Перекрестки миров

Не ищи короля, чья судьба быть легендой, Чья дорога — маяк миллионам дорог, И, ступая на путь, что еще не изведан Ты, быть может, отыщешь его огонек. Марко Поло

Птолемей шел на стройку, где уже со вчерашнего вечера должна была кипеть напряженная работа. В конце концов, он должен был хотя бы проверить, как там обстоят дела. Джиннам Хабы он доверял — они не меньше него были заинтересованы в том, чтобы выполнить поручение Соломона, и его духи не раз залетали на стройку, проверяя, все ли в порядке, но отвечать за все надо было ему, так что нужно было хотя бы изредка показываться на горизонте. Помочь на стройке он ничем не мог, а когда без обиняков спросил об этом Бейзера, выявив в нем лидера всей этой компании, тот попросил его отойти и не мешать. Конечно, не обошлось без инцидентов. Несколько духов из числа тех, кто был послабее, не слишком рвались работать без Уз. Птолемей не обращал на них внимания, пока из-за них не начались ссоры в коллективе. Другие духи злились на своих бездельничавших сородичей, которые все же не решались покинуть холм, и несколько раз доходило до серьезных потасовок. Но не успел Птолемей подумать над решением этой проблемы, как она разрешилась сама собой. Бейзер припугнул нарушителей порядка, что, дескать, если он, Птолемей, узнает об этом непотребстве, то окончательно разочаруется в них и отдаст Хабе раньше времени. Аффа и Пенренутет, находившиеся в это время на стройке, с самым серьезным видом подтвердили, что, да, он такой, он может. А тем, кто не поверил, даже предъявили небезызвестную бумажку, которую он когда-то давно написал в шутку и повесил на дверь в свою рабочую зону.  — Если Птолемей своих «лучших» отдать Хабе грозился, — наставительно сказал Хосров, — то о нас и говорить нечего. Так что давайте свое место помнить и не наглеть. После этого конфликт был исчерпан, и все принялись за работу. Птолемей, узнав обо всем (Аффа с Пенренутетом, естественно, поставили его в известность), даже обрадовался, что все обошлось именно так. Сам он бы на такое не пошел, но раз слово было уже сказано, то пусть думают, что хотят. Оспаривать свои же печати было ему совершенно не с руки. Надо же, это все происходило не более полусуток назад, а такое впечатление, будто прошел месяц — такими насыщенными были последние часы. Первые сутки после его «отставки» они с духами занимались мозговым штурмом, но все идеи, которые приходили им в голову, походили либо на шутку, либо оскорбление, либо шедевры, которые никак нельзя создать без магии за неделю. А время не шло — оно летело. Наконец Птолемей окончательно отчаялся найти из этой ситуации выход, но долго унывать ему не позволили его духи. Кстати, они были уверены, что дело было в его характере и личных качествах, но на самом деле это было далеко не так. Только смотря на них Птолемей вспомнил ради чего — и кого — он до сих пор находится здесь, и справедливо рассудил, что раз уж он не может справиться с одной проблемой, то может попросту перейти к другой, и взялся за изучение Единения. Его духи, правда, покрутили у виска пальцами и характерно закатили глаза, но он давно привык не обращать внимания на подобные мелочи. Они с Факварлом долго разбирали по полочкам каждый круг формул, отсеивая те, которые не работали в этом мире или работали не так, и заменяли их аналогами. Несколько раз они путались в своих же разрозненных пометках и записях, что откидывало их назад, но очень скоро — быстрее, чем он ожидал — получилось что-то, что очень напоминало правильный пентакль. Работать с Факварлом оказалось на удивление приятно: он не заглядывал ему в рот, как духи Хабы, был деловит, профессионально и очень четко излагал свои мысли и не стеснялся задавать вопросы о новых для него в магии вещах. Хотя тон его был прохладно-вежлив, Птолемей был слишком увлечен любимым делом, чтобы обращать на это внимание.  — Спасибо, — сказал он Факварлу, когда они закончили, — без тебя бы я не справился. Джинн непонятно поморщился от его слов.  — Я привык смотреть правде в глаза, — равнодушно ответил джинн. — Справился бы, просто не так быстро. Птолемей услышал, как на первом этаже тикают часы, и понял, что в доме кроме них никого нет. Это было к лучшему, их никто не отвлекал, не кричал о глобальных катастрофах, эпидемиях и катаклизмах и вообще не вмешивался в хрупкую гармонию царства науки. Он еще раз оглядел пол, покрытый меловыми разводами.  — Жаль, что попробовать нельзя. Обратного заклинания нет. Факварл пронзительно взглянул на него. Он попытался играть с Птолемеем в гляделки, но человек не принял правила, продолжая вести себя, будто ничего не заметил. Нубиец потер лоб, оставляя белые следы от мела на лице.  — Тебя смущает только это? — уточнил он. — Больше ничего? Птолемей едва удержался от того, чтобы разочарованно цокнуть языком. Конечно, он понимал, на что намекает Факварл, но ему слишком не хотелось поднимать неприятную тему. Через это рано или поздно проходили все новые духи, но что-то ему подсказывало, что с Факварлом придется сложнее. Намного сложнее. Предчувствие его не обмануло. Едва он сформулировал ставшую уже давно привычной мысль, как Факварл опередил его.  — Погоди, нет, — джинн поднял руки. — Не надо сейчас твоих фирменных фраз про доверие. Если я до сих пор не причинил тебе вреда, то нелогично, что я внезапно воспылаю кровожадностью, находясь в твоей тушке. Я говорю не об Единении, а о ситуации в целом. Вот сейчас Птолемей заинтересованно поднял на него взгляд.  — В каком смысле?  — Ты действительно веришь в то, что ты делаешь? Действительно считаешь, будто твои духи свободны и у них есть право выбора? — Факварл вскинул бровь. — Хорошо. Давай предположим, что я решил тебя растерзать. Чисто гипотетически.  — Чисто гипотетически, — кивнул Птолемей, дозволяя ему продолжить.  — Даже если за тебя в следующую минуту не отомстят твои джинны, то Соломон этого так не оставит точно. У него еще при жизни на этом бзик был, так что меня обязательно развоплотят. Получается, что у меня на самом деле нет другого выхода, кроме как подчиниться тебе. Это не доверие, Птолемей. Это иллюзия доверия. Конечно, это лучше, чем ничего, но, — Факварл пожал плечами, — ты должен осознавать, что фактически в этом всем нет смысла. На Земле — да, может быть, но не здесь. Птолемей продолжал молчать, и Факварл продолжил:  — К тому же, я не могу представить, чтобы благородный джинн, вроде меня, мог убить человека, который спас ему жизнь. Это тоже своего рода Узы. Я чувствую себя обязанным и просто не могу отказать тебе, даже если захочу. Птолемей покачал головой.  — Ты можешь мне отказать, и ты ничем не обязан. Но я понимаю, о чем ты. Не первый дух говорит это мне. По-настоящему вы свободны только в Ином Месте, а здесь… приходится довольствоваться тем, что есть. И нам, и вам. — Он склонил голову набок. — Если бы эксперимент с Единением был возможен, а ты не захотел бы принимать в нем участие, то я просто подождал бы своих духов. Не вижу проблемы.  — Ты был бы согласен провести то же самое и со своими «лучшими»? — уточнил Факварл, чуть помолчав.  — Да, — слегка опешив от такого вопроса, ответил Птолемей. — Я же так и ска… Подожди. — Волшебник сложил руки на груди. Внезапная догадка осенила его. — Так ты все это время думал, что я буду ставить на тебе опыты? — от неожиданности он не смог подавить возмущение. — Ну знаешь это…  — Я вообще не знал, что думать, — буркнул Факварл, пряча глаза. Он понял, что ошибся и жалел о сказанном. — У волшебников бесхозные рабы что-то вроде расходного материала. Птолемей промолчал. В груди у него зрела обида. Впервые его оскорбили недоверием, и он невольно понял, что чувствовали его духи, когда он не договаривал им всего. А он еще и смел на них раздражаться, надо же… Факварл растолковал это молчание по-своему.  — Знаешь, я, наверное, вернусь к Лавлейсу, — сказал он, отворачиваясь. — Я помог всем, чем мог, и больше тебе не нужен, да и времени уже прошло много, так что… — так и не договорив, он уже развернулся, чтобы выйти, но Птолемей остановил его.  — Факварл Иерихонский, Властелин Семи Морей и зачинщик Восстания Демонов, я не помню ни одного случая из твоей жизни, чтобы ты трусливо сбегал с поля битвы. Почему же ты делаешь это сейчас?  — Я не… — нубиец обернулся и гневно сверкнул глазами. — Так ты и об этом знаешь… — Факварл оскалился в бессильной злобе. — Я не верю. Не верю я тебе, Птолемей! Не бывает таких волшебников… людей таких не бывает, как ты! Джинн перешел на крик. Птолемей снова обрадовался, что в доме никого не было, иначе все сбежались бы в одно мгновение. Факварлу и так не слишком доверяли.  — И мне приходится дорого платить за это.  — Это чем же? — Факварл понизил голос. Спокойный тон Птолемея отрезвил его.  — Да вот, — Птолемей кивнул ему, — наблюдать твою истерику. Факварл раздраженно покосился на него, но дух все же перевел. Воспользовавшись его заминкой, Птолемей заговорил снова:  — Знаешь, поначалу я терпеть не мог афритов, — признался он, смотря в пустоту. — У меня это началось сразу после смерти. У Пенренутета есть теория, будто это потому, что меня убили африты, но мне от этого было не легче. Я знал, что это неправильно, но ничего не мог с собой поделать, меня просто от них воротило словно от кофе. Конечно, это ни на что не влияло: ни один африт не скажет, что я обошелся с ним несправедливо, не выслушал или не помог, но то, что творилось у меня внутри в такие моменты, знаю только я один. Прошло у меня это по здешним меркам не так уж давно.  — Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил Факварл.  — Я не идеален, как ты себе придумал. У меня, как у Соломона, как у любого волшебника, есть свои бзики. Я могу быть раздражительным, нервным, занудным моралистом, терпеть которого совершенно невозможно. Можешь спросить у моих духов, если снова не веришь мне. Им часто приходится возвращать меня с небес на землю. Но да, я действительно верю в то, что делаю. — Птолемей неловко улыбнулся. — За афритов мне стыдно до сих пор, и знают об этом только мои духи.  — И я.  — Я так и сказал. — Не обращая внимания на вытянувшееся лицо нубийца, продолжил: — Так что, возвращаясь к вопросу о доверии, ты теперь можешь подмочить мою репутацию, сболтнув это в нужном месте и в нужное время. Это, конечно, не совсем равносильно, но уже кое-что. — Птолемей увидел, что Факварл до сих пор смотрит на него как бес на новые ворота, и глубоко вздохнул. — Ну что опять не так? Нет, конечно, если хочешь, можешь возвращаться к Лавлейсу, как я уже говорил, ты мне ничем не обязан и можешь отказа… Факварл перебил его.  — И ты снова это делаешь. Снова хочешь заставить меня чувствовать благодарность. И, волшебник, кем бы ты ни был, у тебя это получилось. Спасибо. Если бы ты жил в Лондоне, я бы оставил тебя в живых.  — Хорошо, что я там не жил! — рассмеялся Птолемей, а про себя подумал, если бы он жил там, Восстания могло и не быть. Внизу хлопнула дверь и раздались торопливые шаги по лестнице. Аффа. Его поступь была легче, чем у Пенренутета, а еще он всегда проскакивал скрипящую ступеньку, в отличие от Квизл, которая скользила бесшумно, но всегда о ней забывала, и Тети, которая вовсе предпочитала влетать в окно. Секунда — дверь распахнулась и в ней действительно показался Аффа в привычном облике белобрысого нескладного подростка.  — У вас здесь все нормально? — отдышавшись, ответил он. — Анхотеп вроде слышал какие-то крики. Факварл, я надеюсь, этот гений тебя не слишком мучил? Он только на вид мирный, но если разозлить… Его даже Хаба боялся!  — Все живы, как видишь, — ответил ему Птолемей, уловив двусмысленность вопроса. — Что-то случилось?  — Да не то, чтобы случилось, там просто Мендрейк, — Аффа задумался на мгновение, — в смысле Натаниэль, с новостями идет. Вроде бы даже с хорошими, насчет стройки. Или нам его все-таки лучше Мендрейком называть, чтобы на конфликт не провоцировать? Дескать зачем ты своим жутким демонам истинное имя разболтал. Или это, наоборот, слишком официально? Птолемей задумался.  — А черт его знает, — признался он. — Смотрите по ситуации.  — Понял, — легко согласился Аффа и закрыл дверь. Потом снова открыл. — Там в гостиной полный… э-э-э… бардак. Может того, бесов запрячь?..  — Только предупреди Анхотепа, чтобы они полы не помыли, как в прошлый раз, — Птолемей кивнул на пентакль у себя под ногами.  — Понял, — повторил Аффа и закрыл дверь. Даже на Факварла подозрительно не покосился, чему Птолемей несказанно порадовался. Видимо, уже смирились. То ли поняли за столько лет, что спорить с ним бесполезно, то ли до сих пор не могут отойти от недавних событий. Вот бы и Бартимеус так же спокойно отреагировал… Птолемей задумчиво оглядел нубийца — свой истинный облик Факварл скрывал на высших планах. Кто бы мог подумать еще пару недель назад, что виновником Восстания, которое потрясло все слои бытия, окажется джинн? Сначала Птолемея это удивляло, но потом он понял, что этого и следовало ожидать. Джинны всегда считались у волшебников «золотой серединой» среди духов — гораздо проще в вызове, чем африты и мариды, но гораздо сильнее фолиотов и бесов. Совершенно очевидно, что джинны больше были востребованы, и логично, что именно джинну захотелось покончить с этим раз и навсегда. О последствиях Птолемей старался не задумываться. Ну было и было. Когда ты уже две тысячи лет мертв, начинаешь проще смотреть на подобные вещи. Не первый и не последний раз, когда волшебникам дают понять, что они не самые крутые в этой вселенной. Может быть при жизни он бы резче отнесся к этому, но не теперь. Нельзя сказать, что Птолемей одобрял, но и осуждать Факварла по-настоящему не мог. Его не держали в рабстве пять тысяч лет. Интересно было бы узнать, что думают по этому поводу его духи. Но Птолемей боялся ответов, и потому нашел в себе мудрость не спрашивать их. Все же в глубине души он не хотел, чтобы они оказались причастны к Восстанию, если бы могли к нему примкнуть. Факварл почувствовал на себе оценивающий взгляд и кивнул на дверь.  — В доме два десятка рабов, а убраться некому? Птолемей пожал плечами.  — Как видишь, во всем есть свои минусы. Прошло менее часа, когда Мендрейк сидел в сверкающей от чистоты гостиной с чашкой ароматного кофе и рассказывал о своем разговоре с Соломоном в его мастерской. Натаниэль пытался рассказывать без эмоций, излагая только факты, но по общему тону было понятно его отношение ко всему происходящему. Птолемей слушал его, не перебивая. Духи сначала не придавали особого значения их разговору, но чем дальше заходил рассказ, тем больше их собиралось вокруг.  — Соломон сказал, что это не секрет, — закончил Натаниэль, — но никто раньше не отнесся к его планам всерьез, поэтому он держит все в тайне до следующего собрания. Когда Натаниэль замолчал, тишина стала давить на уши. Надо было что-то сказать, но Птолемей не находил слов.  — Иное Место? — наконец не выдержала Квизл. — Это правда возможно? Птолемей понял, что вопрос был адресован ему. Духи смотрели на него с ожиданием.  — Я бы дал процентов семьдесят на успех, — после короткого раздумья ответил он. — И хочу сказать, это гораздо лучше, чем ноль, как считалось раньше, — голос, не подчиняясь ему, вышел надломленным.  — Я… — Пенренутет неловко улыбнулся. — Я не должен радоваться, но не могу перестать.  — Не так я себе все представлял, — Анхотеп оглядел притихших бесов, в окружении которых находился, — но я готов на все, чтобы попасть домой.  — А ты что скажешь, Птолемей? — Натаниэль ожидал его реакции. Птолемей развел руками, указывая на духов.  — Ты слышал все сам.  — Я не верю, что тебе по душе эта затея. На это Птолемей не ответил ничего.  — Давайте не будем забывать о другой стороне медали, — Тети стояла, облокотившись на стену. Она была угрюма и решительна. — Кому-то из нас придется остаться с Птолемеем. Точнее в Птолемее. — Они встретились взглядами. — Без Уз это будет не так ужасно, но в любом случае это жертва. Интересно, кто из нас решится? Снова стало слышно тиканье часов. На этот раз их звук невероятно действовал на нервы. Тети горько ухмыльнулась.  — Я так и думала. Поэтому никто не будет возражать, если останусь я. Тут все заговорили разом. Кто-то кричал, Анхотеп пытался говорить спокойно, но его никто не слышал. Тети махнула рукой, будто прогоняя назойливую муху.  — Давайте не будем спорить, я старше всех вас, и достаточно времени пробыла в Ином Месте.  — Тети, ты неправа, — Квизл попыталась стереть внезапно выступившую слезу так, чтобы никто не увидел. — Вы здесь давно, а я недавно. Я даже соскучиться за домом не успела, так что…  — Еще бы тебе меня учить! — рыкнула на нее Тети, но Квизл не отступила.  — Если смотреть с практичной точки зрения, — не обращая на них внимания, сказал Пенренутет, — то я сильнее.  — Да что ты! — Тети закатила глаза.  — Женщина, помолчи, когда я говорю!  — Ты первый ее перебил! — возмутилась Квизл.  — Потому что я не хочу, чтобы она лезла, куда ее не просят!  — Может я сама решу, куда мне лезть, мальчик мой?  — Вообще-то, — робко поднял руку Аффа, — вообще-то я сильнее тебя, если ты вдруг забыл, и…  — Не дай бог! — хором воскликнули бесы.  — Это да… — расстроился Аффа.  — Как хорошо, что здесь нет Рехита, — вздохнул про себя Птолемей. Он подождал еще немного. Наконец его тяжелый взгляд заметили все и успокоились сами собой. — Вы закончили, можно я скажу? — он прикрыл глаза. — Никто никого приносить в жертву не будет.  — Но… — Пенренутет смотрел на него удивленно.  — Нет, — твердо повторил Птолемей. — Если замысел удастся, то вы все, включая Бартимеуса, отправитесь в Иное Место. Я не думаю, что Соломон откажет мне в такой малой просьбе, он ему уже не нужен. — Все молчали, ожидая продолжения. — А я отправлюсь на перерождение.  — Еще один мученик, — покачала головой Тети. — И чем, скажи на милость, твоя жертва отличается от нашей?  — Потому что это не жертва, — ответил Птолемей. — Это новая жизнь, а не смерть и не заточение в чужом теле. Я бы давно это сделал, если бы не… вы. Это не обвинение, — поспешно добавил он. — Просто факт. Если здесь не будет духов, то и я особо не нужен. Это лучший вариант. Натаниэль сложил руки на груди. Он явно был разочарован, но Птолемею было плевать.  — И ты мне еще говорил что-то о бегстве с поля боя, — доселе молчавший Факварл хмыкнул и сменил облик, вылетая из гостиной, будто для него здесь все уже было ясно. Нет, все же жаль, что здесь нет Рехита. Он бы его понял.  — А как же те, кому не достанется Иное Место? — тихо спросил Натаниэль. — Их не десяток и не сотня, их будут миллионы, Птолемей. Ты согласен пожертвовать ими, чтобы твои друзья наконец попали домой? Волшебники встретились взглядами. Птолемей не решился произнести вслух ответ, который крутился у него на языке. Вместо этого он сказал:  — Это всего лишь эмоции. По статистике на каждого волшебника приходится по четыре духа, то есть здесь останется только четверть. Обрекать ли одного из своих духов на заточение — выбор каждого, и он будет на его совести.  — Всем остальным ты предлагаешь уйти на перерождение?  — Да.  — И сколько же таких будет, судя по твоей статистике?  — У тебя есть другие варианты? На этот раз Натаниэль не решился ответить. Он отвел глаза и прикусил губу.  — Ты считаешь, что лучше оставить, как есть, не так ли? — додумал за него Птолемей. Он понял, что Натаниэль так же, как и он, сомневается в своих словах, и смягчился. — Мне это тоже не по душе, и мне действительно жаль, но этот план — лучшее, что я слышал за свое посмертие. Ты говоришь так, потому что здесь совсем недавно. Но духам необходимо Иное Место, Нат. Они в прямом смысле сходят без него с ума. Я видел. Натаниэль поднял на него твердый взгляд. Его черты лица заострились, из-за чего он стал казаться гораздо старше, чем был на самом деле. Птолемей поймал себя на мысли, что ему неприятно смотреть ему в глаза, но усилием воли заставил себя это сделать.  — Я тоже много чего видел, Птолемей. Меня жизнь научила, что если тебе не нравится то, что ты делаешь, значит, ты делаешь не то. Птолемей остро захотел переменить тему.  — На этот вопрос нет ответа. Тебе все равно не переубедить Соломона, если только у тебя нет гораздо более весомых причин, чем страдания его рабов. Если таковые найдутся, я буду только рад. Что ж, до этого дня мне еще надо дожить. Аффа сказал, у тебя есть идеи насчет стройки. Натаниэль выглядел раздосадованным, но все же кивнул:  — Да, но тебе придется прибегнуть к услугам Клеопатры. Птолемей иронично улыбнулся.  — Контрабанда? Если ты предлагаешь стащить с Земли Нотр-Дам, подстроив все под пожар, то я тебя разочарую: во-первых, вряд ли такое возможно, а, во-вторых, на стройке нельзя использовать магию.  — Я знаю, — Натаниэль махнул рукой, скосил глаза на полную чашку давно остывшего кофе и вздохнул так, будто это была его личная трагедия. — Магия не понадобится. Все в силе человеческих возможностей. Птолемей выслушал Натаниэля и едва не стал рвать на себе волосы от досады, почему до такой простой и эффектной вещи не догадался он сам. Потом был разговор с Клеопатрой. Он долго морально подготавливал себя к нему, осознавая при этом, что подготовиться к нему бесполезно. С одной стороны, Клеопатра, конечно же, давно ждала его — не могла не ждать. А с другой, в этом она сама никогда не признается, так что ему придется сначала и до конца играть свою роль. И, зная нрав этой женщины, это будет чистой воды импровизация. Только после того, как Анхотеп напомнил ему, что его дражайший хозяин попросту тратит время ни на что, Птолемей собрался и позволил фолиоту соединить себя с Клеопатрой. Анхотепу понадобилось чуть больше времени, чем обычно: видимо, Клеопатра находилась на дальних слоях.  — Слава богам! Птолемей! Живой! Здоровый! От тебя ни ответа, ни привета, я уж думала все, зарылся наш дорогой спаситель демонов по самые уши. Как тебе в отставке, отдыхаешь? Анхотеп, милый, я надеюсь, ты не слишком близко меня передаешь? Женщина без косметики — это очень интимно! Клеопатра сидела на подушках в светлой комнате, очертания которой были смутны, в легком шелковом костюме и курила кальян.  — Намек понял, — кивнул Птолемей. — В следующий раз буду предупреждать заранее, сейчас, к сожалению, у меня такой роскоши нет.  — Знаю, — Клеопатра затянулась и выдохнула в сторону белый дым, — поэтому не возмущаюсь. Тебе птичка уже принесла на хвосте баловство Соломона? Птолемей даже не сделал вид, что удивился.  — Принесла, — хмыкнул он. — Интересно, какая из них принесла его тебе. Клеопатра сделала вид, что не услышала вопроса.  — Меня не было там только потому, что Соломон знал, как я умею устраивать скандалы. Не знаю, получилось бы у меня вправить им мозги, но голова бы у них болела неделю точно.  — А тебе там что не нравится? — поинтересовался Птолемей.  — Да все! — Клеопатра возмущенно махнула трубкой кальяна, из-за чего он слегка покачнулся. — Мало того, что внутри меня будет сидеть какой-то злобный монстр, что оскорбительно само по себе, так это еще всю работу, что раньше выполняли демоны, придется брать на себя. Или нанимать простолюдинов, а ведь они не согласятся работать просто так!  — Возмутительно.  — Именно! — обрадовалась Клеопатра, вроде бы не замечая иронии в голосе Птолемея. — Да еще и творить такое за нашими спинами. Соломон просто настоящий… — Клеопатра снова затянулась.  — Ты бы поаккуратней с выражениями. У стен есть уши. Клеопатра выдохнула через нос.  — Здесь — разве что мои.  — Ты у Цезаря? — наконец догадался Птолемей.  — На его слоях. Твой фолиот очень старался меня найти.  — Я просто подумал логически, — донесся приглушенный голос Анхотепа. Клеопатра улыбнулась.  — Я же говорю, чудо, а не кадры! Ладно, я знаю, ты здесь не для того, чтобы обсуждать Соломона. Что там со стройкой, Джон уже был у тебя?  — Да, — а вот тут Птолемей удивился. — Я думал, ты будешь отрицать свою причастность.  — К чему? Мальчик сам все понял и додумал за меня. А я в это время успела подчистить свои дела и слинять на нижние слои. Соломон слишком увлечен сейчас, чтобы обращать внимания на такие мелочи. И, между нами говоря, Мендрейк справляется со всем гораздо лучше, чем я ожидала. Мору признался, что даже лучше, чем ты в первые дни. И обряд посвящения он тоже перенес вполне стоически. Птолемей откашлялся, прикрывая смех.  — Ты и ему в чашку соли сыпанула? Клеопатра выглядела, как нашкодивший бес, довольный своей работой.  — Это устоявшаяся в нашем коллективе традиция! — серьезно сказала она, нахмурив брови. — Не мне нарушать неписанные правила. Даже если тебе предлагают дружбу, это не значит, что надо расслабиться. В какой-то момент можно обнаружить, что ты получил от такой дружбы только отвратительную гадость!  — С Хабой ты такого делать не планировала? Египтянка пренебрежительно фыркнула.  — Он не достоин такой чести. Этот урок обошелся бы ему гораздо дороже. Так что с планом Мендрейка? Добро?  — Добро, — кивнул Птолемей. — Только я понятия не имею, что ты попросишь взамен. Пенренутета я тебе не отдам, даже не надейся.  — Да? — Клеопатра хитро прищурилась. — А ты его спрашивал? Ради тебя он готов на многое. Ладно-ладно, не пыхти. Шучу я. Потом сочтемся, когда в советниках восстановишься.  — Если восстановлюсь, — поправил ее Птолемей.  — Если нет, то сочтусь с Мендрейком — это ведь его идея, — рассмеялась Клеопатра и, едва Птолемей успел ей возразить, махнула рукой и изображение погасло. Анхотеп помассировал виски.  — Мне эта идея уже не кажется такой хорошей, как раньше, — сказал он, морщась, словно от боли. — Слишком она покладистая.  — Да, — согласился Птолемей. — Мне тоже, но другой у нас нет. Все это привело к тому, что сейчас он шел на стройку проверить, как там продвигаются дела. И надо бы снова связаться с Клеопатрой и поблагодарить за отлично проделанную работу. Особо, конечно, не за что — она свое потом возьмет сполна, но дело приличия есть дело приличия. Стройка привычно показалась издали, хотя стройкой на данный момент это было тяжело назвать. Скорее озеленительными работами. Джинны руками, без магии, высаживали деревья из человеческих садов. Яблони, инжир, оливы, айва, виноградные лозы — все контрабандное, настоящее, пахнущее землей, медом и жизнью. С такими же налитыми соком плодами, с блестящей нагретой солнцем кожурой. Они буквально светились от жизненной энергии, переполнявшей их. Целый сад контрабандных плодоносящих деревьев. Джинны легко справятся с этим за оставшееся время. Конечно, со временем деревья утратят свою особенную ауру и сольются с неживым слоем, перестав давать хорошие плоды, но пока зрелище было поистине грандиозным. Соломон будет в ужасе от того, сколько запретов они нарушили, но в восхищении от исполнения, и оно перевесит все остальное. Наверное. Другого выхода все равно не было. Джинны все-таки затеяли простенькие сооружения в виде беседок и ограждений, чтобы «хоть где-то развернуться». Рядом с одной из таких беседок Птолемей с удивлением заметил Жана. Тот оживленно о чем-то спорил с Бейзером.  — Птолемей, какими судьбами? — рядом с ним словно из ниоткуда появился Хосров с папкой в руках. Он сделал какую-то пометку карандашом и протянул Птолемею руку, которая еще секунду назад была лягушачьей лапой. Волшебник ответил на рукопожатие.  — Как сказала бы Клеопатра, пришел строить из себя хозяина. Вижу, все продвигается неплохо. Джинн скривился.  — Да где же неплохо?! Ты посмотри, — он указал на ту самую беседку. — Это просто безобразие!  — В каком смысле? — Птолемей напрягся, первым делом подумав, что здесь замешан Жан.  — Какому-то идиоту — руки бы ему оторвать — взбрело в голову «совсем чуть-чуть» воспользоваться магией, когда мы ставили крышу. Где-то внутри «совсем чуть-чуть» растворился камень, и крыша поехала! И от этого крыша поехала у нас всех! Птолемей внимательно осмотрел беседку из белого камня, увитого плющом, который раньше шел на храм.  — Да вроде хорошо.  — Но она же кривая! — Хосров негодующе вскинулся. — Бейзер! Почему я вместо тебя должен перед Птолемеем краснеть? Бейзер с Жаном оглянулись. Кто из них обрадовался его появлению больше, сказать было трудно.  — Птолемей! Клянусь памятью об Ином Месте, мы исправим это недоразумение!  — Птолемей, я тебя ищу повсюду! Ты уже слышал про Соломона?  — Кто ты вообще такой?! — возмутился Бейзер. Птолемей едва удержался от того, чтобы представить Жана как своего ученика. Во-первых, это давно было не так. Во-вторых, он не хотел, чтобы Жан оказался в его тени.  — Человек, — Жан сложил руки на груди. — Волшебник. Тебе что-то не нравится, джинн?  — Ты б потише об этом, сынок, — по-отечески заботливо сказал ему Хосров, кивая на работающих джиннов. — А то мы таких волшебников на завтрак ели пачками. Бейзер посмотрел на рабочих и спохватился:  — Так вот о крыше…  — Да подожди ты со своей крышей! — взвился Жан. — Здесь серьезное дело!  — Куда уж серьезнее! — воскликнул Хосров. — Птолемей, мы с народом обсудили, если ты этого магика, кто бы это ни был, отправишь к Хабе, никто возмущаться не будет. Бейзер угрюмо уставился на него, но сказать ничего не успел. Сзади раздалось характерное хлопанье тяжелых крыльев.  — Дома его не… а ну, понятное дело, вот он. — Марид Жана скептически осмотрел холм. — Да-а-а. Докатились, дети Иного Места в земле ковыряются. А что с беседкой? Какой криворукий бес ее ставил? Бейзера аж затрясло. Хосров, наоборот, обрадовался:  — Я же говорил!  — Птолемей, мне надо с тобой поговорить, — еле сдерживаясь, сказал Жан. — Срочно.  — Да какие здесь разговоры! — марид взмахнул руками. — Здесь все переделывать надо, а не разговаривать! — Правильно, — одобрил Хосров. — Заодно стиль поменяем. Хватит с меня готики. Птолемей прокашлялся, маскируя смех. Жан взвыл, глядя в небеса.  — Птол, тебя Жан искал! — послышался голос прям оттуда. Квизл бесшумно опустилась на траву босыми ногами. — Вы, видимо, разминулись.  — Ты знаешь про Соломона? — успокоившись, спросил Жан.  — Я — да, — кивнул Птолемей. — А ты откуда?  — Шутишь! — воскликнул он. — Об этом жужжат все верхние слои! Говорят, даже король шаманов зашевелился, — он махнул рукой куда-то в сторону, видимо, где, по его мнению, находился тот самый король. Духи все, как по команде, проследили за его рукой.  — Ой! — Квизл прикрыла рот ладошкой. — А что с крышей?  — Да вот, — Бейзер вздохнул. — Переделывать придется. Без магии.  — Без магии? — удивился марид. — Ваш хозяин совсем ополоумел? Птолемей не выдержал и рассмеялся.  — Не вижу здесь ничего смешного! — марид осуждающе посмотрел на него. — Это же нереально!  — Все реально! — не согласилась с ним Квизл. — И Птолемей здесь ни при чем!  — А при чем здесь… Жан рвал на себе волосы. Птолемей воспользовался моментом, пока духи были заняты спором, и отвел его в сторону.  — Как же это… — Жан посмотрел на него грустными глазами, — тяжело. Как у тебя получается? Птолемей вопросительно посмотрел на него.  — Что именно?  — Ну, вот это все. Как сказать-то… Ох. Они же каждое слово твое ловят. Ты не кричишь, свою правоту не доказываешь, просто говоришь, а они тебя слушают. — Жан посмотрел на него со смесью восхищения и зависти. — А я, — он вздохнул, — у меня так не получится никогда. Выдержки не хватит. Птолемей наклонился к нему.  — Хочешь секрет? Они тоже меня не слушают. В это время, словно из-под земли, вырос Бейзер.  — Так что с беседкой?  — Переделывайте, раз решили. И да, — Птолемей обернулся и придал голосу строгости, — виновного не ищите, все равно не признается. Авторитет — штука такая, зарабатывается веками и теряется в один миг. Бейзер поочередно приложил руку ко лбу, губам и сердцу — древний жест благодарности — и молча ушел. Жан задумчиво проводил его взглядом.  — Я понял. Спасибо, наставник.  — Так что с шаманами? — напомнил ему Птолемей. — Какое им вообще дело?  — Не знаю. Пока это только слухи, но, — Жан поморщился, — о них слухов не ходило никогда. Странно, что они появились именно сейчас. Жанна вроде собирается к ним, хотя мне кажется, это пустая трата времени. Никто из советников особо не приветствует идею Соломона, но и ярых противников, как я понимаю, нет. Все просто закапываются поглубже, чтобы их как можно меньше все это коснулось, и только. Птолемей вспомнил слова Клеопатры, что Соломон слишком увлечен, чтобы обращать внимание на всякие мелочи. Да уж, если так и дальше пойдет, у него в штате никого не останется. Но с этим проблем у Соломона не было никогда — он найдет новых, ему не привыкать.  — А ты сам что думаешь? Жан вскинулся, словно не ожидал такого вопроса, и обернулся на холм. Там джинны хором орали на марида, что тот посмел что-то сколдовать. Марид, остолбенев от такой наглости, не мог им даже возразить. Когда Птолемей подумал, что ответа не последует, Жан наконец перевел взгляд на него.  — Я бы предпочел вообще не делать этот выбор, но если вопрос станет ребром… — он прикусил губу. — Я не стану… этим, ты понял. Спущусь к Цезарю, буду снова у него на побегушках. Перерождаться страшно. А ты уйдешь, да? Птолемей молча кивнул. Жан заметно погрустнел, но отговаривать его, видно, не решился.  — Клянусь, столько сущностей не тосковало после моей смерти, как тоскует перед рождением, — Птолемей покачал головой. — Брось, Жан. Зато тебя никто поучать не будет — здорово же.  — Смерти нет, есть дорога в бесконечность, — процитировал откуда-то он. — Да. Знаю. Слушай, я тебя никогда не спрашивал, но мне очень интересно, а кто был твоим наставником? Ну, при жизни. Птолемей безразлично дернул плечом.  — Один жрец, ты его не знаешь. Он ушел на перерождение где-то с полвека назад, но у нас были плохие отношения.  — Ясно, — вздохнул Жан. — Значит, ты меня не поймешь. — Он еще раз оглянулся на холм. — Неплохая у меня идея, возникла, а? — со слабой улыбкой попытался переменить тему.  — В смысле, твоя? — опешил Птолемей. — Но Клеопатра…  — Какая Клеопатра! Я ей уже год мозги этим садом полощу! Что можно попробовать их земной водой, настоящей, поливать, чтобы они живыми оставались. Она все делала вид, что не слушает, а вот, оказывается, все-таки слушала… Что? Что ты на меня так смотришь?  — Светлая у тебя голова, Жан. Правда, бестолковая. Жан задумчиво почесал нос, не зная, как относиться к подобным комплиментам.  — Не надо было доверять Клеопатре, да? — с сомнением протянул он. Птолемей выругался на родном языке. Взгляд Жана стал еще более странным — за столько лет от своего наставника он подобных слов не слышал. Все это время Птолемею не давала покоя смутная мысль: зачем Клеопатре помогать ему и подставляться самой? Он бы мог понять, если бы на его место метил Хаба, но ведь об этом не было и речи. Он искренне сомневался, что Клеопатра станет нарушать законы Соломона исключительно из благих побуждений. А теперь он понял. Одним мановением своей изящной руки Клеопатра записала в должники его. После этого, если у Соломона станет вопрос, чья была эта идея, она, конечно же, прикинется дурочкой, ставя под удар Натаниэля, но не выдавая его, автоматически