где несколько карпов азартно толкались боками, соревнуясь за право ухватить изредка падающие в воду чешуйки сосновой коры. Княжна не сдержала восхищенного вздоха. По правде сказать, Цзинъяню тоже очень понравилось. Наверняка в обновленной усадьбе это стало бы его любимым местом. И наверняка назавтра он привел бы сюда и господина Су, и княжну, и брата Юя, и еще несколько человек, с которыми хотел бы поделиться наслаждением от чудесного вида… — А теперь смотрите, — сказал Линь Чэнь и повел их в обход беседки, протискиваясь между колючими сосновыми лапами. Удивительным образом к его летящим шелкам не цеплялись иголки и не липла смола, в которой Цзинъянь немедля вымазал рукав, а Мэн Чжи, судя по сдавленной ругани, рукоять меча. Провал, уводящий под фундамент беседки, сложно было заметить, даже зная, куда смотреть, так хорошо он был замаскирован бамбуком и парой валунов. — Прошу, — Линь Чэнь приглашающе протянул руку, — сейчас там безопасно. Внизу оказалось сыро, тесно и ожидаемо темно. Немного света давали какие-то гнилушки, сваленные кучей у стены. Цзинъянь сначала удивился столь необычному способу освещения, а потом привыкшие к полумраку глаза наконец рассмотрели, что делается в пещерке, и он глухо ахнул. Пять бочонков пороха — наверняка те самые, с клеймами военного ведомства, — стояли кругом, соединенные толстыми шнурами. Между бочонками и стенкой — неровной, осыпающейся — скорчились две фигуры в черном со связанными за спиной руками. — Вот, полюбуйтесь, — сказал Линь Чэнь сверху: в лаз он не полез, и правильно, потому что даже троим, двое из которых в броне, тут было не повернуться. Собственно, Мэн Чжи и войти-то не сумел — заглядывал, как мог, через плечо княжне. — Перед вами явный заговор с целью уничтожения наследного принца — самое меньшее. Согласитесь, ваше высочество, вы бы избрали эту беседку, чтобы проводить тут время с хорошими людьми? — О да, — согласился Цзинъянь. — Тот, кто проектировал это место, подлинно талантлив. — А эти хуаские девы — определенно одни из тех, кто послужил причиной гибели Талантливой супруги Юэ. — Почему вы думаете?.. — Полагаю, вам подробно объяснит госпожа Ся. Но по меньшей мере их оружие на это указывает. Выбирайтесь, я вам расскажу, как вы их нашли и пленили. — Не надо ли поставить сюда охрану? — спросил Цзинъянь, выбравшись на свет. — Охрана есть. — Где? — Мэн Чжи заозирался. — Э-э… Если вы не видите Фэй Лю, это не значит, что его нет рядом. Послышались крики: «Ваше высочество! Ваше высочество!». — Ага. Ну что ж, ваше высочество, — Линь Чэнь подмигнул, — вот ваш шанс. С этими словами он взвился в воздух и, оттолкнувшись ногой от сосновой кроны, пропал из виду. — Какие невероятные друзья водятся у господина Су, — почему-то грустно сказала Нихуан. — Ваше высочество! Государь срочно требует вас! — Людей сюда, — приказал Цзинъян. — Под беседкой подкоп, там похищенный со склада порох и плененные нами злоумышленницы. Стеречь во все глаза! И послать человека за сановником Ся, пусть прибудет и осмотрит все прямо на месте. — Я подожду Ся Дун здесь, — вызвалась княжна, — у нее наверняка будут вопросы, на которые я смогу ответить. Езжайте во дворец, ваше высочество, и пусть цин Мэн послужит вам охраной, раз солдат вы оставляете на страже. Мэн Чжи лязгнул доспехами, кланяясь. Вскоре они неслись по улицам галопом, распугивая прохожих. Едва ли прошло полстражи с их отъезда из Восточного дворца, но Цзинъянь был уверен, что Нихуан сумеет все объяснить Ся Дун так, чтобы та не поставила под сомнение случайность ужасной находки. Подкоп с порохом! Ничем иным, нежели покушением на убийство, это быть не могло. Вот только чье? Самого наследника? Кого-то из тех, кого бы он пригласил? А может, великого князя? Это предстояло еще узнать. Спешиваясь у ворот, Цзинъянь осмотрел себя. Рукав в смоле, подол в грязи, в волосах сосновые иглы. Что ж, ему есть чем оправдаться за неприглядный