***
— Братик, ты дома? — послышался взволнованный голосок. — Карен, не мешайся! Уйди от двери. — Ты так поздно пришел… Можно я зайду? — Нет!!! Не смей, — я сорвался на крик, — иди спать в свою комнату, я сейчас не могу с тобой нянчиться, — почти прорычал я. — Но… Почему? — Потому что я так блять сказал. Вечно ты суешь нос не в свое дело. Сказал проваливать — значит проваливай! За моими словами последовал всхлип и тихие удаляющиеся шаги. Я хотел было крикнуть что-то ей вслед, но понял, что уже бесполезно: сестра ушла в свою комнату, о чем говорит захлопнутая секундами ранее дверь. — К-карен… — прошипел я от боли, судорожно перевязывая онемевшую и изуродованную ногу старыми потертыми бинтами. Рваные раны продолжали сочиться кровью, несмотря на мои старания их пережать: бинты рвались и разматывались, а мои руки дрожали все сильнее. От такого зрелища любой другой уже бы давно потерял либо сознание, либо рассудок. Моя рука соскочила, и я слишком сильно пережал рану. — Ай-ай-ай-ай… — я зажмурил глаза и прикусил большой палец. «Один… два… три… четыре», — от странной боли я поплыл, и новая волна страха охватила меня — такая, будто я тону, как в том сне. Я вообще хоть один день своей жалкой жизни провёл, не боясь? «А если я умру здесь, в своей комнате, труп останется?.. А когда я снова проснусь у себя в кровати, я увижу его? Нет, нет, нет… Я не выдержу этого. Он же должен пропасть как-нибудь? Хоть как-нибудь? Ведь обычно так и происходит, да? Господи, если ты существуешь, пожалуйста… Я… Карен… Мне жаль, что я обидел тебя… Опять…» Я не в силах снова раскрыть глаза.…
Глаза сами собой резко открываются. Я всегда пробуждаюсь будто бы мгновенно. В голове всплывают последние события: вечер, улица, обочина, яркий свет, лязг тормозов… А ведь они даже не остановились после этого, наверняка специально… «Как я вообще домой дошёл?.. А сон? Что за дурацкий сон…» Тут меня будто током пробивает. Я умер дома. Около своей кровати. В глазах начали плясать звёздочки, и всё вдруг запрыгало, до тошноты завертелось. Я замер. Словно какой-то хищник там, внизу, и он совсем не прячется, ведь все уже предопределено. Он чует каждый вздох, а я маленький зверёк, и каждое мое движение — роковое, и прямо здесь и сейчас решается моя судьба. Я с силой зажмурился и вжал шею в плечи. Так прошло минут 10, или, может, больше, но я так и лежал с закрытыми глазами, разрабатывая свой дальнейший план действий. С каждой секундой становилось лишь страшнее, и идущее время совсем не утешало. «Нужно взглянуть. Нельзя больше тянуть.» Я резко принял сидячую позу. Сжимая в руках тонкое хлопковое одеяло, я медленно приоткрыл один глаз, а затем и второй. — Пусто, — на выдохе произнес я, даже не пытаясь унять дрожь в голосе: все равно я здесь один. Я всегда один. Да чего мне вообще бояться?***
«И зачем я это сейчас вспомнил? И так паршиво…» Солнце уже садилось. Жёлто-оранжевый закат разливался на горизонте — это значит, что завтра будет теплее. Да, в этом холодном и богом забытом городке будет хоть капельку теплее, чем всегда. Догорающие лучи мягко падали на лицо и, в какой-то степени, умиротворяли. После всего, что мне пришлось испытать за свою жизнь… Я нахожу радость в этом? Ну и пусть. Нервы уже давно не в порядке, а такая мелочь хотя бы немного, хоть чуточку, на долю процента, успокаивает. Поднимаю взгляд и понимаю: ноги сами меня привели к маленькому магазинчику, находящемуся всего в пару кварталов от моего дома. Некоторые буквы на вывеске то отчаянно моргали, то снова потухали, а штукатурка с обшарпанных стен нещадно обваливалась при открытии двери. Дверные колокольчики громко и противно зазвенели, сообщая о моем пришествии. Я начал свой обход. Делая вид, что продукт на прилавке сильно меня заинтересовал, я краем глаза смотрю в верхние углы, прямо под