внося и его в этот список. А так как Жана в этой истории вообще не было, то ее отдел остается совершенно неприкосновенным и, при некоторых обстоятельствах, это лишняя пометка возле имени Птолемея. Дескать, твоего же ученика спасла неразумного. При этом всем, пока она находится под крылом Цезаря, ей не грозит ровным счетом ничего. Если же все пройдет гладко, то все лавры, опять-таки собирает она. Достаточно будет всего несколько будто бы случайно ею оброненных слов, чтобы стало понятно, чьих рук это дело и кто, опять-таки, должен быть ей благодарным. И это все Клеопатра сделала буквально одной фразой. Птолемею вспомнилось, как Глэдстоун открыто унижал ее при всех, поставив несколько раз подряд детский мат в шахматах. Клеопатра тогда трогательно закусывала губу и жаловалась, что эта игра слишком сложная для ее женского ума. Через несколько недель Глэдстоун крупно повздорил с Соломоном, и ему ничего не оставалось, кроме как уйти на перерождение. Клеопатра всегда любила игры покрупнее. Шахматы ее интересовали мало.  — Птол? — Жан потряс его за плечо. — Что-то случилось?  — Да так, — Птолемей помешкал, думая рассказать ему или оставить в счастливом неведении. — Не заигралась ли наша прекраснейшая?  — Она уже очень давно заигралась, — с невеселым смешком ответил Жан. — Можешь особо на нее не рассчитывать. Уточнить, что он имел в виду, Птолемею не дал звук хлопанья крыльев. На этот раз он был почти неразличим, но любой советник узнал бы его из тысячи, они слишком часто слышали его.  — Что на этот раз понадобилось Соломону? — подавляя раздражение на ни в чем не виновного посыльного, спросил Птолемей. Мору покрылся фиолетовым горохом. Он опустился на землю и глубоко поклонился. Волшебники переглянулись. Обоим стало ясно, что дело в прямом приказе. Видимо, Соломон был на взводе. Птолемей присел, избавляя Мору от необходимости смотреть на него снизу-вверх.  — Говори.  — Соломон напоминает тебе, что до конца отложенного им срока осталось мало времени, и послезавтра на закате он проверит выполнение своего приказа. Тогда же и произойдет следующее собрание советников, и в твоих интересах, чтобы оно прошло гладко, а не так, как предыдущее. Бесенок говорил скороговоркой, торопясь и проглатывая окончания, будто кто-то подгонял его, и окончив, выдохнул с облегчением.  — Почти что угроза, — прокомментировал Жан. — Слишком грубо, непохоже на него.  — Почему послезавтра вечером? — Птолемей прищурил глаза. — Неделя истекает через два дня утром. Мору лениво пожал плечами, словно из него разом вытянули все силы.  — Это спорный вопрос. Соломон считает время с того момента, как отдал приказ, а отдал он его поздно ночью, почти что на рассвете. Собирать всех в такую рань он не считает нужным, как и давать тебе лишнее время на подготовку, поэтому он решил забрать у тебя несколько часов. Унас с Унассой пытались его переубедить, но… — Мору закатил глаза, — лучше бы не пытались.  — Ясно, — Птолемей поморщился. — Дело не во мне. Соломону просто не терпится.  — Скорее Сулейману, — таким же бесцветным голосом добавил Мору и собрался улетать, но Птолемей вовремя схватил его за основание крыла.  — Постой. Еще один момент. Ты встречал рядом с Хабой афритшу? Ее зовут Изрида. — Мору уверенно помотал головой. — Теперь лети. Спасибо.  — Мне нравится это все меньше и меньше, — сказал Птолемей, когда почтовый бес скрылся вдали. — Надо сказать Бейзеру, что скоро у нас будут гости. Пусть придумают что-то покрупнее беседки. Жан рассеянно кивнул, хотя Птолемею показалось, что он не слышал его слов. Послезавтра вечером все должно решиться в какую-то сторону. Он смотрел на холм, наблюдая за работой джиннов, и думал, что для них в любом случае все будет хорошо. Или отправятся домой, или останутся у него — Хабе он их в любом случае не отдаст. Хватит с них, натерпелись. А вот что будет с остальными… Нет, нельзя слушать Натаниэля и поддаваться чувствам. Так будет лучше для духов, а волшебники как-нибудь перебьются без своих слуг.  — Было бы здорово, если бы духи и волшебники научились сотрудничать друг с другом, — вдруг сказал Жан. Птолемей дернулся. — Симбиоз и все такое. Представь, как было бы здорово, если бы простолюдины не сжимались в суеверном страхе перед волшебниками, волшебники бы не были такими тварями. А древние духи поучали бы молодых: «А вот в мое время ты бы так с волшебником не разговаривал!». — Жан рассмеялся, но через секунду замолк. — Эй, Птолемей, ты чего?  — Я? Нет, ничего. — Птолемей сглотнул подступивший к горлу ком. — Ты мне сейчас так напомнил…  — Кого?  — Нет, никого. Неважно. Его давно уже нет. Но спасибо. Жан хотел спросить снова, но передумал. Они постояли так еще немного, а потом двинулись вверх по холму. Нужно было сообщить Бейзеру, что скоро у них будут гости. По дороге Жан признался, что хотел забрать «худших» Хабы себе, потому как отдавать их обратно этому извергу после всего, что они сделали, просто чудовищно. Птолемей впервые за день искренне улыбнулся.