внешний вид! Делая вид, что тщательно отряхивается, он взбежал по ступеням, крытым порядком уже потертым красным бархатом, прямиком во дворец Янцзюй. В дворце было на удивление пустынно. Гао Чжань подле императора, Мэй Чансу один посреди зала, брат Юй у тронного возвышения — с видом недовольно-скучающим… Еще стояла вдоль стен охрана — неподвижные фигуры в боевых масках, сейчас нарочно выдвинувшиеся вперед: то ли чтобы их было видно, то ли затем, чтобы колонны и занавеси в случае чего им не помешали. В случае… чего? Проходя мимо Мэй Чансу, Цзинъянь чуть не споткнулся, поняв: советник явился ко двору с едва убранными волосами, будто государев приказ застал его в постели. Но он же не был болен, и какая постель в час Козы?.. Он успел еще кинуть взгляд на старшего брата, поймать его мимолетную ухмылку — и только привычное: «Сын приветствует отца!», когда упираешься лбом в холодный пол, спасло его от того, чтобы замереть с неприлично открытым ртом. Принц Юй, гостивший у господина Су среди дня… — Встань, встань. Это что еще такое? Господина Су я потревожил среди бесед о поэзии, — император хмыкнул, — а тебя что же — на тихую охоту потянуло? Так не сезон пока. — Сын отвечает отцу. Охота была случайной, а добыча оказалась, к счастью, в самом деле тихой. Угодно ли государю принять доклад? В глазах императора мелькнул интерес. — Позже, позже. Непременно доложишь, но сейчас есть дело поважнее. Гао Чжань! Старый евнух поклонился и кликнул: — Зовите! И в окружении семенящих евнухов в зал клоком дыма вплыла фигура в черном плаще. — Подданный Ся Цзян приветствует императора! — и после долгой, почти неприличной паузы: — Приветствую принца-наследника. Приветствую принца Юя. — Отец-государь! — Цзинъянь и не думал сдерживать возмущение. — Как преступник оказался во дворце?! Краем глаза он видел, как подобрался брат. — Говорят, — со недоброй лукавинкой в голосе начал император, — речи людей перед кончиной прекрасны. Ся Цзян совершил преступление, караемое смертью, но пожелал выдвинуть обвинение в моем присутствии. Думаю, не будет лишним выслушать его. — Обвинение?.. — Ся Цзян! Если тебе есть что сказать, говори при них, — распорядился император. И Ся Цзян заговорил. Слова его доносились до слуха Цзинъяня как сквозь вату. «Сговорившийся восстать вместе со старшим принцем… недобиток армии Чиянь… Линь Шу!» — Отец-государь, — еле справляясь с дыханием, начал он. — Вы же сами видели, как рос Линь Шу. Где хоть какое-то сходство?! — А слышал ли ты об отраве Огня-Стужи? — вопросил отец. — Яд, который меняет плоть и кости человека так, что даже родные не способны его узнать? Знаешь об этом что-нибудь?! Цзинъяню показалось, что земля уходит у него из-под ног, когда с другой стороны зала прозвучал приглушенный, но несомненный смех. Ся Цзян дернулся, как ужаленный. — Вашему высочеству смешно?! — Да, — ответил принц Юй. Все еще посмеиваясь, он сделал два шага и обернулся к трону. — Отец-государь, простите мне несдержанность, но утверждения главы Ся и правда смешны. Пусть бы даже существовал яд, способный дать человеку новое тело, лицо и голос. Но разве может быть на свете снадобье, которое заставило бы Линь Шу разделять со мной… беседы о поэзии? И этот аргумент, казалось, одинаково поразил и императора, и самого Цзинъяня. Действительно, Линь Шу, который разделяет южные радости с Сяо Цзинхуанем? Немыслимо! — Гению цилиня не составляет труда обвести человека вокруг пальца, — проскрежетал Ся Цзян. — Не вы ли, ваше высочество принц Юй, поверили ему и совершили ошибки, стоившие вам высокого положения?! Не вознесся ли принц Цзин, опальный цзюньван, в мгновение ока, пока вы с прежним наследным принцем уничтожали друг друга? И вы снова верите этому человеку?! А вы, ваше высочество наследный принц? Если этот человек не Линь Шу, как могли вы столь легко поверить, что он устроит вам место в Восточном дворце? — Глава Ся решил