Winter

      — Мне казалось, ты говорил, что Гидра — фанатики, — уточнил Стив. — Фанатики верят, что сверхъестественные существа отвратительны. Тогда зачем они их используют?       — После Второй мировой войны большинство фанатиков были изгнаны или уничтожены, — ответила Таша, подвигая к нему папку. — Во время Холодной войны в СССР начали возникать фракции. Видимо, новое руководство хотело избежать того, что случилось со старой гвардией, и решило сменить тактику. Бить противника его же оружием.       — Там, откуда я родом, это называется лицемерием. А фундаменталисты, отказывающиеся от собственной идеологии, — еретики.       — Для верующих это ересь. Новая Гидра, кажется, больше ратует о человеческом превосходстве. Контролировать нечисть, а не уничтожать ее.       — Разве это не то, чем занимается Щ.И.Т.?       — Как раз наоборот, — сказал Сэм. — Мы все здесь добровольно, и мы работаем, чтобы защитить людей, сверхъестественного они происхождения или нет. Гидра порабощает сверхъестественные создания, и им все равно, кому эти создания причинят боль, если это поможет им получить то, что нужно.       — И чего они хотят? — спросил Стив.       — Власти, — ответила Таша. — Они хотят обеспечить свою версию порядка и сформировать мир в соответствии со своими стандартами. Если им для этого нужны сверхъестественные методы, они их используют.       — Мне кажется, в этой комнате очень много власти, — заметил Стив. — И судя по тому, что вы мне рассказали, таких как они — тысячи. Почему же тогда Щ.И.Т. не нашел и не уничтожил их?       — Это не так просто, как кажется. Еще несколько лет назад мы не верили, что они вообще являются реальной угрозой. Мы натыкались на отдельные ячейки то тут, то там, но создавалось впечатление, что они никак не сообщались друг с другом. Они казались неорганизованными. Не объединенными одной целью. В последнее время стали проявляться определенные закономерности. Мы думаем, то, что тогда выглядело как дезорганизация, было больше похоже на крупномасштабное разделение. И теперь, похоже, они начинают объединять свои силы для чего-то большего.       — И то, что они забрали Баки, тоже часть всего этого?       — Да, мы так думаем.       — Значит, они не пытались заставить нас убить его. Они просто пытались ослабить его и схватить. Но если он так важен, почему его вообще отпустили? Разве они не держат под замком такие ресурсы?       — Мы не думаем, что они его отпустили, — заметила Таша. — Мы считаем, что они его потеряли.       — Потеряли? — нахмурился Стив. — Как? Он ведь жил в Бруклине под своим настоящим именем.       — Я не хочу сказать, что они не знали, где он. Я имела в виду, что они потеряли контроль над ним и не смогли вернуть. Бог знает, по какой причине, но возможно они решили, что снова его контролируют. Иначе они уже свихнулись бы, пытаясь подобраться к нему.       — А что будет, если они смогут его контролировать?       — Тогда мы должны выяснить, как это остановить, — сказал Клинт. — Если мы не сможем, у нас не будет иного выбора, кроме как устранить его.       Синие глаза Стива предупреждающе вспыхнули.       — Никто его не устранит. Я собираюсь вернуть его, и это не обсуждается.       Таша подвинула ему еще одну папку. Стив открыл ее и просмотрел первую страницу, после чего выражение его лица изменилось. Пока он читал, голубые радужки вспыхнули и стали золотыми. Окружающие настороженно наблюдали за ним. Он просмотрел оставшуюся часть файла, перелистывая каждую страницу со все возрастающей неохотой. Закончив, он закрыл глаза и сделал несколько медленных, медитативных вдохов, пока не почувствовал, что его острые как бритва клыки исчезли. Когда он открыл глаза, его радужки снова стали голубыми.       — Вы понимаете, — медленно произнес он, тщательно контролируя голос, — что если бы вы рассказали мне все это раньше, я бы действовал иначе, и Баки не попал бы в плен.       — Мы верили, что с тобой он будет в безопасности, — попыталась оправдаться Таша. — Мы хотели рассказать тебе, Стив. Но мы не были уполномочены разглашать эту информацию. Наши руки связаны.       Стив потер пальцами переносицу и сделал еще несколько успокаивающих вдохов.       — Он даже не знает, почему говорит по-русски. Почему он этого не помнит?       — Мы не знаем, — ответила Таша, покачав головой. — Это может быть что угодно. Чары, колдовство, травма мозга, даже посттравматический синдром. Мы подумали, что лучше не сообщать ему о…       — Я понимаю, — перебил ее Стив. — Конечно, вы не хотели говорить ему… это. Но как вы думаете, что случится с его разумом, когда он… когда они…       Его голос начал срываться от эмоций, и он замолчал, вернувшись к дыхательным упражнениям. Таша посмотрела на Сэма и Клинта, затем снова на Стива.       — Стив, когда ты добровольно вызвался участвовать в военной программе, которая должна была стать «Воющими коммандос», ты… ты когда-нибудь раньше контактировал со сверхъестественными существами?       Его челюсть вызывающе поджалась.       — Насколько я помню, нет.       — А есть что-нибудь, о чем ты не знал?       — Откуда бы я знал, что я чего-то не знаю? Идиотский вопрос.       — Послушай, я знаю, что это много, — примирительно ответила Таша. — Но мы должны спросить, потому что…       — Ты должна спросить потому, что тот, кто отдает приказы, хочет понять, кому я предан. Хочет знать, не стану ли я помехой. Так почему бы тебе не перестать играть в игры и не задать мне настоящий вопрос?       Таша выдержала его взгляд с совершенным спокойствием.       — Ты был знаком с Джеймсом Бьюкененом Барнсом, вампиром, известным как Уинтер, до службы в армии?       Стив скрестил руки и долго смотрел на стол.       — В 1930 году, когда мне было двенадцать лет, — медленно начал он, тщательно проговаривая каждое слово. — Однажды вечером я шел домой по мосту. У меня случился приступ астмы, и я упал в реку. У меня уже перехватило дыхание, а плавать я все равно не умел. Было темно и холодно, и я был один. Я знал, что умру. Все, о чем мог тогда думать, — это о моей маме, и о том, что это разобьет ей сердце.       Потом что-то схватило меня и вытащило из реки на берег. Оно казалось слишком сильным и быстрым, чтобы быть реальным, но я задыхался, был в шоке и потерял сознание. Когда я пришел в себя, мне делали искусственное дыхание рот в рот. Это был мужчина. Он был… красив. Я никогда в жизни не видел никого похожего на него.       Он улыбнулся и сказал, что со мной все будет в порядке, но я не смог ему ответить. Я был очень испуган, а мои легкие болели так сильно, что я думал, что все равно умру. Но он держал меня и продолжал успокаивать, пока наконец я не смог дышать. Потом меня вырвало, и я рыдал, пока снова не потерял сознание.       Я был слишком слаб, чтобы идти, поэтому он отнес меня домой на руках. Моя мать была просто вне себя от беспокойства. Она плакала, благодарила его и пыталась дать немного денег, что у нее были. Он не принял их и ушел, не назвав своего имени.       Через пару недель я снова увидел его: он разговаривал с какими-то девушками у музыкального автомата, и я решил, что он, должно быть, живет по соседству. Он тоже увидел меня, улыбнулся, подмигнул и приложил палец к губам, словно я не должен был ничего говорить, поэтому я промолчал.       После этого я иногда видел его вечерами, каждый раз под руку с разными красивыми женщинами, и он всегда подмигивал и улыбался. Иногда он проходил мимо и совал мне шоколадку или новый комикс, но после той ночи, когда он спас меня, мы больше не разговаривали. Мы даже не познакомились.       Но однажды он пропал. Я думал, он пошел воевать, как и все остальные. Поэтому вступил в армию и пошел на войну. Остальную часть истории вы знаете. Больше я его не видел.       После пробуждения, я провел некоторое время в Европе, заново знакомясь с миром. Привыкая к мысли, что живу во времени, когда все мои знакомые мертвы. Когда я посчитал, что готов, я вернулся домой в Бруклин, и… там был он. Человек, который спас мне жизнь восемьдесят лет назад. Как какое-то гребаное чудо.       Я был очень болезненным ребенком, и это было очень давно, так что я не удивлен, что он не помнит меня. Но не было дня, чтобы я не думал о человеке на мосту и о том, как он спас меня. Он был моим другом всю мою жизнь. Теперь у меня есть шанс стать другом для него.       Поэтому, кто бы что ни говорил, я предан ему. Моему другу. Я спасу его, и ничто меня не остановит. Если Щ.И.Т. захочет помочь, я буду благодарен. Если же встанете у меня на пути — я пройду по вашим головам.       Стив быстро поднял взгляд, когда в дальнем конце комнаты открывалась дверь. В нее вошел высокий темнокожий мужчина с лысой головой. Он был с ног до головы одет в черное, а вокруг черной повязки на левом глазу змеились глубокие шрамы.       — С возвращением, капитан Роджерс, — сказал он, держа в руках нечто, похожее на нелепо большую металлическую фрисби. — Полагаю, это принадлежит вам.