потолки, в поисках камер. Есть одна, прямо над кассой. Пройдусь дальше — и там уже не засекут. Направляюсь прямиком к мясному отделу. По пути я заметил крайне привлекательную пачку чипс и, конечно же, решил не упускать возможности. Тут и думать нечего. Я аккуратно огляделся и незаметно просунул под свою куртку пачку. К счастью, она оказалась не такой шуршащей. Такими же нехитрыми манипуляциями я запрятал пару упаковок замороженных вафель и пару сникерсов. Я было уже собрался уходить, но… «Бля буду! Здесь охуенные булки. Я не ел нормально дня два уже…» Покупателей в этом магазине не было на данный момент (да и в принципе) от слова вообще, а кассирше как раз надо было отойти в кладовую (или как там у них называется), поэтому я решил, так сказать, «ловить момент»! Я быстренько схватил целый пакет булок и пачку сигарет и рванул на выход. На камеру уже было плевать. Через пять минут я уже шел по узкому тротуару, вдоль которого с какой-то определенной периодичностью проносились фуры и легковые машины. Об их приближении можно было понять по свету фар, который видно было ещё за несколько метров. Настроение вдруг стало заметно улучшаться от сладкого привкуса теплых медовых булочек, которые буквально таяли во рту. Аж слёзы на глазах выступили. Хоть каждый день бы их ел: и на завтрак, и на обед, и на ужин, а может даже на ланч. Пока я бродил по полуразрушенным районам-гетто, чтобы скоротать время, уже наступили сумерки — такие, не особо приятные, когда ещё не совсем темно, чтобы это называлось ночью, и не настолько светло, чтобы было днём. Такое время суток, когда хрен что увидишь что-то дальше пяти метров от себя, поэтому тебе только и остаётся, что ждать, когда луна появится из-за горизонта и осветит тебе путь. Жалко, что не жизненный — это вам не сказка. Вот бы было так: возникают у тебя какие-то проблемы, и тут же — оп — как по щелчку пальца появляется перед тобой какой-нибудь старый мудрый маг, и ты ведаешь ему о всех своих несчастиях, о всем том горе, что пришлось тебе пережить, а он в ответ нахмурится и помотает головой, взмахнет волшебной палочкой, и БА-БАЦ, всё закружится, засверкает, и тут же у тебя всё есть: и деньги, и власть, и любовь. Жаль, что так не работает. Я раскрыл новёхонькую пачку сигарет, попутно доставая из кармана джинс тяжёлую металлическую зажигалку. Фильтр приятно протискивается между зубов и ложится на язык. Я смакую этот момент, прежде чем опалить кончик сигареты. «Кажется, у меня зависимость… Да и какая впрочем-то разница». Я облокачиваюсь на перила около какого-то служебного входа на переулке, в который я ненароком забрёл. Хотя я здесь уже был, может, и не один раз. Отсюда хорошо видно луну. Белая и такая чистая она светит прямо на меня, грязного и погрязшего в нищете. Между прочим, не по своей вине. Я, между прочим, ещё ребёнок. Дети не должны такого испытывать… Стряхиваю пепел с сигареты, и его подхватывает лёгкий ветерок и уносит в противоположную сторону. Никотин слегка приглушает головную боль, которая вдруг стала всё больше и больше давить в области лба и висков, разрушая ночную идиллию меня и Луны. Только она знает все мои тайны. Она знает всё о моих болях, но совсем не насмехается. Только грустно смотрит с высока своего космического пространства, светя своим мёртвенно-бледным светом и с горечью наблюдая мои предсмертные вздохи каждую ночь. Мы переглядываемся, и я шепчу: Ты справишься… Завтра будет лучше… И она шепчет то же. Луна успокаивает перед смертью и даёт мне надежду. Сегодняшняя ночь почему-то показалась мне особо спокойной. Кругом тишина, ни души, а шума машин почему-то не слышно, будто бы я остался один в городе. Яркие звёзды мерцают на тёмном полотне неба, словно подмигивая мне. А я курю уже третью сигарету — также спокойно и без спешки. Вот бы всегда так не париться.