заняться чтением в душах? — обронил Мэй Чансу. Он не был невозмутим: тонкие губы то и дело кривились, будто запирая во рту непроизнесенное, и взгляд непрестанно скользил по лицам. Гений цилиня испуган? — но кто угодно испугается, если его обвинить в том, что он — осужденный мятежник и персональный враг императора… Даже если это правда. Правда?.. — Ошибки, — мягко-мягко повторил принц Юй и полуобернулся к Ся Цзяну. — Глава Ся, я поражен. Поистине нет справедливости на земле, иначе бы вы сами давно отравились собственной ложью. Отец-государь, в попытке спастись Ся Цзян не просто пытается оклеветать невиновного — он еще и вливает яд в уши нам всем. Ни одна из ошибок, совершенных мной, когда я следовал — или думал, что следую — советам господина Су, не сравнится с той, от которой господин Су меня уберег. Цзинъянь заметил, как Ся Цзян вскинулся, и напрягся. — Глава Ся подбивал меня на мятеж, — тихо и очень ясно выговорил принц Юй. — Если бы не господин Су, отец, войско на гору Цзюань повел бы не Цзинсюань, а я. Император привстал за столом, резко втянул воздух сквозь зубы. Лицо его пошло пятнами. — Что ты сказал?! Принц Юй неторопливо опустился на колени и коснулся лбом сложенных на полу ладоней. — Это неправда! — взревел Ся Цзян, багровея, и тоже бросился ниц. — Государь! Я не оправдываюсь в том, в чем виновен, но я никогда ни слова не сказал принцу Юю ни о каком мятеже! Государь, вы знаете, как умел изменник Линь Шу располагать к себе людей! Он и сейчас втерся в доверие к принцу Юю, чтобы тот его защищал! Прежде чем император успел ответить, Цзинъянь шагнул вперед. — Отец-государь! Злоумышление Ся Цзяна не ведает ни края, ни границы! Спросите его о порохе, украденном с военного склада! — Да что ты все о порохе! — взревел император. — Разве это сейчас важно! — Государь, соизвольте выслушать. Непочтительный сын потому явился на зов отца в таком виде, что, прогуливаясь по будущей Хризантемовой усадьбе с княжной Му, наткнулся на пороховую закладку под самой привлекательной беседкой. А вместе с порохом мы нашли и двух хуаских девиц с приметным оружием. Госпожа Ся сейчас допрашивает их, но я уверен без тени сомнения, кто отдавал им приказы! Теперь император побурел. Гао Чжань придвинулся ближе, нервно бормоча что-то успокаивающее. — Это оговор! — Ся Цзян уже хрипел. — Мне ничего не известно о порохе и тем более о хуа! — Ложь. Принц Юй распрямился, оставаясь коленопреклоненным, и короткое слово сорвалось с его губ, как шипение гигантской змеи. — Глава Ся распоряжается наследием принцессы Сюаньцзи — шпионками и убийцами из народа хуа. Вы знали, отец? Знали, что он выкрал ее со Скрытого двора? Я теперь знаю, потому что моя советница оказалась одной из таких шпионок под началом Ся Цзяна… Цзинъянь заметил тень тревоги, метнувшуюся по лицу Мэй Чансу. Цзинхуань действительно подставлялся, перетягивая на себя внимание императора, вот только делал ли он это все еще с расчетом, или его понесло потоком давно сдерживаемых чувств? И первое-то было опасно, но второе… — Государь, Ся Цзян и на краю могилы стремится посеять смуту! Стоит ли верить хоть чему-то из того, что он говорит?! — воззвал он, стараясь не глядеть лишний раз в сторону старшего брата. Ся Цзян припал к полу, едва не впиваясь в доски пальцами. — Государь! Я говорю чистую правду! Су Чжэ на самом деле Линь Шу! Это он надоумил принцев вступаться за него! Никто кроме него не сумел бы заставить их делать одно дело! Это Линь Шу! Прикажите проверить его пульс, государь, и он окажется в точности таким, как описано в записках о яде Огня-Стужи… — И что же, — насмешливо перебил его Мэй Чансу, — если у меня окажется особенный пульс, это будет значить, что я — Линь Шу? А если нет? Будет ли это доказательством того, что я не Линь Шу? Государь, допустим, я признаюсь: да, я — Линь Шу. Вы поверили? Император впился в него яростным взглядом: — Это все еще не