***

      Он один в холоде и темноте. Он не знал, как долго находится в таком состоянии, но кажется, что очень давно. Дни, месяцы, век жизни Земли. Здесь не было ничего, чем можно было бы измерить ход времени. Ничего, кроме холодной и бесконечной тьмы.       Затем появилась боль. Обжигающая, ослепляющая, жгучая. Раскаленные добела лезвия боли разрывали его тело и разум, отрывая от них кусочек за кусочком, заставляя кричать до тех пор, пока горло не оказалось разодрано до крови, и у него не сел голос до такой степени, что невозможно было кричать. Не было гортани, чтобы издавать звуки. Не было легких, чтобы сделать вдох.       Боль заставляла его тосковать по темноте и холоду. Темнота и холод заставляли его тосковать по боли. Мучения предпочтительнее небытия. Ничто не предпочтительнее мучений. Это все, что он знал.       Затем медленно, частица за частицей, он почувствовал, как его снова собирают воедино. Упорядочивают на системы. Эти системы выстраиваются в еще большую систему внутри тела. Тело имело кости и органы и защитный слой кожи снаружи.       Он чувствовал голову, грудь, живот. И это казалось правильным. Ноги и руки. Да. Он — двуногий. Гуманоид. Мужские гениталии. Это тоже казалось правильным. Он ощущал себя мужчиной. О, глаза! Он помнил глаза. Он открыл их, чтобы обнаружить, что они функционируют.       Они видели помещение с бетонными стенами, большое, круглой формы, с высоким бетонным потолком. Место, похоже, находилось в запущенном состоянии, что странно контрастировало с набором высокотехнологичных устройств, расположенных вокруг него. Для чего они предназначены?       Он с любопытством наклонил голову, затем его отвлекло осознание того, что он может наклонять голову, и он проделал это еще несколько раз. Когда ему это надоело, он снова переключил внимание на экраны с мигающими огоньками, словами и цифрами. Он знал слова и числа. Это символы, несущие некий смысл.       Он пытался расшифровать значения этих слов и цифр, когда услышал тяжелый, скрипучий звук, похожий на скрежет металла о металл. Он слышал. Конечно же. У гуманоидных существ есть уши. Он чувствовал, как его длинные волосы касаются их, когда он наклонял голову. Значит, у него есть волосы. Длинные волосы. Он опустил голову, и они упали ему на лицо. Они были темно-коричневые. Волнистые. Он решил, что ему нравятся его волосы.       Дверь со скрипом хлопнула. Он хотел, чтобы она открылась и снова закрылась. Звук такой интересный. Он поднял голову, посмотрел на дверь и увидел человека. Он был высоким и очень худым. Седые волосы, обветренная морщинистая кожа. Старый. Старик. Человеческая кожа сморщилась и обвисла с возрастом.       Он посмотрел на свое тело. Он, должно быть, молод. Его кожа была гладкой и обтягивала мускулы и кости. И он был обнажен. Старик же был одет в просторную серую одежду с медными пуговицами. Он надеялся, что его не заставят носить такую одежду. Она выглядела грубой и жесткой, а ему нравился воздух на обнаженной коже. Но ему не нравились эти тяжелые наручники. Он не мог двигать руками и ногами, чтобы ходить или трогать вещи.       — Доброе утро, Солдат, — произнес старик по-русски.       Солдат — это, должно быть, он. Солдат. Что-то знакомое. Не совсем верно, но близко. Он солдат. И, видимо, понимал по-русски.       Он ответил по-русски:       — Доброе утро.       Его голос оказался хриплым и низким. Ему это нравилось. Он хотел сказать больше и услышать больше, но он знал, что не должен говорить, пока к нему не обратятся. Однако он не знал, откуда ему это известно. Может, старик ему что-нибудь скажет.       — Хорошо, что ты вернулся, мой мальчик, — произнес старик. Его голос звучал холодно и был похож на змеиный, и было ясно, что он не имел в виду то, что говорил. — Ты доставил нам… так много хлопот.       Теперь Солдату казалось, будто он говорил серьезно. Он выглядел усталым и злым. Словно не отдыхал годами. Солдат осторожно наблюдал, как он подошел к одному из устройств с мигающими лампочками и экранами. Между этими устройствами и болью была какая-то связь, но он не был уверен, что это действительно так.       Старик нажал кнопку, и раздался резкий щелчок. Солдат вздрогнул, но это всего лишь ослабли путы. Он опустил руки и расправил плечи, все еще пристально глядя на старика.       — Ну, иди сюда, — произнес старик, подзывая его. — Давай посмотрим на тебя.       Солдат шагнул вперед и тут же опустил взгляд. Он шел по пружинистым черным резиновым коврикам. Ему нравилось чувствовать их босыми ногами. Он надавил на них пальцами ног и подошел к старику.       Старик обошел его несколько раз, оглядывая с головы до ног, потом отошел и застучал по клавиатуре, прикрепленной к одному из устройств. В результате на экране появилось еще больше слов и цифр. Солдат прищурился и моргнул, глядя на них, но они все еще не приобрели никакого смысла. Может, это был язык, которого он не знал.       — Как ты себя чувствуешь? — спросил старик. — Болит что-нибудь?       — Нет.       — Как рука?       Солдат посмотрел сначала на свою правую руку, затем на левую.       — Металлическая.       — Я знаю, из чего она сделана, Солдат, — вздохнул старик. — Как ты себя чувствуешь? Все нормально?       Солдат поднял левую руку, осмотрел ее, сжал в кулак и растопырил пальцы.       — Полная чувствительность. Похоже, она функционирует нормально.       — Хорошо, — пробормотал старик, снова застучав по клавишам. — Этой ведьме лучше надеяться, что так оно и будет.       Ведьма. Ему было знакомо это слово. Конечно же, эта металлическая рука не принадлежала его телу. Это работа ведьмы. На то была причина. Очевидно, он сильно зачарован. Он чувствовал, как внутри него подобно электричеству потрескивала энергия. Но для чего он был зачарован? Старик, вероятно, скажет ему. Он снова и снова сжимал и разжимал металлическую руку, наслаждаясь игрой света на хромированной поверхности.       — Ладно, давай наденем на тебя ошейник, а потом ты сможешь одеться, — произнес старик.       Солдат нахмурился и отступил на шаг. Ему не нравился ошейник. Он не знал, почему, но ему казалось, что он боится его.       — Ну, солдатик, не дуйся, — продолжал настаивать старик. — Будь хорошим мальчиком и позволь мне надеть его, или я попрошу Иосифа зайти и подержать тебя.       Солдат продолжил дуться, но подчинился, и гладкое стальное кольцо защелкнулось у него на шее. Он не хотел, чтобы к нему прикасался этот огромный, грубокожий тролль, которого старик называет Иосифом. Ошейник немедленно вызвал у него тошноту, и он пошатывался, пока не привык к чарам. Он старый, сильный и очень страшный. Он был полон тьмы, хаоса и смерти.       Он вздохнул, последовав за стариком к двери, чтобы получить снаряжение и оружие. Его заставляли убивать, разрушать, разрывать на части и проливать кровь, даже не глотая ее. Он не любил делать такие вещи. Они заставляли его чувствовать себя больным и грустным и желать холода и темноты.       Ошейник напоминал ему, что ему нравится делать такие вещи, и что он очень хорош в них. Это… звучало правильно. Должно было. Он — вампир, он убивал и пил кровь, и он невероятно силен. Спасибо, ошейник.       