невозможно! — Отец-государь! — не выдержал Цзинъянь. — Слово преступника, какая-то древняя записка и тип пульса — вы на этом основании желаете обвинить господина Су в измене?! Здесь ничего нельзя ни доказать, ни опровергнуть! — Глава Ся изо всех сил старается опрокинуть наследного принца, — теперь уже и голос Мэй Чансу зазвенел возмущением. — Ему не удалась ловушка с Вэй Чжэном, не удался мятеж принца Сяня, подготовленный взрыв оказался раскрыт вовремя… теперь он пытается опорочить наследника, приписывая ему недолжные связи! Он чересчур хорошо знает сердце вашего величества! Огонь в глазах императора словно бы подернулся пеплом. — Я устал, — выдохнул он, помолчав, и словно бы расплылся немного на сиденье трона. — Мои сыновья едва ли не впервые не ссорятся, когда речь о деле, и защищают одно и то же, а ты… вокруг тебя, и верно, всегда смута. Не желаю ничего больше слышать. Пусть наследный принц решит судьбу преступника. У Цзинъяня будто гора свалилась с плеч. — Судьбу преступника определяет закон, — начал он. — Полагаю, следует передать его ведомству наказаний и ревизионной палате. — Решит наследный принц, — повторил император и медленно, по-черепашьи прикрыл глаза. Движение за спиной Цзинъянь не услышал — ощутил всем телом. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ся Цзян подобно разъяренному тигру бросается на Мэй Чансу с ревом: «Линь Шу!» Время замедлилось и стало густым, как мед, точно как тогда, когда они с Цзинхуанем стреляли из луков по дальней мишени. Стражи шагнули вперед и сдвинулись, собой заслоняя отшатнувшегося господина Су; Ся Цзян врезался в них, закрутились по полу обломки клинков, один из стражи, грохоча доспехом, рухнул… в воздух взвились цепи. Через миг Ся Цзян стоял на коленях, спутанный цепями, с направленными на него копьями, с мечами у шеи. Изо рта у него капала кровь, а он рычал: — Государь! Лучше казнить невинного, чем отпустить виновного! Если даже малейший шанс… — Великое Непочтение! — крикнул Цзинъянь, и дворец Янцзюй словно бы весь отозвался ему низким, колокольным эхом, заглушая голос Ся Цзяна. — Непростительное преступление — насилие в присутствии государя! Уведите его! Прочь! Лязгая броней, стражи подняли оплетенного цепями Ся Цзяна на плечи и понесли вон; под сводами затихало эхо: «Лучше казнить невинного… чем отпустить виновного… государь…» Сонный взгляд императора вдруг снова стал острым, и Цзинъянь похолодел. Отец вполне мог принять последний совет давнего приближенного… — Что ж, — император тяжеловесно поднялся из-за стола. — Сегодня я напрасно побеспокоил господина Су, и следует, пожалуй, ему это возместить… Цзинъянь не успел и вздохнуть, как подле господина Су оказался Цзинхуань. — Отец-государь, соизвольте в качестве возмещения отпустить господина Су домой как можно скорее. Подвергнуться нападению главы Ся — и для здорового человека серьезное испытание, а у господина Су вот-вот пульс из особенного станет совсем никаким. Милосердия, отец, прошу. Господин Су действительно выглядел плохо. Все краски покинули его лицо, он как-то слишком уж размеренно дышал, а еще — еще он отводил глаза, старательно не встречаясь взглядом с Цзинъянем. — Отец-государь, я присоединяюсь к просьбе старшего брата. Будет совсем плохо, если мы нанесем хрупкому здоровью господина Су ущерб без всякой разумной на то причины. Смешок императора просыпался сухо и дробно, как камни вэйци из горшка. — Одному принцу советник, другому — ломтик персика… недурно устроился почтенный господин Су при всей хрупкости. Пожалуй, поверю: Линь Шу был для этого слишком горд… или все же?.. Цзинъянь видел, как покачнулся при этих словах господин Су, став, казалось, еще бледнее. Цзинхуань поймал его за плечи и вдруг без предупреждения легким толчком отправил в руки Цзинъяню. — Вашему величеству не стоит беспокоиться, — произнес он, кланяясь. — Никак невозможно, чтобы господин Су был Линь Шу. Как бы я стал оберегать того, чей отец — убийца моей матери? Император открыл было рот, чтобы ответить, да так и застыл, похожий на карпа. Судорожно втянул воздух и тоже пошатнулся. Гао Чжань с поразительным для его возраста и сложения проворством метнулся, подхватил повелителя под локоть и свободной рукой замахал Цзинъяню, прося убраться прочь немедленно и господина Су забрать с собой. — Откуда?.. — просипел император, нетвердой рукой вцепляясь в рукав принца Юя. — Кто посмел?! — Все тот же злокозненный Ся Цзян, отец-государь. Однако… не правду ли говорят: что знают двое, знает целая страна? И только мне понадобилось тридцать лет, чтобы узнать всего-навсего имя родной матери. Цзинъянь, стараясь ступать мягче, вел господина Су, еле держащегося на ногах, прочь, и голоса отца и брата постепенно гасли в воздухе. — Ему-то откуда было знать! — У него было доказательство. — И ты поверил?! — Вы сами, отец, сейчас подтвердили мне все… — Так что же? Теперь чего ты хочешь от меня? — Если отцу угодно будет ответить — я хотел лишь спросить: за что… Цзинъянь перешагнул высокий порог дворца Янцзюй, и голоса как отрезало. Мэй Чансу, несмотря на поддержку, о порог все же запнулся и едва не свалился… в подставленные руки Мэн Чжи. — Отвезите господина Су домой, цин Мэн, — попросил Цзинъянь. — Он невредим, но было… напряженно. Господин Су так и не оглянулся, и Цзинъянь только проводил глазами их с Мэн Чжи, прежде чем повернуться и пойти… куда-то. Куда-нибудь. Они же все знали. Нихуан. Мэн Чжи. Вэй Чжэн. Уж конечно Линь Чэнь. Даже Цзинхуань — он знал, и давно, и молчал… нет, не молчал, он просил не бросать господина Су. А Цзинъянь… так и не нашел в себе сил приходить чаще. «Я выбираю вас», — вспоминал он. Вспоминал коленопреклоненного Мэй Чансу с полными горького непонимания глазами там, в подземном ходе. Метель и отчаянное «Сяо Цзинъянь! У тебя верное и любящее сердце, почему же у тебя нет головы на плечах?!». Выхваченный из ножен меч. Горячечный шепот в покоях Охотничьего дворца. Почему он не узнал?! Почему не позволил себе поверить?! Два года, два года… он оплакивал сяо Шу, а сяо Шу был рядом, только неузнанный, как в сказке… узнаешь — твое… Не узнал. Может, и твоим никогда не было? Он опомнился, только чуть не споткнувшись об упавшую ниц служанку, и лишь теперь понял, что приплелся к порогу дворца Чжило. Матушка ждала его, протянула руки навстречу: — Расскажи же! Что произошло? Что с господином Су? — Матушка, — произнес он, не чувствуя губ. — Вы тоже знали? Все это время вы знали? И она медленно, виновато кивнула. *** После аудиенции у императора Чансу слег. Не так, как в прошлый раз, когда он два дня лежал без памяти. Сейчас у него просто не было ни на что сил. Линь Чэнь послушал его пульс, покачал головой, велел соорудить для главы Мэя ложе у воды, поить бульоном и не тревожить ничьими визитами, за исключением принцев или княжны. Нихуан примчалась утром, выслушала краткий пересказ произошедшего, по-девчоночьи шмыгнула носом, погладила Чансу по щеке и в свою очередь рассказала про порох под беседкой. — Но открытие Хризантемовой усадьбы все же состоится? — уточнил Чансу. — Его перенесли на два дня. Ся Дун перерыла там все, никого не подпускала к той беседке, и теперь ее нужно приводить в порядок. Так что — послезавтра. Я видела великого князя Цзи, он вдохновенно носится, организуя все это, — она хихикнула. — Мне кажется, ему не хватало возможности чем-то поуправлять. Таким, знаешь, безобидным. — Главное, чтобы император этого не заметил… — вздохнул Чансу. Послезавтра. Послезавтра Цзинъянь будет в резиденции Цзин, на расстоянии подземного хода… захочет ли прийти теперь, когда у него уже не может быть сомнений? А даже если захочет, найдет ли время? Голова кружилась. Нихуан заметила, что ему не по себе, и быстро распрощалась, суровым генеральским голосом велев ему отдыхать. Того, что в этом голосе явственно звенели