В соседней комнате ему выдали черное белье и носки, а также черную теплую рубашку с длинным правым рукавом и без левого. Он натянул сначала их, затем черные боевые брюки из всепогодной ткани и черные ботинки с толстыми нескользящими подошвами. Заглушающее заклинание на них легкое, но он чувствовал его, когда зашнуровывал обувь.       Два человека-укротителя надели на него кожаный нагрудник и застегнули его, затем пристегнули ременную, плечевую и сапожную кобуры. Он развел руки в стороны, в то время как укротители вставляли ножи во все ножны его брони и ременную кобуру. Больше всего он любил ножи. Он начинал чувствовать себя гораздо лучше. Ошейник согласился и послал ему согревающее и одобрительное гудение. Еще раз спасибо, ошейник.       Он хотел спросить у ошейника, кто он такой, но не хотел произносить это вслух, когда на него смотрели. Однако ошейник все равно ответил. Зимний Солдат. И это звучало правильно. Правильнее, чем просто Солдат. Да. Ему нравилось это имя. Оно звучало подобно ему самому. Он был холоден и тверд, как зима, и был хорошо обученным убийцей, как солдат. Также выдающимся природным убийцей, потому что был вампиром.       Укротители надели на него черную, похожую на морду, маску и поместили пистолеты во все кобуры. Вспомогательные ремни на поясе были набиты дополнительными обоймами боеприпасов, предназначенными для использования на различных видах сверхъестественных существ, а также сферическими нуль-гранатами. Он проверил, все ли в порядке, затем последовал за стариком по длинному коридору к тяжелым стальным двойным дверям.       — Твой ошейник будет передавать приказы по мере необходимости, Солдат, — инструктировал его старик. — Мы свяжемся с ведьмой. Берегись полудемона. Ты не сможешь убить ее, поэтому не связывайся. Ведьма спрячет тебя от ее истинного зрения, но ее обычные глаза прекрасно тебя увидят, так что держись подальше от ее линии огня.       В этот момент ведьма, о которой шла речь, подошла к Солдату. Красная ниточка протянулась от ее ауры и обвилась вокруг его руки. Его губы изогнулись под маской. Он не любил эту ведьму и ее кровавую магию, с ее мягким, приторным шепотом, крутящимся в его голове.       Ошейник напомнил ему, что она его союзница. Это звучало правильно, но она ему все равно не нравилась. Она пахла обманом и ядом. Яд — орудие убийства для трусов. Ошейник болезненно встряхнул его за это. Прости, ошейник.       — Убей любого, кого захочешь. Чем больше, тем лучше, — говорит старик. — Только волка ты должен уничтожить наверняка. Это необходимо. Не подведи нас.       Двери распахнулись, и ведьма с Солдатом проследовали за людьми через двор к ожидающему их вертолету. Это был черный штурмовой вертолет с тяжелыми пулеметными турелями. Они были лишними. Ведьма и Солдат стоили тысячи таких жалких баллистических орудий.       Она наклонилась и положила голову ему на плечо, когда вертолет поднялся в воздух. Он хотел было отмахнуться от нее, но ошейник предостерег. Алая Ведьма была его союзником и непосредственным начальником. Если она хотела использовать его в качестве мебели, это была ее прерогатива. Кроме того, она могла переломать ему все кости силой мысли. Или заставить его пить крысиную кровь. Тьфу. Хорошее предупреждение, ошейник.       Интересно, похож ли ее ошейник на тот, что был на нем? Он спросил об этом свой ошейник, но тот его проигнорировал. Либо был занят, либо избегал вопроса. Он подозревал последнее, но не настаивал. Ошейники обидчивы, когда их беспокоили слишком частыми вопросами. Ведьма, похоже, уснула, поэтому он сидел совершенно неподвижно, глядя прямо перед собой, и концентрировался на очищении своего разума.       Убить волка. Это его миссия. Это все, что он знал или должен был знать.