слезы, они оба предпочли не заметить. Он задремал, наверное, потому что когда очнулся — солнце уже миновало зенит, а у его ложа сидел Цзинхуань, одетый ярко, подобно птице южных джунглей, и волосы его были связаны в «хвост», как под шлем, ослепительно малиновой лентой. — Ваше высочество на войну собрались? — нетвердым спросонья голосом выговорил Чансу. — Отец распорядился, чтобы я несколько дней не показывался ему на глаза. Потому позволяю себе… разное. Ты не сердишься на меня? — Я должен? — в голове прояснилось, но руки были тяжелые, как налитые водой, и даже приподняться на локте казалось невыполнимым испытанием. — Вчера я сказал несколько… довольно оскорбительных слов, — повинился Цзинхуань, — и подставил тебя под насмешки императора. Я бы обиделся. — Ты подставил шею под удавку! В сравнении с этим слова о надкушенном персике ничего не стоят. Тем более что это правда, — он усмехнулся. — Линь Шу был слишком горд для этого, но для Су Чжэ в самый раз… Как твоя беседа с государем? Он снова попытался приподняться и бессильно опустился обратно. — Хочешь сесть? — Не удержусь. — А так? — Цзинхуань пересел на край ложа, подхватил Чансу за плечи, приподнял и уложил к себе на грудь. — Удобно? — Ваше высочество слишком добры. — Для тебя ничего не слишком. Его сердце ровно и сильно стучало под щекой у Чансу. Лето, жара, очень тонкие одежды… Он и сам был по своим меркам полураздет. И это ничего, ровным счетом ничего не меняло. В той, прежней жизни он уже терял бы рассудок от желания, запускал бы руки под яркие тряпки — очень многое можно сделать даже у всех на виду, и никто не заметит! — а сейчас только грелся чужим теплом, как змея, выползшая на обласканный солнцем камень, и думал, как вздрогнет и беззвучно охнет Цзинхуань, если прижаться губами к ямке между ключиц, едва прикрытой краем воротника… — Так что император? Я опасался, что за упоминание принцессы Линлун он с тобой что-нибудь сделает. — М-м… Бесценный Седьмой братец дал мне повод свалить все на Ся Цзяна, так что императорский гнев зацепил меня лишь краем. Но мне кажется… кажется, он сам уже позабыл, чего боялся, держа в секрете подлинное имя наложницы Сян. Кому теперь какое дело, какими силами кто воспользовался в Смуте Пяти принцев? Кому важно, что я сын варварки и изменницы? — он грустно усмехнулся. — Поначалу он кричал и швырялся вещами… и с Гао Чжанем чуть удар не случился от страха, что удар случится с императором. Но обошлось. А потом… потом мы разговаривали. Наорали друг на друга. Плакали оба. Опять разговаривали… Чансу, я обязан тебе уже всем, что у меня есть: жизнью, честью, безопасностью семьи, а теперь еще и беседой с отцом, как мечтал. Чем мне отплатить? Что я могу сделать, чтобы тебе дышалось легче? — Только поддержи нас, когда будем просить о пересмотре дела Чиянь и принца Ци. Все остальное… ты и так уже делаешь. Чансу все-таки не выдержал: сунулся носом в ворот, нашарил губами ключичную ямку, даже лизнул… затаился, удовлетворенно слушая, как Цзинхуань пытается — безуспешно — подавить короткий стон. — Это ты делаешь… и не надо про то, что не Линь Шу! Простолюдину наглости бы не хватило. — А у тебя для принца многовато терпения. — Ты не хочешь, чтобы оно закончилось! — Не хочу, увы. — Тебя это расстраивает? — Цзинхуань чуть отклонился назад, заглядывая Чансу в лицо. — Мне казалось, что ты, как положено подлинному мудрецу, избегаешь чересчур сильных страстей и привязанностей. «Старался, я старался избегать привязанностей, и к чему это привело?! Стоило смягчиться хоть на миг, и вот я в твоих объятиях, да еще думаю с ужасом, почтит ли Цзинъянь меня визитом, или он не желает и взглянуть на меня после того, как узнал доподлинно, кто я такой…» — Я желаю тебя на ложе, — выдохнул Чансу горько, — и у меня при этом нет сил даже обнять тебя, не говоря о чем-то еще! Может ли это не расстраивать?! Цзинхуань обнял его крепче. — Ты это сказал, — прошептал он Чансу в волосы, — разве я могу быть счастливее? Тебе станет легче, и ты получишь все, что пожелаешь. Ты же знаешь, я умею ждать. Чансу закрыл глаза. Остались ли еще причины скрываться? Цзинъянь все знает. Нихуан… у него не было сил выносить ее боль, но Цзинхуань другое дело, правду он переживет легче, чем очередное предательство. — Нечего ждать, — выговорил он с усилием. — Легче не станет. Я умираю. Должен был раньше сказать… И ему показалось, что сердце Цзинхуаня вовсе перестало биться. Что он окаменел, превратился в изваяние. Нагретый солнцем кусок камня. — Чэнь обещал мне еще полгода, — открыть глаза Чансу не смел. — Он и так уже… держит меня куда дольше, чем это должно было быть… Пальцы Цзинхуаня на его плече дрогнули. — Это обязательно? — спросил он удивительно спокойно. — Тебе умирать? — Все умирают рано или поздно… — Но обязательно — именно сейчас? От удивления Чансу приподнял голову. Цзинхуань смотрел на него внимательно и с каким-то таким легким доброжелательным интересом, что Чансу невольно вспомнилась тетушка Цзин. — Это не мне решать, Цзинхуань, — стало даже немного смешно. Принц улыбнулся одними углами рта. — Ты — Мэй Чансу, гений, отмеченный цилинем, держащий в руках царства и судьбы. Уж насчет своей собственной жизни ты принимаешь все решения сам. Потому позволь спросить тебя еще раз: обязательно ли тебе умирать в ближайшее время? Это важная часть твоего плана? — Нет. Для плана это не имеет никакого значения. — Тогда почему ты не хочешь жить дальше? Чансу открыл было рот — и закрыл. У него не было ответа. У него был ответ, но даже самому себе в мыслях он не мог его озвучить. Потому что, облеченный в слова, этот ответ из единственно возможной правды становился вдруг горячечным бредом. Он не хотел думать об этом. И не мог не думать. Цзинхуань ждал — и он действительно умел ждать долго. — Прямо сейчас я хотел бы не разговаривать об этом, — дрогнувшим голосом вымолвил Чансу. — И вообще не разговаривать. Пока мы одни. — Все, что пожелаешь, — все с той же призрачной улыбкой ответил Цзинхуань. Немного сменил позу, чтобы было удобней дотягиваться, сдвинул ворот его рубашки и провел губами по шее, заставляя прежде бессильное тело вдруг наполниться легким, как стайка мотыльков, трепетом. — Но потом я спрошу еще раз. Принцы умеют не только ждать, но и настаивать… Ласки его в этот раз были куда откровеннее, чем раньше, и к моменту их расставания Чансу совершенно изнемог от невозможности перейти к более интересным вещам. Линь Чэнь, зашедший проверить его пульс, выразительно покосился на зацелованные и искусанные губы, на следы, слишком заметные на бледной коже, но сказал только: — В другой раз просто идите сразу в спальню. Зачем же так мучиться?! И Чансу снова не нашелся с ответом. Он вдруг очень хорошо понял, что имел в виду Чэнь, говоря о живом человеческом теле, которому непонятны высокие материи. Линь Шу мог быть мертв сколько угодно, но тело хотело жить. Так же, как оно хотело жить, когда неведомым чудом, переломанное, израненное и обожженное, с кипящим в крови ядом, выползло из ущелий в окрестностях Мэйлин на какую-то дорогу, где на него и наткнулся, возвращаясь из путешествия, Старый хозяин Архива. Так же, как оно хотело жить, когда от тоски и боли мутилось сознание, и самое горячее желание было — последовать туда, куда ушли отец и мать; рассудок требовал перестать быть, но тело не подчинилось ему — и выжило. И теперь, согретое и растревоженное чужой страстью, оно тоже хотело жить. И не просто жить, а наслаждаться всем, что могло получить. Чэнь очень долго держал в пальцах его запястье, потом еще зачем-то потрогал шею под ухом, хмыкнул и ушел, ничего не объяснив. А утром Чансу впервые за четырнадцать лет проснулся с напряженным янским стеблем, и это было… потрясающе: разом и радостно, и стыдно, и тревожно, и еще внушало какую-то странную, бессмысленную надежду.